***
Шинки бился над чистописанием уже два часа. Было сломано несколько карандашей, а к кисти он еще даже не прикасался. Было исписано два свитка, но толку все равно не было: буквы были неровными, прыгали, и подчас было просто не разобрать, что за слово хотел написать мальчик. Гаара застал сына ожесточенно жующим бутерброд из засохшей хлебной корки и обветрившегося сыра и корпящим над третьим по счету свитком и крепко выругался про себя, что не догадался оставить на кухне ничего, кроме вчерашней овсянки и молока, которое наверняка уже вылакала какая-нибудь случайно заползшая в старый дом змея. Мальчик быстро рос, и еды ему требовалось много. — Вкусно, Шинки? — осторожно спросил Гаара, понимая, что Шинки сейчас меньше всего хочет общаться и, к тому же, может сильно вспылить в прямом смысле этого слова, но, тем не менее, пытаясь завязать разговор, чтобы собрать малыша и повести на подготовишки. — Хвала небесам, отец, — важно ответил мальчик, про себя думая, что от вкуса прогорклого сыра еще долго будет вязать во рту. Но Шинки уже давно понял, что просто не имеет права жаловаться. Суна все еще оставалась бедной деревней, где даже в доме у Казекаге порой не хватало хлеба, когда было худо с миссиями. «Если я пожалуюсь на черствый хлеб и горький сыр, то завтра у меня может не быть даже этого!» — Дашь укусить? И мы с тобой сразу соберемся и пойдем на занятия, хорошо? — Гааре на сей раз удалось согнать малыша с места даже без малейшего железного смерчика недовольства. — Куси! — и Шинки протягивает отцу противоположный бок бутерброда. Гаара откусывает, с трудом прожевывает хлеб и улыбается сыну, хотя внутри орет на себя, что не зашел в хлебную лавку вчера вечером за свежеиспеченным колобком. — Вкусно! — улыбается Гаара, только сейчас осознавая, что он и сам еще не ел. — Пойдем, Шинки. Укладывай пенал и свитки в сумку!***
— Только давай сначала заглянем ко мне на работу — я отдам тебе твой дневник, который мне передали на проверку в выходные. — Отец и сын уже почти подошли к зданию резиденции Казекаге. Шинки нахмурился и отвернулся. — Опять не хочется учиться, а, Шинки? — Гаара присел на корточки и посмотрел в зеленые глаза сына. — Все в порядке, отец, — Шинки изо всех сил пытался корчить из себя взрослого и не жаловаться на проблемы. — Наверное, тебя уже ждут. — Ты прав, сынок, — утвердительно кивнул Гаара. — Сегодня ближе к полудню должна прибыть делегация из деревни, скрытой в Облаках. Нужно подписать кое-какие важные соглашения. — Говорят, что Райкаге — огромный мужик! — восторженно зашептал Шинки, когда они поднимались в полутьме по лестнице в кабинет Казекаге. Сейчас он держался за руку отца, чтобы не споткнуться и не полететь вниз, как уже было несколько раз. — Он владеет стихией молнии и считается одним из самых быстрых шиноби… — В полутьме мальчику показалось, что на лице отца появилась улыбка. Он осекся на полуслове и поправился: — Но, думаю, не быстрее твоего песка, отец! Он услышал над ухом тихий смех Казекаге: — Шинки, прошу тебя, прекрати. Я прекрасно осведомлен о своих сильных и слабых сторонах, чего и тебе желаю. Эта фраза должна была осадить Шинки, но случилось все с точностью до наоборот — она еще сильнее раззадорила его. — И… и какие же у меня есть слабые стороны, Казекаге-сама?! — Гаара всегда знал, когда сын называет его по титулу, то он либо зол, либо расстроен. — У тебя сейчас что-то болит? — будничным голосом ответил Гаара вопросом на вопрос сына. Они уже вошли в рабочий кабинет, и Гаара, подойдя к столу, вытащил из внутреннего ящика дневник Шинки. Он давно намеревался начать этот разговор, но все как-то не было повода, а теперь, благо, Шинки сам задал ему нужный вопрос. — Нет, отец! — буркнул в ответ тот, уставившись куда-то в потолок. — Болит, еще как болит! Гордость болит. — Гаара отдал дневник в руки сына и продолжил: — Я разговаривал с твоими учителями, Шинки. Они передали мне, что ты угрожаешь разнести здание школы, если они напишут замечания тебе в дневник. У меня только один вопрос: поможет ли это тебе стать лучше? Я поясню: сможешь ли ты по-настоящему стать сильнее, если будешь отторгать замечания других, более опытных людей и не учиться на своих ошибках?.. Двери внезапно открылись, и караульный передал, что делегация из Облака во главе с Райкаге Эйем оповестила, что пересекла границу страны Ветра. Гаара ответил, что лично встретит гостей и, надев шляпу Каге, поспешил выйти за дверь.Уходя, он обернулся к сыну и строго произнес: — Впредь я запрещаю тебе угрожать людям своей силой. Если это повториться снова, то я приму меры. И вышел, оставив сына наедине со своими переживаниями. Но Шинки тоже не был размазней — втянув непролитые слезы, он вздернул нос и, покрепче сжав в руках дневник и сумку со свитками, буквально вылетел прочь, подняв за собой клубы вечно преследовавшего его железного песка.***
