На цепи

      — Самое любимое мы держим рядом с собой, Микура, — возбуждённо шепчет Джураку, притягивая девчонку за металлическую цепь ближе. Микура злится, обнажая белоснежные зубы. Сачико лишь игриво смеётся, затягивая её ошейник сильнее.       «Она не сможет убежать от неё»       Эта мысль растекается по разуму, как сливки на праздничном торте. Уголки губ тянутся вверх, предвкушая будущее удовольствие. Вот, ещё чуть-чуть. Осталось лишь загадать желание и задуть свечи, чтобы получить лакомый кусочек. Она прижимает «питомца» к стене, как только звенит заветный звонок. Джураку всегда раздражала эта мелодия, служившая напоминаем, что их игры не вечны.       Здесь, в коридорах академии они остаются одни. Так близко стоящие к друг другу, словно близкие друзья или даже любовники. Джураку прекрасно знает, что она может так думать, потому что жизнь Микуры целиком и полностью в её руках. Она толкает девчонку к стене. Садо встречается затылком с каменной оградой. Из её уст вырывается болезненый стон. Глаза девчонки внезапно расширяются в испуге, а ладони моментально оказываются на обветренных губах, закрывая их в спасительном жесте. Ей нельзя было этого делать! Ведь Джураку не любит нытиков и бедолаг.       Но её реакция совсем иная.       Такой Джураку видели только при игре. Азарт приносит в её мир краски, заставляя по другому смотреть на какие-то совершенно обычные вещи.       Сачико — вихрь безумия.       Чужие пальцы резко убирают рыжие пряди за уши. Лицо Микуры переполнено эмоциями: от боли и обиды до смущения и любопытства.       — Это нам будет только мешать, — ловкими движениями Джураку снимает ошейник, отбрасывая его куда-то сторону. Взгляд прикован к покрасневшей шее девчонки. Сачико облизывает губы, чувстуя нарастающий аппетит. — Верно? — Садо послушно кивает, закрывая глаза.       Микура пахнет ягодами, потому что Джураку нравится этот аромат.       Микура старается держать свои волосы не слишком длинными, потому что Джураку не хочется с ними возиться.       Микура делает всё, что потребует Джураку, потому что теперь она её собственность.       Сачико припадает губами к раскрасневшейся шее, ведёт медленно горячим языком по чувствительной коже Садо, ощущая сладкий привкус во рту. Кто же знал, что Микура так вкусна? Если это было бы так очевидно, Джураку определённо попробовала её раньше, где-нибудь в другом, более подходящем месте. Но сейчас придётся довольствоваться тем, что есть.       Микура встаёт на носочки, чтобы Сачико стало чуть удобнее. С чего такие порывы заботливости? Джураку улавливает все действия своей микэ. Внутри девушки появляется иррациональное желание похвалить или даже погладить по мягким шёлковым волосам эту девчонку.       — Умница, Микура.       Все её слова — яд, медленно пропитывающий все клетки Микуры. Джураку — её медленная, но верная смерть.       Ладонь Сачико фамильярно скользит по полуобнажённому бедру Садо. Клетчая форменная юбка задралась вверх, заставляя Микуру чувствовать себя постыдно. Щёки горят, грея хозяйку лучше любого костра. Палец цепляется за резинку белых трусов, лениво накручивая её.       — Что-то не так, Микура?       Девчонка ойкает, испуганно хватаясь за сердце. Садо всеми силами старается не нервничать от действий хозяйки. Чего стоили её глаза, уже сводившие с ума. Микура сглатывает образовавшийся ком беспокойства в горле и скомкано отвечает, заикаясь на каждом слове.       — Всё хорошо. Прекрасно. Отлично.       Джураку нежно проводит языком по нижней губе Микуры, превкушая свою очередную победу. Девушка резко хватает девчонку за волосы, потянув на себя. Из чужих глаз непроизвольно катятся слёзы. Садо сжимает губы в тонкую линию и тихо всхлипывает, чем заводит Сачико ещё больше. Джураку целует дико, мокро и неприятно, вызывая болезненые ощущения. Для неё это не было показателем любви и привязанность, совсем наоборот, власть и похоть.       Её микэ.       Существует только для неё.       Слушает только её.       Предана только ей.       Других людей для неё просто не может быть.       — Я не зря играла с тобой, — довольно протягивает девушка. Сейчас она снова застегнёт на ней ошейник. Вновь будет водить по коридорам, выставляя её напоказ, словно призовую свинью, а ночью будет хаять и лелеять за послушание. Дико, грязно и отвратительно. Микура ненавидит себя, потому что ей нравится. Она сжимает кулаки от безысходности, падая на колени. — Ты бесподобна. Шуршание цепей лишь напомнило, в каком Микура положении.       — Попрошу запомнить, Микура, — властно произносит Джураку, присаживаясь рядом с любимицей. — От твоего присутствия зависит моё настроение. Не отходи далеко, дорогая, — по щеке катится холодная слеза.