Наружу изнутри

      Глупая. Несуразная. Безрассудная.       И еще миллион лестных эпитетов пронеслось в голове Леви в день первого знакомства с Ханджи Зое. Она громко смеялась, запрокидывая голову и обнажая ряд зубов, беззастенчиво флиртовала с омерзительными титанами и добровольно лезла им в пасть. А еще раздражала так сильно, что хотелось дать пинок под тощий зад, чтобы ее тонкая шея оказалась прямо между бочковатыми зубами ее любимцев.       — Не отставай, коротышка! — весело кричала Ханджи ему, рассекая воздух на УПМ.       Леви был уверен, что у нее врожденная тяга к самоубийству, граничащая с помешательством и деформацией мозга. У него, видимо, тоже. Раз постоянно мчится за ней, чтобы в последний момент схватить за шкирку и оттащить в сторону, получить в благодарность обиженный взгляд и поклясться себе, что он в последний раз спасает эту дуреху.       У Ханджи спутанные волосы и нелепые очки, медово-карие глаза с удивительно длинными ресницами и тонкие губы, что вечно кривятся в улыбке. У Леви от нее мурашки по коже и желание выпить, у него привычка искать ее взглядом в толпе — на вылазке или неважно где — лишь бы макушка с небрежным хвостом маячила в поле зрения.       Это кажется смешным стечением обстоятельств, только Леви уже давно не до смеха. Рядом с Ханджи трудно дышать, особенно в разгар лета, когда рукава рубашки оголяют женские руки по локоть, украшенные мелкими шрамами и чернильными пятнами, а ключицы приветливо выглядывают из ворота слишком сильно расстегнутого.       — Одна минута! — радостно вопит Зое, обращаясь к Моблиту, пока у Леви срабатывает рвотный рефлекс.       И на кой черт наблюдает за ней, сжимая рукоять привода, готовый в любой момент броситься вытаскивать эту чокнутую из опасности. Конечно, рядом есть верный надежный Моблит, следящий за ходом экспериментов. Конечно, Леви ему не доверяет, как не доверяет собственному сердцу.       Тощая, как пацан. Каланча. Но хватка железная, без капли нежности. Ханджи всегда беззаботно обнимает его за шею, будто задушить хочет, притягивая к себе так близко, что от запахов лекарств задохнуться можно, как и от возмущения, клокотавшего в груди. Она оглушительно смеется где-то над ухом и через мгновение уже летит обнимать Моблита, не переставая верещать о глупых титанах. Даже имена им придумала.       Идиотка.       Леви остаётся только вздохнуть, нахмурившись. Зое тактильная до зубного скрежета. Ей надо постоянно кого-то касаться, обнимать, трогать и тыкать, даже не представляя, как ее действия влияют на него. Это пугало, сбивало с толку. Ханджи была не в его вкусе. Слишком активная, громкая, живая. Она подкупала своей открытостью и беспардонностью, ловко пролезая в мысли и сердце. Не думать о ней было невозможно. Леви и не понял, как попал в хитросплетенную ловушку.       Моблит краснеет, пытаясь неловко приобнять радостную Ханджи за плечи. Ее рубашка задирается, оголяя поясницу, а внутри Леви кипит нехорошее чувство, застревая в горле. Он разворачивается и уходит в штаб разведки, чтобы поздним вечером столкнуться с Зое на кухне, застукав ее за воровством его чая.       — Не бурчи, — весело отмахивается она от него и щедро сыплет заварку в железную кружку с кипятком.       Леви молча вырывает из тонких пальцев банку и возвращает на законное место. Раздражение так и бурлит в напряженном теле, руки чешутся от желания коснуться Ханджи, прижать ее к себе, глотнуть хоть капельку того света, что искрится в ней. Неправильные мысли, совсем не свойственные ему.       — Выглядишь напряженным.       Ханджи подкрадывается незаметно, кладет руки на плечи и мягко массирует, заводя очередную песню про своих питомцев. Ее тихий голос, удивительно, тонет, растворяясь в шуме, что зудит в ушах. Леви не шевелится, не дышит, не живет. У него молния в сердце и тайфун в легких, кожа искрится от ее прикосновений — дружеских, наверное.       Развернуться резко, сбросив ее руки, обхватить грубыми ладонями лицо и прижаться к едва приоткрытым губам. Леви выпускает наружу все то, что так долго росло в нем. Целует жадно, пылко, будто пьет воду впервые за несколько изматывающих дней.       Ханджи тихо смеется, ведет кончиком носа по его щеке, будто давно все знает, и медленно отходит назад, пряча руки за спиной. Глаза горят дьявольским огнем, что убить хочется. Леви только открывает рот, чтобы послать ее к создателю, но его перебивают — нагло, наотмашь.       — В моем кабинете нам будет удобнее.       Слова с ее губ слетают легко, обыденно, будто репетировала перед зеркалом. Ханджи расстегивает три пуговицы на своей помятой рубашке на прощание и уходит, не забыв захватить кружку с чаем.       У Леви глаз дергается и челюсть сводит.       «Что за женщина?», — думает спешно и, взъерошив волосы, идет за ней.