Журавлики

      — А вы ведь Себастьян Моран, верно? — Осторожный голос из-за спины вырывает из размышлений.       Вечер воссоединения давних друзей шёл полным ходом. Все разбились на небольшие группы и с оживлением болтали, звучала музыка, а бокалы были полны… После, кажется, половины второй бутылки вина Морану надоело саркастичное общество Альберта, который всё хотел задеть его поизящнее, пока Льюис не видит, в отместку за утреннее недоразумение. И Моран почти что сбежал от старшего Мориарти к небольшому окошку в коридоре, ведущем от кухни до столовой, в которой и находились все остальные.       Щелчок шпингалета и свежий вечерний воздух проникает в дом, слегка путая смоляные пряди и даруя приятное спокойствие. В свежесть мешается запах сигаретного дыма — облокотившись о раму Моран поджигает одну и делает первую затяжку.       Непривычно после трёх лет одиночества снова проводить время в шумном дружеском кругу… Которой к тому же сильно увеличился. Мало того, что Холмсы, от которых не знаешь чего и ждать, так ещё и этот Билли Кид и его тайны… Поэтому он немного вздрагивает, когда слышит голос за своей спиной. Обернувшись видит Ватсона — не менее знаменитого друга младшего Холмса. Моран слышал о нём и даже видел пару раз до трагедии на Тауэрском мосту, но ни до ни после они ни слова не сказали друг другу. Что ж, видимо всё пора начинать впервые.       — Да, — затушив сигарету в пепельнице тут же на подоконнике, отвечает Моран.       — Джон Ватсон, — доктор протягивает руку для знакомства, а сам хмурится, — вы бы прекратили пока на время это…       — Курение? — удивлённо переспрашивает Себастьян, выпуская из своей чужую теплую ладонь, которая приятно согревала кожу эти несколько секунд приличий.       — Да… — и, будто встрепенувшись от осознания ситуации, Джон поспешно добавляет, — не поймите неправильно, просто я врач и вижу ваше состояние немного подробнее и…       — Не беспокойтесь, — отмахивается Моран. Меньше всего он хотел обсуждать своё состояние, а точнее его полное отсутствие. И сам понимал, что дела не очень хороши, но отказываться от сигарет не хотелось — единственное, что хоть как-то расслабляло и отвлекало от насущного…       — А вы попробуйте делать журавликов, когда думаете о плохом, — спустя несколько минут молчания предлагает Джон и тянется ко внутреннему карману своего пиджака — достать записную книжку и вырвать из неё один листок, чтобы показать всё на деле, — Это правда очень успокаивает, хоть и кажется глупым… Моя жена, Мэри, научила и я ей за это благодарен, — в последней фразе слышится теплота и нежность.       Женат. Моран чуть дёргает плечами. Ему то какая разница! Однако неприятно отчего-то.       В столовой слышатся голоса, призывающее всех собраться, чтобы услышать истории из Нью Йорка — это спасает от неловкости.       — Как видите, времени учиться сейчас нет, — говорит Моран паралельно закрывая окно, — но я мог бы зайти к вам на неделе…       — О, я был очень рад вас видеть! — лицо доктора, казалось, засверкало словно зажжённая спичка ярко. И, когда они проходили обратно к компании, он едва слышно добавил, — а для хорошего сна попробуйте пить травяной чай…       Моран на это лишь усмехнулся и мысленно пообещал подумать.

