***
– Мне не хотелось лезть туда самому, да и все остальные заняты. Я решил, ты сразу поймёшь, в чём дело. Двое агентов, двое стрелков, стояли на выходе из штаб-квартиры. Треть состава отправили на очередную разведку, остальным приказано разбежаться до дальнейших приказов Капитана. Кто-то остаётся в штабе, а кто-то предпочитает пока что вернуться в свою родную страну. На время. – Oui, я взгляну. Поверхностно — проблема в чём? Француз косит взгляд на снайперскую винтовку зачинщика и осматривает ее внешне. Механических повреждений снаружи не было, как ни крути. И следом за вопросом следует ответ: – Попробую выстрелить — заклинит. Это чуть не стоило мне жизни несколько дней назад. Решил, что чушь мимолётная, и не зря взял проверить на нашем полигоне — всё повторилось. Только спустя десять минут удалось сбросить механизм, чтобы произошёл выстрел. Больше не рискну проверять, иначе отдача мне что-нибудь отобьет. Сова с досадным смешком опускает взгляд вниз, сам осматривает винтовку, будто думает, что хотя бы в этот раз заметит ту вмятину или что-либо ещё, что мешает работе спускового механизма. При этом взглядом с Чамбером он не встретился ни разу с начала их диалога. Француз лишь задумчиво хмыкает, скрещивает руки на груди и кивает: – Если ты не занят, можешь проехаться со мной в Париж. Есть там у меня место, где мы можем решить эту проблему.***
Париж. Франция. И всё-таки в прекраснейшую столицу Франции приехал не только ее уроженец, но и напарник-русский. И если бы тогда Сова отказал в поездке Чамберу — то решил бы, что отказывает сам себе и своим чувствам, отрицая всё. Но сейчас Саша здесь, и это значит, свои приоритеты он расставил правильно. Только лишь шагнув за порог просторной квартиры, у зачинщика отбирают продольный чехол, внутри которого лежало массивное по своим размерам и весу оружие. Их ладони столкнулись на ручке этого «чемоданчика», и пусть даже Саша не коснулся его кожи, – так как помешала перчатка француза, – но все равно на лишние несколько секунд застыл на месте, пока не услышал оклик: – Иди за мной. Зачинщик сразу же кивает и двигается следом за фигурой француза, что уже исчезла за светлым дверным косяком. В этом подобии гостиной Винсент опускает эдакий «ящик Пандоры» на стеклянный столик, что стоял перед небольшим диваном и был по краям отделан тёмно-синей крашеной древесиной в цвет стен. Сова заходит следом, окидывает взглядом комнату, но ни слова не роняет про уют или какое-либо замечание к декору. Единственное, что его волновало, так выдержит ли стекло такой вес на себе: – Ты уверен?… Оно не.. Треснет? Винсент на его переживание лишь смеется, чуть глухо, в манере его голоса, а вместе с ответом открывает чехол, ловко доставая оттуда Оператор: – Если бы я был не уверен — не делал бы этого. Я знаю пределы дозволенного. И кажется, имел в виду он даже не предел прочности этого стола. – Верю. Блондин кивает, теперь уже заостряет взгляд на винтовке, которую опять держали в пальцах татуированные руки. – Мне нужно переодеться. И если мои догадки верны, то разобрав корпус и увидев точную проблему, я отправлю тебя прогуляться к Эйфелевой башне. Я про то, что возможно, скорее всего — твоя помощь мне не пригодится. Считай, я привёз тебя на экскурсию по Парижу. И пока Саша стоял всё там же — в дверном проёме, переваривая слова француза, думая о его глазах, – в которые он всё же случайно заглянул минуту назад, – Винсент вновь усмехается, возвращает оружие в чехол и удаляется с ним сначала в свою мастерскую, а затем, уже со свободными руками — в свою гардеробную. Ничего более, никакого приказа Саша не получил, поэтому остался всё в той же гостиной, поглядывая в окно, не решаясь даже опуститься на тот бирюзовый диван среди комнаты, боясь даже представить, каких денег он стоит. Да и в принципе, за какое состояние куплена вся квартира, так как отсюда главная достопримечательность — Эйфелева башня, была почти в двух шагах от дома. Такие квартиры явно не купишь просто так. Наконец блондин снова слышит шаги, и не оборачиваясь понимает, что Винсент стоит прямо сзади него, и сто процентов опирается на дверной косяк. Повернув голову, Саша не ошибся ни в одной детали, которую успел представить. Хоть и теперь он удостоился увидеть Чамбера в менее официальной