ID работы: 12495293

Fine Art

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
99
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
99 Нравится 8 Отзывы 16 В сборник Скачать

Fine Art.

Настройки текста
      — Блять, блять, блять, блять, блять!       Галф громко выругался себе под нос, захлопнув за собой дверь спальни, отгородившись от мира и сцены, от которой он бежал.       Его уши горели, алый румянец расползался по шее, груди и щекам, пока он изо всех сил пытался подавить образы, которые кинематографически прокручивались в его голове…       Его в душе. Адонис. Мускулистое тело, влажное и блестящее, когда он провел пальцами по чёрным как смоль волосам, смывая пузырьки мужского, древесного, дымчатого шампуня — это был кедр и бергамот? — аромат, дразнящий чувства Галфа, пока он стоял, разинув рот, в дверях ванной.       Прошло всего несколько секунд — максимум минута, — прежде чем наблюдаемый мужчина повернулся, чтобы встретиться с ним взглядом, его глаза расширились от шока при виде незваного вуайериста. А потом Галф попятился, извиняясь, и, спотыкаясь, направился к лестнице, чтобы помчаться вниз, подальше от этого места, от этого человека и от своего всё возрастающего смущения.       Теперь он надул щёки, откинув голову на дверь. Медленный и обдуманный вдох и выдох. Вдох и выдох, вдох и выдох, сосредоточившись, пока он боролся с бешено колотящимся сердцем, которое грозило вырваться из его грудной клетки.       Затем внезапно раздался звук открывающейся и закрывающейся входной двери. И… тишина.       Галф робко приоткрыл дверь и выглянул в пустынный коридор. Да, он чувствовал, что дом теперь пуст — ни водопада струй из душа, ни скрипа половиц этажом выше.       Он драматично — в отчаянии — бросился на односпальную кровать, стоявшую у дальней стены его скудно обставленной комнаты, натянул на голову роскошное фиолетовое пуховое одеяло, умоляя темноту поглотить его прямо сейчас, поглотить в небытие.       Галф активно избегал Мью Суппасита, этого сирены душа, с того самого дня, как они были представлены друг другу. Прошло три — нет, четыре? — месяцы мучительной тоски, боли. Жить вместе под общей крышей общежития для иностранных студентов факультета изобразительных искусств — большой, внушительной георгианской террасы по периметру городского кампуса Университета Лидса. Прибыв в Великобританию всего за две недели до начала первого семестра бакалавриата, Галф испытал облегчение, услышав, что к ним присоединится тайский аспирант, который изо всех сил пытался общаться с тремя китайскими и двумя греческими студентами, уже занимающие комнаты.       Но когда этот аспирант появился — прогуливаясь по саду за домом одним солнечным днём, непринужденно здороваясь и надевая учтивые солнцезащитные очки, — он сразу понял, что никогда не подружится с ним. Никогда бы даже не завел сколько-нибудь продолжительный разговор. Потому что от него просто захватывало дух. В прямом смысле — у Галфа перехватывает дыхание…       Тёмные, проникновенные глаза, которые сверкали полумесяцами, когда он улыбался. Его впечатляющий рост, ширина плеч и спины, медовая кожа атлетических мышц, которые чувствовались даже сквозь неудобную одежду.       — Аааррггх, — сокрушался Галф сквозь стиснутые зубы в подушку. Попытка подвергнуть цензуре старшего мужчину из его мыслей, по-видимому, привела только к тому, что он неустанно думал о нём и быстро твердеющему члену на матрасе под ним.       Его руки чесались от желания проникнуть под пояс его клетчатых боксеров. Умоляли дать им приказ погладить его собственную твёрдость, пока он не достиг быстрого, интенсивного освобождения, со стоном произнося имя Мью Суппасита, когда кончал в темноте своей пуховой пещеры.       