***

      За окном лил противный дождь. Капли не большие, а до омерзения маленькие, протыкающе словно иголками кожу незадачливого путника. Словно в отместку за свой размер они брали количеством и временем — дождь не прекращался с самого утра. По сути это была вполне традиционная картина для Лондона. Привыкшие к капризам погоды жители спешили по своим делам под большими темными зонтами, добавляя мрачности улицам. Трудно было выловить яркое пятно в этой серой однотонности.       Но одно место отличалось, в нем не было этой разрушающей Лондонской тоски — наоборот, его наполняли свет, уют и чувство полного умиротворения. Там не было забот больше, чем забота о том какой чай предложить гостю или где лежит нужная для тренировок бумага. Там не было хмурых лиц или громких окриков — даже Моран сумел расслабиться настолько, что темный отпечаток-тень прошлых событий сошел с его лица на эти несколько занимательных часов. А Джон и вовсе был словно маленьким солнцем! Теперь Моран понял, почему на улицах сегодня так пасмурно — теплое светило так, пока что, ни разу и не вышло из дома, ожидая своего посетителя. И Себастьян не мог не признаться себе, что это льстило. Совсем немного, ведь скоро стало ясно, что Джон со всеми такой — открытый, добрый, мягкий и дружелюбный.       Сколько людей получали его помощь, видели его лучистую улыбку? И сколько действительно с огромной благодарностью принимали это — внимание человека-солнца? Такие мысли ненадолго возвращали в его глаза хмурые колючки-льдинки. Ватсон явно заслуживал гораздо больше, чем быть просто компаньоном Шерлока Холмса или писателем о Шерлоке Холмсе… Больше, чем быть припиской к чьему-то громкому имени. Но, конечно же, невозможно вразумить всех людей, заставить их поверить в единственную правильность суждений его не совсем чистого разума. Это расстраивало.       Но Джон предлагал мягкое круглое печенье или рассказывал как правильно сделать ту или иную складку на бумаге, чтобы получилось длинное крыло… И мысли Морана были заняты уже совсем другим.       Почему после того вечера он так много думал об этом докторе? Из-за того, что тот так легко заметил его состояние? Или из-за того, что решился помочь? А может, шуточные фразы под конец их разговора? Возможно, Джон просто ему понравился. И делал это всё больше с каждой своей светлой улыбкой, нежным словом или случайным прикосновением, чтобы показать всё наглядно.       Он был женат. Эти три слова — заноза в сердце Морана, которая не давала ему сделать и шага на встречу дальше. У него тоже есть принципы, кто бы что не говорил. И он просто не хочет разрушать чужое счастье, ведь Джон так тепло отзывается о своей жене! Манипенни говорила распоряжаться своей жизнью как он пожелает, но чужие судьбы он трогать не в праве. Пустое сердце полковника наконец-то заполнилось, как она и хотела, но этим чувствам было тесно в маленькой мышце, о которой все так пекутся. И это причиняло боль.       Нужно будет пригласить Пенни выпить. Сегодня же. Ему нужен собутыльник и жилетка пускай не для слёз, но для бессвязных мыслей. А может всё-таки и первое тоже — в последние дни он сам не знает, что от себя ожидать. Всё спутано. Словно рыболовные сети, опасения поймали его. Сначала это был Уильям, после то, как его воспримут старые друзья, сейчас — как выпутаться из своей первой влюблённости. Казалось, никогда раньше он не испытывал настолько нежных и невинных чувств. Моран представить себе не мог, как он трахнет Джона на какой-нибудь плоской поверхности, хотя обычно этим заканчивались его недолгие размышления о красивых девушках в сомнительных заведениях или о сильных и благородных мужчинах, которые иногда мелькали в высшем свете. Никогда такое не пришло бы ему в голову в связке с Джоном Ватсоном.       Мечтая о нем, высшей степенью его страсти был поцелуй. Себастьян хотел узнать какие на вкус эти плюшевые губы… Каким сентиментальным дураком он стал!       — Мистер Моран? Мистер Моран, всё в порядке? — Джон с беспокойством несколько раз легонько потряс его за плечо, вырывая из порочного круговорота не самых приятных мыслей. Собственная слабость, а сейчас их ещё и не одна сотня была, — не то, что Моран хотел признавать больше всего.       — Да… Всё хорошо, просто задумался, — старается придать голосу уверенности, но звучит слишком устало.       — Думаю, на сегодня мы должны закончить, — это разочаровывает и обнадёживает одновременно. Он не хотел расставаться так скоро из-за своих внутренних дилем, но, кажется, Джон совсем не против ещё одной встречи! — Вам следует отдохнуть, мистер Моран. Это нормально — вы ещё не совсем восстановились после… — не большая запинка и Моран грустно усмехается, всё правильно поняв. Но Джон подбирает нейтральные слова и не показывает своего презрения. В конце концов, он бы не позволил ему сидеть здесь, в его доме, если бы это действительно было так, — После последнего дела. Давайте выпьем ещё чая?       И Морану хотелось бы, чтобы его уж лучше ненавидели всем сердцем. Но легко соглашается на сладкую пытку и даже вызывается помочь заварить чай — ведь такая мелочь доставит хоть немного приятного ему самому настоящему Солнцу.        Это немного успокаивает — монотонные движение и тёплая жидкость по горлу в перерывах между неспешной беседой. Ему никогда не стать чем-то большим для лучистого Джона Ватсона, но если есть хоть малейшая возможность быть его другом — Моран приложит все силы к осуществлению. И он будет защищать его чистую и искреннюю улыбку до последней капли своей крови, как бы банально это не звучало. Это его клятва. Одна новая взамен нескольким тысяч старых, ведь теперь жизнь Морана только в его руках. И как солдат он бросит всего себя на выполнение собственного обещания-приказа. Что угодно для того, чтобы Джон был счастлив, пускай это и уничтожит Морана.       А Джон бросал тревожные взгляды на своего нового друга и никак не мог понять что же творится в его голове. Но, какая ирония, тоже всеми силами хотел помочь.