Шинки ждал урока каллиграфии как Страшного суда. Он сидел на самой первой парте и все предыдущие занятия изо всех сил делал вид, что не нервничает. Он как всегда блестяще ответил на естествознании и на истории Сунагакуре, даже сам вызвался выйти к доске и попытаться решить какую-то сложную задачку по математике, но в голове у него все это время крутилась мысль лишь о каллиграфии. — Боже, только бы этот старикан принял мою домашку! — воздел мальчик руки к небу, но тут на него шикнули одноклассники, мол, а почему только твою-то, ты за всех говори! Старик Вару-сама, почтенный бывший глава Корпуса Кукловодов, который почему-то под старость лет принял решение о том, что будет именно учителем каллиграфии для мелкотни деревни, уверенной походкой зашел в класс. Зашел и тут же споткнулся о кучку железного песка, и только рефлексы опытного воина помогли ему не упасть и не растянуться на полу. Класс ожидаемо захохотал, а Шинки захотелось провалиться сквозь землю. — Свой песок нужно держать в сосуде, если только он не используется для битвы, — строго сказал учитель и посмотрел на Шинки. Класс засмеялся еще веселее и звонче, а над головой Шинки начало сгущаться облако железного песка, невольно превращаясь в железные кулаки. — Мой песок не хочет в сосуд! — Шинки встал с места и буквально выплюнул эти слова. — Если Вы сейчас же не прекратите, то я буду вынужден применить печать и сообщить об этом господину Казекаге, — укоризненно покачал головой Вару-сама. Упоминание о том, что об его поведении будет доведено до ушей отца, заставило Шинки сконцентрироваться и подобрать железный песок. — Прошу меня извинить, этого больше не повториться, Вару-сама, — выдохнул он и буквально грохнулся на скамью. — Могу я взглянуть на Ваше домашнее задание? — учитель подошел к Шинки и сам взял и развернул его свитки. Потратив на их чтение менее минуты, он с горестным вздохом вернул их в руки мальчика, вынося суровый вердикт: — Я не могу принять это. Ничего не разобрать. В ваши годы Гаара-сама, которого я экзаменовал в Академию, уже уверенно пользовался всеми тремя принятыми в Сунагакуре стилями. Хотя… Вы же не его родной сын. Вам простительно… Шинки не запомнил, как он отсидел этот урок. Но как только послышалась трель звонка, он побросал свои вещи в сумку и быстрее сюрикена вылетел из школы. Из его груди рвались глухие рыдания. Шинки хотелось выть из-за слов учителя о том, что он — не родной, а всего лишь приемный сын для своего отца, и этого не исправить никакими стараниями. Он бежал изо всех сил, и железный песок летел за ним сумасшедшим вихрем. Шинки остановился только тогда, когда понял, что он забрел в такие места деревни, где еще не бывал. Еще через некоторое время он понял, что совершенно потерялся среди одинаковых трехэтажных песчаных домов и узких улочек, где едва мог протиснуться один человек. Не было видно ни одного шиноби Песка, да и вообще людей здесь как будто бы не существовало. Шинки попытался ориентироваться по солнцу, но быстро понял, что так он еще сильнее рискует потеряться в этом лабиринте. Внезапно его внимание привлек какой-то шум. — Эй, давай, покажи лицо, сопляк! — Я держу его! Снимай с него маску, ребята! — Фуу, обычное лицо! Я думал, там запретные печати или еще чего! Шинки пошел на голоса, и за поворотом перед ним предстала странная картина. Трое мальчишек, на несколько лет старше Шинки, перекидывали друг другу маску, а рядом, закрыв лицо руками, сидел и всхлипывал мальчик одного возраста с Шинки. — Отдайте ему маску! Это не ваша вещь! — к обидчикам подскочила светленькая девчушка пяти лет и попыталась отнять у мальчишек игрушку. — Она теперь наша! Отойди! — самый наглый из троих сильно толкнул девочку, и она упала в придорожную пыль, но вскоре поднялась и бросилась в атаку снова. — Что ты сидишь, Арая! Иди и отбери ее у них! — крикнула она сидевшему на песке мальчугану, но тут ее схватили за волосы и бросили оземь с новой силой. — Я же сказал, что она теперь наша! Убирайтесь отсюда, мелюзга! — заорал на них старший из трех и уже занес кулак для удара, как вдруг стена железного песка встала между детьми и хулиганами. — Это кто еще тут?! — похоже, железная стена не напугала обидчика. — А-а-а, это же типа сынишка Казекаге! Конечно, если наш Каге — сухое дерево, то пришлось подобрать себе щенка! Говорят, что ты даже не умеешь владеть своей силой, и Гаара-сама просто пожалел тебя! Вместо ответа огромный железный кулак буквально впечатал в стену обидчика, из носа которого хлынула кровь. — Помогите! — дружно завизжали мальчишки и со свистом пустились наутек, крича, что сын Казекаге сейчас убьет их. Шинки отдышался и постарался успокоиться, а его железный песок все еще кружил вокруг. Он подобрал лежащую в пыли маску и протянул ее мальчику, до сих пор сидевшему у обочины дорожки со словами: — В следующий раз наподдай им как следует! Не позволяй