его Творение

Коринфянину нравится Явь. Нравятся люди, которых можно изучать хоть до посинения. Их повадки и желания, то, как они думают и разговаривают, одеваются, живут — первое время он наблюдает за ними со стороны, потом за стаканом крепкого алкоголя, затем знакомится, угощает выпивкой — и к нему уже прикладываются влажными губами, тычась языком в закрытый рот. Мгновение — и ему отсасывают в грязном туалете, прижав к кабинке и насаживаясь как-то совсем уж остервенело. Он открывает для себя секс, все его прелести, особенности преимущества быть сверху и управлять людьми. Которые слушаются, выполняют все его приказы, ведь они правда не похожи на просьбы, смотрят верными псами на него снизу-вверх, для полного образа остаётся только высунуть язык набок. Кошмар предпочитает мужчин женщинам, ведь они открыты почти что ко всему и с ними меньше мороки, хотя он думает, что всё дело всё-таки в физиологии, и ему просто больше нравятся члены (но не в себе) и плоская грудь. Ему также нравятся быстрые машины, ветер в волосах и громкая энергичная музыка. Сорок градусов в желудке, никотин в лёгких и трущийся о него человек на танцполе. И кофе с молоком, по-современному капучино, и большой бургер по типу бигмака с фри. Снам и Кошмарам не нужно питаться, ни в метафизическом, ни в человеческом обличии, но он любит вкус жирного фастфуда. А ещё Коринфянин очень любит убивать, ведь это в его сущности и природе, ведь он — воплощение всего худшего, что есть в людях. Человечество мелочно, зло и завистливо. Убийства сродни сексу. Хорошему, быстрому и жёсткому. И когда кончаешь, и когда вставляешь нож в глазницы. Единственное, что ему мешает жить в Яви спокойно — зависимость от Морфея, от которой он пока никак не может избавиться. И знает, что когда-нибудь тот выберется, найдёт его и заберёт навечно в Царство Снов. Или того хуже — убьёт, заставляя в Небытии подумать о своём неподобающем поведении. Коринфянин легко узнаёт, где находится его повелитель, и очень хочет спуститься в подвал, чтобы позлорадствовать, но не хочет испытывать судьбу (как же иронично) и держится подальше от особняка, в подвале которого сидит Сон. Он вырывает глаза у одного из стражей, что его охраняют и смотрит на него, сидящего в стеклянной клетке. Морфей красивый. Обнажённый, с точёными длинными ногами и округлыми бёдрами. У него бледная, почти прозрачная кожа, волосы цвета вороньего крыла и пушистые ресницы. Каменным изваянием он застыл в одной позе, где видны лишь нахмуренный лоб и злые глаза. Это зрелище так сильно напоминает картину «Падший ангел», что у него на секунду перехватывает дыхание. Он хотел бы изменить его взгляд на более мягкий, а ещё убрать руку и колено от лица, чтобы разглядеть во всей красе. Голого, высокого и утончённого. Может быть, этот портрет рисовали именно с него. За сто лет среди людей он умудряется стать немного чувствительным, перенимает их эмоции — злится, смеется, порой даже грустит; иногда привязывается к своим партнёрам на ночь и слишком уж часто думает о своём Создателе, но не в контексте того, что когда-нибудь тот за ним придёт, а интересуется тем, как он себя чувствует. Но ни за что в этом даже себе не признается, не говоря уж о том, чтобы навестить Морфея. Черта с два он даст ему хоть один шанс выбраться. * Коринфянин чувствует, когда тот оказывается на свободе. По его позвоночнику бежит ряд мурашек, и он чувствует себя отвратительно. Это не страх, за такое продолжительное время он успевает смириться с тем, что рано или поздно Сон его отыщет. Но когда этот день наступает, становится слишком блевово, и он заливает своё недовольство коньяком. Алкоголя он выпивает слишком много, поэтому действительно блюёт, ненавидя себя, своё жалкое существование и Морфея в первую очередь. В конце концов, это он создал его таким, значит и виноват тоже он. Ну не на себя же спускать всех собак, правильно? Хотя в глубине души, которой у него, кстати, нет, он гложет только себя. Он мог не убивать людей просто так, а делать свою работу — создавать кошмары и оставаться в Мире Снов, но нет, Явь куда более интереснее. Ярче и одновременно мрачнее. Развратнее. И что самое главное — здесь всё, по сравнению с их Царством настоящее. Не сотканное Сном. Как Люсьена осталась там одна среди в разрухи столько лет? Что она вообще там делала? Расставляла книги по алфавиту? В цветовой