_________________________________
— Ты уверен? — снова спрашивает Ойкава, напрягая пальцы на руле. Иваизуми продолжает смотреть в окно, на проносящиеся мимо пейзажи. Он молчит, погруженный в свои мысли. Ойкава останавливается на светофоре, включает левый поворотник: — Хаджиме. Иваизуми смотрит на него. Ойкава улыбается, несмотря на все это: — Ты уверен? Иваизуми хмурится, снова переводя взгляд на дорогу: — Я причинил тебе боль. Ойкава закатывает глаза, плавно разворачивая машину: — Я в порядке. — Я ранил тебя, — настаивает Иваизуми, скрещивая руки на груди, — И разрушил квартиру. Ойкава поджимает губы, но не отвечает, сосредоточившись на дороге, поскольку полоса становится все более ухабистой и гравийной. Они свернули в лесистую местность, плохо освещенную. Они едут молча, пока не подъезжают к воротам с будкой для персонала. Ойкава объясняет, что он здесь, чтобы встретиться с Кьётани, и мужчина спрашивает его по рации. Примерно через минуту их пропускают через ворота в заповедник. Они паркуют свою машину у главного здания и выходят. Кьётани стоит рядом, приветливо машет рукой. Иваизуми взваливает на плечи рюкзак и направляется к нему, Ойкава идет следом. — Что ж, сколько звезд ты бы дал той комнате, в которой я остановлюсь? — Иваизуми пытается шутить, толкая локтем напряженный бок Кьётани. Все, что угодно, лишь бы уменьшить напряжение в воздухе вокруг него. Молодой человек задумчиво смотрит на него и не отвечает. Ойкава тоже не хихикает, критически оглядывая свое окружение в тускнеющем свете, насколько это возможно. Кьётани ведет их к задней части главного здания. Они проходят мимо вольера, и Иваизуми инстинктивно обнаруживает, что стоит между ним и Ойкавой, пока они идут. Что глупо, потому что там огромный забор, отделяющий то, что там живет, от его мужа. Но ещё есть рычание, грозящее вырваться из его горла, и это еще глупее. Он делает все возможное, чтобы сдержаться. Он пришел к осознанию некоторых вещей после того, как дважды перевоплощался, вещей, которых раньше не было, вещей, отдельных от него и рожденных волком, живущим внутри него. То, чего хочет волк, против того, чего хочет Иваизуми. Как волк дергает его, скручивает вены, действует на нервы, пытаясь заставить его делать то, что он хочет. Как пытается подавляет и держать человека под своим контролем. Они проходят мимо ограждения, следуя по грунтовой дорожке к сооружению, похожему на бункер. Кьётани передает свой фонарик Иваизуми, прежде чем отпереть тяжелую дверь и открыть ее. Лучше всего это можно было бы описать как стальной ящик. Ойкава хмурится. Пара делает шаг вперед. Ойкава проводит пальцами по холодным серым стенам, слегка вздрагивая. Иваизуми проверяет их, постукивая кулаками, и кивает. В одном углу стоит миска с водой, а рядом с ней немного сырого мяса, которое волку очень хочется съесть. Иваизуми игнорирует это желание. Кьётани, должно быть, положил его туда недавно. Пахнет свежестью. — Для чего используется это место? — спрашивает Ойкава. — Временный изолятор, — отвечает Кьётани со своего места, прислонившись к двери. Ойкава хмурится еще больше. Иваизуми пытается игнорировать волны беспокойства, исходящие от его мужа. В последнее время стало легче чувствовать его чувства, как будто он мог анализировать его эмоции только по запаху. Это не то, что он знает, как объяснить, или даже признать. Он аккуратно ставит свою сумку в угол. Он чувствует, как волк внутри него становится беспокойным, и знает, что до восхода полной луны осталось не так много времени. Он начинает снимать рубашку, но рука Ойкавы на его плече останавливает его: — Ива-чан. Иваизуми смотрит на него, приподняв бровь. Ойкава встречается с ним взглядом, и Иваизуми чувствует в воздухе беспокойство: — Ты уверен? — снова спрашивает Ойкава, отводя карие глаза, чтобы