Молчаливый дом

Громкий свист разрезает тишину и кажется не её одну, но и темноту вокруг, а позже зажигается фара, освещая дорогу перед мотоциклом, на это и хватает её. Сейчас глубокая ночь, перед ним пустая дорога, а рядом поля, тени деревьев и редкие заброшенные дома, который теряются в чернильно-черной темноте, только память подсказывает, где они.   Он их запоминал, чтобы не потеряться, дорогая может и одна, но, если придётся свернуть в безграничный лес - ориентир. К собственному недовольству умение ориентироваться по звездам так и не смог заполучить, в экспедициях в лес, когда он был наблюдателем, приходилось все время полагаться на старшего, даже если он иногда пытался обучить этому мастерству других, но все равно остался единицей среди них. Всё же у каждого наблюдателя были свои карты в рукавах и умения, которые не могли другие. Это и давало им путь туда.   На его памяти одним из самых странных, но очень помогающих, умений была идеальная память и умение полностью перевоплотиться в другого человека, от внешности, до повадок. Девушка и парень, которые пришли незадолго до его прихода.   Глаза фокусируются на дороге и перед ним мелькают знакомые, ярко-красные огни заправки, которые тоже прятались в темноте. Его бы здесь не было, все же комендантский час давно пробил, но что-то срочное было у Ники, и пусть он будет проклят Алой и Террой, если по его наплевательского отношения пострадает бизнес.   Двигатель стихает, техника исправно следуют за указаниями и останавливается как раз перед входом. Нога первая касается земли, первым делом выставляя подставку, а за ним соскальзывает тело, в конце уходят руки. Действия лёгкие, но быстрые, уже давно стали рефлексам. Его встречает горящий свет в мастерской, полусобранная машина в углу и сама Ника, которая сидела на одном из столов среди инструментов с оружием в руках.   — Ника, — рука взлетает в воздух, в ленивом приветствие, на него на мгновение поднимает глаза и снова опускают в низ.   — Посмотри сюда, — она кивком указывает на чистый кружок возле себя, где лежат патроны и собранный пистолет. Кавинский не понимает, его вызвали только ради того, чтобы посмотреть не это? Он не успевает возмутиться, как на него направляют дуло пистолет, с щелчком снимая с предохранителя, а чужое лицо совершенно спокойно, даже безразлично смотрит.   — Ники..— он и не успевает произнести даже имя, не то, чтобы вытащить собственный пистолет. Выстрел происходит раньше. Это было неправильно, совершенно нет, что угодно было правильным, но не смерть от рук своего подчинённого! И все равно, хлопок застывает в ушах, а тихий рык с непонятной эмоцией вырывается.   Но ничего.   — Прости, — тонкие женские губы складываются в полуулыбке, она громко хихикает, бесстрашно смотря на мелькающую злость в золотых глазах. — Но было легче продемонстрировать.   — Ты...— голос на грани злобного шипения, кровь мгновенно вскипела в венах, но резко все обрывается, когда приходит осознания, что выстрел точно был, знакомый хлопок и свист, звонкий удар гильзы об бетонный пол, он даже может её увидеть, но пуля...исчезла?   — Да, — подтверждает его мысли Ники, снова перезаряжая пистолет и выстреливая в пустоту. — Сама ничего не понимаю, решила потренироваться, а тут это.   — Черт с тобой, — шипит Кавинский на её выходку, только это её спасло, а ему как раз был урок, что нельзя было расслабляться.   — Есть мысли? — наклоняя голову спрашивает Ники, сейчас все ситуации уходит на второй план, важно другое. Но перебрасывание пистолета в руке показывает, что она довольная своей выходкой, он на баловство закатывает глаза, это ей ещё вернётся. Но сейчас да, важно не это, а ненормальная аномалия.   — Нет, — недовольно отвечает Кавинский, подхватывает второе лежащие оружие на столе, было отчасти неприятно признать, что он чего-то не понимает, но серьёзно? Он в прям смысле видел, как пуля исчезла! — У тебя как с мозгами? Не засохли?   — Не, я их смазываю каждый день, а вот насчёт этого, — весело отвечает Ника, переводя взгляд то с оружия в его руках, то на патроны, и наиграно-задумчиво мычит, что вырывает шумный выдох, на это хихикают, на полном серьёзе отвечая: — Мистика.   — Ника, не забывай, что у меня оружие в руках, если не выстрелить, то просто ударить тоже вариант. — предупреждающе напоминает Кавинский, ствол легко подкидывается в воздух и ложится точно стволом в ладонь. Это даёт моментальный эффект, девушка фыркает, откидывая рукой волосы и перестаёт играть.   — Ладно-ладно, босс, я реально не знаю, мистика мой единственный вариант. — бурчит Ника, в её словах есть смысл, ведь на самом деле, патроны просто испаряются. — Может боги решили пошалить с физикой.   — Точнее с меж пространственным перемещением. — в тон отвечает ей Кавинский, опуская оружие и опираясь руками на стол, смотря на подчинённую, которая сразу успокоилась, ожидая дальнейших указаний. — Не смей кому-то об этом говорить, во-первых, во-вторых, ты сейчас едешь домой и будешь молиться, что нам это просто приснилось.   — Прям молиться? — насмешливо переспрашивает Ника, но замечая, как взгляд Кавинского не меняется, послушно кивает. — Молиться, так молиться.   Девушка спрыгивает со стола, откидывая на стол со звонким лязгом пистолет. Он следом за ней, рукой по привычке смахивая туда ещё несколько рядом лежащих вещей, заставляя оружие теряться в них. Не надо, чтобы это бросалось в глаза.   — Подвести? — предлагает Кавинский, направляясь к мотоциклу. Мысли сейчас в другом месте, но проявить уважение к даме стоило бы. Хотя от дамы там одно название, взгляд косится на эту самую «даму», кто-кто, но она та, кто бросает вызов всем стереотипам, бьёт в челюсть и пьёт вино, где самого вина и нет, только кровь бывших. =   — Не-а! Я сама! — кричит Ники, махая рукой в воздух, её силуэт меркнет все сильнее в свете ламп мастерской.   — Заметано! — крик исчезает также, как и практически единственный источник света, теперь только заправка горит красным, а из мастерской выходит Ники, которая что-то кричит на прощения, уже не разобрать.   Да и не важно.   Кавинский быстро запрыгивает на мотоцикл, направляясь к поселению Дейва, там легче всего развернуться, да и можно свернуть, чтобы просто доехать до бара в городе, как раз будет около шести, когда он заедет.   Но следующая остановка выходит раньше, чем предполагалось, край глаза замечает на пшеничном поле сначала летающий в воздухе маленькое пятно и пятно побольше, белое, а позже идентифицирует как человек очень подходящего самого Дейва, держащего колосок пшеницы перед глазами, в высоко в небе.   — Какого черта...— даже неверующие шипит Кавинский, что за чертовщина, сначала пули, которые просто в воздухе исчезали, теперь Дейв посреди ночи, стоящий в поле среди каких-то чёрных кругов, выжжены они что-ль? Он такими темпами на самом деле поверит в мистику, богов и все на что стоит белый свет.   С тихим рыком он разворачивает мотоцикл, быстро глуша двигатель. Его вроде не должно волновать, но с чем черт не шутит, может этот ему что-то даст? Хотя-бы объяснения почему не спит в четыре утра и что с его урожаем.   — Дейв! — кричит Кавинский, который расходится странным эхом, что тоже не входит в нормы нормальности, тут нет ничего, обо что может удаляться и отражаться шум.   Но несмотря ни на что, похоже на него не реагируют. Приходится щуриться из-за темноты и это даёт заметить, что колосок сжимается в кулаке, скрывая зерно, которая словно волшебной пылью растворяется. М-да, уже мерещится не пойми, что, быстрее надо заканчивать.   — Дейв, черт возьми, что ты тут делаешь? — он лезет через пшеницу, она бьётся об его ноги и туловища, с глухим хрустом ломается. Это заставляет поджать губы, но если этот ненормальный лунатик, а он тратить свое драгоценное время на него, то ему ещё спасибо должны сказать.   На него наконец-то оборачиваются, не сильно, только голова чуть качается, очки соскальзывают на кончик носа, открывая вид на ядовито-голубые глаза, но сейчас они словно под странной плёнкой, кажутся совершенно пустые.   Окей, это не лунатизм.   