другим обижать себя! — Ссс-спасибо! — мальчик поднял на Шинки голубые глаза, прикрывая остальную часть лица руками. — Спасибо тебе! — девочка уже встала с дороги и направилась к ребятам. — Меня зовут Йодо, а его — Арая. Мы живем в соседних домах. — Я — Шинки Песка, — представился Шинки. И тут в небольшое круглое окно высунулась седая старушечья голова. — Арая, обедать! — и, увидев сидящего на дороге Араю с дочерью соседа и каким-то незнакомым мальцом, добавила, — Опять тебя эти ребята обижают. У, в следующий раз вытащу Рюки и они у меня получат! — Бабуля, этот мальчик спас меня! — Арая показал на Шинки, а тот, нахмурившись, отвернулся. Железный песок снова начал собираться вокруг него клубами, грозя разрушить все на своем пути. Увидев это, старушка хмыкнула и, выставив руку, на которой высветился знак печати, и произнесла: — Секретная запечатывающая техника Песка. Блокировка способностей на десять минут. Что-то на мгновение заставило Шинки посмотреть ей в глаза. Но и этого мгновения хватило, чтобы та же печать, что и на руке бабки, отобразилась у него на лбу. Черные клубы железного песка, кружившиеся в этот момент над ним, опали ровными кучками. — Вот и все! — сморщилось лицо бабули в беззубой улыбке, и Шинки внезапно понял, что бабка-то древнее, чем кажется. Бабуля в ответ улыбнулась ему и прошамкала: — Смотрю я — а история-то повторяется! И снова детишки в ужасе убегают от сына Казекаге. — Это бабушка Хаю, — представил ее Арая, который уже встал и снова был в своей маске. — Когда она была моложе, то она состояла в Кугутсу Бутай — Корпусе Кукловодов. — И была одним из командиров во Второй мировой войне шиноби! — важно заметила Йодо. — Спасибо, Хаю-баа-сама! — Шинки поклонился бабуле, на что она строго заметила ему, что не нужно кланяться человеку, достаточно просто поблагодарить его. — Ой, ну что вы встали. Идемте же обедать! — бабка поманила детей корявым пальцем. — И Шинки с собой захватите. Наверняка же и ему тоже есть хочется!***
— Хвала небесам! — Шинки довольно посмотрел перед собой на пустую тарелку, на которой оставалось всего несколько хлебных крошек, и покосился на плетеную деревянную корзинку, в которой золотился еще один ломоть хлеба. Весь сыр и вчерашняя бобовая похлебка уже были съедены, и непомытая посуда привлекала своим запахом кучку голодных песчаных мух. — Хочешь взять хлебушка с собой? — прошамкала старуха, приближаясь к столу и шаркая ногами при каждом шаге. — Бери, малыш, не стесняйся! Поначалу Шинки хотел отказаться от предложенного ему куска хлеба, но потом, вспомнив, что его приемный отец, скорее всего, сегодня замотался на своей работе и ничего не ел, поблагодарил и взял завернутый в бумагу кусок хлеба. Старуха буквально-таки насильно всунула мальчику еще и крынку свежего молока, мол, дорога отсюда до центра Суны неблизкая, вдруг пить захочешь. Обстановка в доме бабушки Хаю была небогатой. Обеденного стола не было совсем, и ели прямо на расстеленном ковре в центре комнаты. А вся остальная мебель была плетеной из дерева, добротной и крепкой, хотя на первый взгляд и казалась хрупкой и чуть ли не невесомой. В занавешенном плотной тканью углу виднелись подвешенные к потолку деревянные куклы. Шинки спросил у Араи, чьи это куклы и пользуются ли ими до сих пор. — Это — куклы моей семьи. Наш клан издавна использует кукольные техники. — важно ответил тот, — Когда я вырасту, то я тоже хочу стать кукловодом. Но не знаю, смогу ли я… — Конечно, сможешь! — ободрил его Шинки, — Ну а ты, Йодо? Ты из какой семьи? — Я? — девочка захлопала глазами. — У меня мама была куноичи, а отец — простой рабочий на стройке Казекаге. А ты его сын, да? Ты не похож на него… Шинки нахмурился и попытался выйти из комнаты. Но Йодо снялась с места и поймала его за руку. — Эй, не обижайся. Я хотела сказать, что лицом ты не похож на него. Но когда я приносила отцу бенто, Казекаге-сама и его советники приходили посмотреть на то, как идет стройка. И тут огромный каменный свод сорвался и начал падать прямо на рабочих. Рассказывая это, Йодо закрыла глаза и тихо улыбнулась, а потом продолжила: — Казекаге-сама, — сказала она, — успел защитить рабочих своим песчаным щитом. Но в этот момент кто-то бросил в него сюрикен. Хаю-баа-сама говорит, что это было покушение. Хорошо, что все обошлось. Глаза Шинки расширились от ужаса, со лба стекла капелька пота. «Отец! Тебя могли убить! Нет-нет, отца не так просто убить, сильнейшие шиноби не смогли сделать этого, неужели на это способен какой-то жалкий сюрикен?!» — Твое сходство в том, что ты, как и твой отец, не стал убивать своих противников. Ты проявил милость к ним. И защитил тех, кто не мог защитить себя сам. Шинки взглянул на Араю, который сидел тут же, опустив глаза в пол. Он подошел к нему и, положив руку на плечо, уверенно сказал: — Я верю, что когда-нибудь Арая станет лучшим кукольником на