Заходит в бар злодей в отставке

Однажды он просто зашел, будто имел на то полное право, и Юффи справедливо заметила, что действительно имел, поскольку исправно платил за заказы и не доставлял неудобства, не пытался привлечь внимание. По первости Тифа была как на иголках: всё ждала, когда же проявятся истинные причины, раскроется коварный замысел. Руфус Шинра пережил природные катаклизмы, многочисленные сражения, покушения и геостигму. Что бы он ни делал, делалось оно с каким-то умыслом, и Тифа прекрасно знала, что выпить он мог и дома - почему тогда заявился к ней в бар? Не то чтобы заведение было в городе самым лучшим или роскошным (по этому поводу она не переживала - ведь это был её бар, пусть и не самый популярный). Она заставила его подождать целых двадцать минут, прежде чем подошла к столу принять заказ. И когда он попросил особенно высококлассный виски, которого в её распоряжении не было, Тифа разве что не светилась от торжества, отказывая ему. Руфус нисколько не растерялся от её грубости, хотя и потер переносицу с тем видом, с каким обычно переживают головную боль. Он согласился на двойную порцию какой-то марки попроще, где-то с час медленно потягивал напиток, безмолвно о чем-то размышляя, а гилей при уходе оставил столько, что дважды покрыло бы заказ. Той ночью Тифа спала неспокойно, всё пытаясь понять, что бы это значило. Он не заговаривал с ней, не издевался, не флиртовал - просто вел себя, как обычный посетитель. И всё это было неправильно, и Тифа знала, что не в силах предсказать его действия по одному такому визиту. Когда через пару дней Руфус вернулся, она ещё больше взъершилась, укрепляя оборону. Он вёл какую-то тонкую игру, появляясь уже второй раз ровно за два часа до закрытия. И по-прежнему всем своим видом выражал, что пришел только выпить её дешевый виски (очередной двойной) и уйти, когда посчитает нужным. На этот раз Тифа, подстегиваемая царившим в баре напряжением, не знавшая, чем уже себя занять, принялась внимательно Руфуса рассматривать. До сих пор его пепельно-светлые волосы были аккуратно уложены назад то ли тщеславия ради, то ли для удобства, то ли для того и другого. У Руфуса по-прежнему были насыщенно-голубые глаза, которые без труда привлекали её взгляд. Он был отменным стрелком - это уж она помнила, - и хотя казалось, что на окружающие вещи он не обращает никакого внимания, Тифа даже не сомневалась, что тот давно уже запомнил расположение по отношению к себе каждого объекта в комнате. Внимание к деталям значилось в списке тех вещей, которыми Шинра был известен и страшен. Тифа думала, что протрёт дыру в поверхности стойки, когда тот пришел во второй раз - настолько тщательно она блюла чистоту и не смотрела на него. Это "не" служило ей напоминанием, поскольку довольно трудно было сдерживаться, чтобы не посмотреть. Подозрения и страхи по-прежнему сидели глубоко и прочно - неважно, как он помог им в последний раз. Руфусу нужно было бороться с собственной болезнью, и так уж получилось, что их сражения совпали. Когда Руфус покончил с заказом, оставил деньги и ушел во второй раз, Тифа почувствовала себя такой опустошенной после пережитого напряжения от его визита, что пришлось закрыть бар пораньше и дать себе выспаться. Стресс был истощителен. Заговорила она с ним не в третий и не в четвертый раз. Когда и пятый, и шестой визит прошли без происшествий, Тифа вдруг поняла, что перестала их считать (или отмечать эти дни в календаре). В день, когда она все-таки сказала что-то еще кроме вопроса по поводу заказа, ей довелось сообщить ему информацию, о которой без неё он бы не узнал. - Мне вчера бутылку Эдны подвезли. Вы как-то спрашивали - может быть, заинтересуетесь. Руфус