осмотреть холодное пространство вокруг них, — Не слишком ли это… чрезмерно? — Это прекрасно, — спокойно отвечает Иваизуми, стряхивая руку, — И это всего на одну ночь. Я не причиню здесь никаких неприятностей и никому не сделаю больно. — Ты не монстр, Ива-чан, — вместо этого говорит Ойкава. Иваизуми сдерживается, чтобы не ответить, что Ойкава неправ, что дикий зверь теперь живет в его сердце, терзая его чувства и становясь сильнее с каждым днем, когда луна становится все полнее. Что этот волк жаждет охотиться, убивать и разрушать мир вокруг себя. Но вместо этого Иваизуми улыбается ему, и это заставляет Ойкаву прикусить губу, что-то болезненное закручивается в животе. Он не уверен, тревога это, или вина, или напряжение, или смесь всего этого, но все равно его тошнит. Он игнорирует это, отталкивая вглубь и целомудренно целуя своего мужа. — Подожди, — внезапно заявляет Иваизуми, и Ойкава чувствует надежду в своем сердце. Но все рушится, когда Иваизуми снимает с пальца обручальное кольцо и передает его ему, — Не хочу его потерять. Кольцо в ладони Ойкавы теплое, но от его ощущения ему становится холодно. Он тупо кивает. Иваизуми добродушно хлопает его по плечу, и сила этого хлопка толкает Ойкаву к двери. Он понимает намек, но колеблется, только когда переступает порог: — Я зайду за тобой первым делом утром, хорошо? Иваизуми машет рукой. Как только Ойкава уходит, Иваизуми подходит к Кьётани и серьезно говорит ему: — Что бы я ни сказал или ни сделал, не выпускай меня. Понял? — Кьётани мгновение медлит, прежде чем кивнуть, и Иваизуми знает, что этот человек не бросит ему вызов. Он сжимает его плечо. Кьётани закрывает дверь и запирает ее. Иваизуми один. Теперь он снимает штаны и боксеры, чтобы, не обращая внимания на необходимость дрожать в стальном ящике. Он аккуратно складывает свою одежду, засовывает ее в рюкзак и надеется, что не порвет ее позже. Он расхаживает по своему маленькому вольеру, делая глубокий успокаивающий вдох. Волк становится все более беспокойным в его груди, пока, наконец, не вынуждает его сесть. Это первый раз, когда он может мысленно подготовиться к смене, не будучи застигнутым врасплох во сне и не зная, чего ожидать. Боль все еще мучительна, мышцы сжимаются и разрываются на части, кости трутся друг о друга, пока из его израненного горла не вырывается крик. Он заваливается на бок, и кажется, что его разум затуманивается от боли, возвращаясь в глубины самого себя. И именно волк контролирует ситуацию. Иваизуми забывает, ещё будучи самим собой, насколько по-другому мыслит волк. Он не понимает того, что понимает Иваизуми, и Иваизуми не в силах объяснить ему тревогу и страх. И он вынужден чувствовать это в десять раз сильнее, потому что это все, что делает волк, он чувствует. Он чувствует это каждой клеточкой своего существа. И прямо сейчас волк в ужасе. Он издает вой, сопровождаемый серией коротких, более отчаянных лаев, уши прижимаются к голове, поскольку звук просто отражается от стен эхом. Он бегает по маленькой тюрьме, прижимаясь телом к холодной стали. Он продолжает рычать и лаять, отчаяние заставляет его начать биться боком о стены, несмотря на боль, расцветающую от каждого удара. Иваизуми знает, что в глубине души он хотел быть в этой коробке. Что это временно. Что все будет хорошо всего через несколько часов, и он достаточно скоро освободится. Но волк этого не знает. И его страх переполняет их обоих, когда он царапает когтями дверь, лай переходит в испуганный скулеж и отчаянные вопли. Он скулит в темноте, и Иваизуми никогда не чувствовал такого всепоглощающего одиночества. Такое чувство, что он задыхается в этом, как будто он умрет в любой момент, если останется здесь еще на секунду. Что если он не сможет найти кого-то, к кому можно было бы прижаться, кто бы успокоить его, он просто