Дождь

      Бывают дни когда хочется застрелиться. Об этом Жнец знал не понаслышке. А также о том, что это не выход, это никогда не выход. И не решение проблемы. Просто создание новых. «Сорваться» всегда равно «проиграть».       Но кошкам, скребущим на душе, это объяснить непросто. Они не внемлют доводам разума. Они живут эмоциями.       И Жнец снимал свои траурные одежды. Надевал белую рубашку, жилетку и брюки, прикидываясь обычным человеком. И шёл в какой-нибудь паб, слушать ирландские песни, напоминающие ему джаз. От прежнего него почти ничего не оставалось. Только пирсинг на ушах да непривычно длинные для мужчины, совершенно белые волосы, собранные в хвост.       А под этой внешней оболочкой он как будто переставал существовать, растворяясь в контрасте холодного, моросящего дождя на улице, и глотка обжигающего виски в стакане.       Говорят, в таком состоянии лучше всего находиться среди людей. Но вот парадокс. Когда он сидел за столиком, никто не подсаживался к нему, не здоровался, не ловил взгляд. Даже официанты старались не задерживаться, пытаясь поскорее обслужить клиента и улизнуть на перерыв. Мир жил вокруг него своей жизнью. И на Жнеца ему было абсолютно наплевать.       К концу стакана настроение обычно становилось ещё гаже. С сожалением осознавая, что напиться — это тоже не выход, он заказывал чашку сладкого кофе. И, почти не притронувшись к ней, просто сидел и смотрел на деревья, окна дома через дорогу, суетящихся людей… Впадая в какую-то странную медитацию, глядя, но не запоминая, не слушая, думая о чём-то своём и в то же время ни о чём. Не шевелясь часами. Пока кто-то, проходя мимо, случайно не толкал его стул.       Гробовщик смущался, как будто чуствуя себя лишним среди этих беззаботных, весёлых, живых людей. Делал глоток остывшего кофе, горько ухмылялся и мысленно называл себя таким дураком…       Жизнь продолжала течь, и иногда он был не рад, что даже возможность остановить её у него теперь отняли. А иногда — он был чрезвычайно благодарен за то, что у него больше не осталось другого выхода, кроме как напрячься и пережить.       — Сдаться — это для слабаков, да? — говорил он тихо в пустоту. — Можно сбежать, уйти — это не страшно. Но сдаются только слабаки? И мне запретили быть слабаком. Что бы ни выпадало, я всё должен вынести?       — Аминь, парень! Это и называется «нести свой крест», — нищий у столика протягивал побитую кружку. — Не найдётся пенни для ветерана?       — И ты не устаёшь от жизни? — спросил Гробовщик, со звоном бросая в кружку шиллинг.       — Я устаю от неё каждый вечер, когда ложусь спать голодным, — ответил бродяга. — И радуюсь, что ещё жив, каждый раз, когда засыпаю на полный желудок.       Жнец улыбнулся настолько простой, но, в общем, правильной логике.       — В таком случае, садись, — Жнец указал рукой на стул напротив. — Сегодня я накормлю тебя ужином.       — Не шутишь, парень? Грешно насмехаться над людьми.       — Ни в коем случае! Официант!       Веснушчатый юноша в фартуке встрепенулся, предвидя крупный заказ за столиком, на который он давно перестал надеяться.       — Благослови тебя бог, парень! Родители хорошо тебя воспитали.       На мгновение Гробовщик застыл от неожиданности.       «А. Ну, да,» — мысленно улыбнулся он, вспомнив, как выглядит со стороны. Поколебался и согласился с комплиментом. — «Ладно. Принимается.»       Пока Жнец делал заказ, нищий сел, разместил рядом свои пожитки, и с прищуром поинтересовался:       — А не пропустить ли нам по пинте?       — А ты времени зря не теряешь, да?       Бродяга развёл руками. Гробовщик хитро посмотрел на него, кивнул:       — В хорошей компании отчего б и не выпить. Расскажешь мне, что ещё ты понял о жизни.       — О-о, парень! Я прожил целых пятьдесят лет для того только, чтоб понять, что ничего в этой жизни не смыслю. Но коли желаешь — я с тобой охотно поделюсь всеми своими ошибками. Первая из них была из-за женщины.       — Да, мне это знакомо, — хмыкнул Гробовщик, допивая из чашки совсем уже никакой кофе.       — Да что ты можешь знать! — нищий махнул рукой. — Эх. Молодо-зелено. Вот послушай, что я тебе расскажу…       Официант принёс две пинты эля и еды. Гробовщик вспомнил о «понижении градуса», а потом подумал: «Плевать.» Уселся поудобнее и с любопытством приготовился к очередной истории жизни. На этот раз — с хорошим концом. Её хозяин всё ещё был жив.