гамме? Коринфянин хмыкает. Он не знает и знать не хочет. Поэтому сегодня он даёт себе время поныть, пока Морфей слаб и неспособен его найти без своих атрибутов. Завтра начнётся гонка. Для Коринфянина — прочь от его Повелителя. Для Морфея — за ним. * Кошмар представляет себя Шегги и Скуби-Ду с его одноимённого любимого мультика двухтысячных, которые на всех порах убегают от очередного монстра или злодея в маске. Вот только Морфей не в маске, хотя может быть и в маске, как-никак, это один из его атрибутов, хер его проссыт, по-людски выражаясь, этого Бога Сна, но Коринфянин проссывать и не собирается. Они бегают, как мультяшки, по двум мирам, и ему удаётся скрываться, метафорически показывая Владыке фак, чего делать категорически нельзя, но кто ему запретит. Пока Джед его не сдаёт, разговаривая о Кори в своём сне. Они остановились в мотеле, чтобы мальчишка отдохнул хотя бы пару часов. Коринфянину не нужен сон, как и всем жителям царства (ему нужен Сон). Почти что впервые он не пожалел, что убил человека, ведь то, что он делал с мальчиком — мерзко и отвратительно. Не ему судить, конечно, но издеваться так над сыном друга может только конченный. Который, по всей вероятности, ещё и расист, ведь если бы пацан был белым, вряд ли бы он бил его и заставлял спать в подвале непонятно на чём. Хотя, судя по отношению к его жене, он просто ублюдок. Но опять же, не Кошмару, убивающему людей, это говорить. * Коринфянин стоит на коленях, его голова запрокинута вверх, одной рукой Морфей держит его за волосы, вбиваясь в него размашисто, другой крепко прижимает к себе, не давая упасть от толчков и разъезжающихся ног. Ему пиздец как хорошо, член горячий и пульсирует внутри, заполняя его так правильно, что тело трясётся от смеси удовольствия и возбуждения. Он еле дышит тремя своими ртами, хватая раскалённый до предела воздух губами, и подаётся бёдрами назад. Вдруг перед трахающимися ними возникает Сон собственной персоной, весь в чёрном, спокойный, как удав. Он даже, блять, руки за спиной сложил, наблюдая за ними в созданном Кошмаром сновидении. А что делать-то? Плакать, дрочить, смеяться? — Это правда то, чего ты хочешь? — наконец-то нарушает молчание Морфей, спрашивая с абсолютно нейтральным выражением лица. Коринфянин появляется в своём же сне с другой стороны дивана, и переводит взгляд то на их совокупляющуюся проекцию, то на Кори, опять на них и на него. Блять, почему Люцифер до сих пор не открыла ему портал, в который бы он мог провалиться и не сгорать сейчас от стыда? — Любишь пожёстче? — добивает Сон. — Пошёл нахуй. — Я уже, — его голос глубокий и вкрадчивый, а ещё томный, но Кошмар успел его изучить, и это его обычный тон, он с ним не флиртует. И он не возбуждён, нисколечко, в отличие от Коринфянина. Два-ноль не в его пользу. Он прогоняет иллюзию и ждёт нотаций от Морфея. Он его повелитель, как никак, и разговаривать с ним подчинённый так не должен. Почему тот до сих пор не отправил его в Небытие — загадка. Продолжает смотреть и молчать. Он его, что, рассматривает? — Вот мы и встретились, — Морфей подходит на расстояние вытянутой руки. — Не по-настоящему, это мой сон, — парирует Коринфянин. — Я Владыка Снов, забыл? Могу прямо сейчас убить тебя. — Почему медлишь? Убивай, — терять ему, ну правда, нечего. — Ты приведёшь Роуз ко мне благодаря Джеду. — И её ты мог бы убить во сне. — Да, но мне нужно, чтобы я сказал ей об этом в Яви. — И умно, уничтожить двоих сразу — и на хуй сесть, и рыбку съесть, и удобно, — язвит Кошмар. — Прекрати. — Не указывай мне, что дел… — Сон закончен. До встречи, — и он исчезает, прервав на полуслове и остановив его же сновидение. Ублюдок. * Они с Джедом едут в отель в другой город, где будет проходить конвенция, и слушают специально составленный Коринфянином плейлист. Играет “Judas” Леди Гаги, и Кори на своём мустанге 1965 года с откидным верхом чувствует себя как минимум на вершине мира. Только лишь Яви, но всё же. Он думает о своём вчерашнем сновидении и приходе Морфея. Ему совершенно не стыдно от того, что Мор увидел. Покоя не дает лишь факт того, что Сон теперь знает о его симпатии к нему. Кошмар не помнит момент, когда ему стал нравится этот бесчувственный и безэмоциональный Вечный, но частые мысли о нём за последнюю сотню лет и невозможность прогнать картинку мужчины из головы без слов говорит о том, что он неровно к нему