Всего лишь работа

На Марсе растут беспорядки, и ещё одно чрезвычайное происшествие не слишком удивляет. Однако раньше все эти события касались Рихтера исключительно по долгу службы и потому мало его волновали. Теперь же они добрались до его личной жизни. Не зря он перестал ждать повышения: в благодарность за годы верной службы начальство вместо надбавки к зарплате решает вывалить на него целую кучу дерьма. Во время совещания с Кохаагеном он не успевает и рта раскрыть, как Лори соглашается на задание. Абсурдное, нелепое и просто невозможное — притвориться женой какого-то ублюдка с промытыми мозгами, которого хотят сослать на Землю. Немыслимо! Но Лори бросает на него притворно грустный взгляд и как ни в чём не бывало продолжает слушать указания начальства. Вернувшись домой, она принимается непринуждённо собирать вещи и раскладывает их на кровати, выбирая самое необходимое. От того, что застёгнутые на все пуговки пижамы остаются, а в кипу нужного летят откровенные пеньюары, он скрипит зубами и едва удерживается от язвительной колкости. Это не поможет, точно не с Лори, и потому он уходит на кухню предаваться отчаянию, злости и выпивке. С тех пор, как они вышли из кабинета Кохаагена, он не произнёс ни слова. — Томас, ты не мог бы достать чемоданы? — кричит Лори из спальни так буднично, словно не она летит на Землю, где ей предстоит жить с чужим, совершенно незнакомым мужчиной, будучи при этом, на минуточку, немного замужем. Словно ничего странного не происходит, словно сегодня самый обычный день в их жизни, и завтра, послезавтра, через неделю будет ровно то же самое! — Нет, не мог бы, — резко отвечает он и прикладывается к бутылке. Шаг, шаг, шаг. Лори молча шлёпает босыми ступнями на кухню, стремительно и безжалостно. Оглядев его с ног до головы и будто бы оставив без внимания виски в его руках, она дерзко ухмыляется и подходит ближе, настолько, что становится заметно, какая же напускная её холодность. — Ссора начинается? Ни её безразличный тон, ни надменный вид не имеют сейчас должного эффекта. Он не обращает на это ни капли внимания, полностью растворившись в ней, пытаясь отыскать в этой женщине свою хладнокровную, но любящую жену. Лори спокойна, горделива и собрана. Лори одной ласковой улыбкой может очаровать кого угодно и так же легко может нажать на курок, потому ей и доверили работу под прикрытием. Лори согласилась на это задание, потому что ценит свою работу превыше всего — кажется, даже превыше их самих. — Никуда ты не поедешь. Я тебе не позволю, — наконец, процеживает он сквозь зубы, на что она лишь закатывает глаза. — Мне всё это нравится не больше, чем тебе. Он не удерживается от издевательского смешка. — Разве? Ты так резво согласилась. Судорожно вздохнув, Лори выхватывает из его рук виски, делает быстрый глоток и прижимает бутылку к животу. — Прекрати вести себя как ребёнок. Это моя работа. Мне отдали приказ, и я его выполняю. — Приказ, значит? Лори, ты себя слышишь? Ты действительно готова лечь под какого-то недоумка просто потому, что тебе так приказали? Ухмылка испаряется с её лица; она устало прикрывает глаза, опускает голову и свободной рукой опирается на стол, с силой сжимая его край. — А ты готов? Готов пойти наперекор Кохаагену? — Лори бросает на него взгляд исподлобья и обиженно сжимает губы. — Сколько лет ты носишься взад и вперёд на задних лапках, выполняя любую его прихоть? Чуть хвостом перед ним не виляешь, а ему плевать на тебя. Разве ты не видишь? Почему тебе можно бездумно следовать приказам, а мне нельзя? Ты выполняешь свою работу, а я должна выполнять свою. — Но не такую же! Я, чёрт побери, твой муж. Было бы неплохо, если бы ты хотя бы попыталась узнать моё мнение! — не выдержав, он повышает голос и в бессилии бьёт по дверце шкафа, стоящего за ним. Он уже знает, что проиграл. Он всегда проигрывает, но прежде это не приносило ему столько боли, сколько приносит теперь. — Можно подумать, тебя когда-то интересовало моё мнение. Даже сейчас думаешь только о себе, — едва не шипит Лори, без какой-либо радости наблюдая, как он вместе со всей своей злостью рассыпается перед ней, не способный возразить. — Я ненавижу Марс. Не могу здесь больше находиться. Я ненавижу это ржавое небо, эту пыль, этот воздух, которым не надышаться. Плевать мне на твою ревность, плевать на Хаузера — я хочу на Землю. — Ты не говорила... — сдавленно выдыхает Рихтер, и Лори отворачивается, сжимая челюсть так, словно ей сводит зубы. — Не говорила, значит? Разве я не просила об отпуске? Не жаловалась, что голова стала болеть чаще из-за этого проклятого воздуха? Просто тебе было важнее другое. Работа, Кохааген, работа, работа, Кохааген. Сейчас не время для отпуска, милая, у нас тут мятежники спрятались по норам. Надоело! — внезапно выкрикивает Лори, в слепом гневе бросая на пол бутылку. Звук бьющегося стекла отрезвляет её, взгляд бессильно мечется от его лица к осколкам. Наконец, Лори качает головой и уходит из комнаты, утирая выступившие слёзы, а он так и остаётся на кухне, не в силах что-либо сделать и исправить. Лори молчит. Молчит, когда собирает чемоданы, любезно оставляя ему самый маленький, молчит, когда повторяет свою роль, молчит, когда выходит из дома и ждёт, пока он не закроет дверь и не разберётся с багажом. Лишь на Земле, у квартиры, предназначенной для них с Куэйдом, она пристально смотрит на него, будто хочет что-то сказать, но вместо этого лишь едва заметно кивает и закрывает перед ним дверь.