Ученье — свет

За всё время, что Эл занимался расследованиями, ему попадались разные преступники. Одни нарушали закон спонтанно, другие долго планировали преступление. Кто-то стремился к богатству, кто-то удовлетворял тёмные инстинкты, живущие глубоко в душе. Мошенники, насильники, грабители, убийцы… Многих Эл даже не видел в лицо, а облик некоторых навеки запечатлелся в памяти. С кем-то расследование походило на долгую шахматную партию, с кем-то ждала изматывающая гонка на выживание, кого-то приходилось загонять, как дикого зверя, а кто-то тихо и молчаливо ждал в засаде. Все они не признавали своей вины, пока не оказывались прижаты к стенке, и все мнили себя умными… гораздо более умными, чем Эл. Во многом Кира не был исключением. Хитрый, изворотливый, отчаянно самоуверенный, он с самого начала не только защищался, но и активно контрактовал. Его решения были неординарны, а цели смелы до наглости. И вот тут, пожалуй, он отличался от всех, с кем Эл когда-либо имел дело. Как правило, люди, преступая закон, оправдывают себя в собственных глазах. В этом нет ничего необычного — стандартные механизмы самозащиты психики. При этом люди всё же понимают, что делают, и сознают свой поступок преступлением — пусть и имеющим право свершиться. А вот Кира, похоже, искренне своих нарушений не замечал. Более того — претендовал на образ истинного стража закона, строящего некий идеальный мир справедливости. От этой мысли у Эл голова шла кругом. Он просто не понимал — как?! В конце концов, дойдя до эмоционального и интеллектуального предела, он даже поделился своим недоумением с наследниками, чего обычно не делал — это дети должны были ходить к нему за советом, а не наоборот. — Как сын полицейского может не знать банальных азов ведения следствия? Как может равнять подозреваемого, взятого под стражу, и заключённого тюрьмы? Почему не видит разницы между оправданием обвиняемого и прекращением дела в связи с недостатком улик? Ниа и Мэлло переглянулись, судя по всему, тщетно задаваясь тем же вопросом, а Мэтт оторвался от калькулятора, с которого он на спор взламывал какой-то очередной правительственный сайт, и, задумчиво почесав нос, спросил: — А что, если ему просто никто не объяснил разницы? Ошеломлённое молчание повисло по ту и по эту стороны монитора. Потом Мэлло потряс головой. — Хочешь сказать, господин Ягами ничему не научил Лайта? Мэтт собирался что-то ответить, но Ниа положил ему руку на локоть, останавливая. — Строго говоря, он и не доложен был. И даже по закону не имеет права. Ягами Соитиро — директор специального отдела японской полиции, а не преподаватель факультета права, и Лайт его сын, а не подчинённый. Образование ему должны давать совсем другие люди… ну, по тамошним правилам. — Однако в рабочих файлах отца этот необразованный сын лазал без всякого стеснения, — упрямо фыркнул Мэлло. — Неужели ничему не научился? — А что тебя удивляет? — Ниа невозмутимо на него посмотрел. — Когда я в четыре года стащил у Эл одну книжку по ядерной физике, то, разумеется, тоже ничего не понял. А попросить Эл разъяснить не догадался. — Так вот куда подевалось «Как сделать ядерную бомбу в домашних условиях», — пробормотал Эл и тут же забыл о судьбе прикладного пособия. Идея, высказанная Мэттом, звучала здраво. Не менее здравым будет основанный на ней ход. — Чем-чем мы будем заниматься? — переспросил Лайт, от изумления даже забывший о цепи, которой теперь был к Эл прикован. — Криминалистикой. Две лекции в день. И три практики. Разберём некоторые мои старые дела, затем попробуем раскрыть несколько заброшенных на данный момент преступлений. Далее, тебе нужно будет изучить логику, уголовное и гражданское право, уголовный процесс, судебную психологию, теорию