выгнул бровь и открыл было рот, чтобы ответить, но передумал и просто кивнул. - Как обычно, значит? - он снова кивнул, и уголок рта приподнялся в подобии улыбки. На чьем-нибудь чужом лице это выглядело бы ухмылкой, но для Руфуса подобное было обезоруживающим, мягким выражением. Тифа поняла вдруг, что в ответ от души улыбается, и вечер прошел так же, как и остальные. В занятые дни он не приходил. По четвергам, пятницам и субботам она его никогда не видела, да и не ожидала увидеть, зато по воскресеньям он бывал почти всегда, а потом еще раз или два на неделе. Бутылка Эдны, которую Тифа держала у себя, быстро стала "его" бутылкой, и, стоило Руфусу зайти и сесть за столик, она просто наливала для него виски и подносила заказ. В тот же день, когда он впервые её поблагодарил, Руфус остался до закрытия. Тифа, с полотенцем наперевес, бесцеремонно ему намекнула, что пора собираться домой. Тогда он одарил её говорящим многое взглядом: что ему не нравилось, когда указывают, как поступать, что ему много о чем нужно подумать, что не готов он встретиться с тем, что ожидало его дома. Чтобы привести Тифу в замешательство, нужно было куда больше, чем тяжелый взгляд, поскольку с провожанием пьяных буянов она расправлялась почти профессионально, и один капризный трезвенник уж точно не значился в первых строчках списка проблем. И вот где-то через четыре месяца странных визитов Руфуса Тифа умудрилась заболеть. Была середина осени, и температура отличалась поразительной переменчивостью. В такие дни она особенно скучала по Дензелу и Марлен, так что жилье над баром казалось ей слишком запустелым. Баррет заработал достаточно денег, чтобы поселить их в нормальном доме - под которым не было бара, а техника в кухне могла приготовить нормальную пищу, в отличие от какой-то горелки, которая еле работала, да духовки, превращавшей любую пищу в угольки. Юффи пришла помочь по бару, но Тифа не доверила юной ниндзя ухаживать за собой. Ничего не стоило заразить окружающих, да и сама хозяйка, честно сказать, не любила, когда за ней слишком много носятся - от того она чувствовала себя слабой и изнеженной, а ведь большую часть жизни пытылась быть сильной. И всё это казалось ей глупостью, когда она практически доползла до двери, взмокшая от пота и едва державшаяся на ногах от головокружения, чтобы открыть и обнаружить на пороге доктора. Он сказал, что ей давным-давно стоило пойти в больницу, и всучил баночку с таблетками, пока Юффи с любопытством смотрела на них из-за угла. Перед уходом он наказал синоби кормить Тифу супом и заставлять пить побольше воды. - Спасибо, - просто сказала она. - Я заплачу вам, как только доберусь до банка, если оставите свой адрес. - О том уже позаботились, мисс Локхарт. Вы поправляйтесь, - и он чуть склонил шляпу в знак прощания. Юффи только пожала плечами: - На меня не смотри. Всё ещё слабая, иногда мучимая головокружениями, но вполне работоспособная, Тифа через пару дней после визита доктора вернулась к делам. Было странно возвращаться к рутине после её прерывания болезнью. Когда Руфус зашел, то первым же делом посмотрел ей в глаза. Что бы он там ни увидел, результат его удовлетворил, поскольку он ей утвердительно кивнул, и Тифа приготовила ему виски. Свою неспособность нормально дышать она с особым усердием списывала на оставшиеся еще следы болезни. В тот вечер он остался до закрытия и Тифа его не выпроваживала до тех пор, пока всё не вытерла и не подняла стулья. - Это был ваш доктор, да? - сказала она, провожая его до двери. Он натянул своё плотное белое пальто, всматриваясь в туман снаружи. Оттуда, словно призрак, возник Руд, чтобы встретить начальника. Тифа решила, что машина тоже где-то неподалеку, и