Убить белого короля

      Тревис умирал. Горячий, сухой, выдувающий нутро хаос пожирал его сопротивляющуюся душу и иссушивал тело. Он слабел на глазах, теряя силы до того быстро, что уже не был в состоянии даже открыть глаза. Удушающий паралич сковал мышцы, сделав его рабом собственной плоти. Разум ещё тлел внутри, но физическая оболочка крошилась и разрушалась.       И хуже всех прочих неудобств была Тварь. Она уже несколько недель остервенело грызла его. Невидимая никому больше, неосязаемая, между тем, она по-настоящему кусала его, вырывала куски неизвестно даже чего и никогда не останавливалась. Тревис видел её и с открытыми глазами, содрогаясь от каждого нового нападения. Но, когда возможность проснуться исчезла вовсе, Тварь возликовала, сделавшись его личным адским надсмотрщиком. Наверное, это и была преисподняя: огонь, боль и невозможность прервать бесконечные страдания.       Но Тревиса терзало не только это. Наряду с Тварью, его атаковали мысли. Он думал о том, как низко пал, каким бесчестием замарал душу, каким стыдом должно было казаться его существование. Горы обнажили правду - он стал чудовищем, зверем, способным в момент голода забыть и о морали и о любви. Для этого зверя стирались все заповеди, все ограничения и нормы. Он просто брал то, чего ему хотелось. И, если для вампиров это считалось нормой - то он отрицал такую норму. Отрицал навязываемые правила. Отрицал новую необходимость. Всем своим существом он стремился обратно, к свету и человечеству, но свет не находил его. Солнце больше не освещало его покрытую мраком вселенную.       Он завис в этой пустоте и темноте, как живой в могиле - ослепший и оглохший, не имеющий возможности двинуться или уйти. Оставленный всеми и всем. С самого своего рождения брошенный на произвол судьбы, гонимый, как сор из приюта в приют, болезненный и худой, склонный к меланхолии и социофобии. Только три светоча, как благословение, зажглись в его жизни: это верные Марс и Дей, любящие приёмные родители и Та, что ранила его сердце. Горечь несправедливости и пропасть одиночества растворялись, стоило теплу любви разлиться по телу. В муках темноты, под острыми клыками безобразной Твари, он вспоминал Её и снова верил в добро. Её призрак заменил ему солнце. Она улыбалась, протягивала к нему руки и свет снова, казалось, льётся к нему, успокаивает и обещает спасение. - Кесс…       Вряд ли он смог вымолвить её имя по-настоящему. Скорее, это произнесло его запертое сознание. Но он смог сделать хотя бы это, и новый навык увлек его. - Кесс, Кесс…где ты? Я здесь, в темноте. Мне так плохо, я умираю, Кесс. ты же всегда приходила ко мне на помощь. Где же ты сейчас? Неужели, я и правда так жалок? Неужели точно недостоин?       Подобные вспышки надежды всегда оканчивались тотальным, оглушительным отчаянием. Чернота самоуничижения достигала таких вершин, что разум в определённый момент гас, увлекаемый на дно небытия, звенящей усталостью нервной системы. В очередное пробуждение от такого “падения”, Тревис заметил нечто новое.       Платье. Длинное, черное подвенечное платье с широким шуршащим шлейфом появилось в пустоте. Умерли звуки. Тварь прекратила прыжки и визгливо сжалась в мокрый, гноящийся комок. Тревис, или тот его мысленный образ, что обитал в сознании, замер, не в силах отвести взгляда от струящейся, холодной даже на вид ткани. Длинные рукава с широкими манжетами и плотная черная вуаль на лице, надёжно скрывали саму хозяйку платья. Но её размеренная поступь и неуловимая текучесть движений, вместе с ощущением какой-то глубочайшей инфернальности, заставили Тревиса похолодеть от страха.       Он понял, что грядет нечто неотвратимое. Нечто невозвратное. Финальное. Если можно так выразиться…       До его измученного мозга, дошло, что это и в самом деле конец. Самый настоящий. Идущий к нему с бесстрастной неспешностью уважающей себя женщины. - Пожалуйста, не надо.       