Ну ты и стерва

- Ну ты, конечно, и стерва. Женя приостановился, взмахнул гривой - четыре километра розовых, блестящих, как стекло, волос, плюс умасленная борода и здоровенная жемчужная серёжка, - и царственно опустил взгляд. - А, это ты. Посыпались, конечно, оба тут же. Минуты две ржали, не разгибаясь, пока Женя не заколотил ладонью в стену, а оттуда не донеслось невнятное "съемки идут!". А что хотели, не разгуляешься в коридорах павильона. - По пиву, что ли? - улыбнулся Саша. - Или тебя теперь приглашать можно только на коктейль? Женя снисходительно кивнул. Поехали. В баре оказалось, что идея была так себе - говорить совершенно не о чем, шутить не на работе - такое, а алкоголь накачивал медленно. Сидели, пялились. Женя отрастил бороду (и четыре километра розовой гривы), Саша довёл до совершенства усы - в своём совершенстве они, правда, окончательно закрепились в статусе усиков. Вот и все перемены - за сколько там. После двух принужденных бокалов пора было бы расходиться, но - оба упрямые, не зря же пришли - пошли шоты. С ними стало веселей. - Ты помнишь, как я люблю тебя? - и так легко подхватить с середины старой шутки: - Ты лучшее, что со мной случалось! Так и вышло, что три по десять спустя оказались в такси, а потом, глазом не моргнув, в тесной тёмной прихожей. Говорила Дашка: театр начинается с вешалки, нахрен тебе окно во всю стену в спальне, если с порога не квартира, а комод? Женя этим объяснял, что гостей нечастых водил всё больше в спальню. Не пропадать же окну - такая красота, плюс десятка к аренде в месяц. С Сашей такое не прокатывало. Давным-давно было попытки две-три заплывов, ни одна не ушла далеко. Поэтому Женя спросил: - Вина? - и решил развлекать гостя красивой посудой на кухне. Курили прям там, дым стоял коромыслом. Саша смотрел пьяно и ласково, пустился вдруг почти в дедовскую ностальгию: - А помнишь эти чертовы лифчики? Женя рассудил, что нервы: десять шотов назад (и ещё давным давно - по пересудам и перетолкам, но не то чтобы Женя слушал) выяснилось, что скоро у него свадьба. Психует мальчик за всю свою холостяцкую жизнь. Он решил слушать и вежливо улыбаться. Совершенные усы совершенно поплыли, и он теперь смеялся, не прикрывая рот рукой - а милая была привычка, даже жалко, что брекеты кончились. Брекеты его приземляли, потому что уже миллион лет назад было ясно: этой роскошной суке такое надо. - Сам такой, - ой, видимо, это Женя вслух сказанул. Саша перегнулся через стол и совершенно по-детски дёрнул его за волосы. Гениально уложенная розовая грива (четыре километра, и стилисты старались, ну и черт с ним, что растрепалось, наверно, уже) полезла петухами. Женя закатил глаза. И тут - склейка - бокал опрокинут, белое бургундское капает на пол, а они лижутся, как подростки, и Саша даже причмокивает. Краем сознания Женя подумал: пиздец. Но думать было сложно, ностальгия взяла своё, а рыбка сама приплыла в руки. Выход из кухни в спальню - лучшее, что придумало человечество (а Дашка ещё что-то ныла: да зачем тебе, что за совок - да знала бы ты!). Женя собрал локтями все косяки, пока выпутывался из безразмерной Баленсиаги. Саша ещё заметил: рукава такие - это чтобы в Пятёрочке жвачку пиздить? Потом сказал: тебе идёт, но Баленсиага уже валялась в ногах и было непонятно, не про прекрасное ли это Женино тело. Он на секунду пожалел, что нет блёсток или хотя бы масла, а монтажёр Эйфории не наложил сверху какой-нибудь модный чарующий трек. Окно в спальне, опять же, на руку. Тени падали как следует, так что любая сторона становилась рабочей. Женя откинулся на вытянутые руки и снова тряхнул головой. Не зря, не зря были все инвестиции в ламинирование! Саша чуть-чуть потерялся: - А как… ? Господи, и учить всему надо. Женя подобрался, подошёл, раздел, зацеловал - кто бы знал, что Саша будет стесняться, - не удержался, оставил лишнего следом на шее. Как будто пятнадцать, ну еб твою мать. Думать об этом будет Саша и утром, не наши проблемы. Это плата, Женя так решил - за годы, ну годы же дразнилок и игры в поддавки. Сидя сверху и глядя в глаза эти испуганные, Женя решил удостовериться: - Ты же меня провоцировал, падла, в курсе? Вышло полуутвердительно, но, как Женя опустился, стало будто полегче, к Саше вернулась способность дышать и шутить: - Я-то? Провоцировал. Это мучительно долго спьяну, хоть прямо так зысыпай, но оба упрямые, а у Саши нервы. Он бьётся, и рвётся, потеет, вздыхает, кусается как сумасшедший - и что-то там будет вместо загривка, это что, месть? - и когда, наконец, кончает, то улыбается по-ублюдски довольно; - Ну ты, конечно, и стерва. А Женя и половины своих талантов не показал. Он возмущается, но смеётся: - Иди ты нахер! И трезвеет совсем, когда Саша говорит: - Может быть, в следующий раз. ***