Тень над Явью

      Осень приходила медленно, словно поджидала, когда бойцы и колдуны отправятся в свои походы. Три дня уж как закрылись врата Каменного форта за дружиной с князем во главе. Войной на соседей снова пошли, чтоб зима была спокойной.       У колдунов задача была не менее важной. Идолов божьих в лесах обойти, свои молитвы принести, нечисть успокоить и просить землю благословить, чтобы злая зимушка с морозом не мучили людей честных.       Моровей, что с колдунами напросился, за водой пошёл к роднику, что протекал у подножия горной цепи. Леса вокруг дремучие, густые, но красивые. Лучики света пробиваются через кроны, мелкое зверьё бегает, да шуршит, птицы поют чарующие песни с ветром. Ему всегда нравилась эта одинокая безмятежность. Она намного приятнее людских голосов, что говорят… а не важно, что говорят.       Набрав полное ведро холодной воды, он обронил что-то, и бросив остальное кинулся за вещью, промочив лапти и рукава. Сердце аж остановилось, пока не достал простенький кисет с травами лечебными, даже без вышивки. Уж очень дорогая вещь от близкого сердцу человека.       Ворчать стал о своей неуклюжести. Достал ведро, отжал рукава, портянки. Посмотрел в воду тяжело вздыхая, а там… лицо женское! Протёр глаза, и образ растворился. Там лишь отражение его — худое бледное лицо. Вот уж правду братец говорил, нужно больше спать. Снова мерещится образ той, что ждёт его назад. Хотя… она точно не будет ждать. И от того не легче. «От чего же ты вздыхаешь, добрый молодец?» — Кто здесь? — Моровей обернулся, осмотрелся, но вокруг не было даже зверья.       Померещилось? Голос такой страшный, как вьюга и скрип морозный.       Кар! Раздалось с другой стороны ручья, и от испуга молодец наземь свалился, запутавшись в траве высокой. Огромный чёрный ворон сидел на пне и пристально смотрел на человека, что прервал покой Дремучего леса. И всё же стало как-то спокойнее. Голос ему просто показался, это просто птица.       Моровей нащупал камень на земле, и хотел прогнать ворона, но тут его сковал скрипучий жуткий смех, и это была не птица. «Ха-ха, я тебя напугала? Прости, не могла иначе.» — Кто ты? Где? Почему ты в моей голове? Вокруг всё ещё никого, а голос чёткий, словно у самого уха говорит. Это пугало, но в то же время вызывало интерес. К чарам колдовским у него с рождения таланта нет, мог только наблюдать, как брат чудеса творит. А тут… кто это? «Подойти ближе. К воде.»       Долго он не решался, слушая громкий стук собственного сердца. Было и страшно, и любопытно. Нельзя ведь идти на зов нечисти. А вдруг русалка? Хотя ручей мелкий совсем. Да мало ли какая нечисть утащит, это же дремучий лес! Но интерес оказался сильнее, и Моровей всё же осторожно подполз к берегу лесного ручейка. Из волнующейся глади на него смотрела чернявая женщина в чёрных одеждах и серебре. Да красота её не так поражала, как сходство с подругой своей верной. — Росья? «Ха-ха-ха! Неужели это дитя так похоже на меня? Право, польщена. Я почувствовала, что здесь она, вот и пришла. Жаль, это был лишь отпечаток её на вещице. Дитя потерянное. Но сейчас здесь ты. Так почему печально так вздыхаешь? Поговори со мной. Совсем здесь одиноко, одно зверьё да злые чародеи.» — Я должен идти.       Пугала женщина в воде сильней с секундой каждой. Решив больше не испытывать судьбу, Моровей быстро обулся, схватил ведро и побежал прочь, забыв в траве свой посох, от ручья, с которого женщина всё так же игриво звала назад. Едва избавился от наваждения, и вышел назад к своим. Впервые он чувствовал себя спокойно среди людей. — Где ты так долго был? — недовольно крикнул один из старцев.       Потупился Моровей, не хотел говорить, что под чары нечисти лесной попался. От него и так толку нет в походе, смеяться ещё будут. Тот свои выводы молча сделал, забрал ведро и вернулся к остальным. Те, как вороны налетели. А он снова один. И никогда не будет в компании таким же. «Чужой среди своих. Ах, как это печально.» — Что? Ты… как ты… зачем за мной увязалась? — испугался Моровей, снова оглядываясь от неожиданности. — Что говоришь? — спросил колдун недалеко. Но стыдно было молодцу, что не мог сам справиться с наваждением. — А, нет, ничего. Пойду уже… туда, — и указал на идола Велеса поодаль, под самой сенью леса в зарослях. «Бедный мальчик. Почему же ты бежишь от сородичей своих? Не хочешь быть таким же? Не хочешь стать…» — Замолчи! — тихо шикнул мужчина, ударив себя по голове. — Уйди, нечисть, не задуришь мне голову! «Я угадала? Ну конечно, ты завидуешь. Они колдуны, могут творить чары. А ты? Совсем обычный. В отличии от брата.» — Заткнись! — Моровей? Брат, что с тобой?       