за рулем наверняка Рено. - Я верну деньги. Почему это расстроило его, она не знала. Но резкий отказ и быстрый уход явно говорили, что деньги он от неё примет разве что через собственный труп. - И зачем ты приходишь сюда, Руфус? Она не знала, когда вдруг стала называть его по имени, но это довольно просто слетало с языка, да и не то чтобы он возражал. К тому же, это было легче, чем угадывать его нынешнюю фамилию: уж столько псевдонимов он сменил после собственной "смерти", что Тифа даже не задумывалась. - Чтобы выпить. - Если собираешься строить из себя умника, можешь идти домой. Вопрос был справедливый, но Тифа в свои слова не вложила и капли возмущения. Она просто хотела знать, а он, кажется, просто не хотел говорить. - Неужели так сложно поверить, что я прихожу в бар, чтобы выпить? - он наблюдал, как она поднимала стулья; остатки виски уже давно смешались с растаявшим льдом. Руфус отстраненно крутнул стакан. Тифа рассмеялась, утирая пот со лба; сегодня она двигалась быстрее обычного, нервничая от того, что наконец-то задала ему вопрос, который хотела задать с самого начала. - Я знаю пьяниц, Руфус, и ты уж точно не из их числа. Ты приходишь, заказываешь одну порцию, ни с кем не говоришь и уходишь! Так мои постоянные клиенты себя не ведут, и мне совсем не хочется слушать, как ты пытаешься убедить меня, что это нормально - сам знаешь, что это не так. Пока Тифа подходила к его столику, она высвободила шишку, державшую её длинные темные волосы, и они заструились по спине и плечам; Тифа провела по ним рукой и чуть распушила. Последние несколько раз Руфус оставался после закрытия, и они понемногу разговаривали. До зимнего солнцестояния оставалось несколько дней, и Тифа все больше чувствовала себя одинокой без собеседников, пока один темный день сменялся другим. Когда владеешь баром, много солнца не видишь, но зимой жизнь вообще проходит в темноте. Руфус отставил стакан в сторону и обратился к ней: - Вы знаете, кто я, мисс Локхарт. Потому я и прихожу. - Эгоизма ради? Знаешь, только потому, что ты Шинра, я не собираюсь к тебе относиться, как к принцу. Одарив её тем взглядом, которым обычно смотрят на дураков, Руфус раскрутил на столе монетку. Одним движением прихлопнул её к поверхности и обратил к Тифе особенно пронзительный взгляд. - И вновь вы озвучили свое отношение ко мне до неприличия ясно, но на сей раз вы как-то необыкновенно недогадливы. Чертов деспот. - Ну, тебе придется высказаться яснее. Мой рабочий день только завершился, и я совсем не в настроении решать головоломки. - Сколько у вас близких друзей, мисс Локхарт? - Мы всё ещё о том же? - она сморщила нос, пытаясь выгадать, к чему все идет. - Да, вполне. Я высказываюсь так ясно, как вы того хотите. Тифа решила подыграть и косо на него посмотрела, подозрительно улыбаясь. - Баррет, конечно же. Хммм... еще, наверное, я много времени провожу с Юффи. Винсента навещаю время от времени, Сида тоже, когда могу... - имя, застывшее на кончике языка, она так и не смогла озвучить. Друзья не исчезают без единого слова. Друзья не обрывают связь, не попрощавшись. Будь проклят этот человек и его шипастая прическа. Он скорее предпочтет преследовать призраков, чем быть рядом с теми, кто заботится о нем. Тифа сделала над собой усилие, возвращаясь в настоящее; взгляд синих глаз Руфуса помог ей в этом, служа опорой в реальности. Тот выглядел чересчур довольно, будто уже выиграл в споре. Неважно, что они вовсе не спорили - Тифа всё равно нашла его широкую ухмылку раздражающей. - И скольких этих близких друзей вы видели после Метеора или после того, как нашли лекарство? Сколько из них знают о вас всё? Понимают без слов? - О... Теперь тишина между ними казалась