Но нет, лучше не надо — только не снова, упрекнул себя Галф. Разум против. Имей хоть немного мужества, Канавут.       Он рассудил, что уже было бы крайне неловко, если бы двум мужчинам в следующий раз пришлось взаимодействовать в общих помещениях дома. Мастурбировал под фантазию о мокрой, обнаженной заднице и крепких бёдрах своего старшего, и, когда он повернулся в сторону Галфа, мельком увидел… — нет, нет, нет, это определённо одна из самых глупых идей, которые у него были.       Итак… что? Как пережить этот момент, этот водоворот похотливой одержимости? Он обвёл глазами комнату, ища спасения в любой форме, его взгляд упал на высокий деревянный мольберт в эркере.       Внезапно Галф почувствовал знакомый прилив творческого вдохновения, желание выразить себя на холсте с помощью своей самой мощной формы общения — искусства.       Да, это могло бы быть идеально — его разум сейчас кипел, восхищённый этой идеей художественного катарсиса, своего рода очищения его сердца и разума (читай: члена). Очищение от Мью Суппасита.       Поэтому он вскочил с кровати, дабы начать знакомый процесс настройки. Импровизированная студия в его спальне: мольберт, холст, вода, кисти и акриловые краски на палитре, пока он беспорядочно искал фонарик. Слабой лампочки над ним было бы просто недостаточно в угасающем свете британского осеннего вечера, ему потребовался бы своего рода прожектор. Наконец, обнаружив один из них в картонной коробке под кроватью, Галф расположил его точно на соседней каминной полке, с намереньем максимально усилить эффект освещения, прежде чем закатать рукава тёмно-синего джемпера из плотной вязки и поднести кончик кисти к чистому холсту — как конкретному, так и метафорическому — чтобы начать.

***

      Завернув за угол улицы, подходя к дому, Мью в последний раз затянулся горькой скрученной сигаретой — резкой для горла, — после чего бросил её на мокрый от дождя серый тротуар под собой и погасить огонёк каблуком.       Он курил от стресса.       Ранее он покинул дом в такой спешке, что даже не взял пальто, и теперь расплачивался за это, дрожа от пронизывающего йоркширского ветра.       Внезапно он затосковал по своей родине. По пальмам, голубому небу и тёплому солнцу на его коже, когда он всегда нетерпеливо стоял в очереди за самой сладкой и острой уличной едой. Чёрт, в этот момент он даже скучал по комарам и ящерицам — по крайней мере, они были ему знакомы.       Но единственным знакомым существом в этой странной стране стал Галф Канавут, и этот мальчик избегал его, как чумы. Сначала он думал, что это простое столкновение личностей — он знал, что иногда может быть чрезмерно экстравертированным, что может создать ложное впечатление высокомерия или тщеславия. И всё же он не был ни тем, ни другим. Просто уверенный в себе, амбициозный, целеустремлённый двадцативосьмилетний мужчина, бывший страстным знатоком истории и теории искусства, веря, что все формы искусства являются самым верным зеркалом самого человечества.       С течением времени он чувствовал себя всё менее уверенным в своих предположениях относительно Галфа. Он ловил его на том, что он хихикает над его шутками, пока все семеро соседей по дому толпились на кухне во время приготовления ужина. Краем глаза видел, как он пристально смотрит на него — казалось, впитывает его, — когда он двигался по комнате.       А потом этот инцидент в душе ранее в тот же день. Выражение ужаса на лице молодого человека, в то время как он попятился и поджал хвост.       Подёргивание члена Мью, когда он это делал.       Он двинулся следом за Галфом — хотел схватить его за плечо и развернуть, чтобы сказать ему, что всё в порядке, что он… не возражает. Но его ноги заскользили на скользком мокром полу кабинки, и к тому времени, как он восстановил равновесие, молодой человек заперся в своей комнате и вряд ли появится в ближайшее время — зная его застенчивость — как и старший.       