дышит. Как он может, представляя непослушные, наверняка жёсткие волосы и изящное тело, будто сделанное из мрамора. Вкрадчивый голос, уверенную походку и взгляд в самую бездну его человеческого обличия. С освобождением Морфея Коринфянин, кажется, потонул окончательно, представляя себе их секс в красках и деталях, и надо же было ему заявиться именно в это сновидение. Он знает, как Сон справился в поединке с Люцифером, честно победив её в бою, и Кори где-то глубоко-глубоко уважает его за смелость и силу. Ему всё ещё не нравится идея члена в своей заднице, но смотря за их двойниками, не исключает совсем желание попробовать это с Мором в реальности. Как будто бы он сам его захочет, такого порочного и страшного с глазами-ртами. Людскую убийцу. Но мечтать не вредно. * Коринфянину очень льстит то, что его пригласили выступить с речью как почётному гостю на симпозиуме убийц. Он рад, что столько людей вдохновились его «работой». Только вот Морфей как будто бы специально появляется именно в разгар самых ярких для Кошмара событий. Он отчитывает его прямо перед целым залом, в подробностях разбирая им совершённое. Коринфянин знает то, что убивать нельзя. В курсе, что это неправильно, нехорошо, негуманно, и т.д. и т.п. — Ты был моим шедевром, — а вот это слышать уже неприятно. — Был? — Да, Коринфянин, — ему нравится, как Сон произносит его имя, особенно выделяя «ф». — Прошедшее время, потому что функции «убивать» я не закладывал в твои заводские настройки. — Если бы ты жил среди людей и попробовал, каково это — быть человеком. Ты бы понял. Если бы ты действительно мог почувствовать хоть что-то, — это уже что-то личное, человеческое, открывающее рану внутри, и Кошмар надеется, что Владыка Снов не заметит его эмоций. — Я бы всё равно не стал убивать. Некоторые личности и правда плохие, но это не значит, что их нужно уничтожать. Для этого люди придумали тюрьмы, психологические и исправительные учреждения. Не нам судить, Вечным, и уж тем более не тебе. Морфей подумал над словами своей сестры, Смерти, и она всё-таки права в том, что это они служат человечеству, а не оно им. Без них их бы вообще не существовало. — Не я проблема, Сон, — это последний аргумент Коринфянина. — Ты прав, это моя вина. Я возлагал столько надежд на тебя. Но я создал тебя неправильно, так что я должен уничтожить тебя сейчас. В следующий раз ты не будешь таким ущербным… и жалким, маленький Сон. Вот и всё. Пришла пора прощаться с обоими мирами. Он бы не хотел, чтобы всё закончилось так, в актовом зале отеля хер знает где, однако решать не ему. — Я мог бы исправиться, — пробует он, когда Мор взмахивает рукой, чтобы начать отправление в Небытие. Однако даже бровью не ведёт в ответ на слова. — К Родерику тебя отправили Страсть, между прочим. Морфей останавливается. — Откуда ты знаешь? — хмурится очаровательно, сводя брови к переносице. — Расскажу, если не убьёшь. Они готовятся подставить тебя опять, кстати. И Рози — не вихрь, а её бабушка. А ещё она твоя родственница, — если бы Сон мог, он бы сейчас охуел. Так что он просто стоит и хлопает глазами, замерев. — Люцифер вместе с верховными демонами собирается напасть на Царство Снов, — Кошмар добивает его окончательно. — Ты врёшь. — Зачем мне это? — Чтобы я тебя не убивал? — Коринфянин тоже предпочитает отвечать вопросом на вопрос. — Я не лгу. Я могу помочь тебе справиться со всем. — И каким образом ты можешь хоть чем-то помочь мне? — Окажу содействие в сборе Кошмаров и Снов для борьбы с Люцифером. Буду докладывать о дальнейших россказнях Судьбы и остальных. — Докажи, что ты не придумал это прямо сейчас, чтобы я тебя пощадил. Коринфянин показывает. — Не создал видения прямо сейчас. Он призывает своих слуг, которые всё время следят за Адом и двумя сёстрами Морфея, и делятся увиденным уже со своей стороны. — Ладно, допустим, что я тебе поверил. Для чего тебе это? — Хочу, чтобы у нас что-нибудь получилось, — Сна бесит его чрезмерная уверенность. Напыщенный индюк. — Между нами никогда ничего не будет, — отрезает он. Ответ слишком категоричный, поэтому опять ставит под удар самолюбие Кошмара. Мор это видит. Помечает галочкой где-то у себя в голове. Владыка действительно его пока не убивает, и это — маленькая победа Кошмара. — Это мы ещё посмотрим, — ухмыляется Коринфянин. * Спустя несколько месяцев они сидят в тронном зале Царства Снов. Кори на