особенно глубокой. Это был самый личный разговор между ними - между ней и кем-нибудь еще за последний год, и Тифа задумалась, как так вышло. - И ещё я не держу дома выпивки. Ходить в бар намного удобнее, чем вы полагаете. Если бы Тифа не знала этого человека, она бы подумала, что он ей подмигнул. Скорее всего, соринка в глаз попала, и она его поспешно потерла. Стало ясно, что пора закрываться на ночь и отдыхать. Бар был закрыт целых пять дней: Тифа отмечала солнцестояние с друзьями и знакомыми. Как-то поздно вечером, возвращаясь с вечеринки у Винсента, она обнаружила у дверей корзину с фруктами от Руфуса. Тифа поняла, что именно от Руфуса, поскольку замерзший до состояния сосульки Рено держался за неё, как за собственную жизнь. Ужасно сочувствуя несчастному, Тифа пригласила его в дом отогреться. Со свойственной ему развязностью, несколько подпорченной онемелыми конечностями и стучащими зубами, Рено приглашение принял, и вскоре рыжий Турк, с которым раньше она виделась в сражениях, попивал горячий шоколад из её кружки с потускневшим рисунком котёнка. Тифе нравилась эта кружка - один из немногих предметов, которые попали сюда из Нибельхейма. Хотя и немного было хороших воспоминаний в детстве, этот котёнок заставлял её каждый раз улыбаться. - Хочешь кусочек груши? Она была где-то в центре, так что наверняка не проморозилась. - Не-е. Тебе спасибо, что предложила, но руки-ноги мне ещё нужны, а если я не сброшу эту штуку и не уйду - я покойник. Босс особенно настоял на том, чтоб тебя не беспокоить. Рено явно отогрелся: щёки его стали одного с волосами оттенка. - Ты меня не беспокоишь. Да и вообще сейчас праздники! Время благотворительности, новых начинаний и всего такого. Тифа так много раз начинала жизнь заново: когда в одиночку заботилась об отце, при переезде в Мидгар, когда путешествовала по миру, открывала бар - и всё это время она сражалась. Вот уж что делало её жизнь полной, так это борьба. - Уверена, Руфус не обидится, если ты перекусишь. Без дальнейших расспросов она поставила перед ним тарелку с печеньем и половиной груши. Рено ей белозубо улыбнулся и всё съел, после чего отсалютовал и убежал по делам - по каким-то делам, которые находил Руфус для Турков в зимнее солнцестояние. На дне корзинки лежала маленькая коробочка. Приложенная к ней открытка гласила: "Для мисс Локхарт, от Р.Ш.". Внутри была плетёная золотая цепочка. Тифа отбросила её, точно обожглась. - Ты что пытаешься провернуть? - прошипела она, обрушивая на стол стакан прямо перед ним. Прошла неделя с Инцидента Фруктовой Корзинки (как Юффи драматично любила это называть), и Тифа не виделась с Руфусом вплоть до этого момента. Если он держался подальше в надежде, что она поостынет, то серьезно недооценил силу и долговечность эмоций Тифы Локхарт. - Полагаю, мисс Локхарт, подарок на солнцестояние не пришелся вам по душе. Разве обыкновенно люди не посылают в ответ простую записку с благодарностью и не передаривают несчастный предмет другим? - он говорил, внимательно исследуя поверхность бежевого пиджака на предмет пятен - Тифа чуть не выплеснула на него содержимое стакана. В тот момент она хотела метать огнем от злости, но пред лицом его каменного спокойствия сложно было удержать тот же уровень праведного гнева. - Если вы находите подарок таким уж отвратительным, никогда не поздно отослать его обратно. В будущем я обязательно учту вашу нелепую ненависть к ювелирным украшениям, - холодный тон сменился ледяным. Рука, которой он держал стакан, побелела и задрожала от силы хвата. Если бы Тифа вложилась в посуду потоньше, стекло бы уже давно разбилось. Тифа не без искреннего шока обнаружила, что он всерьез расстроился из-за её отказа от подарка. Не