погибнет в пустоте. Запах мяса вызывает тошноту, и волк держится подальше от того угла комнаты, продолжая бросаться на противоположную стену в отчаянном стремлении выбраться. Чтобы вырваться на свободу. Чтобы быть свободным. Иваизуми не знает, как долго волк борется, пытаясь убежать, но, должно быть, это часы, потому что единственное, что заставляет его остановиться — это усталость, подгибающее лапы так, что зверь падает на землю. Но это не мешает его высокому вою эхом разноситься по комнате, гортанному и умоляющему. Между жалкими звуками волк хрипит, его лапы дергаются, когда он ложится на бок, и тогда, и только тогда он улавливает слабый шепот запаха. Успокаивающего запаха. Мед и корица с легким привкусом мяты. Запах дома. Ойкавы. Его пары. Волк снова скулит, пытаясь встать и пойти по следу, и падает рядом с рюкзаком Иваизуми. В основном она пахнет им самим, но там есть и запах Ойкавы, и это заставляет волка засунуть всю морду в сумку, шмыгая носом и вздрагивая. Этого недостаточно, но это всё, что у него есть._________________________________
В эту ночь Ойкава тоже не спит, сидит на кровати с телефоном в дрожащих руках. Он проводит много времени, глядя на полную луну в своем окне, удивляясь, почему он вообще считал её красивой. За всю ночь он не получил ни одного звонка, и все же его сердце продолжает тревожно биться в беспокойстве. Он с тревогой грызет ногти, желая, чтобы Иваизуми был здесь и держал их вместо него. Ойкава начинает возвращаться в заповедник в пять утра, отказываясь от любого вида сна. Луна всё ещё на небе, но скоро взойдет солнце, и Иваизуми должен прийти в норму. Все сорок минут езды он напряженно держит руль. Когда он добирается до заповедника, он понимает, что что-то пошло не так. Кьётани бледен лицом и молчалив, не делает никаких ворчливых замечаний, просто тупо открывает ему дверь, чтобы он вошел. Иваизуми поднимает на него свой взгляд, лицо не прикрыто, глаза широко раскрыты, залиты слезами, умоляя о помощи. Это сбивает с ног Ойкаву, который чувствует, как под ним слабеют колени. Но взгляд исчезает из зеленых глаз брюнета, когда он твердо встает, уже переодевшийся и готовый идти. — Ива-чан, — выдыхает Ойкава, в его голосе слышится вина. Иваизуми качает головой: — Я хочу домой. — Ива-чан… — Не сейчас, — умоляет мужчина, и его голос становится угрожающим, и этого достаточно, чтобы Ойкава полностью замолчал. Иваизуми проходит мимо него, направляясь прямо к машине, опустив голову к земле. Ойкава пинает тюремную камеру, в которую он приговорил своего мужа, чувствуя себя глупым, никчемным и ненавистным. Он свирепо смотрит на Кьётани, который не встречается с ним взглядом, но произносит несколько слов: — Он сказал мне не выпускать его, несмотря ни на что. Ойкава протискивается мимо него, грубее, чем нужно. Иваизуми сидит на пассажирском сиденье, остекленевшими глазами глядя на лес. Ойкава хмурится еще сильнее и садится за руль. — Хаджиме, — говорит Ойкава, — Ты должен рассказать мне, что произошло. Иваизуми ничего не говорит. Ойкава протягивает руку, кладя ее поверх руки Иваизуми, и этого нежного движения достаточно, чтобы Иваизуми подпрыгнул, широко раскрыв глаза, когда они поворачиваются, чтобы посмотреть на обеспокоенное лицо Ойкавы: — Ты должен сказать мне. Всё. Мне нужно знать, чтобы я мог, чтобы я мог помочь тебе. Иваизуми не отвечает ему. По крайней мере, не так, как он этого ожидает. Вместо этого он переворачивает руку, чтобы крепко сжать руку Ойкавы, как спасательный круг: — Отвези меня домой, — бормочет он. Ойкава отрывает взгляд от этой картины и делает все возможное, чтобы ехать домой одной рукой. Хватка Иваизуми сокрушает все кости, и от этого по позвоночнику Ойкавы проносятся тревожные импульсы. Когда они добираются до дома, Иваизуми в считанные секунды оказывается