Он вымолвил это почти шёпотом, широко открытым внутренним взором глядя на приблизившееся к нему на расстояние шага, непостижимое в своем величии существо. Женщина остановилась, красивым, эстетичным до гибельности жестом приподняв самый краешек чёрных кружев, скрывавших её лицо. Тревис увидел острую линию подбородка, алую налитость губ, округлые крылья носа. Женщина что-то говорила, но звук не долетал до ушей. Остро мелькнуло ощущение немого кино, но оно пропало, стоило потустороннему голосу незнакомки всё-таки пробиться в его бьющийся в агонии разум. “Николас Дрей, пришло время умирать”. - Нет!! Я не хочу! Нет! Кесс, где же ты? Спаси меня! Кесс! У меня больше никого не осталось! Пожалуйста, не делайте этого. Я ещё не готов! Кто-нибудь!       Женщина улыбнулась, и беззвучно произнесла что-то ещё, но именно в этот момент произошло непредвиденное: Откуда ни возьмись, прямо на чёрное кружево, прикрывавшее верхнюю половину лица, упала снежинка. И она показалась Тревису настолько ослепительной и совершенной, что он даже забыл о страшности момента. Он видел все её острые, блестящие края так четко, что мог бы запросто воспроизвести потом по памяти. Она сияла, как случайно сорвавшаяся с неба звезда, не тая, не разрушаясь, не теряя своей ослепительности.       Черная вуаль вернулась в прежний вид, полностью скрыв лицо. Рука опустилась. Женщина почудилась Тревису стоящей дальше, чем была. Что-то резко поменялось с прилетом этой одной единственной предвестницы будущего снегопада. Почему-то смерть решила отступить перед ней. - Так значит, не в этот раз?       Он и сам не знал для чего задал этот несуразно глупый вопрос, будто разочаровавшись в исходе их встречи. Незнакомка повернула голову. До Тревиса, как всегда с некоторой задержкой, долетели её слова: “В другое время ты придёшь ко мне сам”. Она повернулась и пошла прочь. Шорох ее платья становился всё глуше и неопределеннее, пока Тревис не ощутил, что остался в одиночестве. Тварь всё ещё безмолвствовала и не заявляла о себе. Он же, недвижно стоял посреди темной пустоты, а сверху, прямо из несуществующего неба, на него падал снег. Белый. Холодный. Спасительный.       Тревис очнулся и открыл глаза. Оказывается, снег шел не только во сне. Серое небо, затянутое ровным ковром туч сыпало и сыпало белую труху с безмятежностью занятого привычным трудом человека. Холодные ажурные кристаллы воды падали на лицо и Тревису хотелось плакать от нежности этих прикосновений. Они спасли его, буквально от неминуемой смерти. Но, как? Почему?       Мозг начал оживать и мыслительные процессы в нём потекли с удвоенной силой. Так что, Тревис смог обратить внимание и на окружающую обстановку, не без удивления обнаружив себя лежащим на дне незнакомой, титанически огромной пещеры. У неё не имелось верха, так что, снег беззастенчиво сыпался внутрь. Зато каменные стенки, раздутым колодцем уходящие к поверхности, в высоту имели не меньше двадцати, а то и тридцати метров. По крайней мере, такое число подсказал глазомер.       Тревис с трудом приподнялся и сел. Но, голова тут же закружилась, к горлу подступила тошнота и волна накатившей дурноты уложила его обратно. Лучше он пока полежит и посмотрит вверх, сквозь серую пелену снега. Благо, по неким неизвестным причинам, неудобств от нахождения на голой, каменистой земле, он не ощущал. Даже медленно образующиеся заносы снега на одежде не смущали его. Он лежал, смотрел в небо и не о чём не думал. Впервые в жизни ему было хорошо просто от того, что он жив. Время неги текло размеренно и не опережало неспешности безветренного снегопада, но всё когда-нибудь заканчивается. Так закончилось и оно. И закончилось самым грубым и самым неприятным для Тревиса образом. Откуда-то, из необъятности пещеры, скрытой от взгляда лежащего человека, прилетело ледяное копье. Невероятным чудом, Тревис успел заметить летящий предмет в последнюю секунду и немного отклониться в сторону. Благодаря чему, ледяная трехметровая игла не убила его, а “всего лишь” раздробила правое плечо, как бабочку приковав к земле. Он заорал и забился.       