Визит

      Сон, постепенно утягивающий Ванитаса в свои владения, внезапно отступил. Он резко оторвал голову от подушки, быстро-быстро моргая.       — Что? — недоуменно вопрошает юноша в пустоту, изначально подумав, что Ной снова свалился с кровати на пол, стискивая подушку в руках, или же Мурр скинул что-то со стола.       Но ни Архивиста, ни кота здесь не было.       Тогда что его разбудило?       Его сосед никогда не стучит, с полузакрытыми глазами вваливаясь через дверь, либо же через раскрытое настежь окно в их с Ванитасом номер, и падает прямо в уличной одежде на свою кровать, едва не раздавив своего питомца.       У Данте тяжелая рука, его стук похож на раскат грома и может дверь выломать к чертям. А друзья Плешивого, Йоханн и Риш, либо приходят вместе с ним и стучать им не требуется, либо же не приходят совсем.       Человек, поднявшись с заправленной — и когда это он вообще успел вырубиться? — кровати, в полусонном состоянии шаркает к двери, продолжая гадать над личностью неожиданного гостя. Это ведь такая редкость: робкий стук в дверь их с Ноем комнаты в отеле.       Это вполне могла быть мадемуазель Амелия, но… По какой причине ей вообще могло понадобиться стучаться к нему в полночь? Разве она не рано ложится спать?       — Жанна?       Уж кого он меньше всего ожидал встретить по ту сторону двери — так это свою ненаглядную Ведьму адского пламени. Сон сняло как рукой, а темные брови мгновенно поползли на лоб, как и уголки губ — наверх.       — Ванитас, — лепечет вампирша с придыханием, что его слух ассоциирует с приятным скольжением шелка по обнаженной коже, и она без приглашения перешагивает через порог, кидаясь в объятия Знахаря.       «Вот уж сюрприз! — думается ему, когда он подхватывает ее руками в когтистых перчатках за талию, не позволяя упасть. — Чтобы Жанна да в гости, да еще и с объятиями! Неужто я до сих пор сплю?»       Человек ногой легонько толкает дверь, спровоцированный открытым окном сквозняк подхватывает ее и та закрывается с громким хлопком, отрезвляющим вампиршу. Девушка отстраняется, но совсем на чуть-чуть.       — Что ты здесь делаешь, дорогая? — Ванитас, ухватившись большим и указательным пальцами левой руки за острый подбородок, приподнимает ее голову, заставляя заглянуть в виднеющиеся из-под иссиня-черной челки глаза, цвет которых так похож на Голубую луну.       Сквозь приоткрытые губы блестят кончики острых клыков. Ее глаза больше не лимонного цвета — они насыщенно-красные, как и ее щеки.       «Интересно, о чем она думает?» — он иронично ухмыляется, заправляя непослушные пряди лилово-белоснежных волос за ухо, пригладив большим пальцем скулу.       — Мне бы только капельку. Хотя бы одну. Твоя… — ее шепот не перескакивает с прежней тональности. Жанна утыкается носом в его шею, водя кончиком по бархатной коже и вдыхая его запах. — Так… сладко пахнет…       Влажный язык скользит по месту бьющейся жилки, её горячее дыхание опаляет, а клыки неглубоко царапают кожу шеи.       Ванитас не умеет читать мысли, но ему хочется думать, что у них желание одно на двоих — быть поближе друг к другу. Только она умело маскирует это под неимоверную жажду, а Ванитас этого даже не скрывает, зарываясь рукой в перчатке в цвета снега волосы.       — Одну? Всего-то? — Жанна поднимает на него затуманенный взгляд, встречаясь с наигранным удивлением чужого. — Я весь твой, ma chérie.       Едва он успевает замолкнуть, хрупкая на вид, но крепкая на деле ладонь надавливает на его грудь, повалив его на матрас с такой силой, что деревянная кровать издает жалобный скрип.       «Не один раз ей придется заскрипеть, надеюсь», — промелькнула мысль у Ванитаса, которой он сам же и усмехнулся. Он, отталкиваясь руками, ползет выше, укладывая голову на мягкую подушку.       