желая больше об этом говорить, она развернулась и прошагала обратно к стойке, чтобы принять заказы других клиентов. Этим вечером он ушел раньше обычного. Цепочку Тифа оставила. Ему стали приносить еду. Тифа метала мрачные взгляды в его сторону, но Руфуса это не смущало. Еду приносила Елена, но, похоже, готовила не она - по крайней мере, так Тифа решила, когда заметила её незаинтересованность во мнении Руфуса насчет того или иного блюда. Не было замасленных пакетов с жареным картофелем или сэндвичей в тонкой бумаге - пища выглядела здоровой и до неприличия стерильной. Пресное филе без соуса, овощи на пару без приправ или масла да редкая порция риса или пасты (и снова без соуса)... Тифа думала, что если это и впрямь всё, что Руфус ел, неудивительно, что он такой худой. Одежда, впрочем, с него не свисала, но наверняка ей удавалось скрыть многое от взгляда Тифы. Когда она поняла, что рассуждает о виде его голого тела, волна смущения поднялась со спины и окатила полностью, обдавая её таким теплом, что Тифа всерьез задумалась, не смутить ли кого-нибудь из посетителей. Их разногласие по поводу цепочки привело к тому, что Руфус больше не оставался поговорить после закрытия, как к тому успела привыкнуть Тифа, и пришлось признать, что она соскучилась по этим беседам. Не так много полезных разговоров между ними состоялось, но было приятно услышать, как Рив и ОВМ восстанавливали мир после катаклизма, что потряс судьбы всех жителей. Она едва следила за состоянием дел вне Эджа, и Руфус сумел разжечь её любопытство. И если он был вполне счастлив сделать два шага назад, Тифа в конце концов обнаружила в себе противоположное, и однажды ранней весной она поставила перед пропаренной куриной грудкой, которую он ненавязчиво разрезал, бутылку с острым соусом. Манеры его поведения за столом - даже в её баре - напоминали вновь и вновь, что принадлежал он тому обществу, которому Тифа не могла подражать и которого даже не могла представить. - Уже год прошел, да? - почти. Если бы она не выбросила старый календарь, то нашла бы тот самый день, когда он пришел впервые - день, обведенный в красный кружок с большими вопросительными знаками. Руфус аккуратно отложил столовые приборы и обратил к ней полное свое внимание. - Приблизительно. Понимая, что первая решила заговорить она, он ждал продолжения, и Тифа почувствовала необходимость прочистить горло, стараясь не покраснеть. Убирая прядь за ухо и всматриваясь в парочку посетителей, бормочущих что-то о работе на стройке, она попыталась на ходу придумать достаточно убедительную причину, чтобы оторвать Руфуса от еды. - Ты ещё практикуешься в стрельбе? Если он и был удивлен этим вопросом, Тифа не могла сказать наверняка. - Да. Не так часто, как хотелось бы. Хотите научиться? - Вообще я больше заинтересована в рукопашном бое. Наверное, я рассчитывала, что ты и другими видами боя занимаешься, - вообще, она ни о чем таком не думала, и слова не имели совершенно никакого смысла. - Кажется, хм, Руд практикует то же, что и я, да? Может быть, он хотел бы поучаствовать в поединке? - НЕТ, - Руфус вдруг оживился и ответил весьма твердо, но быстро привел себя в порядок, продолжая: - Руд вряд ли будет сражаться с... союзниками. Особенно женщинами. Полагаю, он скорее склонен позволить избить себя до полусмерти, чем поднять на вас руку, мисс Локхарт. - Тифа. - Я знаю, как вас зовут. - Да, но я думаю, пора бы и тебе так меня звать. Лицо его посетила полуулыбка, заставив глаза просиять, и он потянулся за острым соусом. - Я воспользуюсь этой заправкой, только если вы первая попробуете. - Расслабься, Тифа, иначе отдача сотрясет тебе всё до пальцев на ногах. Если он считал, что она успокоит хоть