обстановке, но домашний его гардероб был не далек от костюма в ресторан. Это тоже была рубашка белого цвета, но Сова бы описал ее цвет, как таёжный снег на Севере России. И быть может, отчасти поэтому ему сейчас так захотелось задержать взгляд подольше на теле француза? И частично потому, что ткань этой рубашки была куда тоньше его официальной, от чего сквозь этот снежный цвет были видны золотые полосы на торсе Фаброна. А в голове активно складывалась полная картинка того, откуда и куда ведут эти позолоты. – Прогуляйся. Я справлюсь сам. Я в этом уверен. И пусть Винсент понимал, что на деле проблема может оказаться серьезнее, чем он предположил, всё равно стрелок напротив него ещё с самой их встречи в штабе ведет себя не как обычно. А трудности — да когда у него не случалось проблем при работе с оружием. Разберется. – Если возникнут проблемы по ориентации в пространстве, или пристанут местные, то связь у нас есть. – А если нет желания идти… На улицу. – Ты точно заболел, mon ami. Тогда… Устрой себе экскурсию по моей квартире. Как доберёшься до кухни, то там есть небольшой бар. Разрешаю воспользоваться, но не разрешаю узнавать о стоимости напитков содержащихся там. Bonne chance. Фаброн ухмыляется, получает от Саши лишь уверенный кивок головы и скрывается за углом, следом захлопывая где-то дверь, вероятно, своей мастерской. С чего бы ему доверять всю квартиру в распоряжение коллеги, который не понятно насколько доверяет Винсенту? Француз привык к косым взглядам на себя во время заданий, что спустя столько времени к нему всё ещё приглядываются, но всё же эта квартира была самым скудным местом на наличие информации, где о Чамбере можно узнать лишь о его дикой тяге к перфекционизму, взглянув на идеальную расстановку вещей и предметов. И раз уж объект всех эмоций и чувств исчез из поля зрения, то это позволяет на какую то долю процента расслабиться, но напряжение даёт только факт того, что ноги Совы всё ещё стоят в квартире того самого злосчастного Винсента. В квартире человека, который заставляет сердце Саши биться чаще, всего лишь заговорив с ним.***
К услугам бара, всё же, Сова обратился. Ему потребовалось несколько минут, чтобы добраться до кухни и визуально понять, за каким из шкафчиков скрывается склад выпивки, а не какой-нибудь его-личный-секрет, от которого застынет кровь в жилах даже у человека, что вырос в условиях экстремального холода. С первой попытки добрался он не до алкоголя, но зато до стаканов. Выудил оттуда один наиболее понравившийся и аккуратно опустил его на стол перед собой. И если следовать логике, то выпивка будет по соседству. Так и вышло. На удивление Саши в этом баре была и самая простая водка, на которой он и остановился. Пусть пил он на праздники, и то не на все, но сейчас внутри бушевала неловкость, с которой по другому он бы не справился. Залив в себя лишь где-то унцию напитка, парень отставляет стакан и стремится продолжить свою экскурсию по квартире, на этот раз проходя мимо закрытой двери, и услышав лёгкий треск, понимает, что именно за этой дверью и была та загадочная мастерская, о которой больше двери Саша не знал. И отчасти, не хотелось лезть глубже, узнавать подробности. Пусть они остаются при владельце. Гардеробная — то место, в котором Сова остается подольше. Несмело, но его рука тянется к ручке и открывает перед собой полукруглое помещение, с кучей полок, вешалок и вещей на них. Не так ударяется во внимание то, насколько идеально всё было разложено, а скорее то, какой запах устремился прямо в блондина, стремясь будто обездвижить его тем, что тот просто сделает вдох. Впрочем, так оно и случилось. Саша делает смелый шаг вперед, находясь в самом центре этого запаха. Казалось, этот парфюм был нанесен на каждую вещь здесь, но особо остро ещё пахла лишь одна рубашка. Та самая, в которой Винсент сюда приехал. Она висела на идеально предназначенной для рубашек вешалке, и кажется даже та была сделана под размер его одежды. Всё было идеально, как и обладатель этого места. Когда остолбенение отступает, а приходит какой-то гипноз, происходит некая потеря связи мозга с действиями. И руки слушают сердце, срывая с вешалки рубашку и сразу парень пятится назад, быстро юркает в другую комнату, захлопывая за собой дверь. Спальня. Такая же в достаточном