Не более, чем двумя мгновениями после, вслед за копьем появился и его хозяин. Глаза Тревиса налились кровью только от одного брошенного на него взгляда, а рот наполнился слюной бешенства. Боль и страх отступили. На их место пришел гнев. Тревис зарычал, буквально зайдясь трясучей лихорадкой от злости. Задёргался, пытаясь встать, но проклятая рука никак не хотела вытаскиваться из-подо льда. Тревис понял, что ещё секунда промедления и он просто отгрызет её, чтобы она не мешала ему броситься на врага.       “Наконец-то он снова появился. Наконец-то он его нашёл. Наконец-то он поквитается с ним за всё”.       Но он не успел выполнить не одного из своих желаний. Стоило великану невозмутимо забрать оружие, как поднявшийся по команде снег, круговым вихрем разделил противников. Тревис вскочил на ноги, даже не замечая плетью повисшей, кровоточащей руки. Он непрестанно рычал, не имея возможности нормально говорить от ломающей челюсти, трансформации. Тварь в груди ликующе выла, роя лапами его сердце. Чёрная, булькающая жижа текла из появляющихся от этого ран. - Выр-рходи!! Ты слыр-ршишь меня?!       Потеряв от эмоций разум, Тревис, как слепой бросился прямо на визжащую от скорости вращения, снежную стену. Его отбросило с такой силой, что он сумел пролететь всю пещеру, с грохотом врезавшись спиной в мокрый гранит стены. Оглушенный он упал на пол. Снова начал дышать. Морозный воздух огнём ворвался в потяжелевшие лёгкие. В ушах зазвенело, а во рту растеклось железо. - Убью…всё-р-равно убью…       Он поднял голову, взглядом ища великана, но картинка реальности плыла и раздваивалась. Оттенки белого смешались в неразличимую кашу. - Где ты?! Покажись, чтобы я убил тебя!       Он снова заорал, но ничего не изменилось. Заколдованная буря выла и скрежетала ломающимися снежными кристаллами. За ней нельзя было различить ничего. - Тревис! Тревис ты здесь?!       Разгоряченное сердце Тревиса пропустило удар. Он похолодел и замер. А потом вскочил и грудь его заходила ходуном от нечеловеческого страха. Страха за любимого человека. - Кесс!! Не подходи!! - Что здесь происходит?! Ты где? Ты живой?!       Её встревоженный голос с трудом пробивался сквозь грохот снежной стихии. От паники у него затряслись руки. Он попытался взглядом отыскать её в буране. - Живой! Всё хорошо! Уходи отсюда!! - Я иду к тебе! - НЕТ!!       Впервые Тревис настолько испугался. Даже забыл о своей мести. Перед глазами его как живая вспыхнула картинка проткнутой желтой машинки с разбитым лобовым стеклом, россыпь осколков и агонизирующее тело отца на его руках. - Пожалуйста, Кесс, не надо…пожалуйста, уходи отсюда.       Всё ещё в шоке от видения, он прошептал это и вздрогнул, увидев, девушку метрах в десяти от себя. Она держалась рукой о стену, другой прикрывая лицо от ветра. Её серое, шерстяное платьице безжалостно рвали на части острые снежные зубы. По бедру била полупустая дорожная сумка. Тонкие ноги оголились выше колен и дрожали. Волосы, золотыми всполохами метались на непокрытой голове. Но она упрямо шла к нему и даже не подозревала о грозящей ей опасности. - Кесс, стой! Поворачивай обратно! Он сейчас заметит тебя!! - Кто заметит? - Великан!       Но Тревис не успел предотвратить неизбежного. Он скинул с себя напавшее оцепенение слишком поздно и побежал к ней, когда ледяное копье уже вылетело из сердца бурана. Как в замедленной съёмке он проследил за его величественным полетом. Голубые сколы льда блеснули истинной кровожадностью, проносясь мимо него к самой невинной своей жертве. - НЕТ!!       