Суне! — Ппп…правда? — удивленно спросил тот, — Но ведь…ведь я заииикаюсь. — Глупости! — важно сказал Шинки. — Чтобы быть кукловодом, не нужно уметь красиво говорить. — А Йодо станет самой красивой куноичи Песка! — выдала Йодо, и мальчики прыснули со смеху. — А ты? — вдруг спросил скрипучий голос старухи из-под полога. — Кем ты хочешь стать, а, Шинки?! — Хаю-баа-сама?! — Шинки удивленно обернулся и увидел, что старуха стоит прямо за ним и держит в руках книгу. Он нахмурился, почесал в голове, встряхнув с себя приставший к нему железный песок. — Я… я даже не знаю. Но мне сейчас важнее всего научиться писать так же красиво, как пишет мой отец! Старуха улыбнулась и вновь скрылась за пологом в другой комнате. Арая же сорвался с места и, сдвинув занавесь, кинулся показывать Шинки боевые марионетки, взахлеб рассказывая о создании каждой из них и о деталях, из которых они сделаны. Потом Йодо начала рассказывать о своей матери, которая служила в Анбу Песка и владела стихией Ветра, а также о коллекции ее разноцветных сережек с печатями, которые использовались для усиления слуха. Она погибла, когда Йодо не было и года. — А у твоего отца, Шинки, есть какие-нибудь интересные вещи? Ну, ведь наверняка же есть! — не унималась Йодо. — Наверняка у Казекаге-сама полно секретных штучек! — Да нет у него ничего секретного! — буркнул Шинки, подумав про себя, что есть, конечно, но Казекаге — столь закрытый человек, что даже в купальнях он прикрытый как положено, будучи даже только при родном брате и маленьком сыне. — Разве что… И тут Шинки вспомнил, что все важные бумаги отец подписывал одной и той же ручкой. Ее корпус был вызолочен, а на крышечке был выгравирован знак «Ветер». Шинки не раз с упоением смотрел, как ухоженные руки отца аккуратно и быстро выводят этой ручкой сложнейшую каллиграфию на свитках. Когда отец уходил из кабинета, чтобы провести заседание Совета, и оставлял Шинки одного, мальчик со священным трепетом смотрел на золотую ручку, лежащую на специальной стойке среди аккуратно разложенных по папкам бумаг. «Эта золотая ручка чудесна! Клянусь, без нее я не могу представить себе своего отца и его дела!» Шинки уже несколько раз улучал момент, когда отца не было в кабинете, и брал эту самую ручку. Когда он в первый раз взял ее в руки, то его пронзил священный трепет и чувство того, что он делает что-то запретное, крайне неправильное. Но, вместе с тем, его переполняли чувства ни с чем не сравнимой гордости и собственного достоинства. Спустя некоторое время страх и стыд за свой поступок прошли, и Шинки уже спокойно рассматривал золотую ручку отца. Она казалась ему каким-то незыблемым атрибутом статуса и власти, тем, без чего он не представлял работу Казекаге. Ах, как приятно было держать в руках эту ручку и чувствовать себя взрослым и важным! Напялив на себя лежавшую тут же шляпу Казекаге, которую отец обычно не брал на расширенные заседания Совета Суны по причине их длительности, предпочитая Шинки сел на массивный стул своего отца и, несмотря на то, что рабочий стол доставал ему до подбородка, прямо почувствовал этот дух власти, цитаты про которую висели тут же, на видном месте. Успокоившийся железный песок улегся ему на плечи в форме плаща, а сам Шинки, небрежно, но, в то же время, как ему показалось, величественно, взмахнув ручкой и копируя голос приемного отца, произнес: — Как это нет этих документов? — и потом, выждав паузу и угрожающе развернув сатецу, тихо, но емко произнес, — Так найдите их.***
За время ожидания делегации из Облака Гааре вспомнился один занятный случай. С момента появления у него приемыша Пятый Казекаге завел привычку присматривать за Шинки, когда тот оставался у него в кабинете. И хотя все важные документы находились в сейфах и шкафах с замками, настроенными на генетический код Гаары Песка, осторожность еще никогда никому не вредила. Песчаный глаз, расположившийся в нише стены у свода высокого потолка в кабинете, был призван следить за «ежиком», как про себя называл Шинки Гаара, потому что тот иной раз своим фырканием и колючими волосами ну очень напоминал животное, которое Наруто нашел где-то на границе страны Огня во время одной из совместных миссий, и они потом целые сутки таскались с ним, пока тот не сбежал от такой заботы. И сейчас, сидя на очередном затянувшемся заседании Совета и слушая монотонный доклад одного из старейшин, Казекаге незаметно закрыл пальцами свой правый глаз и взглянул на Шинки, который как раз вальяжно расселся на его стуле и делал вид, что подписывает важные документы и раздает приказы направо и налево… — Я что-то не так сказал, Казекаге-сама?! — удивленно спросил докладчик, когда Гаара резко улыбнулся и хмыкнул громче положенного. Многие из Совета тоже обернулись на улыбку своего обычно непроницаемого правителя. — Нет-нет, — сразу нашелся тот, — Продолжайте, мне просто песок в рот