ступеньке, Морфей — на троне. Они переговариваются, решая, как и где встретить армию демонов, пока Люсьена собирает у жителей согласия или отказы на участие в будущей войне. Он сидит без очков, и Морфей привык видеть его мелкие зубы вместо привычных взору зрачков. В отличие от Яви, здесь ему не надо прятаться. Коринфянин выполняет работу, для которой был создан, образуя кошмары для людей. Его почти не тянет убивать их, потому что Сон смотрит зло, поджимая губы на просьбу отпустить его в тот мир. Он не хочет испытывать его терпение. Он хочет его поцеловать. Мор развалился на престоле, вытянув свои километровые ноги, которые дотягиваются до того места, где сидит Коринфянин. Он опять во всём чёрном, как будто бы одежды другого цвета не существует. Солнечные блики от мозаичных стёкол красиво распределяются по всему его телу, выделяя то грациозные пальцы, то округлые бёдра. И блестящие голубые глаза, которые будто сверкают даже при свете. Кошмар почти что бездумно опускает руку на тонкую щиколотку в тёмной ткани брюк, окольцовывая, и водит большим пальцем по косточке. Морфей тихо выдыхает. С того разговора у них действительного ничего не было, даже случайных касаний. Может быть, Коринфянин флиртовал, но не открыто, завуалированно, чтобы тот зря не злился. Сейчас Сон молчит, а для Кори это сигнал действовать дальше. Он разворачивается и на пробу проводит пальцами выше, останавливаясь на коленке и водя круги по чашечке. Не получая никакого сопротивления, кладёт левую руку на другую ногу и ведёт уже по бёдрам, поглаживая и расставляя шире. Мор пялится на него во все глаза и слишком уж загнанно дышит. Коринфянин плюёт на всё на Свете и во Тьме и садится на разведённые ноги, кладя ладони на острую линию челюсти. Смотрит на лицо, ожидая отказа, но Морфей всё ещё молчит, лишь смотря, поэтому Кошмар его целует. Мягко и нежно, вбирая то нижнюю губу, то верхнюю. Он не отвечает, и мужчина хочет уже отодвинуться и слезть с него, как Сон открывает рот и впивается в губы с жадным поцелуем, хватая за затылок и прижимая к себе за поясницу. Слава Вечному. Он улыбается и с готовностью пропускает язык, суя свой. Они сталкиваются кончиками и по очереди вылизывают друг друга. Коринфянин елозит на ляжках, проходясь ягодицами по паху, и Морфей фиксирует его за бока, перекладывая вторую руку с шеи. В отместку он стонет от недовольства и кусает за губу, зализывая ранку. Сон улыбается одними уголками губ, но Кори этого достаточно для того, чтобы пресловутые бабочки затопили всю грудную клетку, посылая мурашки по всему телу. — Мой Создатель, — тихо шепчет он, обнимая за шею и тычась носом в висок. — Моё Творение, — вторит в тон ему Мор и утыкается в район ключицы, крепче прижимая к себе за лопатки. Кошмар не может поверить, где сейчас находится, но это точно не сон. И за тысячу лет он не исправит своих поступков и не вернёт убитых к жизни, но он постарается служить верой и правдой своему Создателю, хоть как-то пытаясь загладить вину. Тем более, что злить его — себе дороже. Гораздо лучше его возбуждать и целовать. Когда-нибудь он обязательно разденет его прямо на этом троне и рассмотрит как следует, дотягиваясь до особенно манящих к себе участков тела подушечками пальцев и губами, потому что картинка перед глазами, где он сидит один в клетке, не даёт ему покоя. В этот раз ему будет приятно и хорошо. А потом отсосёт, садясь на колени между разведённых ног Повелителя. — Да, я действительно этого хочу, — говорит он, нарушая повисшее между ними уютное молчание и смотря своими глазищами-ртами в голубые глаза. — Значит, таки любишь пожёстче, — и подмигивает, дразнясь. Охуеть, что со всякими божествами делает нахождение рядом со всякими плохими Кошмарами. — Я такого не говорил, — парирует он. — Но имел в виду. Коринфянин немного наклоняется вперёд, а язык из правого глаза коротко лижет его нос. Морфею совершенно не противно. Это даже мило. В конце концов, он сам Его создал. Кори и вправду его. Коринфянин обязательно сводит его в Явь, чтобы дать попробовать любимый бургер с картошкой, покажет Скуби-Ду и покатает на своём мустанге. А может, и не только на мустанге. Всё-таки, Мор выбрал для своего лучшего Творения слишком длинное имя, которое произносить во время стонов очень сложно. Наверное, им стоит выбрать себе какие-то человеческие имена, чтобы было удобнее их выстанывать.