Копьё вошло в тонкое, женское тело с ужасающим звуком. Он не услышал даже вскрика. Брызнула кровь, отлетела на снег оторвавшаяся с лямки сумка. Пещера отозвалась недовольным клокотанием и гулом. Сверху посыпались камни и дерн. Тревис замедлил шаг и остановился. Копьё всё ещё прирастало к стене уродливой голубой глыбой, полностью скрывая под своей смявшейся массой погребённое тело девушки. Он упал на колени. - Кесс…       Мир в очередной раз закончился для него. Снова. Всё опять повторилось. Проклятый снег. проклятый великан. Проклятая судьба терять всех, кто дорог от одной и той же руки!       Трэвис понял, что дошел до края. Если до этого он еще внутренне боялся своего превосходящего противника, то сейчас ему стало наплевать. Он поднялся. Здоровой рукой отряхнул грязь с колен. Развернулся и спокойно встал прямо перед вращающейся снежной стеной. Сердце его заледенело и умерло вместе с той, что всегда приходила ему на помощь.       Он понял, что больше нет смысла быть добрым, нет смысла тянуться к человечности, нет источника, дарившего ему свет. Он отвел в сторону руку в приглашающем и даже немного театральном жесте. - Да будет тьма.       Зло, вырвалось прямо из его груди чёрными, алчущими клубами, как живое, устремившись вперёд, ища лазейки в стене. Сжиженная темнота густой смолой потекла из глаз. Тень под ногами смялась и расползлась, слепыми суставчатыми тварями заполняя окружающее пространство, беря оппонентов в плотное кольцо. Даже снег, падал внутрь уже чёрным.       Вращение вихря прекратилось. Ветер спал и Тревис увидел своего врага. Он стоял прямо перед ним - безмолвный и безликий, с колючей антрацитовой короной на шлеме. Стоял, как всегда, ничего не объясняя. Как всегда, преследую одному ему известную цель. - Ты уже всё отнял у меня. Когда ты уже исчезнешь из моей жизни?! Почему ты всегда молчишь?!       Тревис орал, но понимал, что напрасно тратит время на разговоры. Беседы не будет. Великан не скажет ничего, как бы он не вынуждал его к диалогу. Всё, чего можно ждать - это бой. Схватка неравных, противоборствующих сил. - Хорошо. Не хочешь говорить, тогда и я замолчу. Мне ведь нужно просто убить тебя? Звучит легко, хоть я и не представляю как это сделать. Наверное, мне нужно как-то управлять всем этим. - Он обвел глазами свое “темное войско” и снова сосредоточился на противнике. - Надеюсь, у тебя есть ещё одно копьё.       Великан не успел как-то отреагировать на вопрос, когда вся тьма разом устремилась к центру. Костеногие теневые уродцы особо-неистово заверещали, лавинообразно заползая на белый доспех, скребясь в него, царапая и разыскивая хоть микрон щели между стыками, чтобы ввинтиться внутрь и сожрать. Туман, клубящимся пульсрующим червём обвил задёргавшуюся фигуру. Синий свет в прорезях шлема на мгновение погас и снова вспыхнул. Великан издал низкий гортанный звук и в следующий момент просто исчез, внезапно рассыпавшись фонтаном снежинок. Потерявшая цель тьма, озадаченно осела на пол.       Тревис, не ожидавший столь подлого и трусливого хода, опешил, глупо завертев головой. Но, секунды таяли, а враг всё не спешил появляться где-нибудь за спиной. Ещё минута и Тревис понял, что этой бой проигран. Противник не стал тратить на него время. Он уже бросил копье и как в первый раз, просто ушёл, исполнив свою задачу.       Скорее всего, он даже не принял его всерьез.       Тревис опустил голову и только сейчас понял, насколько же он устал. Правая рука онемела и висела тряпкой. Собственной крови под ногами натекла целая лужа. Лицо болело, вернувшись в исходную форму. Кесс…была мертва.       