попал. Теперь настал черед улыбаться старейшинам: конечно же, подумать только, Повелителю песка вдруг помешал песок!.. Шиноби из Облака во главе с Райкаге Эйем и Киллером Би должны были появиться с минуты на минуту, когда Гаара, взглянув в сторону солнца, понял, что Шинки уже давным-давно должен был вернуться с занятий. «Наверное, мальчик уже ждет меня в резиденции. Надо бы привести его в порядок и представить гостям как моего сына» Но ни в резиденции, ни в обширном дворе дома Казекаге Шинки не оказалось. Гаара, конечно, удивился, но предположил, что мальчик просто заигрался по дороге и совсем скоро вернется обратно. — Наверное, стоит и смотрит, как другие дети играют в мяч. Как и я в его возрасте. Меня, помнится, никогда не брали в общие игры, потому что я был Джинчуурики, — ответил Гаара на вопрос подошедшего брата. Канкуро в ответ лишь хмыкнул и пожал плечами. — А тут Шинки всего лишь не может управляться со своим железным песком. Подумаешь! — Он справится, — уверенно ответил Гаара. — Я приложу все усилия, чтобы судьба этого мальчика была лучше моей. — Не хочу издеваться, но, надеюсь, твои усилия зачтутся! — Канкуро ткнул пальцем в небо. — Надеюсь, — со вздохом произнес Гаара. Они стояли на вершине стены, окружающей Сунагакуре, и всматривались вдаль. Наконец, в блеске молний появился сам Эй вместе со своей свитой и вездесущим братцем впридачу. — Бро Гаара! — довольно заорал Би, завидев другана, — Вот мы и прибыли, дурак-простак! Обнимемся, чел, ведь мы не виделись давно/ Столько времени с последней встречи прошло/ Я уже заскучал сидеть дома один/ Не заметишь так, как проходит жизнь! Йо! — Успокойся, Би! — громыхнул в ответ Райкаге, и, сняв шляпу и обмахнувшись ей, пророкотал еще раз, — Ну и жара! Как вы тут живете и не испаряетесь?! — Какая жара, брат?! Сегодня еще холодок! — снова не к месту встрял Би, но его уже не слушали. Райкаге и Казекаге обменялись дежурными приветствиями, и Гаара пригласил делегацию в резиденцию, где их уже ожидал накрытый стол, чтобы гости могли отдохнуть с дороги. Через полчаса Эй и Би, уже объевшиеся жареным мясом и разнообразными деликатесами, смогли, наконец, спокойно поговорить о делах. Гаара же, напротив, съел очень мало. Сейчас он сидел напротив Эя и внимательно слушал его предложения по новому договору о сотрудничестве между Песком и Облаком. Гаара отмечал про себя наиболее важные детали, продумывал дополнительные вопросы, которые он задаст после излияний Райкаге, и, как он думал, незаметно, складывал в свою походную посуду, из которой привык есть, фрукты со стола с мыслями: «Этот персик точно понравится Шинки… Шинки так любит сушеный виноград… И вот этот кусочек яблока для Шинки…» — Конечно же, я не настолько дурак, чтобы не подготовить необходимые проекты документов и не взять их с собой. Я попросил моего секретаря, чтобы она оставила пустые графы в спорных местах, чтобы Казекаге-сама, — тут Эй смачно рыгнул и указал на Гаару, — сам написал нужные ему условия. Как видишь, я — честный человек, Гаара! Только вот… Тут Эй сощурился так, как будто бы съел целый лимон и, встав со своего места и подойдя к Гааре, напряженно зашептал: — Мой новый секретарь, она, конечно, красивая. Формы, все при ней, ну ты понимаешь… — загребущие руки Райкаге выписывали в воздухе довольно большие круги прямо перед носом Гаары, который изо всех сил пытался изобразить понимание на своем бесстрастном лице. — Но она такая щепетильная баба, что сказала мне, самому Райкаге деревни Облака, что не пустит меня в мой спортзал, если документы не будут заполнены по формуляру! И одной и той же ручкой с обеих сторон! — Понимаю. Это обычная формальность. Пройдемте в мой кабинет для заполнения и подписания документов — Гаара встал с места и пригласил собравшихся следовать за ним. Однако, зайдя в кабинет и подойдя к столу, Казекаге к своему великому удивлению не увидел на привычном месте свою бессменную золотую ручку. Гаара сильно удивился и в кои-то веки нервно забегал по комнате, ища писчий предмет. Он проверил все шкафы, папки с документами, даже посмотрел под письменным столом, но все было бесполезно. Ручка исчезла. И тут Гаара, совершенно забыв про ждущего его Райкаге, песчаным вихрем выбежал из кабинета и, подбежав к караульному, спросил, не видел ли тот Шинки. И получил ответ, что Шинки пока не появлялся в резиденции. Гааре это очень не понравилось. Мальчик еще никогда не исчезал так надолго. — Соберите отря… — хотел было приказать Гаара, но тут в дверном проеме показалась колючая мальчишечья голова, которая, увидев отца, разразилась громким плачем.***