возле него, целует его в губы, обнимает его, зарывается лицом в изгиб его шеи, вдыхает его, впитывает его целиком, и всё, что может сделать Ойкава, это сохранять равновесие. — Ива-чан… — Это было ужасно, — шепчет Иваизуми, тихое, прерывистое дыхание перемежается с каждым приглушенным словом, — Когда я… когда я в том теле, это как… как будто я под водой. Волк полностью контролирует меня, и он не понимает ничего, и, блядь, Тоору, мне казалось, что я умираю. Ойкава прижимает его ближе, впиваясь пальцами в рубашку Иваидзуми сзади: — Почему? Тебе было больно? — Я не могу этого объяснить, — шипит Иваизуми, потирая лицо о шею Ойкавы, — Это просто, это было сокрушительно, и я просто, — он стонет, сжимая его крепче, — Боже, Тоору, ты сейчас так хорошо пахнешь. Ойкава моргает, пытаясь повернуть лицо, но Иваизуми рычит, из его горла вырывается рокот, который полностью останавливает Ойкаву. — Ива-чан? — шепчет Ойкава. Иваизуми облизывает его шею, и Ойкава ахает от этого ощущения. Иваизуми снова рычит, прижимая его ближе, толкая назад к их спальне. Ойкава останавливает его, с силой отстраняясь от Иваизуми. Он жалеет, что сделал это, потому что лицо Иваизуми опустошающее, картина нужды, отчаяния и крайнего страха. Ойкава немедленно хочет притянуть его обратно и поцелуем прогнать все его тревоги. Но он этого не делает. Ещё нет. — Ива-чан, чего ты хочешь от меня? — тихо спрашивает он. Иваизуми вытирает лицо: — Мне нужно… нужен ты, — настаивает он, сглатывая, пытаясь сдержать смущенный румянец, — Мне нужно, чтобы ты обнял меня и окружал меня не знаю насколько долго. Ты нужен мне везде, потому что это единственное, что меня сейчас успокаивает. Поэтому Ойкава дает ему то, что ему нужно, потому что он всегда будет это делать._________________________________
— Волки — социальные животные, — говорит Ойкава вслух, привлекая внимание Иваизуми к дивану, — Им нужно быть с другими. Это как бы жестко запрограммировано в них. — Логично, — бормочет Иваизуми с кухни, где он готовит им ужин, — Я имею в виду, они бегают стаями и все такое. — Я думаю, ты изголодался по прикосновениям, — продолжает Ойкава, — Это единственный раз, когда ты изменился без кого-либо, кто помог бы тебе пройти через это, и ты всегда прилипчив, когда ты волк. — Заткнись, — смущенно огрызается Иваизуми. Ойкава отмахивается от него: — Сенсорное голодание — это реальная вещь, оно портит твоё самочувствие. Ты не можешь проходить через это в одиночку, это неправильно. В следующий раз я буду с тобой. — Ты НЕ будешь запираться со мной в таком состоянии, — приказывает Иваизуми. Ойкава закатывает глаза, закрывая свой ноутбук: — Во-первых, мы больше никогда и нигде не будем тебя запирать. Ты не монстр, я был идиотом, что вообще согласился на это. — Ну, и что же ты тогда предлагаешь? Я не могу просто быть на свободе, причиняя людям боль, — возражает Иваизуми. — Ты едва причинил мне боль. Я зажимал тебе рот. Это была самозащита. — Я ранил Ушиваку в первый раз. — Ушивака даже не считается человеком. — Ойкава. Ойкава встает, подходит к своему мужу и прислоняется к кухонному островку: — Пойдем в поход. — Что? — спрашивает Иваизуми, отворачиваясь от сковороды с овощами. — Мы выходим в тот день, когда ты собираешься обратиться, и разбиваем лагерь в лесу. Я могу быть с тобой все время, и у тебя будет место, чтобы бегать, и рядом с нами никого не будет. И если кто-то спросит, я могу просто сказать, что ты мой питомец. Иваизуми ощетинивается: — Ты ненавидишь походы. — Я справлюсь, — отмахивается Ойкава, подходя ближе, — Особенно для моего милого маленького щеночка, — воркует он, ущипнув Иваизуми за щеку. Иваизуми отмахивается от него. Но это решено._________________________________
