With Love, From Jinx and Silco

В нижнем городе ни для кого не секрет, что Вандера убил Силко. Никто бы не осмелился сказать это вслух, что абсурдно, ибо он сам сказал это Паудер — Джинкс. Когда та была в истерике, все ещё разрываясь на части при каждом напоминании о том, что она сделала со своей семьёй, она кричала ему:  - Я убила их! Я убила Майло, Клаггора и Вандера!  Вместо отвращения, которого она ожидала от своего признания, или какого-либо неодобрения ее вспышки — Силко был человеком, который ценит контроль, как она обнаружила, — он просто раздражённо сказал: - Нет. Я тот, кто убил Вандера. И она была так потрясена этим, что ее истерия вытекла из нее, как капли шиммера, выпавшие из ядовитого глаза Силко. Она видела это когда однажды шпионила за ним, чтобы узнать, для чего предназначен шприц, который он носил с собой. Это был первый раз, когда Силко рассказал ей историю о том, как Вандер предал его. Сейчас, спустя несколько месяцев жизни с ним, он рассказывал ей эту историю при каждом удобном случае. Вандер раньше делал то же самое - он рассказывал им истории о своем детстве, работе в шахте, о том, как они с Бензо познакомились, или когда он открыл «Последнюю каплю». Снова и снова он рассказывал одни и те же истории, как будто они не знали их наизусть.  Она хихикнула, осознав, что Вандер и Силко так похожи. Нетрудно представить себе доброго, миролюбивого Вандера, пытающегося убить Силко. Не тогда, когда Силко говорит об этом так прозаично. Не тогда, когда он говорит об этом так, будто Вандер в конце концов сделал ему одолжение.  Она задается вопросом, оценит ли Вандер то, что Силко сделал с его баром, так же, как Вай закатывала глаза и слегка улыбалась, когда Джинкс разрисовывала все ее вещи, не задумываясь.  Она задается вопросом, делает ли Вай ей тоже одолжение?  Теперь она следует за ним, расстроенная и пугливая, не желающая оставаться в «Последней капле», которую Силко взял на себя. Он сказал всем, что ей нельзя причинять вред ни при каких обстоятельствах и что его последователи кажутся лояльными. Но последователи Вандера тоже казались верными, прежде чем они предали его. Иногда она видит Севику, похудевшую, с мышцами изъеденными ужасной травмой, нанесенной ей Джинкс и все еще только привыкающую к новой механической руке, которую ей создал доктор. Она не хочет оставаться наедине ни с одним из них. Не то, чтобы она чувствовала себя лучше здесь. Она знает, что на нее смотрят. И если это ни для кого не секрет, что Силко убил Вандера, то взгляды которые она получает от людей, узнающих маленькую девочку, идущую за Силко, вполне справедливы — шок, возмущение или жалость. Она держит голову опущенной.  Когда Силко наконец останавливается, он оказывается перед наполовину построенным фонтаном. Куски металлолома были сварены вместе в форму, напоминающую крупного человека. Она наклоняет голову и чувствует в ней что-то знакомое. После наконец оглядывается и с опозданием замечает, что люди все еще приносят и добавляют к нему кусочки. Те, что уже были там — остановились, беспокойно оглядываясь при их появлении. Она ловит взгляды нескольких людей, бросающих детальки на табличку перед фонтаном.  Вандеру, другу и отцу.  - О, - говорит она тихо, но в тишине это разносится по всей поляне, и она съеживается.  Один из мусорщиков неторопливо подходит, останавливаясь в нескольких шагах от Силко. Он выглядит воинственным, но из-за того, что держится на расстоянии, видно, что он боится — если не Силко, то громадных охранников, скрывающихся где-то позади него.  - Это мемориал, - выплёвывает он с усмешкой на лице. - « Хорошему человеку ».  - Хм, - отвечает Силко. Он не отводит взгляда от недостроенной статуи, чтобы обратиться к мужчине. - Я вижу сходство. - Бороды не хватает, - шепчет Джинкс, и Силко переводит взгляд со статуи на нее . Это даёт ей приятное, трепетное ощущение, что он старается не игнорировать ее, даже здесь, когда все остальные смотрят.  - Я полагаю, что да. Когда-то он был молодым и безбородым, - предлагает Силко, и она думает, что он может ее дразнить, поэтому морщит нос.  - Но теперь у него была борода, - отвечает она.  «Это он сделал»,Силко с тоской оглядывается на подобие Вандера.  Все остальные, кажется, коллективно затаили дыхание.  - Это прекрасный мемориал, - наконец говорит он, и она смотрит, как все одновременно выходят из своих напряженных поз. Это почти красиво, рябь таких маленьких слов на таком большом пространстве.  Силко поворачивается и отступает, а его приспешники следуют за ним. Джинкс на мгновение взглянула на то, что станет лицом Вандера, когда статуя будет готова. В нескольких шагах она слышит, как Силко остановился, без сомнения, чтобы обернуться к ней. Она роется в карманах, надеясь найти что-нибудь подходящее. Несколько винтиков и винтов, пустой пузырек, который она украла из кабинета доктора, потому что никогда не знаешь, и - ах! Ребристая монета, вроде тех, которые, как она видела, люди бросали Вандеру на прилавок в обмен на выпивку.  Она шаркает к фонтану, обходя мусорщика и благоговейно кладет монету на край.  - В дорогу, - выдыхает она, а затем разворачивается и скачет к Силко, который терпеливо ждет, пока она его догонит. Она чувствует себя легче, чем когда-либо.  ***  Джинкс думает, что Силко любит Севику.  Ну, может быть, любовь - это сильно сказано. Севика вернулась к своим обычным делам спустя почти год со своим новым протезом, и теперь у нее еще более устрашающий профиль, с ее мерцающей техногенной сменной рукой. Она выглядит очень круто. Жаль, что Джинкс ее не любит. Раньше Севика никогда не обращала особого внимания на Паудер, хотя Паудер немного трепетала перед ней, так же, как она трепетала перед Вай. С тех пор, как Джинкс отрубила ей руку, у нее появилось ощущение, что Севика всегда в двух шагах от жажды крови. Это точно не заставляет девушку чувствовать себя желанной.  Тем не менее, Силко доверяет им обоим. Достаточно, чтобы он принял критику Севики в адрес Джинкс, несмотря на острую опасность, которая исходила бы от него, если бы она была от кого-то другого. И наоборот, он разрешает Джинкс ее жалобы, хотя и говорит ей держаться подальше от Севики, а не позволять ей бегать вокруг себя, как со всеми остальными его последователями.  Иногда она думает, что это может быть проверкой. В тех редких случаях, когда жалобы на Джинкс не вызывали ужасного холодного гнева, вместо этого они вызывали ужасно склизкое веселье. Это, проверка, но, возможно, не для нее.  Она не знает, когда перестала видеть в Силко угрозу и начала видеть в нем утешение, но так или иначе она знает, что может спросить его о чем угодно. И она спрашивает его, любит ли он Севику.  Силко колеблется, не то чтобы он шокирован ее прямолинейностью, не после их первоначального осторожного кружения, выяснения возможностей и границ друг друга, прежде чем впасть в удивительно расслабленное движение туда-сюда между ними - но озадаченный мыслью, как будто она никогда не приходила ему в голову. Он обдумывает свой ответ, прежде чем дать его.  - Я давно ее знаю, — наконец говорит он.  Это не совсем ответ. Джинкс тоже давно знает Севику - уже много лет! Почти столько же, сколько знала Вандера.  - Сколько? - скептически спрашивает она, потому что в природе детей больше ценится количество, а не качество.  Уголки губ Силко дергаются в его обычной чуть-чуть-улыбке.  - Мы познакомились, когда были чуть старше тебя, - объясняет он. Джинкс падает на его диван и подтягивает колени к груди, свернувшись в удобный клубок. Это его голос рассказчика. - Многие дети тогда работали в трещинах - на шахтах. Севика была невероятно проницательна. Она поймала меня на краже хлеба из помещения надзирателей и сказала, что не скажет, если я дам ей половину. И, я дал ей то, что в противном случае дал бы Вандеру.  Он постукивает пальцами по столу, его здоровый глаз смотрит куда-то вдаль, погруженный в воспоминания. Его едва-едва-улыбка стала слишком большой, чтобы ее можно было считать едва-едва, хотя на ком-то другом она все еще была бы немного тусклой. Джинкс не перебивает, вникая во все это.  - После этого я чувствовал себя ужасно виноватым - не за кражу, а за то, что потерял долю Вандера, хотя он понятия не имел, что я собираюсь что-то украсть, - усмехается Силко и по своей обычной привычке осторожно проводит пальцами по лицу. - Когда я сказал ему, он рассмеялся мне в лицо. Сказав, что я дурак, и Севика, наверное, за милю это учуяла.  - Могла ли она? - Джинкс едва дышит когда глаза Силко встречаются с ней.  - Севика хорошо разбирается в людях. У нее хорошее чутье, и это помогает ей хорошо выполнять свою работу, - объясняет он. - Я верю, что она сделает все, что несёт для нее хоть каплю выгоды. Пока это соответствует моим целям, она не проблема.  Джинкс обдумывает это. Силко никогда не отвечает на ее первоначальный вопрос. Но она начинает замечать, как они бездумно делят сигары, когда вокруг никого, кроме нее, не видно. Она думает о молодой Севике угрожающей Силко из-за дополнительной еды и о молодом Вандере, смеющимся над тем, как его лучший друг впервые перехитрил кого-то.  Джинкс уверена, что Силко любит Севику.  *** Джинкс любит Вай.  Она знает это, как и то, что это не изменится, даже если все ее чувства к Вай исказятся и застрянут, как шестерёнки старых часов. Иногда она думает о Силко и о его уверенности когда он говорит о том, что любил Вандера, о том, что его предательство разорвало его на части, о том, что убить его было правильным решением - единственным выходом. Она задается вопросом, чувствовала бы она себя лучше, если бы у нее была возможность убить Вай, вместо того, чтобы чувствовать себя обтрепанным концом нити без узла, чтобы связать край их отношений. Кто-то поднес нож к верёвке между ними и перепилил ее. Наверняка Вай не просто так ушла, верно? Силко сказал, что она мертва, но он также сказал, что не убивал ее. Если не он ее убивал, и Джинкс не убивала, то кто?  - Она действительно только что ушла. Обежала весь мир, лишь бы уйти от тебя.  Джинкс время от времени слышит голос Майло. Небольшой отвлекающий шепот, вроде того, что он обычно говорил, когда дразнил ее. Это неправда! Он просто пытается напугать ее. - Напугать тебя? - Он подло смеётся. - Правдой?  Если бы это была правда, Силко просто сказал бы ей. Он не имел привычки лгать ей.  - О которой ты знаешь.  Клэгор тоже иногда появляется, но он не дразнит Джинкс, как Майло. Он говорит ей трудные вещи, которые она не хочет слышать. Например, Силко лжет ей о Вай. Но разве это важно? Независимо от того, мертва Вай или нет, ее здесь нет. Джинкс говорит себе, что это не имеет значения, потому что Вай не вернулась бы, даже если бы у нее был выбор. В конце концов, Вандер так и не вернулся к Силко, даже годы спустя.  Джинкс сидит у основания статуи Вандера, которая, кажется, сияет в окружении грязи переулков. Даже по прошествии стольких лет люди все еще не забывают его полировать. Она играет с одной из своих косичек, которая теперь достигает талии, закручивая металлическую гайку между прядями, чтобы не потерять ее. Когда она пришла сюда во второй раз - на этот раз одна, без Силко, - она обнаружила, что монета, которую она положила, была приварена к углу таблички, прямо над словом «отец». Теперь она проводит пальцами по ребристым краям, жалея, что не может спросить об этом Вандера.  Силко никогда не отворачивается от ее вопросов, но он не особенно любит Вай. Он уважает любовь Джинкс к ней, так же, как она уважает его любовь - хотя он никогда не называет это так - к Севике, но они стараются избегать этой темы.  У подножия фонтана лежит пепел. Он мог быть от кого угодно, но она не сомневается, что он от сигар Силко. Она знает, что он приходит сюда сам, чтобы поговорить с Вандером, как и она и много раз задавалась вопросом, слышит ли он голос Вандера так же, как она слышит голоса Майло, Клаггора и Вай. Возможно, они оба были обречены слушать своих братьев и сестер только после их ухода.  Есть несколько сувениров от ее семьи, которые ей удалось сохранить, спрятанные на неисправных пропеллерах, которые Силко мелодраматически называет ее «логовом», а Севика сухо выплевывает «логово безумия». Одной из таких вещей является сигнальная ракета, которую Вай дала ей прямо перед тем, как уйти спасать Вандера.  Вай обещала найти ее, если она зажжёт. Уже много лет Джинкс слишком страшно ее зажигать или просто выкинуть. - Она не придет, - усмехается Майло. - Она этого не увидит, - извиняющимся тоном возражает Клэггор.  Джинкс смеется над ними всеми. Спорим и сейчас. Она смотрит на статую Вандера и представляет его таким, каким он был с ней - добрым, сильным и непоколебимым. Пришел бы он, если бы Силко попросил о помощи, а не утащил его? Несмотря на то, что Силко говорит о том, как его предал Вандер, он никогда не говорит, почему. Что заставило Вандера отвернуться от брата и что могло это изменить?  