неопытно.

В конце концов, когда-нибудь это должно было произойти. Хотя ещё в начале века, если бы Мише кто-нибудь сказал, что жизнь его приведет именно к этому, он бы не поверил и искреннее рассмеялся. Прежде всего, сразу после расставания с Казанью, Миша решил, что связывать себя отношениями больше не хочет. Он почти пятьсот лет был заложником своих травм, отнимающих у него огромный спектр впечатлений и наслаждений, так что, спасибо Камалии за терапию, но пора наверстывать упущенное. Раз уж откровенные прикосновения и близость перестали быть для Миши триггером, то есть смысл закрутить несколько страстных романов. С женщинами. Только с женщинами и ни с кем другим. Была идиллия: Мишу не интересовали мужчины, мужчин — Миша (до тех пор, пока они не узнавали, что он спит с их дамами). Москву привлекали некоторые юноши, да, он находил их очень даже симпатичными, но всё-таки с девушками было легче. У девушек не было члена, который при неправильной расстановке приоритетов мог оказаться в заднице Миши. Вот это именно то, чего он старательно избегал. Женщины были красивыми. Мише нравились невысокие, крепкие; мягкие, но не хрупкие. Александр не был таким. Он даже не был женщиной. Александр — полная противоположность Мишиного типажа, но за короткий срок превратил его в самого влюбленного мальчика всей Российской Империи. Москва делает скидку на то, что он горел. Пожар двенадцатого года поделил жизнь на «До» и «После», позволил переродиться. Миша вообще допускал мысль, что не переживет, и, очнувшись спустя несколько лет, искренне удивился, что не помер. Он так всего себя переосмыслил, буквально проснулся другим человеком. Миша отстал от прогресса, от моды, отстал в росте и развитии, а Александр расцвел. Некогда мальчишка, не вызвавший в Мише никакого трепета, раздражающий и не занимающий ни мыслей, ни места в сердце, вырос в мужчину и стал путеводной звёздочкой. Быть может, Москве лишь хотелось покорить покорителя Европы, подчинить себе этого статного юношу, сделать своим всецело и полностью; а может, он просто глупо влюбился, найдя в Александре всё, что уважал и превозносил. Два великих города, в разные периоды — столицы огромной страны. Есть ли хоть одна вселенная, в которой они не проникаются нежными чувствами друг к другу? Непокорный гордый Петербург сдавался только Москве и, видит бог, Миша искренне старался не разрушить своё амплуа непоколебимого и мудрого спутника. Пусть Александр думает, что руки у Миши трясутся от предвкушения, а не от страха. — Миша… — с придыханием говорит Саша и не продолжает фразу, прерывая её поцелуем. Ах, они могли бы статично целоваться часами напролёт, но на этот вечер планы были грандиозные. Москва не был наивным, он понимал, что однажды Александр захочет выйти на новый уровень близости. Миша сам хотел, что уж. Они дурачились сотни раз: изучали друг друга, нежились и тискались до тех пор, пока оба не оставались в одних лишь нательных рубашках. И пусть возбуждение становилось болезненным, пусть абсолютно всё предрасполагало к сексу, они не могли зайти дальше. Даже не пытались друг другу подрочить — нет. Ждали того самого дня, когда всё будет идеально подготовлено и спланировано. Миша держит Сашу за талию, опускаясь вместе с ним на кровать. Шорох перины сливается с шумными вздохами в единую композицию, и звучит она смущающе, оглушающе громко. Александр падает головой на подушки, сразу подставляя шею под касания Мишиных губ. У Саши она чувствительная, нежная: от прикосновений к ней он моментально плывёт. Возможно ли довести Александра до исступления, лаская только шею? Кто знает, но Миша проверять не будет, потому что трогать хочется Сашу всего. Москва отпрянул лишь на мгновение, чтобы полюбоваться молочной кожей с розовеющими следами засосов, и Александр успевает