минимализме, а по одному взгляду на кровать, на матрас на ней, чувствуется мягкость. И раз теперь приказы отдавало сердце, то гласило оно об одном — перестать скрывать что-либо, не прятаться от Винсента и просто сделать, что хочется, чего требует организм и в принципе — он сам. Саша забыл о том, с каким стеснением он стоял среди гостиной, пока ждал Винсента с гардеробной, как боялся что-то сломать, просто взглянув на эту вещь. Сейчас он уже сидел на заправленной кровати, сжал в руках рубашку и глубоко выдохнув, забрался повыше, положил приятно-пахнущую-вещь рядом с собой а сам в секунды избавился от своей чёрной футболки, кинув ее куда подальше — на пол, и опустился спиной на мягкое одеяло, что было тоже светлым, но не настолько, как рубашка Винсента. Этой снежной, безумно мягкой тканью он сперва проводит по своему лицу, чувствует, как же до безумия приятно лёгкие забиваются этими лёгкими нотами цветов, бергамота и кедра, что нес в себе этот парфюм. Но было и ещё что-то, что ранее не улавливал парень, проходя мимо француза. А именно, было не трудно догадаться — запах его тела. Такой лёгкий, но какой впадающий в душу. Одно из того, что сейчас хотелось сделать — подойти к Винсенту и сказать, что «я ненавижу тебя за то, какой ты идеальный». Но увы, сейчас они были слегка в разной обстановке. Один пытался разобраться с оружием, – и неизвестно, как скоро он закончит с ним, – а второй явно был настолько безумно, бесстыдно и мучительно влюблён, что самообладание потерял ещё тогда, на пороге гардеробной. И сейчас, покуда рубашка блуждала по лицу разведчика, внутри горело лишь желание впитать в себя каждую частичку этого запаха, которую он уловит. Сильнее всего запах был у воротника, – видать туда было нанесено больше всего пахнущей эссенции. Теперь ладони вместо движения ткани, поднимаются выше, ложатся сверху лица, прижимая рубашку плотнее к носу, глаза закрываются, а лёгкие делают очередной глубочайший вдох, какой только Сова мог себе позволить. Несколько минут в таком положении, и парень переворачивается на бок, тянет одну руку ниже к своим тёмным джинсам и ослабляет ремень, расстегивает пуговицу и всего лишь. Белоснежную ткань он растягивает, одну часть сжимает в руке, а другую ведет ниже, зажимая между ног и слегка натягивает, а его нос за всё это время ни разу не отстранялся от этой дурманящей вещицы. Любовная мука терзала, а сознание становилось плоским, где ничего не имело значения, кроме того возбуждения что вскипало внутри его тела. Разгоралось то, что сначала ощущалось лишь как сладкое покалывание, а стало горячим зудом и жгучим наслаждением одновременно. – Я ненавижу тебя за то, что ты такой идеальный… Одеяло, что служило покрывалом, уже давно измялось под вспотевшими бедрами блондина, что пытался всеми силами продлить свое блаженство, но в итоге лишь потерпел неудачу, не сумев совладать с эмоциями и желаниями внутри самого же себя. Саша знает, что Винсент узнает всё до последней капли. Узнает о каждом движении тела в этой постели. Именно поэтому свой стыд перед напарником, – и по совместительству, объекту всех его внеземных чувств, – он выкидывает. Открыто уже, в пол голоса, шипит такое красивое имя, а кулак всё сильнее, – до острых складок, – комкает чужую рубашку. На землю парня возвращает лишь резкая, совсем неожиданная острая судорога, а в районе бедер, в унисон со своим полу-стоном он слышит треск ткани. Но как же было всё равно, когда теперь все лёгкие были пропитаны этим мужчиной, а всё тело настигло приятное успокоение. Когда слабость всё же отходит, блондин приподнимается, осматривает в руках испачкавшуюся рубашку, еще и с легким расхождением шва в рукаве, и тут же извиняется перед ним мысленно, но искренне. Не такого результата хотел добиться, но остался им более чем доволен. На душе витали облака, по крайней мере, до момента, пока не послышался хлопок другой двери в другом конце квартиры. Саша тут же дергает головой в сторону звука и замирает, смотря в коридор, дверь в который он точно закрывал перед тем, как сесть на кровать. И кажется, источник голоса двигался не к нему, а скорее на кухню. И Саша был готов поклясться честью, что у него ни разу не было такой нежности в голосе: – Mon cher, если ты… Расслабился… То жду тебя на бокал вина.