По правде говоря, по прошествии месяцев с момента их первой встречи Мью осознал, что его необычайно тянет к своему соседу-интроверту. Он обнаружил, что Галф был притягательным, загадочным — в некотором роде непритязательной тайной, которую он испытывал непреодолимое желание разгадать. Он хотел быть ближе к нему не из-за его уникальной неоднозначной красоты (конечно, нет, уверял он себя), а чтобы каким-то образом открыть его миру. Может ли он быть этим ключом?       И всё же, чем больше он пытался приблизиться к своему соотечественнику, тем больше Галф отдалялся от него. Это выглядело так, как если бы они были магнитами — один двигался навстречу другому, и эта невидимая сила отталкивала их обоих в противоположных направлениях. Пока, в конце концов, Мью не поднял символический белый флаг капитуляции и просто не смирился, дабы сосредоточиться на своём собственном пути и оставить Галфа на его усмотрение.       Он всё ещё замечал взгляды украдкой, но также и молодую девушку, часто заходившая в комнату Галфа несколько раз в неделю. Девушка? Случайный секс? Визиты нескольких пьяных мужчин в его собственную комнату сделали его личные сексуальные предпочтения очевидными для всех. И всё же никогда не было никакой мысли о установлении связи. Просто траханье без чувств. Способ заглушить одиночество этого места.       Но теперь, когда он повернул медный ключ в замке входной двери, входя в тихий дом, он решил, что поговорит с Галфом — заверит молодого человека, что он не питает к нему злобы за его недавнее вторжение, и что они могут стать друзьями. Разве не было бы приятно для обоих иметь возможность каждый день разговаривать на своём родном тайском языке? Чтобы вместе отмечать свои собственные культурные фестивали, такие как Сонгкран, в этом чужом месте? Он запланировал обширную, убедительную речь.       Пока…       Когда Мью подошёл к спальне Галфа на первом этаже, он нахмурился, увидев слегка приоткрытую дверь. Он вышел? Или пригласил девушку к себе?       Он осторожно толкнул дверь, пропустив тихий скрип, пока она медленно открылась, и затем старший мужчина впервые переступил порог в мир Галфа.       Мгновенно его взгляд оказался прикован к большому раскрашенному холсту, покоившийся на постоянном мольберте в комнате, купаясь в искусственных лучах факельного света, как будто это была святыня.       — Ого-го, — тихо выдохнул он.       Это было красиво, неземно — уникальный мазок кисти и настоящий современный шедевр, критиковал внутренний теоретик искусства.       Но это также — неизбежно — портрет самого Мью Суппасита.       Центральная фигура украшала холст, мокрая и обнажённая, вода из невидимого источника падала сверху, пока мужчина с закрытыми глазами запрокинул лицо вверх, одна рука на задней части его собственной шеи.       Смелые кисти изобразили томные мышцы, приоткрытые губы, изгибы бёдер и задницы, а также сильные, покрытые венами предплечья и кисти. Это была безошибочная ода визуальной силе объекта. И за поклонение художника этой силе — усиление фигуры, как это выглядело у него, до образа ангела с помощью кобальтово-голубых бликов в золотистых, охристых переливах света, которые фрагментировали холст. Этот свет озарил мужчину — горящий, сияющий, сверкающий изнутри, когда лучи вырвались из его тела в танце чувственных образов.       У Мью внезапно перехватило дыхание. Повернулся, чтобы посмотреть на кровать у противоположной стены, чувствуя, что найдёт там эту высокую, стройную, самую опьяняющую фигуру — Галфа Канавута, самого художника.       И его взгляду бросила вызов другая пара. Но они больше не были робкими или недовольными. Нет, эти глаза мерцали непоколебимостью. Смелые, как мазки кисти. Жаждущие Мью.