один мускул в теле, когда сам прижался к боку, направляя её руку для правильного прицела - он с ума сошел. Кроме объятий и незначительных прикосновений от друзей да редких дружеских поединков с другими бойцами она никогда не вступала с людьми в тесный контакт. Тесная близость этой ситуации была довольно тревожащей, и Тифе ничего сейчас не хотелось больше, чем бросить пистолет и восстановить дистанцию между собой и Шинрой. Его мягкий голос продолжал звучать, будто она уже расслабилась - хотя на деле только взвилась еще больше, - когда другая его рука подхватила её с другой стороны, наставляя прицел. В этом странном подобии объятия дыхание Руфуса чувствовалось около её уха. Совсем тело напряглось, когда его пальцы легко пробежались вверх-вниз по её бокам, чтобы скорректировать положение бёдер. Когда он отстранился, она чуть не просела от охватившего её напряжения. - Стреляй, - приказал он, и она автоматически подчинилась бесцветной власти в его голосе. Тысячи раз она слышала треск выстрелов, но почему-то теперь, когда в руках было оружие, ощущения были другие. Было чуждо и неприятно, и захотелось бросить пистолет и выбежать из личного тира Руфуса. Тифа была у него дома, наедине, сотрясаемая ненужным осознанием его близости и сердитая на себя за поведение, которое никак нельзя было назвать нейтральным. - Хотя прострелить колено - в самом деле достаточно эффективно, я вас пытался нацелить на сердце. Возможно, пистолет поменьше не будет так сильно вас смущать. - Меня не смущает размер твоего пистолета, Руфус, - когда сознание воспроизвело это предложение, Тифа крепко зажмурилась, надеясь повернуть время вспять. Когда он мягко рассмеялся и двинулся за оружием для собственной практики, она удивилась и почувствовала странную благодарность. Попытавшись выдавить из себя небольшой смешок, будто это была шутка, она воспользовалась выходом из положения, который он любезно предоставил. Прицеливание с опустошением обоймы не улучшилось, но, сказать честно, Тифа и не хотела этим заниматься. Почему она приняла его приглашение, оставалось загадкой. Боевой дух в Тифе, однако, особенно сникся, когда Руфус успешно поразил цель на другом конце с той скоростью, которую любой Солдат счёл бы приемлемой. Руфус повернулся к ней, опустив пистолет, веселый и очень даже самоуверенный, и Тифа задумалась над тем, как же странно жизнь повернулась, если она оказалась тут, рядом с ним, в таком-то положении. - Хочешь, чтобы я снова помог тебе встать правильно? Почему-то когда Руфус посмотрел на неё, ей показалось, что вопрос его был не совсем о том, о чем шла речь. Это был просто показательный матч, и она никак не рассчитывала, что Руфус появится, поэтому когда взгляд нашел Цона у выхода и Руда где-то в толпе, не составило особого труда разыскать и причину их присутствия. Кажется, он был не в восторге от перспективы сидения в столь людном месте, но ему удалось разыскать чуть менее тесный уголок, и вокруг его стула было больше места, чем вокруг остальных. Первым он точно не зашел, но не исключено, что Цон и Руд расчистили ему дорогу. Руфус никогда не выходил в люди по крайней мере без двух Турков, в чем она убедилась, когда выносила мусор в баре и чуть не столкнулась с патрулирующим территорию Рено. Это должно было раздражать, но Тифа почувствовала себя более защищенной. Когда начался поединок, всё вокруг отступило на задний план. Противником был один из её старых наставников, мужчина плотного строения, бывший помощником инструктора, когда она только начинала, и находившийся в очень хорошей форме. Он задал яростный темп, надеясь быстро её вымотать, и они обменялись несколькими ударами, пока Тифа не попыталась провести неосторожный