— Зачем тебе нужно было делать эту хрень, — Иваизуми сердито смотрит на него. — Это просто мера предосторожности, Ива-чан, — отвечает Ойкава, расширяя ошейник до максимума, — На случай, если кто-то попытается забрать тебя у меня. В свою защиту, если я скажу, что ты оборотень, будет странновато. Иваизуми закатывает глаза: — Не надевай это на меня, пока я не обращусь, я не хочу задохнуться. Ойкава хмыкает, прислоняясь к нему ближе, наслаждаясь теплом огня. Иваизуми берет зеленый кожаный ошейник из рук своего мужа, проводит по нему пальцами, разглаживая идентификационную бирку: — Ты серьезно сделал гравировку «Ива-чан» на этой штуке? Ойкава невинно целует его в щеку. У Иваизуми хватает ума оттолкнуть его, но он этого не делает. Он прижимается к нему, и винит во всем волка внутри себя, который так и норовит вырваться наружу, нуждаясь и жадно вдыхая сладкий запах Ойкавы. Он сдерживает себя, чтобы не впиться в него, все еще цепляясь за остатки достоинства. — Уже темнеет, — предупреждает Иваизуми, утыкаясь лицом в шею Ойкавы. — Время пришло? — спрашивает Ойкава. — Скоро. Ойкава мычит, осторожно вставая и отходя от костра. Иваизуми перемещается в палатку, спокойно снимает с себя одежду, слегка дрожа в ночном воздухе. Он поворачивается, чтобы вручить Ойкаве свое обручальное кольцо, тот послушно берет его, но вместо того, чтобы положить в карман, он прикрепляет его на купленном им ошейнике. Иваизуми закатывает глаза, чтобы скрыть свое легкомысленное сердце. Он ненавидел необходимость так часто снимать его. — Ива-чан, — шепчет Ойкава ему на ухо, — Можно я кое-что попробую? Иваизуми моргает, глядя на него. Ойкава улыбается: — Приляг для меня? Иваизуми подчиняется, ложась на одеяло, которое Ойкава ранее расстелил на мягкой траве. Он лежит на животе, положив голову на сложенные руки, повернувшись набок и с любопытством глядя на Ойкаву. Ойкава опускается на колени рядом с ним, и его руки пробегают по его обнаженной спине. Иваизуми пытается сдержать дрожь, его взгляд пронзителен, он пытается понять, что задумал другой мужчина. Ойкава улыбается ему, но улыбка рассеянная, слишком сосредоточенная на мыслях, роящихся в его голове. Руки Ойкавы скользят вверх по спине Иваизуми к лопаткам, экспериментально разминая кожу там. Иваизуми слегка расслабляется, а Ойкава становится смелее, большим пальцем надавливая на его лопатки, чтобы расслабить мышцы под ними. — Я подумал, — начинает объяснять Ойкава вслух, перекидывая ногу, чтобы сесть на поясницу Иваизуми, — Если бы твои мышцы были более расслабленными, прежде чем ты, ты изменишься, это было бы не так больно, — он застенчиво облизывает губы, когда заканчивает предложение, садясь, чтобы сильнее надавить на свои руки, которые массируют плечи Иваизуми. Иваизуми не отвечает словами, только издает гортанный довольный стон, когда Ойкава работает с надоедливым узлом на его спине. Он закрывает глаза, тяжело опираясь на предплечья, пока ловкие пальцы Ойкавы разминают его спину. Он не помнит, когда в последний раз получал массаж, и это похоже на рай. Он чувствует, как в его сердце бьется волк, готовый вырваться из грудной клетки. И на этот раз он не сдерживается, крепко сжимая кости своих ребер, чтобы не дать волку вырваться. Он понимает энергию волка. В эту теплую июльскую ночь пахнет природой. Чувствует запах земли и неба, слышит вокруг себя топот добычи и тепло своей пары рядом с ним. Иваизуми выдыхает, и это все еще больно, но это больше похоже на вздрагивание, когда он откатывается от Ойкавы, конечности дрожат, когда перемещаются и меняются. А потом волк берёт контроль, и Иваизуми позволяет себе расслабиться внутри и позволяет волку быть волком. Ойкава опускается на колени перед волком, улыбаясь. Волк тут же садится, виляет хвостом и лает. Ойкава взъерошивает шерсть на его голове, поднимает ошейник и закрепляет его на шее. Волк моргает при этом, почесывая