Death or Sovngarde

Когда они смотрели друг на друга, то забывали даже про войну, которую проходили плечом к плечу с тех пор, как воля богов свела их в Хельгене, под рёв разъярённого дракона и крики имперских солдат, павших его жертвой. Долгие месяцы она была его тенью. Куда бы ни шёл ярл, как далеко от дома бы ни оказался в бесконечных боях за свободу Скайрима. Она всегда приходила на помощь, несмотря на свой путь драконорождённой, далёкий от обычных людей. Он был её храбрым ярлом, истинным королём Скайрима. В Братьях Бури никто не мог сравниться с ней в отваге и силе, но не только из-за Голоса: в глазах самого Ульфрика ей не было равных. В присутствии подданных или наедине, в отдалённых закутках холодного дворца в Виндхельме, она всегда обращалась к нему «Мой Ярл», но произносила это иначе, чем остальные. Называя её не по имени, а гордым словом «Довакин», Буревестник видел только радость в голубых глазах, зная, что для преданной Талосу и Скайриму дракононорождённой нет ничего важнее, чем признание силы и храбрости. Им не приходилось обмениваться длинными фразами, ведь они понимали друг друга без лишних слов, по одному лишь взгляду. *** Вернувшаяся из Талморского посольства драконорождённая прожигала ярла Виндхельма помутневшими от ярости глазами, сжимая в руке злополучный отчёт, который бесстыдно выкрала из-под носа эльфов, как и множество других, не менее любопытных документов. Ульфрик, сидя на каменном троне, даже не шелохнулся, услышав обвинения. Ярл должен сохранять спокойствие даже в самый волнительный момент. И пусть на языке крутилось огромное множество вопросов, она ждала объяснений, которых не получит никогда – безродной девчушке из глухой нордской деревеньки ни за что не понять всех тонкостей большой политической игры, в которой «её ярл» участвовал уже очень давно; и даже дар драконьей крови не исправит её мировоззрения, в котором не нашлось места хитрости, обману или оправдания предательству. «Ульфрик Буревестник – спящий агент Талмора» Твёрдый голос эхом раздался в огромном зале королевского дворца. Её взгляд проникал под кожу сурового и неприступного мужчины, от руки которого пали многие, ту'ум которого разрывал в клочья. Глядя в глаза ярла, Довакин хотела увидеть хотя бы тень раскаяния, но не получила ничего, кроме холодной уверенности, которая была так свойственна Ульфрику. Гнетущая тишина давила, заставляла их сердца биться сильнее, чем когда-либо. Довакин не знала, что слепая уверенность в ком-то может обернуться таким разочарованием. Она выполняла любое поручение, бралась за самые отчаянные планы, была предана, как никто другой. Она закрывала глаза на его отношение к аргонианам и данмерам, помогая им по мере возможности, уберегала от гнева Братьев Бури, готовых притеснять в Виндхельме всех, кто на толику отличался от нордов. Она мирилась с характером Буревестника, стараясь сдерживать его пыл и решительность в братоубийственной войне. Она верила в идею освобождения Скайрима, убивала за неё. Довакин уважала его, как ярла, как возлюбленного, с которым их соединила Мара в первый день Начала Морозов, но в один миг всё рухнуло. Долгий взгляд в спину пробирал до мурашек. Белоснежный снег хрустел под лёгкой ногой драконорождённой. Несмотря ни на что Довакин шла с гордо поднятой головой. Чёрные, отросшие чуть ниже плеч волосы лезли в глаза, северный ветер то и дело трепал тёмный мех на одежде. Метель поглотила высокие каменные стены древнего города, скрипели корабли в доках, лёд на Белой реке стал ещё крепче. Ярл Виндхельма долго наблюдал за поднимающимся в небеса красным драконом, чьё имя Довакин выкрикнула властно и уверенно – Одавинг сразу пришёл на зов хозяйки. Ульфрик понимал, куда дитя Акатоша унесёт драконорождённую на кроваво-алых крыльях, припорошённых хлопьями белого снега. *** С уходом Довакина война быстро поменяла направление. Империя возвращала себе всё больше владений, захваченных Братьями Бури. Минул год, и вот, драконорождённая снова у огромных врат Виндхельма. Она надеялась, что не доживёт до того дня, как придётся брать штурмом город, который когда-то стал родным. Теперь вид древнего Виндхельма внушал ей злость и страх, страх снова увидеть безразличные глаза ярла. Знакомые дома, улицы, узкие каменные башни Королевского дворца, где долгие годы правил род Буревестников; испуганные люди, их крики, алая кровь на белом снегу, собственный Голос, сметающий любую преграду на пути – всё перемешалось в её голове. Приобретённое в боях хладнокровие помогало без труда расправляться с бывшими братьями и сёстрами по оружию, ведь теперь Довакин видела в них лишь предателей и глупцов, слепо следующих за Ульфриком, как она когда-то. Буревестник сидел на троне, подперев голову рукой. Ярл знал, что она здесь, что она, рано или поздно, доберётся до него. Смерти он не страшился, был готов принять волю богов, но от руки достойного человека, готового без колебаний отправить его в Совнгард, на встречу с предками. Тяжёлые двери дворца с грохотом закрылись, прервав мысли ярла о грядущей кончине. Перед ним стояла лишь драконорождённая. Генерал Туллий и легат Рикке остались где-то позади. Всё повторяется, только теперь смоляные волосы длиннее плеч, а глаза горят жаждой правды и справедливости сильнее прежнего. Сколько бы Туллий не пытался внушить Довакину важность политики, она не прислушивалась. Эти игры были ей не интересны. Довакин желала одного – процветания Скайрима. «Ты был хорошим противником, мой ярл. Да хранит тебя Талос…» Против Голоса Довакина даже ярл оказался бессилен. Буревестник выбрал Совнгард, а не плен и позорную казнь, не дрогнул, когда драконорождённая занесла меч, чтобы раз и навсегда остановить войну в Скайриме. Она уважала решение ярла, ведь Ульфрик доказал, что был истинным нордом, несмотря на сломленную Талмором волю.