государства и права, ну, хотя бы в общих чертах… — Ты издеваешься? — спросил Лайт. В карих глазах мелькнула обида. — Нисколько, — Эл потянул своего подозреваемого к компьютеру. Они были одни в конференц-зале. Команда расследования разошлась наконец по домам, и даже удалось спровадить неугомонную Аманэ в её апартаменты. — Ты сам сказал мне вчера, что хочешь помочь поймать Киру. Но как ты можешь это сделать, если ничего не смыслишь в принципах раскрытия преступлений? Тут мало одной интуиции, Лайт-кун, нужны знания. — А как же ты? — Лайт нахмурился. — Ты ведь ведёшь расследования. Эл пожал плечами. — У меня диплом Оксфордского университета по специальности уголовное право, — пару секунд он наслаждался уважительным взглядом потенциального Киры, потом продолжил: — Так что у нас с тобой два пути. Либо ждать, пока ты закончишь Тодай и пройдёшь практику… да-да, Лайт, практика — важнейшая часть учебного процесса. Либо учить тебя буду я. — Ты? — Лайт замялся, явно стараясь скрыть звучащий в голосе скепсис. — Не пойми меня неправильно, Рюдзаки, но… ты уверен, что сможешь учить? Эл нехотя вытащил изо рта палец, который только что туда сунул. Вопрос был обидным, но Лайт в принципе не отличался тактичностью. О! Надо будет включить в учебный план несколько лекций по межличностной этике. — В «Доме Вамми», где я воспитывался, используется педагогическая система Монтессори. В её основе разновозрастные группы детей, где старшие учат младших. Поверь, у меня богатый опыт. Он умолчал о том, сколько раз мечтал засунуть Мэлло в выключенную стиральную машину и забыть там на пару часов, а однажды даже набрал в гугле запрос «за сколько фунтов стерлингов можно продать белого мальчика пяти-шести лет и сколько это будет в конфетах». Потом, правда, устыдился и стёр запрос, не став читать выданные результаты. А ещё немного позже наследники подросли и из сопливых, шумных, вечно лезущих не в своё дело малявок стали почти вменяемыми людьми. С ними начало получаться разговаривать. Вдруг и с Кирой будет так же? Лайт между тем подумал и кивнул. — Ладно, я согласен у тебя учиться. С чего начнём? Он определённо не был безнадёжен. Но память тренировать всё-таки придётся: Эл ведь всего минуту назад озвучил составленный учебный план! Воспоминание прошило разум подобно молнии, развернулось, вонзились глубже, начало обрастать деталями и подробностями… К нему присоединились другие, и всё это росло, накапливалось, снежным комом катилось с горы. Вцепившись в отобранную у Хигути тетрадь, Лайт мысленно смотрел на цепочку стоп-кадров, бегущую внутри сознания, и молча орал от ужаса. Неужели он — такой умный, ответственный, правильный — в самом деле творил все эти вещи? Его не напугали амбиции Киры, Лайт сам был амбициозен, но казнь подследственного до суда? Подмена неотвратимого наказания жестоким? Полное отсутствие попыток предварительно провести собственное расследование? А что, если в каком-то из этих случаев безалаберный журналист вроде Дэмэгавы перепутал данные преступника с именем и фото простого учителя из следующего за новостной сводкой репортажа об открытии новой школы? Как вообще можно в таких вопросах полагаться на столь ненадёжные источники, как телевидение и интернет? А если кто-то решит отомстить обидчику, оболгав и тем самым подставив его под гнев Киры?! И тогда Лайт заорал вслух. Глядя, как Лайт бьётся головой о дверцу вертолёта, пытается разодрать тетрадь смерти на клочки, в том числе зубами, а после пары неудачных попыток требует у Ватари ведро бензина и зажигалку, Эл с потеплевшим сердцем подумал, что его уроки прошли не зря. Кажется, совместными усилиями они всё-таки одолели Киру. Теперь, правда, придётся потратить несколько недель на работу психотерапевта…