Силко не просит о помощи, но принимает ее. Он все чаще устает и она видит напряжение вокруг его глаз, когда токсины вызывают у него более сильные мигрени, чем обычно, когда холодная и сырая погода заставляет его кутаться в несколько слоев жилетов и больших пальто, чтобы скрыть свою почти незаметную дрожь. Когда он плохо спит, из-за надоедливых кошмаров, которые он отказывается признавать. Джинкс тоже устала, но у Джинкс крепкие руки - крепче, чем у него. В первый раз, когда она взяла его шприц и спросила, может ли она сделать это для него, ему потребовалась почти целая минута, чтобы ответить ей. Целая минута пристального взгляда на нее, молчаливо задающегося вопросом о ее мотивах, распутывания многолетних отношений между ними, как будто он держал ее намерение в руке и переворачивал его для проверки. И вот наконец - наконец - он кивнул и нервно откинулся назад.  Ей было приятно помочь. Когда у Вандера болела рука в холодную погоду - они заботились о том, чтобы помочь ему за барной стойкой, когда они узнавали, что у него проблемы то всегда приходили на помощь. Вандер тоже не просил о помощи, но принимал ее.  Джинкс любит свою сестру, но когда придет время - если придет время - она не знает, будет ли готова принять от нее помощь. ***  В течение нескольких месяцев после смерти Вандера, Силко чувствует как его влияние распространяется по улицам, подобно заражению. Есть те, кто опустил голову и спрятался, не желая мутить воду после того, что можно было бы считать враждебным захватом. Другие стиснули зубы и высоко подняли голову, оплакивая прискорбную необходимость убить столь любимого человека, чтобы осуществить перемены. Прочие все еще плевали на землю вслед за Силко, хотя единственный, кто сделал это ему в лицо, был без промедления убит Севикой. Силко выдержит много трудностей, но неуважение к ним не относится.  Мнения других о нем не имеют значения, пока те с кем он работает, преследуют те же цели. По крайней мере так он говорит себе. За исключением того, что он чувствует Вандера в каждом уголке этого заведения - его боль, его осуждение, его любовь. Иногда ему становится душно в своем новом офисе, который раньше принадлежал Вандеру. Он заменил мебель и убрал вещи Вандера, но он видел, как бережно тот хранил свое рабочее место — почти так же, как Силко хранит его сейчас. Когда-то они, возможно, разделили бы его или нашли бы здесь друг друга, чтобы перекурить после напряженного дня. Вместо этого он узурпирует его у предателя, которого больше не решается назвать братом.  Тем не менее, присутствие Вандера чувствуется и на его территории, которое не исчезает даже после его смерти. Но имеет смысл устроить свою штаб-квартиру здесь, в месте, которое уже посещают многие жители Зауна, место, где Севике удобно, и где дочь Вандера - где Джинкс уже чувствует себя как дома.  Конечно, последнее не является приоритетом для его целей, но,  кажется правильным. Его губы скривились в гримасе, когда он понял, что делает что-то такое бессмысленно-сентиментальное без какой-либо выгоды для своего дела, но он видит что-то от Вандера в девушке и даже больше от себя. Он понимает, что такое быть покинутым, и ему некому было тогда помочь подняться, кроме него самого. Таким образом, он действительно должен винить только себя, когда маленькая девочка бродит по заведению, никем не остановленная и влетает в его офис, как она делала это тысячу раз. Но, что он знает о ее отношениях с Вандером? Вандер потерял право иметь Силко в своей жизни, когда утопил его. И это включает в себя Силко, проявляющий какой-либо интерес к его детям.  - Уже поздно, - говорит он, когда она слишком долго стоит неподвижно в дверях.  - Не могла уснуть, - пожимает она плечами, не глядя на него. Она сжимает плюшевого кролика, который знавал лучшие времена. Он не знает, пришла ли она сюда, ожидая его или поздний час позволил ей на мгновение забыть о том, что случилось с ее семьей. Он не уверен, что хочет получить ответ.  Она оглядывает офис усталыми налитыми кровью глазами и он с горечью подавляет волну застенчивости, которую она вызывает в нем. Он не хочет, чтобы его сравнивали.  - Ты когда-нибудь скучал по Вандеру? - спрашивает она наконец, и он не столько застигнут врасплох вопросом, сколько ее смелостью задать его.  