— Золотая ручка! — неожиданно для самого себя выпалил тогда Шинки, заставляя вздрогнуть опускавшего занавес на «кукольный театр» Араю. — Что это? Йодо не понимает, — удивленно прошептала Йода, до этого тоже помогавшая Арае справиться с тяжелой занавесью. — У моего отца есть волшебная золотая ручка, — затараторил Шинки, захлебываясь собственными словами и тяжело дыша из-за бешено стучащего сердца. — Ей он подписывает самые важные документы деревни. Клянусь, она так прекрасна, что когда на нее падает луч солнца, от блеска золота на нее больно смотреть! А как она пишет! Руки отца так и пляшут над свитками! Буквы выходят ровные, четкие, как…как тюльпанчики, — смущенно прошептал Шинки. — А ты точно про ручку говоришь? — недоверчиво спросил Арая. — Что-то мне не вериться во все это! — Да точно я говорю, точно! — сила железного песка уже вернулась к Шинки, и он поспешил выбежать на улицу, чтобы не покрушить все в доме бабушки Хаю. Арая и Йодо последовали за ним. — Шинки, а покажи нам тоже эту ручку, — попросила Йодо. — Нам тоже хочется ее увидеть! Шинки важно надулся и объявил, что дороги отсюда до резиденции Казекаге он все равно не знает, так что так и быть, покажет, когда дойдут до места. В центр Сунагакуре дети попали быстро благодаря тому, что залезли в повозку почтового тарантаса, имевшего обыкновение доставлять накопившиеся у патрульных ворот депеши для Казекаге после полудня. Не доходя до главного входа в резиденцию, Шинки, отодвинув какой-то одному только ему известный камень, проник в лаз, прокопанный прямо внутрь главного здания Суны. Применив технику перевоплощения, мальчик в обличье старика Эбизо прошаркал в кабинет Казекаге мимо охраны и, очутившись в кабинете, быстро схватил золотую ручку, и вновь прикинувшись Эбизо, был таков. Железный песок удалось удержать в надежном месте лишь каким-то чудом. -Ну? — Йодо и Арая уже ждали Шинки за скоплением мусорных баков, — Давай, показывай быстрее! Шинки гордо достал из своей школьной сумки золотую ручку, чем вызвал у ребят возглас восторга. — А как она пишет, Шинки? Может, и правда, волшебная? Йодо хочет посмотреть! — Йодо тоже захотелось потрогать золоченную ручку, но Шинки, покачав головой, мол, вам не положено, достал из сумки чистый свиток и, вспомнив, что отец, перед тем, как начать писать, немного поворачивал ручку, слегка подвернул ее и попробовал написать первую букву алфавита. Но ничего не вышло. Шинки вновь немного подкрутил ручку. Опять ничего. Почесав в голове, мальчик не нашел идеи получше, как крутануть две половинки ручки изо всех своих сил и… Темная струя чернил брызнула прямо в лицо Шинки, который едва успел закрыть глаза, чтобы их не залепило. Открыв их снова, мальчишка был в шоке — ручка распалась на две половинки, а все чернила, которые были в ней, оказались на его лице и одежде! Арая и Йодо стояли рядом и с ужасом смотрели на него, и тут Шинки понял что совершил что-то ужасное. Ах да, он ведь взял без спроса да еще и сломал важную вещь своего приемного отца! От ужаса Шинки закрыл лицо руками и долго тер его, еще больше размазывая по себе чернила, причитая: — Не может быть! Что же я натворил! Да как же я теперь вернусь к отцу?! У меня не только учитель урок не принял, так я еще и ручку отца испортил. Нервы Шинки дошли до своего предела. Он уже не мог контролировать свой железный песок, и тот начал собираться над его головой в форме смерча, грозившего разрушить все на своем пути. Снова взглянув на Йодо и Араю, которые сами не знали, что теперь делать, Шинки зло посмотрел на них, а потом закричал: — Это все вы! Если бы не ваше глупое любопытство, то не было бы всего этого! Ребята, понимая, что находиться рядом с Шинки становится опасным, не сговариваясь, завизжали от ужаса и бросились наутек. Шинки, в свою очередь, тоже бросился бежать, но в другую сторону, к ближайшим воротам выхода из деревни. Смерч из железного песка вился за ним, собираясь со всех окрестных кузниц и лавок по резке металла. Люди, оказавшиеся на пути смерча, с испугом бросались в свои дома и закрывали двери и окна, шепча молитвы. Кто-то догадался сообщить внутренним патрулям Песка, которые, понимая, что сами справиться не смогут, вызвали Анбу. И теперь кучка Анбу, стоя на воротах главного входа в деревню, сами дружно почесывали головы, и в итоге не смогли придумать ничего лучше, чем рассудить, что с сыновьями Каге в Суне вечно одни беды, и приготовиться к запечатыванию в случае, если Шинки надумает напасть на деревню. Но Шинки в вихре железного песка вылетел за ворота деревни как пробка из бутылки. Никто его не останавливал, стражи ворот даже соизволили освободить ему дорогу. Мальчик в сильном душевном расстройстве понесся в сторону сердца пустыни, волоча за собой все железные опилки, которые нашлись в Суне. -… Песок ему в рот! — добро пожелал вслед убегающему в никуда Шинки глава отряда Анбу, — Не разнес деревню, и ладно! Пусть Казекаге-сама сам ищет своего пацана, а у меня сегодня законный выходной! — трезво рассудил он и махнул рукой товарищам, мол, расходимся. Шинки же еще долго бежал, куда глаза глядят, пытаясь убежать от осознания собственной вины