поймать его лицо своими ладонями и утянуть в новый поцелуй. Миша с удовольствием подчиняется, позволяет Саше смять его губы, игриво прикусить и толкнуться языком. Млея от развязного сладкого поцелуя, не сразу замечает, как изящные пальцы переместились с горячих щёк на пуговицы. Саша нервничал. Это читалось в каждом жесте: в судорожном вздохе, в грубо сдернутой с плеч Миши одежде, в зажмуренных глазах. Москва очень чутко определяет состояние Александра и вмиг отстраняется. — Саша, — Миша садится на кровать, вникая в серые глаза напротив. Говорил тихо и осторожно, но строго. — Если ты не готов, то скажи. Александр поднимается вслед за Москвой. — Я мечтал об этом так давно, — он гладит Мишины предплечья, спускаясь нежными касаниями к ладоням, и переплетает их пальцы. — Я готов. Я лишь волнуюсь, потому что я ведь никогда раньше… Саша осекается. Миша понимающе кивает головой, показывая, что продолжать мысль необязательно. Миша тоже ведь никогда раньше. Москва спал с мужчиной, когда был ребёнком, и звучит это ровно так же, как и на самом деле есть — плохо, просто ужасно. Миша больше всего сейчас боится нанести Саше травму, потому что сам знает, насколько это невыносимо. Он готов каждое своё действие согласовывать, лишь бы только быть уверенным, что Александру всё нравится. Тяжело. Миша до этого не был сверху. Он, в целом, понимает, что нужно делать, но всё равно чувствует себя не менее девственником, чем Саша. Вторая по важности задача на вечер — не показать свою уязвимость. Пусть Александр и дальше думает, что Москва всемогущий. Саша бережно касается губами переносицы, между нахмуренных бровей, целует веки. Если бы только мог, расцеловал бы каждую белесую ресничку. — Я тебе верю, — Миша безнадежно разбивается, и на его лице расцветает лёгкая улыбка. — Но обещай, что остановишь меня, если передумаешь. — Не сомневайся, — уверяет Александр. Москва смотрит на него с лукавым прищуром, будто всё ещё пытался подловить на лжи. В полумраке комнаты на лицо Саши мягко падают тени, выделяя острые черты, и у Миши от восхищения спирает дыхание. Ему, сколько он себя помнит, на внешность других людей было всё равно, но не отмечать красоту Саши он не может. — Тогда давай избавим тебя от этого, — чарующе шепчет на ухо Москва, подцепляя пальцами полы рубашки. Александр помогает стянуть с себя одежду, и Мише точно не кажется, что, оказавшись полностью нагим, он невольно пытается застенчиво насупить плечи. — Ты очень красивый, — Москва невесомо целует Сашу в щёку и опаляет своим дыханием ухо. — Я хотел тебе это сказать, Миша! — полушепотом возмущается Александр. Он укладывает руки на крепкую грудную клетку Москвы и продолжает в том же тоне говорить, очерчивая ладонями рельефы тела. — Ничто никогда не сравнится с твоей красотой. Ожоги сошли, и ты стал… Саша поднимает взгляд на Мишу, заглядывая в самую душу. — Ты великолепен. Москва прыскает. — Я польщен. У Москвы сейчас сердце остановится. Оно уже, кажется, от переизбытка чувств неровно бьется. Александр проявляет инициативу стихийно, одним всплеском нежности и эмоций. Обычно он более настойчив, но в этот вечер, понятное дело, теряется. Миша под давлением любимых губ и рук опускается на кровать, позволяя Саше нависнуть сверху, вжать его в простыни. Александр усаживается на Мишиных бёдрах и игриво кусает его шею, и это впервые ощущается больно. Нет. Нет-нет-нет, а если Петербург захотел быть сверху…? Москва подавляет приступ паники и осторожно отстраняет от себя Сашу, стараясь не делать резких движений, чтобы это не выглядело как побег. Александр смотрит со смятением, сквозь дымку накапливающегося возбуждения, но на автомате продолжает тянуться к Мише за новыми поцелуями. Надо срочно придумывать выход из ситуации. Миша повалил Сашу на кровать — сам вновь оказался