***
«Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.»
Лайт проснулась в окружении густой тьмы. Она будто вода обволакивала тело, ластилась к мягким ладошкам. Как и обещано, она так и не познала ни ада, ни рая, оставаясь на периферии. Возможно, она не одна, таких может быть множество, до нее и после. Вокруг не было ничего, ни времени, ни света, даже воспоминаний, как таковых. Лишь урывки, кадры вырванные из контекста. Сознание дрейфует во тьме, и лишь одно настойчиво стучится к разуму. Лишь одно лицо, непреодолимо яркое. Его Лайт желает коснуться, чтобы согреть нечто, что холодит обездвиженную грудь. Воспоминания бессвязны, но всегда ведут к одному и тому же концу, где «он» с болью наблюдает. Где она стоит на том месте, где покоятся люди и смеётся, пытаясь в хохоте скрыть тоску. Если бы Лайт могла вырвать свои руки из зыбкой материи, она точно потянулась к «его» лицу. Ласково обводя знакомые, до ломоты, черты лица. Она не знала, сколько времени прошло, кто все те люди из её видений и кто же тот, что наблюдает. Тусклые глаза и боль в них, способная поглотить мир. Ласковое, забытое чувство материнских объятий, детский аромат сестры и твёрдая рука отца. Она теряла воспоминания, забывала и то, что такое солнце, греющее бледные щёки. Было даже приятно плыть, постепенно теряя всё, что могло потревожить хрупкий разум. Будто лоно матери, тьма всё глубже поглощала обездвиженное тело. Только грусть не покидала, будто что-то очень важное уходит бесследно, нечто очень важное. Быть может у неё остались обиды? Может сожаления? Без сна, даже не бодрствуя, существуя на периферии своего сознания Лайт позабыла не только имя, но и лица близких. Сквозь болотистую тьму неизвестное тянулось к ней, рвалось обезумевшим зверем. Не стремясь более никуда, не желая ничего, она только наблюдала за бледной рукой хватающей её. Просветы появлялись как трещины в скорлупе, Лайт вдруг поняла, что она растворялась, обращаясь пылью. За чужие души она платила своей. — Нашёл… — Тусклый, еле слышный голос исходил из ослепляющего света. На неё взирала пара тоскливых тёмных глаз. В ней не осталось воспоминаний, не было ничего, что связывало бы её с этим существом. Однако, горький, полный обиды голос хлынул из её горла. Она скучала по теплу. В тот самый момент когда он смазано поцеловал её, мир окончательно рухнул. Зазвучал колокольный звон, лицо холодило от ветра, а мокрый снег опускался вокруг. Единственным источником тепла был мальчик рядом, того неистово лихорадило. Лайт приблизилась к нему на коленях и обхватила его руками. Люди сновали вокруг сливаясь в мазки на холсте, совершенно неинтересные девочке. Хруст снега рядом с ними возвестил о чужом человеке. Несмотря на любопытство, она не подняла головы, уже зная, кто там может быть. — Бедные дети, позволь помочь твоему другу…