То, о чем священные легенды решат позабыть

      Больно. Паладин задыхается, едва заставляя себя оставаться в сознании. Голова кружится, голос давно покинул его, горло разрывается от сухости и ранений. Нет-нет, ради всего Светлого, нужно лишь контролировать себя. Дышать. Точно, давай, дыши, дыши во имя всех всевышних. Вдох. Долгий и противный, прерывистый и сложный, легкие словно соединились в жалкую тряпочку до этого и теперь каждый кусочек его сущности трясется, заполняя себя алой жидкостью, дымом и страхом. Внутренности словно разрываются от боли. Хочется кашлять. Хочется молиться и ощущать теплоту Света на своем лице и умиротворенность его присутствия в душе. Нужно прийти в себя. Нужно постараться встать, нужно воззвать к своей магии. Стань щитом и мечом, стань духом для людей, покажи свои умения и возможности, защити, помоги, спаси.       Его попытки проваливаются, это не помогает ощутить себя легче. Глаза чистого неба будто тупеют, выцветают, не дают увидеть ничего. Мир темнеет. Командир не чувствует даже напряженности своих мышц и стука сердца в ушах. Диафрагма словно отсутствует, но от продолжения попытки вздохнуть наконец-то проступает ноющая боль ребер. Мадлен замирает и с не меньшим усилием принуждает себя завалиться на бок, чтобы выдохнуть и попробовать повторить нужный цикл. Воздух вырывается из груди криком. Отчаяния, боли, безнадежности. Это даже не крик. Это рев, это стон, это уничтоженный визг, это хрип стекающей по губам крови с пробитой челюсти и разбитой головы. Его голосовые связки уже уничтожены прошлыми попытками кричать, умолять или взывать о пощаде. Но он никак не может прекратить делать это. Он продолжает тянуть вперед руку. Левую, все еще сжимающую рукоять разбитого щита. Рыцарь не чувствует нескольких пальцев, не чувствует правой руки. Той, на которую он сейчас упал, чтобы дышать дальше. Не чувствует тела. Но какие же это мелочи. Нет, он должен подняться. Он должен…       Почему? Разве они старались недостаточно? Мадлен с чистым сердцем верил в своих подчиненных. Паладины всегда были опорой Республики, всегда были чем-то священным, неоспоримым, гордым, родным. Тем, что вызывает важность и уверенность в своей безопасности у каждого жителя их священных земель. Тем, что всегда спасало и оберегало от любой напасти. Да, много кто не обращал на них должного внимания, но рыцари Старейшины Ваниллы Шугар всегда были на высоте. Сейчас же светлый не мог прекратить взывать к кому угодно, молить о помощи, о спасении. Они испугались? Нет, такого не может быть. Кто-нибудь из армии имеет право не любить лично его, он заметил еще при начале миссии, как же много людей говорили о нем плохо. Мадлен мог быть неприятной личностью. Но он был замечательным воином и в том, что каждый паладин без исключения перед началом битвы прокричал свои слова присяги с уверенностью он не сомневался.       Рука натыкается на что-то, что мешает тащить щит дальше. Брови в непонимании взметаются. Что же имеет дерзость мешать ему, непоколебимому щитоносцу и командиру армии Света? Помутневший рассудок наконец-то фокусируется на почти серой от пыли и застывшей крови ткани. Изодранные голубые ленты на некогда белоснежной форме. Сустав, явно торчащий так, как природа не позволяет двигаться телу. Припавшие пылью локоны. Кусок флага, что так тщедушно прикрывал отсутствие соединения с нижней частью тела. Милостивое Божественное, если бы Мадлен мог сейчас же встать, он всенепременно убежал бы подальше от остатков трупа другого паладина. Но сейчас его взор словно издеваясь начал ловить все больше ошметков тел везде, куда бы он не повернул голову.       Все то количества горя вокруг. Он знал некоторые семьи. Поддерживал новичков или же постепенно узнавал что-то новое и потрясающее о каждом луче Света и силы в его рядах во время дежурств или небольших миссий. Он знал, что кому-то этот пост позволил найти себя и признание в этой жизни. Что какой-то светленький парнишка по своему желанию читал библию по утрам для всех, кто хотел его слышать. Что о ком-то особенно сильно волновались родители и с теми приходилось говорить отдельно, успокаивая, и заверяя в том, что он присмотрит за дураками. Присмотрит… Как теперь родные найдут своих сыновей и дочерей в куче мертвецов с искалеченными лицами?       Милостивый, какие же отвратительные мысли. Старейшины сказали, что в этом деле не будет ничего сложного. Обычная оборона, в которой можно проверить силы нового взвода. Что Свет всегда на их стороне и Республика точно окажется в безопасности с такой опекой. Но почему никто не прислал им помощи, когда враг уничтожил линию поддержки настолько нечестным и беспощадным путем? Почему они оставили новичков без защиты? Это было не сложно. Они держали оборону очень долгое время, лучники, лекари или маги могли бы успеть прибыть сюда. И что они получили? Приказ стоять до последнего?       Почему ты не эта самая защита, о которой все так молили? Почему ты остался один, смея жаловаться, когда обязан был стоять лицом к лицу к врагу, закрывая собой более слабых?       Мадлен наконец-то возвращается из мыслей в реальность, срываясь на вскрик боли. Попытка подняться на колени закончилась громким хрустом. Все же, одна нога и правда была сломана после очередного удара. Мужчина так старался игнорировать это, что теперь, кажется, не сможет встать больше, оставаясь в нелепой сидячей позе. Правая рука безвольно свисает, когда мечник с бульканьем хватает воздух, опять задыхаясь, почти срываясь в то же забытье. Грязная ткань ощутимо натягивает раны по всему телу. Плащ перекрутился и присох к крупному разрезу на бедре и животе, от чего каждый вздох ощущался натяжением застывшей межклеточной жидкости и воспаленных мышц о струну одежды. Кто-то еще должен быть живым. Кому-то прямо сейчас нужен его Свет, его щиты, на один из которых паладин в бессилии опирается. Их не бросили. Их спасут. Им помогут. Он сам. Или другие паладины. Старейшины найдут решение. Кто-нибудь что-нибудь обязательно…       Командир наконец-то позволяет себе громко всхлипнуть. Он же обещал ему, что придет домой. Что будет стараться до последнего и обязательно принесет победу, потому что Мадлен живет для того, чтобы защищать и служить. Надеялся, что еще будет терпеть волнение своих тетушек, проверяющих его раны в уюте его любимого дома. И, быть может, встреча именно с этими людьми залечили бы очередные потери и пережитый ужас. Дали бы силы идти дальше, даже через холодные окружающие взгляды. А теперь у него нет и позволения думать о таком. Их бросили, как шайку бесполезных собак, чтобы их загрызли огромные волки. Чтобы не чистить вольеры самостоятельно. Собаки же продолжат биться за хозяев в любом состоянии, верно? А таких как они еще огромное количество.       В глазах опять темнеет. Дышать больше не хочется. Неужели он был настолько ужасным, чтобы получить вместо столь желаемой вечности и славы это? Мадлен, сияющий командир паладинов великой Кремовой Республики прямо сейчас давится слюной, слезами и кровью, теряя сознание от количества ранений и убывания жизненной магии, стоя на коленях, с разрубленной рукой, сломанной ногой и без веры во что-то благосклонное к его людям. Искалеченное тело больше не хочет слушаться. Он больше не может кричать. Не ощущает своего оружия, что до этого было с ним единым целым. Он больше не чувствует и крупицы Света в своей душе, что мог бы защитить и помочь подняться для нового боя. Он проиграл.