Он обернулся. Ледяной саркофаг не изменился. Возле него валялась наполовину запорошенная сумка. Тревис подошёл и поднял её. Внутри что-то лежало, но смотреть он не стал, прижал к груди и заплакал, уткнувшись лицом в мягкую, потертую ткань. В его жизни было много черных дней, но такой непроглядный обрушился на него впервые.       Вампиры появились словно из неоткуда. Тревис ни услышал их приближения, ни увидел. Он осознал, что не один только, когда сильные руки рывком поставили его на ноги. Пелена скорби ещё укрывала его глаза и очертания хмурых, бледных лиц размывались. Всего он насчитал шестерых прибывших. Двое, удерживали его за плечи, остальные, похоже, сопровождали. Ему сказали что-то на незнакомом лающем языке, но он ничего не понял. Тогда, незнакомцы перестали пытаться наладить диалог и просто потащили его вместе с собой в неприметный, скрытый каменным зигзагом, естественный проход в стене.       Потом следовал длинный, длинный путь. Они шли бесконечными извилистым коридорами, то поднимаясь, то спускаясь, петляя между галерей и плохо-освещенных залов. Навстречу им всё чаще попадались “прохожие” - местные жители, построившие свои дома в недрах гор. Вампиры всех возрастов двигались по этим мрачным подземельям с непринужденной легкостью. Многие из них любопытно останавливались, разглядывая новенького, но никто не вмешивался в дела дворцовой стражи. Никто не посмел бы загородить им дорогу.       Наконец, когда Тревис обессилел так, что безвольно повис на руках, временами проваливаясь в бессознательное, они куда-то дошли. Распахнулись тяжёлые двери, под ногами заблестел полированный мрамор. Тревиса втащили внутрь и бросили. К не передаваемому счастью, бросили его прямо в большое, мягкое кресло. Он даже застонал от удовольствия, титанически перебарывая в себе желание немедленно свернуться в нем калачиком и заснуть. Но, толика здравого рассудка, заупрямилась и не позволила ему этого сделать. И очень вовремя, так как в просторное помещение, куда его привели, кто-то зашёл.       Тревис сначала даже не заметил вошедшего. Он всё смотрел на высокие, украшенные гобеленами стены, на мощный, лакированный стол в центре, заставленный письменными принадлежностями и книгами. Ещё множество книг покоилось в нескольких застекленных шкафах, уходящих в черноту. В пространстве между шкафами поблескивали зеркала, в них отражался свет свечных светильников. высокий черный канделябр стоял на самой столешнице. Именно за его свечением, Тревис и не заметил застывшую тёмную фигуру. Фигура сделала шаг и села за стол, оказавшись прямо напротив своего гостя. Высокая спинка его стула, показалась Тревису чересчур высокой и вычурной для рабочего кабинета. Вероятно, это был кто-то важный. Может быть, даже сам начальник местной охраны или как это у них здесь называется. Под ярким светом свечей, его легко удалось рассмотреть:       Невысокий мужчина лет сорока-пяти, с прямыми и какого-то мышиного цвета волосами, доходящими до плеч. Низкий лоб, смазанные черты ничего не выражающего лица, тонкие серые губы, чёрные, провалившиеся глаза. Даже кисти его рук, взявшиеся за изумрудно-зеленое перо, навевали ощущение чего-то пыльного и старого. Тяжелые серебряные перстни только дополнили тягостное впечатление. Единственной приятной деталью в его образе, был элегантный, немного историчный темный костюм, высоким воротником доходящим до самого подбородка.       Тревис нервозно завозился в кресле, пытаясь удобнее пристроить уже будто бы мертвую правую руку. Странно, что он относился к этому так прохладно. Раньше, это повергло бы его в непередаваемый ужас. Сейчас же, он испытывал только досаду за дискомфорт. Даже боль кончилась.       