перед отцом. Он все сильнее углублялся в пустыню, в которую зашел так далеко, что уже мог потеряться там, но… Внезапно он остановился, потому что вспомнил, что отец сегодня ожидал визита Райкаге для заключения важного договора. И для этого ему наверняка может понадобиться его ручка. Он начнет искать ее, и не найдя, очень сильно расстроится. «Лучше все-таки вернуть ручку, пусть даже сломанную! Отец наверняка выгонит меня, но лучше пусть я сам скажу ему о том, что я сделал, чем он узнает об этом от других людей!..» И теперь Шинки стоял перед отцом и горько плакал, размазывал слезы по лицу, заляпанному чернилами одной рукой и держа в руках две половинки ручки в другой. — Отец! — он не смел поднять глаза. — Отец, это я взял твою золотую ручку. Я пришел, чтобы вернуть ее и уйти в пустыню. Я слишком сильно виноват перед тобой. Прости меня и отпусти, пожалуйста. Я просто знаю, что после всего этого ты… не примешь меня назад! — мальчик громко разрыдался. Гаара же подошел к нему и крепко обнял, совершенно не боясь испачкать свое белоснежное одеяние Каге. Он и думать забыл про золотую ручку, потому что сын его, наконец, нашелся, живой и невредимый. Разбираться с его проступком Казекаге будет позже, а пока… Гаара взял плачущего ребенка на руки и, повернувшись к подошедшим Райкаге и Би, коротко ответил: — Дайте мне полчаса, чтобы я отмыл и покормил его. Увидев на руках Гаары мальчика, Би улыбнулся, а Райкаге Эй довольно расхохотался, а потом сурово заметил: — Так у мальчика же есть мать! Зачем Казекаге лишние хлопоты?! — Я ему и мать, и отец, — спокойно ответил Гаара. — А теперь прошу меня извинить, я буду через полчаса. А Канкуро пока покажет вам некоторые проекты, в которых могла бы участвовать и деревня Облака. Канкуро, которому явно не терпелось смыться восвояси, устало кивнул, и, покрепче прижав к себе свитки с запечатанными внутри них куклами, повернулся в сторону, откуда доносились звуки стройки. Удалившись на почтительное расстояние, любопытный Би все-таки спросил, почему Гаара воспитывает ребенка один. — Это не его родной сын. Гаара усыновил мальчика нашей очень далекой родни, — развел руками Канкуро. — Бедный мой брат всерьез думает, что сможет сделать из него человека, хотя как по мне, Шинки похож на маленького беспризорного щенка. — На дикобраза, — поправил его Би, — Пацан — копия ручной дикобраз, который жил у батька Эйя и использовался покойником, чтобы пугать своих многочисленных мелких отпрысков, пока, наконец, я не выпустил его на волю!***
— Ну, вот и все в порядке! — Гаара вновь собрал свою золотую ручку и заправил ее чернилами — Однако с этого момента мой рабочий кабинет для тебя закрыт, сын. Я делаю это, во-первых, во избежание дальнейших подобных случаев, а во-вторых, потому, что за каждым проступком должно следовать соразмерное наказание, чтобы человек мог задуматься и исправиться. Гаара перевернул ручку несколько раз, и, убедившись, что она не течет, уже подошел к столу, чтобы начать заполнять необходимые документы, как вдруг дверь открылась и в ней показалась боевая кукла с восемью руками, и двумя рядами острых зубов, которая секундой позже швырнула преградивших ей дорогу охранников Казекаге, как беспомощных котят. — Я же сказал, что мне надо поговорить с Гаарой, понимаете ли! — заскрежетал жеванной бумагой старческий голос. — Мне, понимаете ли, надо вбить в этого занятого человека, что работа работой, а за детьми своими тоже надо следить! — Господи всемогущий, только не это! — хором воскликнули отец и сын, увидев, кто перед ними. Шинки, которого только что отмыли и успокоили, как раз поглощал фрукты из заначки отца и уже ни о чем плохом не думал, как на пороге кабинета Казекаге возник… сам директор подготовительной школы, который учил еще приемного отца Шинки и отца его отца. Еле ходящий дед, который, однако, не утратил своего звания мастера марионеток, теперь стоял перед столом Правителя Суны и грозно тряс кучей тонких ивовых прутьев с привязанными к ним печатями, в которых, к своему ужасу, Шинки узнал розги. Внутри мальчика все похолодело от ужаса. Он взглянул на отца, ища хотя бы какой-то поддержки, но тот даже не обернулся на него. — Вот этими самыми прутьями, Казекаге-сама, — старик грозно потряс пучком веток прямо перед носом Гаары, — я выбивал дурь из покойного Расы-сама, когда тот не слушал учителя и делал все по-своему! Я выбивал дурь из Вас, мой повелитель, когда даже покойный Четвертый не мог призвать Вас к порядку! А уж на теле Вашего брата так и места-то наверное такого нет, которое бы не попробовало, что такое мои розги! Старик был в таком гневе, что у Шинки затряслись поджилки, потому что он прекрасно понимал, что от розг с запрещенными печатями его песок будет бессилен. — Но сейчас, — старик гневно посмотрел на Гаару, — Я даже не знаю, кого мне надлежало бы высечь первым?! Этого нерадивого