Он закрывает глаза и откидывается на спинку стула. Как он обычно отвечает? Я ненавижу его. Я уважаю его. Его больше нет. Он хотел , чтобы я ушел.  - Каждый день, - вместо этого вырывается у него изо рта. Когда он открывает глаза, то голубые глаза девушки становятся большими, как блюдца и они не отходят от глаз Силко.  - Тогда зачем ты его убил?  Это более простой вопрос.  - Вандер был важной частью моего прошлого, - осторожно объясняет он. - Любая роль, которую он мог сыграть в моем будущем, была бы препятствием.  Она выглядит неудовлетворенной ответом, ее лицо сморщивается, как у детей, когда они напряженно о чем-то думают. Она задумчиво проводит рукой по длинным ушам игрушечного кролика.  - Была ли я препятствием для Вай? - спрашивает она тихо, как будто не уверена, стоит ли спрашивать.  Ах. Вай - старшая дочь Вандера. Он не знает, какие отношения были у сестер раньше, но узнает предательство, когда видит его. Если он валяется в этом кабинете столько лет после собственной травмы, то этот ребенок, должно быть, все еще не оправился от того, что произошло всего несколько недель назад. Он горько улыбается и задается вопросом, смеется ли дух Вандера над ним в загробной жизни.  - Ты и Вай - это не то же самое, что я и Вандер, дитя, - говорит он.  - Чем мы отличаемся?  - Вай, может быть, и бросила тебя, но ты не убивала ее.  Не то чтобы мы с Вандером убили друг друга.  - Но я убила Майло и Клаггора. Я это сделала! - ее голос надломлен и отдает усталостью, как будто она говорила это себе тысячу раз.  Сначала Вай, теперь Майло и Клаггор. Столько детей на попечении Вандера. Силко и представить себе не мог, что его друг станет отцом. Дать им имена - значит сделать их реальными, а они уже мертвы, так какой в ​​этом смысл? Они были всего лишь сиротами, которых Вандер взял к себе, чтобы смягчить свою вину за всех мертвых друзей, которых он оставил на мосту. Они не имели значения.  Однако его чувства к ее братьям и сестре не помогут этой маленькой девочке. Он не лгал, когда говорил, что они не одинаковы, как бы он ни чувствовал их.  - Ты хотела? - спрашивает он спокойно и ясно.  - Нет, нет, клянусь! - отрицает она и к нему подкрадывается знакомая грань истерики. Он мягко шикает на нее, не желая, чтобы она впала в припадок, когда он чувствует себя не готовым справиться с этим.  - Ну вот, - решительно заявляет он, поднимая ладони, как бы уступая очко.  Она смотрит на него так, как будто он - загадка, которую она не может разгадать, с надутыми губами, которые были бы яростными, если бы не были такими грустными. Он чувствует то же самое по отношению к ней, так что по крайней мере в этом они согласны. Она подходит к его дивану и жалко падает на него со всем изнеможением, которое может выдержать ее маленькое тело.  - Но… я все еще скучаю по ним, - признается она.  Он делает глубокий, болезненный вдох.  - Как и я, - признается он в ответ. На этом разговор должен был закончиться, но девушка не уходит, и он чувствует себя не в своей тарелке. Как жаль, что дети должны заставлять взрослых чувствовать себя неполноценными просто своим существованием. Он чувствует, как горький стыд вскипает быстрее, чем он успевает сжечь его бесплодным пламенем своих амбиций - он ведет себя так, как будто знает, как помочь этой девушке пережить предательство сестры, но, похоже, он не пережил свое собственное. Вот он, прячется в старых комнатах Вандера, делая вид, что не цепляется за память о брате даже после его убийства.  - Тебе будет спокойнее спать здесь? - предлагает он как оливковую ветвь, кивая на кушетку, на которой она уже растянулась. Она молчит на мгновение, обдумывая это.  - Можно я буду спать у тебя на потолке?  Он открывает рот, чтобы возразить, но из-за усталости образ его и Вандера, заползающих в тесное пространство, когда они были достаточно маленькими, непрошено приходит ему на ум. Всегда было безопаснее со стенами со всех сторон или с возвышенностью. Девушка не шевелилась, ожидая его реакции перед следующим толчком. Толкает, всегда подталкивает его, чтобы увидеть, как далеко она может зайти. Он машет рукой в ​​знак согласия, она улыбается и карабкается в угол комнаты, как будто уже знает, где лучше всего держаться за руки.  - Если ты упадешь на меня, я тебя вышвырну, - говорит он, и она смеется, пока брюнет внимательно наблюдает, чтобы убедиться, что она благополучно поднялась.