прием и не получила мощный удар по голове, отправивший её на землю. Благодаря опыту и инстинктам ей удалось предотвратить серьезную травму, но толпа все равно вздыхала и подбадривала. Взрыв боли вернул её к плану поединка, и в итоге она вымотала его настолько, что смогла прижать к земле. Противник захлопал по полу; Тифа расслабилась, сползая с него, и поднялась, чтобы поблагодарить за хороший поединок. Публика была в восторге - в восторге была и Тифа, чувствовавшая прилив адреналина и уже искавшая кое-кого взглядом, чтобы поделиться радостью победы. Он нашел её раньше. Тифа присела в углу ринга, понимая вдруг, как ужасно сейчас выглядела - вспотевшая, с начинавшими проявляться синяками. - Вот это представление. Мне стоило принести цветы, - сузившимися глазами он разглядывал ранку на лбу. Тифа чувствовала, как бежит кровь, но боли пока не было. Она неуклюже подхватила его под локоть, пытаясь поймать его в толпе. Глупая, глупая Тифа. Что случилось с её здравым смыслом - или хотя бы инстинктом самосохранения? - Я бы все равно не знала, что с ними делать, - ответила она, признавая, что даже этих его слов было достаточно, чтобы заставить её просиять. Руфус отстранился, когда её нашел, наконец, врач и вытер кровь с брови. Когда он ушел, Тифа была уверена, что Руфус тоже растворился в толпе, но он все еще был здесь, окруженный своими людьми. Цон ей приветственно кивнул, а Руд с выражением, полным обожания, показывал ей большой палец, пока быстрый ледяной взгляд от Руфуса не вернул его к стоическому безразличию. - Проголодалась? - спросил Руфус. - Ужасно, - ответила Тифа. Она старалась не думать о том, какой предсказуемой стала, когда обнаружила на кухонном столе две порции ужина. Они быстро поели; в это время Тифа говорила о старых недобрых деньках, когда постоянно тренировалась, мечтая о лучшей жизни, но не представляя даже, чем должна была стать эта лучшая жизнь - кроме постоянной нужды стать сильнее. Руфус молча слушал, и в тот момент Тифа уже не была так уверена, что чувства, которые она начинала к нему испытывать, были чем-то решительно плохим. Уже вечером, когда она принимала душ, до неё, наконец, дошло, что дверь была закрыта, и ключа у него не было - как тогда еда попала в дом? Отвратительный, самоуверенный павлин. Случилось что-то плохое. Руфусу пришлось срочно уехать, о чем Тифа даже не узнала бы, если бы однажды вечером Елена не появилась на пороге, отказываясь уходить. Как она объяснила, у неё был приказ, и, пока босс не вернется, она не будет упускать Тифу из виду. Чудом удалось уговорить серьезно настроенную женщину хотя бы переночевать на кушетке, иначе к утру она бы едва держалась на ногах у порога. Последовали несколько напряженных дней, и Тифа так встревожилась, что даже закрыла бар и распустила работников, сказав, что не знает, когда откроет его снова. Многие из нанятых работали на полставки по несколько часов в неделю, так что особых угрызений она не испытывала. У Елены не было никаких сведений, которые помогли бы Тифе успокоиться, но Турк заявила, что должна везде следовать за Тифой и вмешается, только если она приблизится к Мидгару. Тифа позвонила всем, кого знала, и вскоре стало ясно, что в мире происходит что-то масштабное, в чем как-то замешаны Баррет, Юффи, Винсент и Сид. До Рива было не дозвониться - что бы всё это значило? Руфус появился на её пороге, с мешками под глазами, в костюме, который не сменяли несколько дней. Выглядел он, как человек, увидевший привидение, и смотрел на Тифу голодным взглядом, когда та утянула его в темный, пустой бар - и наверх, к кушетке. Елена исчезла, но Тифа видела её из окна второго этажа: та о чем-то спорила с Рено перед машиной Руфуса. Их