ученика, который не может написать даже первую букву алфавита, не сделав в ней хотя бы одной ошибки, или его непутевого отца, который проверяет дневник, расписывается, но не исправляет своего сына! Шинки покрылся холодным потом. Он заметил, как на переносице отца пролегла складка недовольства. Все, теперь он точно прогонит его! — Извините меня. — Гаара поднялся с места и помог сесть старику. — Ваши претензии оправданы, учитель. Я обещаю, что мы подтянем каллиграфию Шинки и все остальные предметы. Я возьму это под личный контроль… — Хорошо бы! А то, понимаешь ли, придется один раз высечь его перед классом, — старик показал кривым пальцем на мальчика, — в назидание остальным. — Если он не исправится, тогда сделаете, как посчитаете нужным, — коротко ответил Гаара. — Еще какой-то вопрос? — Нет, я уже ухожу, — старик запечатал куклу в свиток и поковылял по направлению к двери. Но, уходя, он обернулся и погрозил Шинки корявым пальцем. — Железный песок тебе в рот! — злобно прошептал Шинки вслед сгорбленной спине после того, как за директором закрылись резные двери, и услышал недовольный вздох своего отца, а потом негромкое: — Шинки, накажу. С виноватым видом Шинки подошел к отцу и, склонив голову, произнес: — Отец, я исправлюсь, клянусь! Гаара отложил в сторону документы и посмотрел на Шинки. Как же он все-таки был и одновременно похож, и не похож на него в детстве. Он встал с места и, подойдя к сыну, положил ему руки на плечи, поправляя традиционный шарф Суны. — Твои успехи и неудачи, Шинки, это и мои успехи и неудачи тоже. Я виноват в сложившейся ситуации не меньше, чем ты сам. Ведь я же твой отец, и я обязан не только кормить и содержать тебя до определенного возраста, не только научить тебя контролировать железный песок и даже не только проверять твои уроки. — Лицо Гаары вдруг сделалось серьезным и сосредоточенным, а потом он наклонился к Шинки и почти прошептал, — Я еще и в ответе за то, каким человеком ты будешь. Гаара посмотрел в зеленые глаза сына и спросил: — Вот скажи мне, каким человеком ты хочешь стать? Шинки нахмурился и, немного помолчав, буркнул куда-то в сторону: — Не знаю, отец. Гаара улыбнулся. — В твоем возрасте я тоже не знал ответа на этот вопрос. Больше скажу, из-за боли, одиночества и ненависти я был одержим желанием убить как можно больше людей, но потом я встретил Наруто, нынешнего Каге деревни Листа. А сенсей Баки рассказал мне о том, что есть возможность контролировать Биджу. И тогда я задумался о том, каким человеком я хочу стать. — И каким же? — Человеком с открытым сердцем. Тем, в ком все страдающие от жажды найдут источник жизни. Тем, кто радуется сам, радуя окружающих. Человеком, у которого есть благородная цель и мечта. Человеком, который любит, а не ненавидит, который утешает в беде, который не предает и не видит в других зла… — Слишком идеально, — неверяще прошептал Шинки. — Это невозможно. Гаара улыбнулся еще раз и впервые погладил Шинки по голове, мягко приглаживая волосы. — Этот человек живет как во мне, так и в тебе, Шинки. Просто большую часть жизни мы не можем или боимся его разбудить. — Правда?! Так просто? — удивленно спросил его Шинки. — Это сложно, но возможно, — ответил ему Гаара. — А теперь я доработаю, а потом мы с тобой вместе посмотрим твою каллиграфию. Пока можешь… Внезапно со стороны приоткрытого окна Шинки услышал, будто бы его зовут по имени. — Шин-ки, Шин-ки! Пошли с нами играть в мяч! — Шинки выглянул в окно и увидел с высоты две маленькие фигурки. Это Арая и Йодо пришли звать его на улицу. — Можно, отец? — спросил он у корпящего над очередными бумагами деревни Гаары. — Конечно, — ответил тот. — Только недолго. У тебя еще есть несделанные уроки. Шинки кивнул и сдернулся с места, вихрем волоча за собой железный песок. Гаара отсчитал про себя время, когда сын окажется на улице, выглянул в окно и застал такую картину: -…Простите меня, Арая, Йодо! — извинялся Шинки. — Это я был виноват тогда, а не вы. — Мы уже простили, — Йодо обняла Шинки, несмотря на щекочущий ей нос железный песок. Арая протянул Шинки руку и тот важно пожал ее. — Тогда пойдемте играть! — весело крикнул будущий повелитель железного песка, и дети, подпиннывая мяч, понеслись к главной площади Сунагакуре. Гаара же поймал себя на мысли, что он все еще стоит у окна и глупо улыбается, а по щекам у него бегут слезы. Некогда он спрашивал у Баки, что за странное выражение такое он прочитал в книге — быть «в океане милости и милосердия»? Учитель тогда так и не смог объяснить ему, хотя и считался знатоком во всем этом. Но теперь, увидев как Шинки медленно, но верно меняется в лучшую сторону, что у него появились друзья, Гаара вдруг понял, что проявляя милосердие к этому бедному заброшенному ребенку с редкими и тяжело поддающимися контролю способностями, он сам купается в океане милости. Потому что в его сердце живет Любовь.