***

      Моргнув тяжёлыми ресницами, чтобы увидеть Мью там, в вечернем полумраке своей комнаты, уставившегося широко раскрытыми глазами на свою обнажённую картину, первым инстинктом Галфа было отпрянуть, спрятаться.       И всё же что-то удерживало его.       То, как вспыхнули щёки старшего мужчины, когда он посмотрел на свой собственный сексуальный образ. Глубокая сосредоточенность, пока он сглотнул один, два, три раза — и безошибочно узнаваемая выпуклость в промежности его свободных серых штанов для бега трусцой.       Галф внезапно почувствовал в себе силу. Гордился своим мастерством и тем ощутимым эффектом, явно оказывающий на самого его субъекта, его соседа по дому.       Поэтому, когда Мью повернулся к нему, вместо того чтобы уклониться, он был готов к этому. Он ждал.       После бесконечных мгновений, пока они просто смотрели друг на друга через всю комнату, Мью наконец заговорил:       — Это изысканно.       — Картина или художник? — последовал смелый ответ Галфа — он с трудом мог поверить, что произносит эти слова вслух, обращаясь к этому человеку, и всё же внезапно не смог остановиться.       Резкий вдох Мью, а затем, после нескольких секунд перезагрузки…       — Сколько тебе лет, Галф?       — Двадцать один, кхраб.       — И… тебе нравятся парни?       — Мне нравится тот, кто мне нравится.       — Я видел тебя здесь с девушкой..?       — Просто подруга из класса, Пи. Она каждый год отдыхает в Таиланде, так что мы разговорились.       Потом в комнате воцаряется тишина. Каждый человек переваривает ситуацию, обдумывает свой следующий шахматный ход.       Наконец, молодой человек преодолел электрически заряженный тупик, откинув одеяло и поднявшись на ноги в одной белой футболке и всё тех же клетчатых боксерах.       Он наблюдал, как глаза Мью скользнули по его обнаженным, длинным, загорелым ногам, зрачки аспиранта расширились, он бессознательно облизнул собственные губы.       Подстрекаемый такой реакцией, Галф глубоко вздохнул и решил сделать то, чего он никогда не мог себе представить ни в этой жизни, ни в следующей…       Он засунул руку в свои боксеры и начал тереть ладонью свой полутвёрдый член, прищуренные глаза всё ещё яростно смотрели на мужчину напротив.       Мью невольно сделал шаг назад. Он был ошеломлён. Из всех сценариев, которые он представлял себе, возвращаясь в дом той ночью, этот определённо не оказался тем, которого он когда-либо ожидал.       И всё же он находился здесь, стоял в комнате Галфа Канавута, в то время как младший ученик ублажал себя в его присутствии. Нет, не только в его присутствии — доставлял ему удовольствие.       — Галф, гм… Я немного смущён. Я думал, что тебе не нравлюсь? Ты избегаешь меня по всему дому и…       Его резко прервали:       — Избегаю тебя, потому что я хочу это сделать, Пи, — указывая вниз на боксеры и массирующие движения внутри.       — С каких пор?       — С первой минуты, как я увидел тебя.       — Почему ты ничего не сказал?       — Я стеснялся…       — Но теперь ты не стесняешься?       — Нет, — дыхание Галфа участилось вместе с его рукой, — теперь я чувствую себя храбрым. Потому что я — художник, а ты — моя картина.       Мью ничего не мог с собой поделать, он был заинтригован и теперь медленно крался к другому мужчине — своему художнику.       — Итак… что ты хочешь, чтобы твоё творение сделало? — его голос звучал низко, ровно, эротично в своём контроле.       И ответ пришёл прямо:       — Я хочу, чтобы ты трахнул меня.       Это остановило старшего в его дразнящем подходе, жестоко возбуждённом ещё одним поворотом, когда — бессознательно — его рука потянулась к собственному члену, отражая темп противоположного мужчины.       И по мере того, как удовольствие усиливалось, а твёрдость становилась только жестче, чувственный обмен продолжался, Мью почтительно протягивал…       — Ты когда-нибудь был с мужчиной раньше?       — Да. В обоих направлениях. Я не девственник.       Мрачный смешок и подмигивающие глаза от Мью, прежде чем:       — Ну, разве ты не полон сюрпризов?       — Я не спал с кем попало, но изучил свои… интересы, — уточнил Галф.       — И прямо сейчас, ты бы сказал, что тебя интересует?       — Ты. Так что поторопись и поцелуй меня, Пи.       Открыто приглашая, Мью поднёс свободную руку к щеке Галфа, проведя большим пальцем по его скуле, пока он глубоко, пытливо заглянул в карие миндалевидные глаза, а затем, кивнув, наконец приблизился: медленно, медленно, пока их губы не соприкоснулись, глаза не закрылись, и, наконец, поцелуй свершился.       Сначала это начиналось мягко — просто нежное прикосновение губ к губам, первый физический контакт между двумя мужчинами после всех этих месяцев. Целомудренный и осторожный. Но вскоре они быстро углубляются — открывают рты, чтобы прижаться языками друг к другу, пробуя друг друга на вкус и становясь ещё более голодными с каждым мгновением.       Поскольку никто не знал, кто двигался первым, руки в их нижнем белье поменялись местами, и каждый из них обнаружил, что массирует твёрдую плоть другого мужчины, в то время как они начали стонать в поцелуй, возбуждение и предвкушение дико резвились в горячем воздухе.       «Притормози», — мысленно ругал себя Мью, сознавая свой возраст и опыт.       Но «Поторопись», — одновременно пожелал Галф, поскольку его самая смелая фантазия разыгрывалась в реальном времени и реальном мире.       Победил младший.       Достигнув того неустойчивого моста, где работы рук уже недостаточно, Мью обнаружил, что направляет своего партнёра назад к ближайшей стене, где он ритмично прижимается к нему, вырывая вздохи из соблазнительных розовых губ Галфа, пока он скребёт ногтями вверх и вниз по спине старшего под его мокрой от дождя рубашкой. После он стягивал материал — через голову Мью — чтобы, наконец, прикоснуться руками к мускулам своего нарисованного Адониса. Эти изгибы, впадины и рябь плоти. Галф хотел провести по ним языком, поглотить эту могучую грудь, но обнаружил, что парализован, не в силах оставить свои плотские утехи позади, пока Мью целовал, сосал и покусывал его ключицы, шею, подбородок.       — Оххх… ммм, — промурлыкал Галф, из члена вытекал предэякулят в его боксеры, а следом он обвил руками шею старшего мужчины, когда их рты встретились в более беспорядочном столкновении шумных поцелуев, прыгнул, дабы обхватить ногами талию другого, прикусил мочку его уха и прижался к изгиб его шеи.       — Чёрт, Нонг, — выдохнул Мью, разминая мягкие ягодицы молодого человека под тонкой тканью его шорт. Она была похожа на персик. Идеальная попка, как раз нужное количество упругости и мягкости, и всё, о чём он мог думать, это раздвинуть эти ягодицы и протолкнуться внутрь.       Он хотел трахнуть его. Так сильно.       И, словно телепат, Галф прислонился спиной к стене, глаза горели желанием, он посмотрел ему прямо в глаза и застонал:       — Пожалуйста, папочка, трахни меня.       Ещё один вдох, а затем невесёлое, мрачное хихиканье Мью — неужели они разделяют этот кинк? Как мог Нонг знать об этой доминирующей, но в то же время заботливой стороне его характера и сексуальной сущности?       — Хорошо, детка, — это всё, что было нужно.       А потом всё стало двигаться с удвоенной скоростью. Одежда оказалась сорвана и отброшена в сторону, руки Мью работали над дырочкой Галфа — растягивая и подготавливая его, в то время как хныканье молодого человека подстёгивало его, доводя до физического отчаяния, поскольку он умолял о члене своего соседа по дому. Потом Мью натягивал презерватив и смазывал свою длину, а Галф согнулся пополам над одним концом кованой железной кровати — задница выдвинута и готова к приёму.       И через несколько секунд он находился там. Старший мужчина осторожно, старательно пробирался в проход младшего, раздувая собственные щёки от усилия сдержаться, позволяя своему партнёру приспособиться к его размерам.       Галф обнаружил, что не может двигаться. Мог только держаться за раму кровати, пока он хныкал и стонал от переполнявшей его полноты. Казалось, что каждая его частичка стала занята Мью. Что он заполнял каждое пустое пространство. И это было так чертовски приятно.       — Оххх, папочка, — захныкал он. — Трахни меня, папочка, я готов.       