«Пробуждение означает быть здесь и сейчас.
Некоторое время рассматриваешь потолок, потом опускаешь глаза и опознаёшь в распростертом теле самого себя, следовательно, я есть, сейчас есть. То, что сейчас я здесь, вопреки всему, не так уж и плохо, ведь именно здесь мне и надлежит находиться утром:
В месте, именуемом домом.»
Кристофер Ишервуд «Одинокий мужчина»
Они не знали, что у них осталось так мало времени, даже не смотря на прошедший Балтимор. Порой нужно успеть что-то сделать немного раньше, даже не смотря на страх и отчаяние, кипящее в венах между поцелуями. Но, увы, судьба — та ещё сука, которая имеет свои планы и цели, и они вовсе не сходятся с теми, что Эндрю и Нил могли бы спланировать. Казалось, после победы над Воронами у них теперь вся жизнь впереди. Лисы были счастливы, как никогда прежде, а смерть Рико стала приятным бонусом ко всеобщему ликованию. Через несколько недель была сессия, но Нил и Эндрю даже не готовились к ней. А смысл им это делать? Их время стремительно заканчивается, и они это знают. Цветы в их лёгких давно пустили сотые ростки, их даже операцией нельзя было извлечь. Болезнь, имеющая лечение лишь двумя способами, не поддавалась ни одному из них. Эндрю уже не носил повязки, в них не было никакого смысла — цветы росли каждый день, даже если Миньярд пытался их срезать. Никакого толка. Боль. Кровь, текущая из среза и осознание того, что всему придёт конец значительно быстрее. Тайное стало явным сразу после выхода Миньярда из Истхейвена. Даже Аарон, связанный обещанием с близнецом, яро настаивал на признании Эндрю тому, из-за кого его брат сейчас кашлял кровавыми лепестками синей гортензии, а под одеждой прятал множество мелких ран от срезанных стебельков цветка. Порой их срезал сам Пруст в Истхейвене, и обжигался. Конечно, он не был тем, кого полюбил и возненавидел Эндрю, отчего прикосновение к цветам, к уже запущенному случаю вызывали боль. Правда, в последующие разы доктор использовал уже перчатки и раздавал их своим помощникам. Нил-черт-его-подери-Джостен, был единственным, кто когда-либо прикоснулся к цветам и не получил никаких ожогов. И после этого, в Колумбии, Эндрю в своём стиле признался ему в том, о чём хотел бы промолчать. Это вышло как-то само, неожиданно и странно, но всё же свершилось. И от этого никак не стало легче. И не один поцелуй не смог заставить цветы перестать расти, случай стал словно хуже. Не только у Эндрю. Нил стал страдать от цветов белой астры перед поездкой в Эвермор. Тем же вечером после банкета, Джостен провёл около часа в туалете, выплёвывая белоснежные лепестки, окрашенные кровью. Ответ нашёлся не сразу, только на первой неделе, проведённой у Воронов, Жан застал очередной приступ и откровенно ужаснулся. После обнаружения первого симптома болезнь давала свой срок — три недели. Три недели на осознание чувств и признание. — Это.. — Жан в шоке уставился на Нила. — Заткнись. — Джостен стёр кровь с губ и облегчённо выдохнул, когда лепестки исчезли под напором воды в унитазе. — Ханахаки, мать твою. — Моро вздохнул, помогая парню подняться с колен. — Сколько это у тебя уже? — С банкета. Сил врать или увиливать не было, Нил только два часа назад ушёл от Рико, который словно пытался вывезти всю душу из тела натиском множества пыток. Жан его едва ли успел зашить, прежде чем Джостен резко убежал в туалет, пытаясь выплюнуть свои органы. — У тебя только две недели есть.. Уже две. — Моро устало потёр переносицу, они оба должны были уже лечь спать. — Две недели на что? — Ты не знаешь? Боже.. Если ты не признаешься человеку, из-за которого у тебя всё это, — Жан ткнул пальцем на грудную клетку парня. — Болезнь перейдёт в новую стадию и цветы начнут расти сильнее. — И что? — Нилу было плевать. Сейчас ему точно не до этого. — И то, идиот. У тебя итак жизнь не сложилась. — Тоже мне новость. — Перебил его Джостен. — Дослушай. — Вздохнул Моро. — Эта болезнь встречается ужасно редко, и тебя угораздило получить её в свою копилку несчастий. Переживу. Подумал тогда Нил. — Ты не переживешь. — Заключила Бетси Добсон, смотря на Эндрю. Он лишь отмахнулся. Это был первый приём у Эндрю после Истхевейна. Безусловно Би заметила цветы гортензии, которые оставили свои следы на шее Миньярда в виде срезанных стеблей и нескольких лепестков, выглядывающих из под объёмной толстовки парня. — Это просто сорняки в груди. — отрезал Эндрю. — Как давно они у тебя? — Поинтересовалась Добсон, хотя уже понимала, что первая стадия пройдена и точка невозврата поставлена. — Ноябрь. — И ты ничего не сделал? — Судя по тому, что меня силком