Безнадежный

      — Вы уверены, господин Орвуд? — заместитель директора приюта, подобострастно ухмыляясь, раскрыл перед собеседником дверь.       В зал, наполненный шумом множества голосов, вошел молодой мужчина в дорогом костюме из черного хлопка. В руке он держал трость с серебряным набалдашником, и слегка постукивал ею о деревянный пол, делая очередной шаг. Он держался очень властно, уверенно, практически сразу привлекая к себе внимание всех присутствующих. Гомон, царивший в зале тут же стих до приглушенного шепота, и два десятка детей, словно по команде, линейкой выстроились перед гостем.       — Впечатляет, Люциус. Вы неплохо их вышколили, — довольно хмыкнул мужчина в темном костюме, приподнимая изящную черную бровь.       — Для вас все самое лучшее, мой господин, — благодарно кивнул воспитатель и строго оглядел своих подопечных.       Двадцать два мальчика возрастом от четырех до пятнадцати лет, замерли, опустив глаза в пол. Не уговорами, но розгами каждого из них обучили, как надо вести себя перед «покупателями» — людьми, которые в неизмеримой милости своей, могли вытащить их из этого ужасного места и подарить шанс на нормальную жизнь. Об этой чудесной возможности всегда говорили тихо, почти шепотом, словно боялись спугнуть свою удачу. И даже самые взрослые и циничные из мальчиков, стоявших сейчас перед воспитателем Люциусом, втайне надеялись, что на этот раз «покупатель» пришел за ними.       — Все, как вы и просили, господин Орвуд. Все мальчики родом из благородных семей, обучены манерам и дисциплинированы, и поверьте, много хлопот вам не доставят. Правильно, дети мои?       — Да, сэр! — хором ответили двадцать два ребенка, оставшиеся совершенно одни в мире, где им теперь не было места. Впрочем, для кого-то из них, все могло вот-вот измениться. — Рады служить вам, сэр!       — Очень хорошо, — воспитатель лениво махнул рукой — жест, издавна служивший командой «вольно» — и дети заметно расслабились. — Вот видите, господин, какие послушные у меня малыши? Ну, так что? Желаете их посмотреть?       Вместо ответа молодой аристократ сделал шаг вперед, громко стукнув тростью об пол. От расслабленности на лицах ребят в один миг не осталось и следа. Они замерли, как солдаты перед решающим боем, стоило мужчине всего раз пройти между их неровных рядов.       Кое-кто из ребят нервно поеживался, когда аристократ вальяжно шагал мимо; кто-то инстинктивно отшатывался, как встревоженная лань, почуявшая хищника. Даже самый старший и задиристый из мальчиков, уже давно потерявший надежду попасть в новую семью, не решился поднять глаза на «покупателя», а лишь смиренно переминался с ноги на ногу, неловко вытирая нос рукавом.       Секунды превращались в минуты, давящая тишина разрывала трепещущие детские сердца, внушая им страх и надежду одновременно. Мужчина медленно прохаживался перед ними, иногда останавливался, что-то тихо бормотал себе под нос и шел дальше. Он миновал неровную шеренгу один раз, потом второй, третий. Его трость все громче стучала по старому паркету, угрожая переломить гнилое дерево пополам. Царившее в зале напряжение достигло такого немыслимого накала, что его, казалось, можно было резать ножом. Наконец, заместитель директора не выдержал:       — Вам кто-нибудь приглянулся, господин? — елейным голосом спросил Люциус, становясь во главе шеренги, словно говоря: «Хватит уже тратить мое время, пижон! Выбирай или выметайся отсюда!».       — Нет, — отрезал аристократ, резко оборачиваюсь к воспитателю. — Вы не всех мне показали. Кого-то не хватает, не правда ли?       Это прозвучало как вопрос, но на самом деле было утверждением.       Таинственный «покупатель» знал, о чем говорил, и явно чувствовал себя обманутым. Его бледно-голубые глаза, казалось, вот-вот начнут метать молнии. Под этим неистовым взглядом, Люциус Фальц съёжился, как школьник перед строгим учителем.       — Да, господин, — согласился воспитатель, смиренно склоняя седую голову. — У нас действительно есть еще один мальчик, но он поступил совсем недавно и еще… не совсем готов.       — Что это значит? — спросил гость, нахмурившись. Человек не знавший Орвуда лично ни за что бы не догадался, как сильно эта новость его встревожила.       — Он еще не отвечает вашим требованиям, господин, — поспешил пояснить Люциус, заламывая руки. — Его воспитанием будут заниматься позднее, когда он немного… придет в себя.       — Придет в себя, — повторил мужчина, обращаясь скорее к самому себе, чем к кому-либо в зале. Но заместитель директора расценил его реплику, как вопрос.       — Да, господин. Видите ли, он… поступил к нам при весьма печальных обстоятельствах. Мальчик стал свидетелем убийства собственной матери, это, разумеется, оставило на нем определенный отпечаток. А последовавшие за этим многочасовые допросы следователей из Ордера лишь посыпали солью его раны. Так что, нет ничего удивительного в том, что он крайне тяжело поддается воспитанию. Некоторые даже говорят, что мальчик безнадежен.       Гость ничего не ответил, кажется, он вовсе пропустил пояснительный монолог Люциуса мимо ушей и продолжал стоять на месте, устремив пустой, остекленевший взгляд себе под ноги. Даже его трость, наконец, перестала стучать по паркету и замерла в полуметре от земли, будто ее владелец полностью потерял опору и вместе с ней связь с реальностью. Когда затянувшееся молчание стало невыносимым, воспитатель решился потревожить гостя вопросом.       — Итак, сэр?       — Что? — отозвался аристократ, словно очнувшийся ото сна. — Что вам нужно?       — Вы выбрали кого-нибудь, господин? — поинтересовался Люциус, в глубине души уверенный, что ничего путного из этого «покупателя» не выйдет.       Он уже давно работал в сиротском приюте, и на его веку еще ни разу не бывало такого, чтобы одинокий молодой человек, внезапно возымел желание стать отцом. «Большинство мужчин его возраста, как огня боятся даже мысли об отцовстве, — думал он про себя, разглядывая гостя. — Иначе здесь было бы гораздо меньше детей. А этот, зачем пришел сюда? Неужели, чтобы развеять скуку? Или, может быть, на спор? Возьмет какого-нибудь несчастного мальчишку и вернет через недельку другую, наигравшись. Я на такое насмотрелся! Каким же подонком надо быть, чтобы так себя вести?».       Все дети, находящиеся сейчас в приемной зале, в один голос подтвердили бы, что Люциус Фальц никогда не отличался особой любовью или хотя бы сочувствием к своим осиротевшим подопечным. Но если бы они сейчас слышали его мысли, или почувствовали его праведный гнев, то, возможно, прониклись бы к нему некоторым уважением.       Тем временем молодой аристократ встрепенулся и голосом, не терпящим никаких возражений, приказал:       — Ведите меня к нему.       — К кому? — поспешил уточнить воспитатель, все еще витающий в своих мыслях.       — К безнадежному…       — Господин Вертран, спускайтесь немедленно! — воскликнул Люциус Фальц, задрав голову вверх. Стоявший рядом с ним «покупатель» сделал тоже самое.       — Часто он туда забирается? — поинтересовался мужчина, внимательно осматривая высившуюся над ним крону старого дуба.       — Почти каждый день, и не спускается по многу часов, пока не проголодается или не захочет спать, — ответил воспитатель, с видом знатока вглядываясь в густую листву. — Оливер, черт бы тебя побрал, к тебе посетитель! Живо вниз, я сказал! Или останешься без ужина!       Мольбы и угрозы не возымели желаемого эффекта, мальчик не спустился с дерева. Однако, с него полетело кое — что другое.       — Оливер, проклятье! Ты совсем обезумел, дрянной мальчишка! — закричал господин Фальц, скрываясь от летящих сверху желудей за ближайшим деревом. Огонь, как оказалось, велся прицельный, и вскоре очередной снаряд угодил старому воспитателю прямо между глаз. За возгласом полным страдания и боли последовал приступ детского смеха.       — Отвяжитесь! — был ответ господина Вертрана, обосновавшегося на самой высокой ветке дерева. Мальчик еще громче рассмеялся и, держась за ветку обеими руками, сделал изящный реверанс, повернувшись к своему воспитателю пятой точкой.       — Да чтоб тебя, паршивец, — рычал себе под нос Фальц, потирая ушибленное место. — О чем я вам и говорил, Кристиан, он совершенно безнадежен и хуже того, неуправляем. С этим ребенком никаких нервов не хватит! Просто наказание какое-то!       — Неужели? — весело спросил гость, с любопытством вглядываясь в едва различимую фигуру мальчика на дереве. В его глазах горел неприкрытый интерес, что немало удивило воспитателя. Он представил ему своих лучших учеников, а тот и бровью не повел. Но стоило на горизонте появиться самому несносному мальчишке из всех, которых Фальц когда-либо брал на поруки, и у «покупателя» загорелись глаза.       «Неужто нашел родственную душу? Похоже, что много лет назад вы тоже были невыносимым ребенком, господин Орвуд» — подумал Люциус, уклоняясь от очередного, полетевшего в его сторону желудя. И тут, молодой аристократ сделал шаг вперед.       — Что вы задумали? — взволнованно воскликнул воспитатель, не рискуя покинуть свое укрытие и вновь оказаться под ударом с воздуха. — Бросьте это дело, господин! Этого мальчишку только могила исправит! Давайте вернемся в дом и подберем вам прекрасного мальчика из тех, кого вы только что видели. Ручаюсь, они все прекрасно обучены…       Мужчина прервал его монолог легким движением руки. Также естественно, как Люциус Фальц управлял своей ротой из двадцати двух маленьких солдат, этот Орвуд владел умами всех, кто бы ни повстречался на его пути. Внутри него было что-то, что при одном лишь взгляде внушало трепет и уважение, а если смотреть внимательно и достаточно долго, то и леденящий душу ужас.       — Оливер, — спокойно обратился он к мальчику, сидевшему на самой высокой ветке старого дуба в более чем двадцати футах у него над головой. Господин Фальц также устремил взгляд наверх и готов был поклясться своей бессмертной душой, что он увидел, как Оливер вздрогнул от неожиданности. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем мальчик обернулся и бросил короткий взгляд вниз.       — Оливер, спускайся, пожалуйста, — попросил Орвуд, призывно махнув ему рукой. Тот мгновение не шевелился, потом тихо пробормотал себе под нос что-то очень похожее на «Ты!», и начал поспешно спускаться с дерева.       Люциус Фальц приоткрыв от удивления рот молча смотрел как мальчишка, только что осыпавший его градом желудей, по легкому мановению руки молодого аристократа, послушно перебирает руками и ногами, перелезая с одной ветки на другую. Он не верил своим глазам, и сказал об этом своему гостю.       — В этом нет ничего удивительного, Люциус, — ответил Орвуд, краем глаза наблюдавший за проворным мальчишкой. — Мы с Оливером, старые знакомые…       — Правда? — теперь воспитатель перестал доверять и своим ушам. — Так вы знакомы с мальчиком? Раньше вы не упоминали об этом.       — Я знал его родителей, — отмахнулся от расспросов аристократ. По его лицу легко было понять, что вдаваться в подробности он не станет и предпочел бы закрыть эту тему.       Оливер очень проворно лазил по деревьям и явно не испытывал никакого страха высоты, решительно перелезая с ветки на ветку. Однако, на этот раз, его бесстрашие оказалось роковым. Мальчик слишком поспешно переставил ногу на нижнюю ветку, и подошва соскользнула.       Вскрикнув от ужаса, Оливер сорвался с дерева и камнем полетел вниз. Это произошло настолько неожиданно, что опытный воспитатель, годами успешно приглядывавший за десятками неразумных и буйных мальчишек, не успел бы осознать ужасную суть произошедшего, прежде чем голова несчастного Оливера разбилась бы о земную твердь. Все, что успел сделать Люциус Фальц это мысленно воскликнуть: «Ох, Создатель!», — в то время как обреченный сирота падал навстречу своей гибели.       Тем временем, где-то на самой границе зрения старика, молнией пронеслась Тень. Этой тенью оказался молодой Орвуд, сорвавшийся с места в тот же миг, как утреннюю тишину разорвал истошный вопль мальчика. Люциус Фальц и не представлял себе до этого самого мгновения, что человек способен двигаться так быстро.       — Поймал! — выдохнул аристократ, падая на землю под весом Оливера, со скоростью артиллерийского снаряда свалившегося ему на руки.       Несчастный мальчишка, все еще оцепеневший от ужаса, мертвой хваткой вцепился в сюртук своего спасителя и не решался открыть крепко зажмуренные глаза. Оливер дрожал как осиновый лист на штормовом ветру, когда до смерти перепуганный Фальц подбежал к нему и опустился на землю рядом с Орвудом. Тот тяжело дышал и с беспокойством, ничуть не меньшим чем у старого воспитателя, осматривал спасенного на предмет наличия повреждений.       — Ты не ранен? — спросил аристократ, осторожно ощупывая руки и ноги мальчика. Оливер не ответил, казалось, он все еще пребывал в глубоком шоке.       — Оливер, — окликнул его Люциус, слегка встряхивая. Мальчик отреагировал лишь тем, что решился открыть глаза. Он взглянул на землю у своих ног с удивлением человека впервые начавшего ходить и, словно испугавшись того, что увидел, вновь уткнулся лицом в грудь своего спасителя.       — Все хорошо… все хорошо, малыш, — все еще тяжело дыша, Орвуд устало опустился спиной на землю и с нежностью погладил волосы только что спасенного им мальчика. — Все в порядке…       — Слава Создателю! — пробормотал Фальц, расслабленно выдыхая. — Несносный мальчишка меня в гроб вгонит!       Аристократ лишь горько усмехнулся его словам. Должно быть, в глубине души Орвуд был с ним согласен. Тем не менее, он продолжал ласково поглаживать напуганного Оливера по голове и тихонько шептать ему на ушко что-что нежное. Он не выглядел рассерженным или раздраженным поведением этого несносного мальчишки, только очень усталым и возможно (но только возможно) немного напуганным.       Люциус Фальц с глубоким интересом рассматривал этого странного «покупателя», два дня назад позвонившего ему на рабочий номер с требованием подыскать какого-нибудь симпатичного мальчишку для усыновления. Ни тогда, ни уж тем более сейчас, заместитель директора приюта не понимал мотивов этого богача, вдруг изъявившего желание привести в свой дом чужого ребенка. В конце концов, он ведь был еще совсем молод, едва ли этому Орвуду было больше тридцати. Он выглядел сильным и здоровым, и вполне мог, что называется перейти от теории к практике и заняться вопросами продолжения рода в более уютной обстановке с какой — нибудь миловидной дамой. Вместо этого, он решает усыновить чужого ребенка и не какого-нибудь, а самого, что ни на есть упрямого, своенравного, непослушного и заносчивого мальчишку из всех, что когда-либо переступали порог этого приюта. В том, что свой выбор Орвуд остановил именно на юном Оливере, господин Фальц уже не сомневался, достаточно было заглянуть мужчине в глаза.       «Бледно-голубые, такие же, как и у мальчика», — подумал про себя Люциус, поглядывая на мужчину с нескрываемым любопытством. Орвуд тем временем продолжал нежно баюкать насмерть перепуганного Оливера, крепко прижимая мальчика к груди.       — Все хорошо, мой мальчик, — едва слышно шептал молодой человек, легонько похлопывая ребенка по спине. — Я здесь, мой хороший… Я с тобой.       — Мне кажется, или господин Вертран сегодня не вернется в уютные стены нашего приюта? — тихо поинтересовался Фальц, стараясь не нарушить покоя мальчика, который только-только начал приходить в себя.       Воспитатель спрашивал, хотя по правде говоря, ответ он уже знал. Этот ответ был написан на лице Орвуда, прижимавшего Оливера к себе как самое драгоценное сокровище на планете.       — Кажется да, Люциус, — выдохнул аристократ, поудобнее устраивая мальчика на руках. — Кажется, да…       Пока Кристиан скрупулёзно заполнял все необходимые бумаги, под чутким руководством секретаря приюта леди Мелисанны, господин Фальц выкроил минутку своего драгоценного времени, чтобы попрощаться с Оливером. Юный Вертран сиротливо примостился на кушетке в коридоре, ожидая пока все бюрократические проволочки процедуры усыновления останутся позади. Мальчик довольно быстро пришел в себя после случившегося, и теперь задумчиво разглядывал крошащиеся от старости стены приюта, ненадолго ставшие его домом.       — Ну как ты, малыш? — Фальц присел на кушетку и дружелюбно похлопал мальчика по спине. Оливер обернулся, и на старика взглянули пронзительные, пугающие бледно-голубые глаза.       — Не отдавайте меня ему, пожалуйста, — попросил Вертран с дрожью в голосе. — Я обещаю, что буду послушным, только не отдавайте меня ему… Кому угодно, только не ему!       — Что ты такое говоришь, Оливер? — Фальц был немало удивлен печали, если не отчаянию, которые услышал в голосе мальчика. Менее часа назад он видел, как этот самый ребенок мирно дремал на руках молодого Орвуда, и вот теперь он со слезами просит не отдавать его! Старый воспитатель определенно ничего не понимал, о чем и проинформировал своего подопечного.       — Он не тот, кем кажется, господин Фальц! — ответил мальчик, сверкая глазами. — Он убийца, я узнал его! Это он, он был там, в ночь, когда погибла моя мама! Это он ее убил…       — Что?! Не может быть, Оливер, ты определенно что-то путаешь! — запротестовал господин Фальц и успокаивающим жестом положил ладони мальчику на плечи. — Я понимаю, на тебя за последние дни много всего свалилось…       — Нет, не понимаете! — воскликнул Оливер, сбрасывая его руки и рывком вскакивая на ноги. — Вы считаете, что я сошел сума! Следователи из Ордера сказали мне тоже самое, когда я указал на убийцу. «Это просто нервное потрясение, малышу наверняка приснился кошмар»! Ха! Да я бы и с закрытыми глазами сумел опознать этого ублюдка. Я слышал его голос, это точно был его голос тогда! Это он, он убийца, а вы хотите отдать меня ему! Неужели вы не понимаете, да он же просто хочет закончить начатое, хочет убрать свидетеля. Он хочет убить меня! — захлебываясь слезами, кричал маленький сирота.       — Он убил мою маму, а теперь и меня убьет, и все из-за вас! — Оливер больно ткнул пальцем в грудь старика. — Вы поверили ему, купились на его лживые речи и тугой кошелек! Сколько он вам заплатил за меня, господин Фальц? А? Сколько он заплатил за право лично убить меня?       — Если бы он хотел убить тебя, то ты бы сейчас лежал мертвый на земле с проломленной головой! — справедливо подметил заместитель директора приюта, тоже поднялся с места и горой навис над трясущимся от гнева и страха мальчиком.       — Я не знаю, что произошло между вами раньше, не знаю, убивал ли он твою мать или нет. Я знаю только то, что видел своими глазами. А я видел, как он, не задумываясь ни на секунду, бросился спасать твою жизнь. И спас! А потом битый час сидел на голой земле, утирая слезы безродному сироте, который сейчас обвиняет его в том, в чем его вины уж точно нет. Если бы Кристиан Орвуд хотел твоей смерти, Оливер, то уж поверь мне, ты был бы сейчас мертв.       На мгновение между ними повисла тишина. Старик тяжело вздохнул и устало опустился обратно на кушетку. На сегодня потрясений с него уже достаточно! Но, к сожалению, он видел по глазам мальчика, что его гневная отповедь ничего не изменила. Тот по-прежнему со страхом смотрел в свое будущее и не видел в нем ничего, кроме страданий.       — Мне все равно, что вы видели, господин Фальц, — прошептал Оливер, устремив ненавидящий взгляд на дверь, за которой сейчас находился его новый «отец». — Я знаю, что я видел, вот и все. Может быть вы правы, и он не желает мне смерти… пока что. Может быть, он хочет просто помучить меня! Да, точно, ему наверняка принесет особое удовлетворение наблюдать, как я трясусь от страха, день за днем, ночь за ночью, смиренно ожидая, когда он наиграется и решит прийти по мою душу. Вот его план! Он просто чокнутый садист, вот и все! Но я не доставлю ему такого удовольствия! Я с ним не пойду, я ему не сдамся…       — Ох, малыш, — сокрушенно покачал головой старый воспитатель. — Даже не знаю, кто из вас двоих несчастней: ты — ослепленный ненавистью и страхом; или он — приговоренный всю жизнь любить того, кто никогда его не полюбит?       Оливер не успел ответить на этот вопрос, потому что дверь кабинета, которую он упорно буравил взглядом, наконец, приоткрылась. Из-за нее показался Орвуд, учтиво раскланивающийся с дородной секретаршей. Она вышла вслед за ним и, лучась от радости, совершенно очарованная обаятельным гостем, радостно провозгласила:       — Поздравляю, малыш Оливер! Теперь ты официально усыновлен! Господин Орвуд, вы все сделали правильно. Берите сына и можете быть свободны!       Аристократ смущенно ей улыбнулся, а затем обратился к недавно спасенному им мальчику. Теперь — «официально своему сыну».       Оцепеневший от ужаса Оливер, не смог заставить себя поднять глаза на Кристиана Орвуда. На него вдруг навалилась такая слабость, что он даже не услышал, как новоиспеченный опекун назвал его имя и ласково попросил взять его за руку. Оливер ничего не слышал и ничего не чувствовал, а в следующую секунду земля ушла у него из — под ног. Мальчика окутала беспросветная тьма…