Вампирша седлает его бедра, оперевшись обеими ладонями о его плечи, чуть впиваясь ногтями в кожу через плотную ткань рубахи. Смелость, какой загорелись ее алые глаза некоторое время назад, немного приутихла, уступая место смущению. Она испуганно взирает на него сверху вниз, прижав одну руку к своей груди.       — Почему же ты медлишь, Жанна? — от звука его подернутого хрипотцой голоса сердце девушки ухает вниз, а грудь начинает вздыматься чаще, когда он осторожно окольцовывает ее тонкое запястье. Поднеся к губам, он оставляет легкий полупоцелуй-полуукус на костяшках и ведет теплую ладонь вниз, к пуговицам на его рубашке.       На мужском лице цветет довольная улыбка, стоит Жанне высвободить из петли первую пуговицу. Она расправляется с верхними тремя, отводит края воротника в стороны, цепляясь взглядом не столько за багровую метку на его правом плече, оставленную ею же, сколько за мелкие шрамы на молочной коже его плеч. А ведь в первый раз она их даже не заметила. Ведьма представляет, как много их на груди, руках, животе и ей хочется изучить кончиками пальцев каждый, да и не только пальцами. От этих мыслей она мгновенно покрывается краской, но мысль о теплой вкусной крови, текущей по его, Ванитаса, сонной артерии, отгоняет порочные думы на второе место, коря себя крутящейся без остановки мыслью: «Ты пришла, чтобы утолить голод! Соберись, тряпка!».       «Ну до чего же очаровательна!» — про себя восхищается Человек, чуть отводя голову вбок, позволяя девушке вонзиться клыками в артерию, рядом с меткой.       Его бросает в жар, а с губ срывается смущающий обоих стон, когда он слышит первые глотки, нетерпеливые и жадные. Кажется, что сейчас его кровь горячее обычного. Иначе почему же так жжет щеки? Биение сердца ускорилось, а в груди разлилось уже подавно знакомое тепло, как бывает каждый раз, стоит ему завидеть его Жанну на горизонте.       — Только бы Ной не скоро объявился, — бормочет Знахарь так тихо, что его возлюбленная, опьяненная горячей жидкостью, кажется и не слышит даже.       Ее короткие волосы щекочут скулы, подбородок и шею, собственная челка липнет к мокрому от выступивших капелек пота лбу, как и рубашка — к телу. Снять бы, да только девушка, тесно прижавшаяся собственной грудью к его, не позволяет этого сделать.       Как забавно, что события, произошедшие в ночь бала-маскарада на балконе, повторяются сейчас практически в той же точности. Сейчас они лежат не на холодных каменных плитах, а на нагретой его телом постели. Она сверху, желающая испить его крови; он снизу, готовый отдать ей все до последней капли. Ее пальцы впиваются в его жилетку прямо над неистово колотящимся сердцем; его же пальцы не могут найти, за что взяться. Обоих окутывает жар, в голове буря самых разных эмоций, но основная у них одна — наслаждение и восторг. Сердца, бьющиеся в унисон, дыхание медленное, успокоившееся.       И ползущее вниз от места соприкосновения горячего рта с местом укуса возбуждение.       — Что ты д-делаешь? — она внезапно отвлекается, когда его руки в черных перчатках размещаются на талии, но движутся в разные стороны — левая вниз, к бедру, правая вверх, к мягкой груди.       — Не отвлекайся, mon amour, — шёпот возле вампирского ушка, после которого он нежно цапнул зубами мочку, заставляя ее ощутить непонятную тягу внизу. — Тебе понравится.       Жанна не может этого объяснить, но…       Да, ей нравится вместе с Ванитасом вытягивать атласную ленту из петель корсета ее платья, и одновременно делиться металлическим привкусом крови, сохранившимся на кончике ее языка, с ним.       Где бы Ной не шатался, пусть не возвращается. Хотя бы на ближайший час. Или до утра.