Мужчина закончил свою запись и, наконец, обратил на него внимание. Его пустой, безжизненный взгляд не понравился Тревису сразу. Захотелось встать и уйти, но именно этого сделать было невозможно. - И кто же вы такой, дорогой мой, новорождённый вампир? - Тревис. То есть, я Тревис. Попаданец из другого мира. - Из другого мира, понятно. Тогда ответьте мне, что вы делали в священной пещере, да ещё произвели в ней неподобающие разрушения? - Я? Да…я сам не знаю. Проснулся уже там, а как попал не помню. Должно быть, меня принесли или я как-то упал туда. Не могу сказать. - Хорошо, но что вы там делали и что за глыба торчит из стены? - Это не глыба! - Тревис вскочил, преисполненный энергией и тоской, пошатнулся и неловко плюхнулся обратно, неудобно подмяв под себя бесполезную конечность. - Это саркофаг! - Необычно. Для чего же вы его там установили? Это не подходящее место для усыпальницы. - Я и не устанавливал! Это Он, мой враг, преследующий меня повсюду, пришёл и убил мою девушку, как бабочку пришпилив ее к стене своим чудовищным копьём. Я только лишь пытался сражаться сколько мог. - Это он разбил вашу руку? - Да. Не знаю даже, что мне теперь с ней делать. Я её совсем не чувствую. - Об этом не беспокойтесь. Я распоряжусь, чтобы вас от нее как можно деликатнее избавили. - Избавили?! - Тревис взметнулся, но потом снова опал и устало тряхнул головой. - А, впрочем, плевать. - Кроме прочих формальностей, я должен поинтересоваться, есть ли у вас какие-то планы относительно ближайшего будущего? Потому как, по существующим правилам, я обязан уведомить, что любой вампир имеет право на свободное и неограниченное проживание на всей территории Угодий Виоланта. Сейчас, вы находитесь в самой столице, в царском дворце, но для жизни можете выбрать любое место под землёй или на поверхности. С вас не потребуют платы ни за что - еда, сон и развлечения за счёт казны. Единственное неудобство, пока вы находитесь в низшей стадии эволюции, проблема охоты ложится исключительно на ваши собственные плечи. Жертвы ограничены. Вам придётся искать себе жертвенных овец среди людей самостоятельно. Эльфийская и вампирья кровь не принесут вам покоя и не насытят. Только страдания человека могут унять всепожирающий огонь вашего существования.       Тревис слушал, как кролик попавший в транс. Голос змеи лился и лился, свивая вокруг него свои кольца. Ещё немного и он бы сделал всё, чтобы только не приказал ему этот голос. Черные, мертвые глаза вампира повелевали им. Тревис ощутил, как сгущается мрак вокруг этой невзрачной, но могущественной фигуры. Этот мрак разрушал свет. Эта Тьма ломала само пространство. - Вы всё поняли? - Что? А…да. Я всё понял. - Так что вы решаете делать? - Я? Наверное, поживу здесь немного. Мне нужно собраться с мыслями. - Да будет так.       Мужчина отвел взгляд, снова возвращаясь к своим записям. Давление спало. Тревис облегченно выдохнул, но не успел даже что-либо еще сделать. Те же стражи, грубо и безапелляционно выдернули его из кресла, потащив к выходу. Тревис успел только напоследок глянуть через плечо в закрывающиеся створки. Мужчина глядел ему вслед и на губах его играла злая, жестокая улыбка.       После, снова был длинный, забравший абсолютно все оставшиеся силы, переход. Когда путь окончился, Тревиса, уже в глубоко бессознательном состоянии принесли в какой-то дом и бросили на кровать. Хозяйка дома горестно покачала головой, но ничего не сказала, подобострастно проводив стражей и закрыв за ними дверь. Вернулась в комнату, заботливо помогла спящему устроиться удобнее, накрыла одеялом, обложила льдом почти уже чёрную руку. Оставила свечу на столе и ушла к себе.       Так, для Тревиса началась новая жизнь. Жизнь подчиненная Тьме и ее кровожадным законам. Жизнь тени, погребённой под землёй. В славных Угодья бесславного Виоланта.       И если бы только Тревис знал, что вампира, с которым он общался, зовут Эста Виола Риарваль, он бы задал ему совсем другие вопросы. Но он не знал и поэтому, истории было угодно пойти совсем по другому курсу.