притащили сюда Ники, Кевин и Аарон, — да. — Эндрю умолчал о том, что все трое чуть ли не насильно пытались привезти Эндрю к Бетси или Эбби в самый первый день его прибытия в Пальметто из-за мелких цветов в волосах и срезанных стеблей под слоями одежды. —Эндрю... Счёт идёт на месяцы. Попробуй, может что-то получится. — Мягко начала Би, но Эндрю вышел из кабинета. Плевать. Подумал тогда Эндрю. Матч с Воронами закончился смертью Рико Мориямы. Награждение больше было похоже на траур по нему, но Лисы откровенно пытались скрыть свои улыбки. Только Нил и Эндрю по-настоящему не улыбались, нет, они были довольны тем, что произошло, Эндрю позволил себе улыбнуться, когда они были наедине с Джостеном. Но и это было недолго, ровно до приступа кашля у Нила. Эндрю уже ненавидел астры, они были слишком опасны. Они не знали, что им делать. Болезнь оставляет желать лучшего, приходится ежедневно срезать мелкие лепестки с кожи лица, с рук, с бёдер. На шее уже не осталось ни одного живого места. Их заставили посетить несколько врачей, пока Эндрю наотрез не отказался от посещения очередного. Им не могли помочь, и они сгорали на глазах у всей команды. Это был вечер последнего учебного дня перед месяцем отдыха. Многие студенты собрали свои вещи и отмечали окончание очередного года или последнего. Лисы договорились отметить на стадионе, и после заката вся команда направится туда, даже Ваймак, Эбигейл и Бетси согласились поехать – как никак, год был тяжёлый, и перед длительной разлукой они хотят побыть со своими оболтусами. Пока Монстры и старшекурсники собирались, Эндрю вытащил Нила на крышу. Закатное солнце приятно играло в рыжих волосах и даже белые астры не так портили внешний вид парня. Это всё было так ненавистно, но и одновременно с тем безмерно красиво. Эндрю потратил несколько минут, чтобы снова и снова запоминать мелкие детали во внешнем виде Джостена. Холодный бетон не был самым удобным местом для лежания, но парням было всё равно, разве погибающих людей будет волновать такая мелочь, как больная спина на следующий день? — Почему ты всё ещё не погиб, Дрю? — Шепотом поинтересовался Нил, удобнее устраиваясь на протянутой руке Миньярда под его головой. — Самому интересно. — Хмыкнул Эндрю, поправляя джерси Нила под своей головой. — Назови меня так ещё раз. — Как? Дрю? — Джостен получил ответ глазами и мягко улыбнулся. — Мой Дрю. Эндрю не мог передать словами, как сильно ему нравится, когда это бедствие называет его так. Впервые, услышав эту форму своего имени, Миньярд опешил, но попросил повторить ещё раз, а Нил улыбнулся. Это было после Балтимора, практически перед самым сном. — Тебя жизнь вовсе не любит. У меня явно эта херня появилась раньше, но стадии очень похожи. — Эндрю потянулся за сигаретами и закурил одну для Нила, тут же передавая её парню и закуривая новую себе. — Да ладно. Нил с улыбкой перенял сигарету и сделал первую затяжку, смотря на рыжие облака. Эндрю молча курил рядом, так же пытаясь рассмотреть в небе ответы на все свои вопросы, которых было слишком много для его короткой жизни. Теперь короткой. Воспоминания свалились на них неожиданно. Они начали переговариваться по поводу мелких поцелуев по утрам или кофе на двоих. Обсуждали, как Нил чуть не свалился с кровати, когда Эндрю рядом шевельнулся ночью. Нил много смеялся, много говорил и внимательно слушал голос с хрипотцой, который так любил. За полчаса их разговора, они, кажется, вспомнили всё то, о чём точно раньше бы не начали говорить просто так. Все моменты были тесно связаны и вытекали друг из друга, создавая общую картину какой-то счастливой пары, даже не смотря на события, из-за которых они чуть не потеряли друг друга. Солнце почти село, Эндрю потянулся за последней сигаретой, перед этим закурив одну для Нила. Наверно, если бы Миньярд курил в несколько раз меньше, он бы и умер на несколько месяцев раньше. — Мы умрём где-то посреди ночи. Выдыхая дым прошептал Эндрю, поворачивая голову к Нилу и рассматривая его прекрасные голубые глаза. Даже иронично, что гортензии, которыми давится Миньярд, — синие. — Но я люблю тебя очень. Прошептал в ответ Нил, цепляясь взглядом за карие глаза, выражающие чистую нежность, которую раньше Джостен видел лишь единожды после похищения. — И я ненавижу тебя очень. — Нил тихо посмеялся на слова Эндрю. — Мне очень жаль, что мы умрём. Нил потушил сигарету и встал с бетона, протягивая руку Эндрю, чтобы встать. Они вместе подошли к краю крыши, рассматривая площадь под ними. Она вся была усеяна ночными примулами, постепенно раскрывающими свои лимонные лепестки. Цветы