накрывала дымка летнего дождя, но это никак не мешало их разговору. - Этому нет конца. Нет конца моим ошибкам, - Руфус ушел в себя; Тифа задумалась: были ли у него вообще друзья кроме неё - или только подчиненные, партнеры по делам да враги? - Знаю, что мы опять во все это вовлечены, чем бы оно ни было. Ты мне обязательно расскажешь, но сейчас тебе нужно принять душ и выспаться. - Сейчас я не этого хочу. Слишком мало времени для игр, Тифа. Ему, даже растрепанному и до смерти уставшему, хватило силы и скорости усадить её рядом с собой и оставить на губах поцелуй, застав врасплох, как мышку в мышеловке. Сначала она замерла, но с течением времени глаза её закрылись, и она стала таким же агрессивным участником неизбежного завершения того танца, который они начали несколько месяцев назад. На лице была грубая щетина, и от него пахло смесью одеколона и пота, но момент был слишком восхитителен, чтобы отпускать его так просто. Руфус обвил руку вокруг её шеи, пустив пальцы в волосы. Одна её рука покоилась на его ноге, вторая была зажата между телом и кушеткой. Поцелуй был полон всех тех сложных эмоций, с которыми им пришлось столкнуться, и Тифа принимала всё это с облегчением. Никаких вопросов, никаких волнений; она знала, где её место рядом с этим человеком. Руфус своим стремлением к защите и уверенностью, доводившими её до белого каления, сумел каким-то образом проделать путь сквозь её барьеры, воздвигшиеся после того, как Клауд в очередной раз ушел спасать мир. Пришло и для неё время выйти на поверхность, и она позволила себе раствориться в фатализме, несколько разрушительном, сопровождавшем её почти наивную храбрость. Он был прав: у них не было времени кружить вокруг того, чего хотели оба. Вымытый, уставший, но никак не успокоившийся, Руфус, гладя её по волосам и вниз по нежной коже спины, рассказал о Дипграунде. Он не стал убеждать, что это было не её сражение, или просить не вмешиваться. Начиналась новая война, и все её друзья уже ждали на линии фронта; Руфус замолк, когда она решила побороть его хмурость нежным поцелуем и обещанием. - Я вернусь, - мягко проговорила Тифа, сомневаясь, что он не уснул, и почувствовала, как крепнет объятие в ответ. - Если не вернешься, я куплю твой дешёвый бар и сделаю тут парковку. Она неверяще фыркнула. - Ещё раз. - Сделаю из него бордель. Тифа повернулась к нему, прожигая бушующим взглядом - даже зная, что он просто дразнит её, - и ткнула в грудь, аккурат над тем местом, где остался тонкий шрам от сильного удара мечом несколько лет назад. Теперь об этом сражении она вспоминала, как о сне. - Последняя попытка. - Угрожаешь? - в голосе слышался издевательский смешок. Без оружия перед таким бойцом, как Тифа, он был беззащитен, но никогда не позволил бы себя вспугнуть. - Просто возвращайся, иначе так и не узнаешь, что я решу сделать. Он не говорил о вечности, не говорила и она. Было бы слишком жестоко перед лицом неизвестности. Когда он все-таки заснул, его объятие показалось ей пленом, в который она была счастлива попасть. Странно было чувствовать себя счастливой и умиротворенной на грани возвращения на поле боя. Следующим утром, когда он сбривал щетину с помощью чересчур пенившегося мыла да одной из её миниатюрных бритв, одетый только в одно из её зелёных полотенец, он заявил, что, хотя изначально не планировал такого положения дел, исход оказался более чем удовлетворительным. Она сказала, что это самое неромантическое, что ей когда-либо говорили парни. Он попросил дать ему время, чтобы придумать что-нибудь похуже. Потом повернулся, схватил её и испачкал в мыльной пене, пока она визжала и смеялась. Упаковывая вещи в дорогу, она не забыла положить плетёную золотую цепочку.