оскорбительный предмет задней лапой. Но Ойкава отвлекает его от этого, откидываясь назад, чтобы порыться в холодильнике в поисках одного из купленных ими стейков. Тяжело дышащий рот волка захлопывается, уши навострены, а глаза прищурены на мясе. Ойкава не может сдержать ухмылки на своем лице, когда он дразняще размахивает им в воздухе. Глаза волка прикованы к нему, и, наконец, Ойкава отбрасывает его в сторону, наблюдая, как волк бросается за ним и тут же пожирает. Ойкава милосердно вываливает содержимое холодильника на землю, чтобы волк мог есть, как ему заблагорассудится, лихорадочно глотая еду. Как только он заканчивает, он спешит обратно к Ойкаве, утыкаясь носом в его шею и грудь. Ойкава гладит волка в ответ, пытаясь сдержать хихиканье. К лизанию всё ещё нужно привыкнуть, оно скользкое и щекотливое, но энергия, стоящая за этим, обожание, волнами исходящее от зверя, когда он омывает шею и подбородок Ойкавы, делает это вполне терпимым. — Хорошо, Ива-чан, — бормочет Ойкава, беря зверя за голову, чтобы заглянуть ему в глаза, — У тебя есть несколько часов до восхода солнца. Иди развлекайся. Я буду здесь, буду спать или читать, если я тебе понадоблюсь. Хорошо? Волк лает. Ойкава отстраняется, встает, чтобы сесть обратно в их палатку. Волк встаёт, чтобы последовать за ним, но Ойкава поднимает руку: — Никаких волков в палатке, — строго приказывает он, а затем смягчается, приглаживая немного шерсти на макушке зверя, — Иди развлекайся, большой мальчик. Он отшатывается от него. Волк наклоняет голову, копаясь в земле. Но, к счастью, что-то привлекает его внимание, он откидывает назад уши и поднимает морду высоко в воздух. А потом зверь исчезает, мчась в окрестные леса, без сомнения, наслаждаясь ветром, треплющим его мех, и хрустом листьев под лапами. Ойкава ложится на свой спальный мешок, расслабленный и умиротворенный, и впервые за долгое время засыпает в полнолуние._________________________________
Ойкава просыпается оттого, что очень голый Иваизуми прижимается к нему, голова под подбородком Ойкавы, наклонена так, чтобы он мог крепко прижаться к его шее. Ойкава сонно вздыхает, протягивает руки, чтобы обнять своего мужа и притянуть его к себе до невозможности близко. — Тебе было весело, Хаджиме? — тихо спрашивает Ойкава. Иваизуми сонно отстраняется от его шеи и отвечает ему только ленивым поцелуем в губы, широко улыбаясь и не в силах сдержаться. Он сонно мурлычет, и Ойкава любит, когда Иваизуми наполовину сонный, несдерживаемый собственным ворчливым характером и до невозможности милый. — О-о-оу, — воркует Ойкава, обхватывая ладонями щеки своего мужа, чтобы поднять его повыше. Он ерзает их носами, — Кто мой хороший маленький мальчик? Кто? Иваизуми пинает его в живот, очевидно, недостаточно сонный. — Ты милее, когда ты собака, — жалуется Ойкава, разворачиваясь. — Я теперь буду говорить всем, что ты фурри, — парирует Иваизуми. Ойкава садится: — Ива-чан! Ты НЕ можешь! Ты же знаешь, как я боюсь людей в костюмах! Ива-чан! Иваизуми смеется, чувствуя себя свободным, расслабленным и довольным, поэтому он тянет Ойкаву обратно вниз, чтобы уложить себе на грудь. Он нежно целует его, убирая пальцем растрепанную челку Ойкавы: — Спасибо, Тоору. Ойкава наклоняет к нему голову. — За всё, — продолжает Иваизуми, наклоняя голову, чтобы прижаться лбами друг к другу. Ойкава закатывает глаза: — Это моя работа, Ива-чан. Я твой муж. Или ты уже забыл, что мы женаты? Иваизуми улыбается, поднимая руку Ойкавы, чтобы поцеловать кольцо, украшающее его палец. И впервые Ойкава на самом деле не возражает против глупого проклятия, которое, по его мнению, они должны были оставить в горах Арасиямы. Потому что иметь ежемесячный повод обнимать расслабленного, любящего, обожающего, мягкого Иваизуми — это скорее благословение, чем что-либо еще.