Пьер

О, лишь ты отныне все былое, вся память!.. Что было известно в этом мире тебе кроме тепла рук хозяина и холода январских морозов? Ты, конечно, не поймешь меня, однако кто еще остался! Тридцать шесть лет, сотня ангелов, тридцать шесть лет и пара мгновений дуэли!.. Да что тебе известно о боли утраты? Я буду заботиться о тебе впрочем… Трагедия на Бель Иле, чертова дуэль — скала, металл, время — все это не щадит плоти. О да, столь для меня бесславно погиб и твой хозяин — Оливье де Ла Фер, — упокой Боже его душу, — что тридцать шесть лет служил мне опорой и дружеским плечом. Мы остались втроем — но не Атос, Портос и Арамис, молодые бесстрашные мушкетеры с туманным прошлым и блестящим будущим, а я — поседевший от лет и пыльных келий священник, Шарль — служивый гасконец, чье лицо и душу не щадит старость, и ты — воющий по ночам от тоски по графской ласке пес, с блестящими мокрыми глазами и выхоленной золотистой шерстью. Ну что ты…кто же знал, что и так едва не сходя в гроб почтенный граф решит в последний раз выгулять шпагу вместо собаки… Ты не подумай, я, конечно, заберу тебя — быть может, хоть мне Господь даст спокойно прожить отведенное. А знаешь, я помню, как Оливье завел тебя. Ты так же как и сейчас прятал морду в лапы, и еще подрагивал, когда гремели ножны. Клянусь, я клянусь, черт возьми, что более ты никогда за столь короткую свою жизнь не услышишь звона шпаги — я окончательно возненавидел дуэли, как, впрочем, и многое мирское. Возможно, с Оливье тебе было бы лучше, однако выбора уже нет. Я, кажется, совсем обезумел. Но ты ведь понимаешь меня, да? Ну не могло быть у такого мудрого человека глупой собаки…и даже имя у тебя как у человека — Пьер, и глаза понимающие…все не так и плохо, верно? Мы будем все еще втроем, пусть не в том составе, пусть немного потрепанные и без былой искры в глазах — но будем!.. Ты, конечно, никогда в полной мере не заменишь его, да и я…не посмотри, что у меня ломается голос и дрожат губы, я буду прекрасным хозяином…все так же смогу кормить и гладить, и даже говорить с тобой много буду, только не смотри так на меня, я же сам все понимаю… Хотя что я понимаю? Я так же ничтожен, как и был. Да, ныне могу похвастаться именем, да, с такой приземленной гордостью вывожу на бумаге вереницу титулов, да, мне кланяются и целуют руки при встрече, однако то ли это, к чему я стремился? Я до сих пор боюсь как огня смерти и до сих пор не могу предстать чистым пред совестью и Господом. Я лгал себе, что после будет легче — вот я священник, аббат, епископ, генерал ордена Иисуса — однако что выслуги перед смертными, мне подобными, будут значить потом? Все в мире ложь, а сам мир это склеп. И не смогу я найти покоя, зная, что не смог уберечь двух самых близких мне людей. Что все то значило, если сейчас я не смотрю в глаза Оливье де Ла Фер и Исааку дю Валлон? Знаешь, мне кажется, что собаки куда счастливее людей. Вы не гонитесь за ложью, за не теми людьми, за деньгами… Пьер…очень красивое имя, поговаривают, означает «властвующий»…у Оливье всегда был вкус во всем — в вине, в одежде, в именах… Даже не думал, что когда-то мне настолько понравится собака. А ведь с другой стороны — не одно, то другое. На все воля Господня, к тому же, вот увидишь, мы прекрасно поладим. За эти пару часов я успел привязаться к тебе… Я даже думаю, что ты веришь мне — хотя как собаки могут знать мудрость о вине* на латыни… Впрочем, перевалило за полночь. Интересно, поймешь ли и ты когда-то то, что люди могут не вернуться… *- «In vino veritas»