Итак, Мью начал двигаться, и по мере того, как напряжение вокруг него постепенно ослабевало, его толчки становились всё сильнее, он врезался в своего младшего возлюбленного с ворчанием и рычанием от восхитительной узости, естественным образом находя эти внутренние нервы, когда он толкался в его задницу, заставляя скручиваться и извиваться внизу. Муки интенсивного удовольствия.       Галф теперь стал громким — чёрт, кто-нибудь из их соседей по дому уже вернулся? — его рот был горячим и грязным в состоянии эйфории:       — Оххх, да, папочка, вот так, продолжай, прямо здесь. Мммм… аахх… трахни меня, трахни меня жёстко.       Сквозь обжигающий туман своего возбуждения Мью поймал себя на том, что удивляется, как Галф — такой сексуальный, такой уверенный в себе, такой дико выразительный — может быть тем же застенчивым, милым, краснеющим молодым человеком, которому он кивал и ждал на лестнице каждый день, когда их пути пересекались с явно невысказанными желаниями и едва одним словом между ними.       Это была роль художника. Сценарий художника и его тема, наделившие его силой, раскрыли эти головокружительные скрытые страсти.       Ибо всё, чего Галф хотел и в чём нуждался в тот момент, — это быть вознесённым на небеса глубоким зондированием Мью, этим безжалостным касанием его простаты, и рукой, обвившаяся вокруг его бедёр, чтобы схватить его набухший член и начать дрочить ему ещё раз, чувствуя, что оба возлюбленных быстро приближаются к оргазмическому концу.       Толчок, толчок, толчок, двигались бёдра Мью, в то время как взмах, взмах, взмах, двигалась его крепко сжатая рука. И затем Галф выпрямился, выгнув спину, он наклонился к старшему мужчине, ища силы и защиты в его руках, когда закричал:       — Папочка, я близко. Я собираюсь прийти. Я хочу кончить. Пожаааалуйста, папочка, можно мне кончить?       И низкий, отрывистый, но авторитетный ответ:       — Да, детка. Я хочу услышать, как ты выкрикиваешь моё имя из своих уст. Ты такой чертовски сексуальный. Приходи за папочкой.       Просунув руки под подмышки молодого человека и заведя их назад, с целью удержать его за плечи — потные, золотистые тела сливались в одно, пока они поднимались всё выше, выше, выше — Мью высвободился, просто врезавшись в Галфа, звуки их шлепков по коже становились всё быстрее, быстрее, быстрее, в то время как Галф потянулся рукой к своему собственному члену, прикосновение стало бы всем, что ему нужно, и он был по спирали уничтожен…       — Да, папочка. О боже… боже. Бляяять, я кончаю.       — Как зовут твоего папочку, Галф? — Мью хрипло шептал ему на ухо.       — Мью, папочка.       — Произнеси моё имя.       — Мью Суппасит!!! Аххх, — и его тело сильно содрогалось, поскольку он нашёл своё освобождение, извергаясь лентами на смятое пуховое одеяло на кровати.       Его возлюбленный отставал всего на несколько секунд. Услышав своё имя из этих губ — губ, которые, как он знал, теперь станут его зависимостью, — Мью уткнулся головой в изгиб шеи Галфа, когда он жестко кончил в презерватив, находившись внутри него.       Пыхтение и дыхание заполнили комнату, тепло исходило от каждого дюйма блестящей, раскрасневшейся кожи мужчин, они чувствовали биение сердец друг друга, отдыхая, как и раньше, неподвижно, спиной к груди.       Когда шаткость стала более устойчивой, Мью вышел из Галф, выбросив полный презерватив в корзину для бумаг в углу комнаты, прежде чем потянуться за своей футболкой с намерением вытереть пот со лба.       Не понимая, Галф выпалил: «Не уходи, Пи. Пожалуйста, не сразу.»       И старший оказался застигнут врасплох, тепло проникло в его сердце от уязвимости в голосе его возлюбленного.       Полностью повернувшись к нему лицом, Мью поднял руку, чтобы заправить выбившуюся прядь влажных волос за ухо Галфа. Потом он непроизвольно потянулся к палитре с краской на соседнем столе, окунул палец в самый яркий малиново-красный цвет и начал обводить контур по центру груди своего партнёра, молодой человек хихикал от ощущения щекотки, пока, наконец, не посмотрел вниз и увидел… Он был отмечен сердечком, внутри которого написали одно-единственное слово: «Мью».       — Теперь ты и моё произведение искусства, малыш.

-Конец-

Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.