будто кричали о том, что значат отношения этих двух парней. — Несовместимость. — Проговорил Эндрю, выкидывая окурок на бетон и туша его ботинком. — Что? — Нил перевёл взгляд на своего парня. — Значение этих цветов. Энотера или примула ночная, значение очень простое и забавно нам подходящее, — несовместимость. — И вправду забавно. — Хмыкнул Нил. Они ушли с крыши спустя десять минут после того, как село солнце. Эндрю рассказал о значение их цветов и Нил подметил, как им подходит это. Как хорошо описывает синяя гортензия искренность и холод Эндрю, и как хорошо говорит белая астра о чувствах самого Джостена. Кто-то принёс раскладушки, кто-то взял простые спальные мешки, чтобы устроиться на стадионе ночью. Взрослые не принесли ничего подобного, они уедут ближе к полуночи. Лисы будут предоставлены сами себе. Никто ничего громить не собирался, они останутся спать в центре поля и утром уедут на каникулы кто куда. Всё прошло быстро – Ваймак, Эбби и Би уже уехали, а время близилось к двум часам ночи. Часть команды уже спала, а остальные убирали за собой вещи. Эндрю и Нил несколько раз отлучались, чтобы прокашляться и выкинуть цветы с кровавым оттенком. Каждый раз по возращению команда смотрела на них с нескрываемой грустью, но никто ничего не говорил. Нил предложил устроиться в центре лисьей лапки, нарисованной в середине поля, и Эндрю принял его предложение, расстилая там два спальных мешка, которые служили им матрасом. Джостен принёс плед, они спокойно легли лицом друг к другу, с переплетёнными внизу ногами и сцепленными между ними руками. Остальные уже спали, они остались лишь вдвоём, молча рассматривая друг друга в тусклом свете луны над стадионом. — Ненавижу тебя. Я слишком ненавижу тебя. — Шептал Эндрю, прижимаясь лбом ко лбу Нила. — Да или нет, мой Дрю? — Так же тихо поинтересовался Джостен, касаясь рукой щеки своего парня. Его голос уже ослаб и это было заметно. — С тобой, всегда да. — Не всегдакай мне тут. — Со смехом отразил Нил старую фразу Эндрю, вызвав у того лишь фырканье. Эндрю прижался к губам Нила так же привычно грубо, он целовался с ним так, будто это даст им ещё немного времени в заранее проигранной войне с жизнью. Нил отвечал ему с тем же рвением, хотя пальцы предательски дрожали на коже Миньярда. Неужели это конец их поцелуям и аккуратным касаниям? Неужели какая-то там судьба не может дать им спокойно дожить эту гребанную жизнь, которая итак не сложилась? — Повтори это ещё раз. — Глухо попросил Эндрю, устраиваясь ближе. — Мой Дрю. Мой любимый Дрю, который так ненавидит меня. Нил улыбнулся, ложась на грудную клетку парня. Сердце Джостена замедлило свой темп, а Эндрю ничего не мог поделать, лишь считал удары и крепко держал руку Нила в своей. Раз, два, три.. Десять.. Тринадцать. Оно больше не бьётся. — Я тоже люблю тебя. Никогда не признавал эти слова, но знаешь, лучше поздно, чем никогда, Нил. Прошептал Эндрю, сжимая в своих объятиях парня, чьи цветы постепенно начали тускнеть, пока вовсе не завяли. Он умер. Эндрю взял их телефоны, поставил будильник ровно на три тридцать три ночи и написал конечное сообщение, которое отправится в это время всем Лисам. Нас не стало в три тринадцать ночи. Наши записки лежат под подушкой Нила в общежитии. Он любил всех вас. Всех и каждого. Телефоны были оставлены около головы Эндрю, который сжал покрепче тело Нила в своих руках. Слезы катились сами по себе, пока Эндрю не нашёл в себе силы закрыть глаза и прижаться к Джостену так, как никогда не делал раньше. Ровно в назначенное время телефоны громко заиграли песню о беглеце, которую Эндрю когда-то поставил на их телефоны. Лисы получили сообщение. Эндрю Миньярд и Нил Джостен мертвы. На следующий день объявят траур. Студенты не успеют уехать, но лишь Лисы будут стоять у урны с прахом двух парней. Этот день станет последним для старого состава Лисов. Они потеряли того, кто смог приручить Монстра, того, кто сплотил команду. И они потеряли Чудовище, которое шло по головам ради того, чтобы его парень оставался жив. Правда никто из них не смог побороть печальный результат несовместимой связи. В тот вечер цветы примулы, белой астры и синей гортензии завяли по всему Пальметто и больше никогда не появлялись в этом городе, смутно говоря о последствиях столь красивой и опасной болезни.«Но сейчас значит больше, чем сей час, день, год. Это леденящее напоминание: позади ещё один день, ещё один год. И каждый день отмечен новой датой,, отодвигающей предыдущие в прошлое, — пока, рано или поздно, может… нет, неизбежно, она придёт.»
Кристофер Ишервуд «Одинокий мужчина»