«Смерти меньше всего бояться те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность» — Иммануил Кант.
Джетт никогда не верила этим словам. А еще не боялась смерти. Никогда. Рваться в бой у нее в крови. Ей было все равно умрет она сегодня или завтра — это всего лишь вопрос времени. Никогда не думала, что по ней будут скучать, жалеть о не сделанных с нею планов или, боже, тосковать! Кажется смешным, но смеется только она. — Придавать смерти значение тоже самое, что говорить Вайпер о том, что опыты на крысах не эффективны, — Ветер улыбается, так по-детски, словно котенок. — Встречу со смертью я бы променяла на встречу со своей девичьей любовью, — убирает локон за ухо, отводит взгляд и покачивается из стороны в сторону. А сейчас, стоя на этом огромном поле, где песок путается в волосах, а солнце слепит глаза, Джетт сжимает в руках револьвер. С ее личной раскраской. Со лба капает кровь. Она совсем одна, слушает завывающий в ушах ветер, а еще свое сердце, что стучит так быстро-быстро. Тук-тук-тук. — Все еще не боишься смерти? — голос Сейдж эхом отдается в голове, а дуло, приставленное прямо к затылку, заставляет рой мурашек пробежать по спине. Это не та Сейдж, которую она знала. Совершенно не та. — Нет, — голос, к удивлению, холодный и четкий. — Ты предпочла бы променять встречу со смертью на встречу со своей девичьей любовью… — Сейдж выжидает паузу, а потом слегка усмехается, — я здесь, — дуло все также у затылка. Плотно-плотно прижимаясь, девушка подходит чуть-чуть ближе, касаясь свободной рукой этих узких плеч, обремененных грехами. — Ты — последнее, что я увижу. Все уже обречено. — Просто все за нас предрешено. Выхода не осталось, — Сейдж снимает оружие с курка. — Даже если ты убьешь мое тело… — …душа останется висеть? — дева смеется звонко, даже излишне громко. — Она будет висеть только в мучениях над ним, будешь терпеть и ждать, пока твои останки сгниют и станут кормом для каких-нибудь червей. Так же как и все твои друзья. — Ты всегда казалась такой спокойной… что случилось? — Мы столько лет были вместе, а ты только сейчас спрашиваешь меня: «Что случилось?». Бабочки передохли. Глотку стянуло кольцом, что душит тебя каждую ночь, заставляя вспоминать всю эту кровь и кишки, размазанные по стенам. Не помнишь, как ты смеялась, выстреливая очередному врагу в макушку? Теперь посмеюсь я. — В последний раз… — Джетт повернула голову в сторону Сейдж, заглядывая в эти бездонные карие глаза, — поцелуй меня, в последний раз. Что я получу после смерти? Пустоту и мрак? Ты станешь последним, что я увижу и почувствую, Сейдж, — лекарь молчит, хмурится и кусает губу изнутри. — Нет, — хлопок. Выстрел. Труп. Прямо у ног. Теперь Сейдж одна. С чужого затылка струйкой льется алая-алая кровь. Пачкает песок и руки. Дева перевернула тело на спину, смотря в эти серые пустые глаза. В них нет страха. Нет ужаса. Нет ничего. Они — хрусталики на бледном лице. В них отражается синева неба. Таких как Джетт много, но никто из них не сможет заменить эту неугомонную, но очень веселую девушку. Сейдж вздыхает, закрывая чужие глаза пальцами. Легонько целует особу в лоб, в последний раз, а на губах вкус металла. Неприятный, немного даже горький. — Знаешь, порой убить человека… — дева взяла из чужих рук револьвер, — равносильно тому, чтобы оказать ему услугу, — открывает барабан, прокручивая пули. — Скажи мне, Джетт, кому из нас я оказала услугу? Тебе или себе? — подставляет пушку к подбородку. — Любовь сильнее страха смерти. Правда, Ветер? — щелчок.«Смысл жизни в том, что она имеет свой конец. И у каждого этот конец свой, но никто не знает какой именно».