Кавинский ускоряется шаг, руками раскрывая себе проход, полностью забывая про хруст и неприятную колючесть, что сто процентов оставить потом царапины на коже, которая не скрыта перчатками без пальцев.   — Кавинский...? — чужой голос глухой, больше походит на шёпот, который разности ветер и застревает в ушах. Вот-вот и послышится вой волков и чей-то злой смех, но жизнь не сказал, и все равно передергивает от таких ассоциаций, такими темпами он насчёт верить в приведение, хотя, смотря на парня, похоже уже начал, уж слишком похож на одного из этих полупрозрачных тварей.   — Да-да, я, — отмахивается Кавинский, уже будучи почти рядом, и зачем ему такое большое поле? А сейчас оно, кажется, ещё длиннее, когда парень обещает скоро упасть в обморок, ненормально бледный и худой, а он может не успеть поймать и у кого тогда скажите разворачивать бизнес? Он же только все наладил! А не каждый комиссар согласится на такое, точнее вообще вряд ли какой.   Лололошка непонимающе хмуриться, устало и неверующе осматривает Кавинского, пробирающего к нему. Но как? Он совершенно точно был один и должен было все так оставаться, сейчас видеть кого-то нет желание, тем более сил придумывать отмазку тоже нет. Тело кажется тяжёлым, конечно тянет и перед глазами мелькают чёрные точки, они мешают нормально видеть, и он даже не замечает, как блондин оказывается возле него, хватая за руку.   — Какого хрена, Дейв, — на него шипят, притягивая к себе, Лололошка запинается об собственные ноги, падая, от приземления его спасают чужие руки, которые быстро подхватывают и придерживая за поясницу. — Под кайфом что-ли.   — Нет, — несмотря ни на что, шатен понимает чужие слова, а прикосновения заставляют прийти в себя.   — Всё вы так говорите, — фыркает Кавинский, перехватывая и опускаясь с ним на пшеничное поле, пшеница под ними гнется, это и разрезает момент тишины между ними, которая быстро заполняется глухим смешком.   — Я правда не пьяный и не под кайфом, просто...— слова скатываются в мычание и прятание взгляда.   — Ты где вообще вещества нашёл...   — Да успокойся ты! Я чист!   — Так что все же? — выдыхает уточняет Кавинский, ерзая на холодной земле и наблюдает как парень стушевался, опуская плечи от недавнего возмущение, но не расслабляется. Взгляд снова тускнеет и устремляется в ночное небо. Недовольное фырканье вырывается из груди, он сидит тут, а ответов так и нет.   Лололошка легко качает головой, но в груди ни хрена не легко. Мысль о доме гложет и отдаётся кислый привкусом. Ему было жизненно необходимо было ощутить знакомый липкий холод, едва заметный свет нитей-миров и трель неразумных междумирцев, который наполнял пустоту, был фактически единственным звуком. Там никто не разговаривал, просто не было принято, только звуки от проводников и простые жесты. Но сейчас он просто не может дозваться, все запросы уходят в пустоту, а сердце сжимается при воспоминании о единственном существа, которое могло помочь, хотя сейчас он бы был рад просто услышать его.   Мозг раз за разом кричал, что хочет домой, а он бы с радостью пошёл, может бы даже с ненормально широкой улыбкой, туда не идут так, для многих это место граничит с понятием смерти, но для Мироходцев это было все. Семья, безопасность, комфорт и дом. Или вовсе место куда можно просто вернуться, без обязательств и масок. Это было единственное место откуда не пропадали воспоминания, давало держаться за себя и не сходит с ума.   А сейчас он ощущает себя как тот самый сорванный колосок, зажатый в руке, который вот-вот начнёт вянуть. Он честно пытался попасть, даже если сам пытался телепортироваться, но все четно. Кажется, что сила расходится волнами от него, круги на полях это подтверждает, но отказывается концентрироваться в одном месте, даже таком лёгком как колосок. Это было противно.   — Зачем ты всматриваешься в пустоту? — тихо спрашивает Кавинский, Лололошка краем глаза замечает, как тот продвигается ближе, опуская руку на плечо в утешительном жесте, словно он не понимал, но улавливая его подавленное настроение.   — Не существует ничего пустого, — слова только на мгновение горькие, — Даже если оно имеет такое название