Тут подошёл он. Святогор одним своим светлым образом, казалось, разогнал всю тьму вокруг. Положил руку на плечо и всё вдруг стало хорошо. Никакого наваждения, голоса в голове и мыслей, что становились всё мрачнее. — Ничего, просто устал немного. — Говорил ведь, спать больше надо. Глаза совсем тёмные. Здоровье и так уж плохо. Может не стоило тебе в поход идти? — Всё в порядке, — отмахнулся Моровей. Не нужна ему эта чрезмерная забота. И сам справится. Без помощи всемогущего брата. — А где твой посох? Не тяжело ходить? — Сломал. Случайно в нору лисью попал. Ничего, и без него нормально. — Ладно… зови, коль случится что.       Быстро он поник и сдался, руки опустил. Ушёл, оставив брата одного. Запоздало понял тот, что слишком резок был. Да уже поздно. А всё из-за голоса того. Задели его слова о зависти родному брату. «Ты не виноват. Судьба жестока. Ты ведь родился первым, и должен был получить всё: силу, признание, любовь. Посмотри, это ты должен быть на его месте. Тебе должны улыбаться, звать к себе. Если бы только не было твоего брата.» — Я не слышу тебя. Не слышу. «Но ты ведь и сам всё знаешь. Только боишься признать.» — Ничего не хочу знать. Я люблю брата и уважаю старейшин, не пытайся настроить меня против них. «Как ты мог такое подумать? Разве я сделала тебе что-то плохое? Я просто очень одинока. И могу помочь.» — Не нужна мне твоя помощь. «Уверен? Я могу дать силу больше всех их разом. Власть, здоровье, возможности. Всё, чего ты так страстно жаждешь. Только попроси.» — Я не буду повторять. Не нужно мне ничего от нечисти. «Ну хорошо, я подожду. Только попроси. Только обратись к зиме.»       Наконец-то шум утих, голос больше не появлялся, хотя Моровей напряженно ждал, когда она засмеётся и снова что-то заговорит. Но нет. Всё стихло, наваждение сгинуло. Он справился. Самостоятельно справился с мороком! Этим можно гордиться. Жаль, не перед кем.       Наконец-то они закончили поклонение богам и направились назад в деревню. Тропа давно поросла, и молодые проходили первыми, протаптывали дорогу. Братья иногда переговаривались, так, по мелочи. Дорога, прошедший день и что будут делать, как домой вернутся. Святогор не умолкал, от чего путь был веселее для всех. Но хоть Моровею было уже 29 лет, выдохся быстрее старцев, что шагали позади. С рождения он был слабым, и с годами не сильно изменилось то. Заметил это младший брат, и предложил передохнуть немного.       От понимания, что в тягость всем, стало Моровею так пакостно. И вспоминались обещания сладкие нечистой в чёрном серебре. Вот угораздило попасться, только настроение себе портить! — Как ты, брат? — Святогор с улыбкой протянул флягу с водой и сел рядом на траву. — В порядке, — не взял старший воду, непонятно хмурясь. — Полно тебе, брат, я же вижу, как тебе тяжко. Давай суму свою, всяко легче будет. А вот ещё, может не посох колдовской, но всё же, — и во второй руке держал он палку, в полный рост брата своего. — Спасибо, — смягчился Моровей, почувствовал заботу родного человека, да гордость всё равно брала верх. — Но суму сам я понесу, не немощный. Ступай, тебя зовут. — Как знаешь. Зови, коль случится что.       И снова то же самое. Заботливый добрый молодец и его неблагодарный брат. Так каждый видел картину эту, но думали ли они хоть раз, что и у слабого-больного тоже чувства есть? Что хочет он своими силами что-то делать, и не быть другим обузой. Что он ничем не хуже остальных. Вряд-ли.       Дошли уж поздно вечером, встречали девы молодые, за работу благодарили, да звали отдохнуть у костра вечернего со всеми. Святогор по-доброму общался со всеми, но приглашения не принял, хотел время с семьёю дома провести. И разделял то Моровей, устал уж больно, еле на ногах держался, благо, посох помогал, спасибо за то брату. Матушка детей встречала ласково, и пусть они давно уже не дети, сердцу материнскому того не объяснишь. Вячора весело прошла, хоть старики ворчали, что пора давно обоим жениться, семьи свои заводить, дома новые строить, детей рожать, чтоб была радость. Младший отшучивался всё, что не нашёл любви своей, а Моровей молчал. Давно уж думает о том, да храбрости всё не хватает замуж позвать любовь свою.       Спать легли ране обычного, за окном ещё всполохи костров сверкали, песни пели, танцевали, молодые отдыхали. С возвращением вылетело из головы наваждение нечистой, облик иной стоял перед глазами, и после разговора с отцом решился точно завтра на поклон идти. Может он и не завидный жених, но дружба ведь меж ними с детства самого крепка, и будет только крепче. Хоть уж мало ему того, но каждое мгновение вместе в сердце трепетно хранит.       Засыпая, вдалеке едва-едва услыхал тихий смех, и скрип зимней колыбели.