над ним. Сразу приникает к припухшим от ласк губам, прекрасно зная, что Александр от властных жадных поцелуев быстро теряет голову. Москва чувствует, как Саша млеет и сдаётся. Миша спускается ниже, отмечая каждый пройденный сантиметр молочной кожи лёгкими поцелуями. Александр вздрагивает в ответ на каждое прикосновение. Дыхание его участилось, шумные вздохи граничили с тихими стонами. Миша теплым языком обводит сосок по ореолу и отмечает, как особо сильно дернулся Саша, будто хотел уйти от ласк, однако пальцами вплёлся в светлые волосы, напротив, не позволяя отпрянуть. Москве было так хорошо лишь от осознания, что Саше ещё лучше. Миша готов его всего вылизать, если только Александр наградит своими стонами. Ладонью осторожно обхватывает полувставший член Саши, наконец-то срывая надрывное «Ах». Довольно улыбается, ластясь щекой к напряженному животу и отмечает, как быстро под его пальцами твердеет плоть. Миша кинул беглый взгляд вбок, выискивая оставленный рядом с кроватью флакон с маслами. Прелюдии — это очень здорово, и это бесконечно важно: несколько минут обжиманий с Сашей сбросили с Москвы половину напряжения, — но собрались они тут по другому поводу. Выбравшись из хватки рук, сдерживающих в объятиях, Миша дотягивается до заранее приготовленной смазки. — Готов? — заигрывающе мурлыкнул он, разводя Сашины ноги. Волнение снова вспыхнуло в мозгу, не так навязчиво, как в начале вечера, но всё ещё липко и неприятно. Миша не сомневался в том, что он хочет Сашу. Хочет так, как давно уже никого не хотел, потому что спать с едва знакомыми девицами — это одно, это быстропроходящее удовольствие, мимолетный азарт. Спать с любимым человеком — это совсем-совсем другое. Москва чувствует страсть напополам с нежностью и верностью. Александра от большой любви хотелось прижать к себе, расцеловать, съесть. — Я готов, mon cœur, — с придыханием говорит Саша и откидывается на подушки. От Александра, по правде говоря, веет большей уверенностью. Миша в поощрение целует под коленкой. — Если тебе будет больно, то скажи, — Москва щедро льёт на свои пальцы масло. — Подготовка может занять много времени, но это для твоего же блага. — Я тебе доверяю, всё хорошо, — Саша на мгновение подаётся вперед, чтобы нежно и мимолётно поцеловать Мишу, и падает обратно. — Тогда расслабься, — мягко улыбается ему Москва и осторожно надавливает пальцем на вход. Проникает одной фалангой, очень медленно, бережно. Саша с непривычки зажимается, судорожно глотая воздух ртом. — Саша, — негромко подзывает его Миша, свободной рукой успокаивающе гладя по бедру. — Мне нужно твоё содействие. Александр смотрит куда-то вбок подёрнутым взглядом, выравнивая дыхание. Москва терпеливо ждёт, невесомо касаясь то тут, то там, распаляя и расслабляя Сашу. В конце-концов, он действительно остывает, поддаётся, впуская в себя ещё один палец. — Ты умничка, — любовно хвалит Москва и проникает чуть глубже. Теперь главное не зависнуть, но и ничего лишнего не сделать. Так, Миша собирается с мыслями и осторожно-осторожно проворачивает кисть, меняя угол. Ладонью накрывает головку, не давая возбуждению уйти, и внимательно следит за реакцией Саши, когда разводит пальцы в стороны на манер ножниц. Александра в один момент заметно выгибает, и он раскрывает рот в немом стоне. Ага, нашёл. — Сделай так ещё раз, — робко просит Саша, стыдливо прикрывая лицо ладонью. Миша расплывается в улыбке и мягко повторяет, касаясь внутри подушечками пальцев ровно так, как надо, чтобы Александр приглушённо застонал. Да, всё идеально. Раскрасневшийся, изнеженный и заведенный, точь-в-точь, как фантазировал Миша, Саша дугой изгибается на кровати и несмело подаётся бёдрами навстречу. — Не сдерживайся, — строго указывает Москва, бережно касаясь губами выпирающих тазовых костей. От контраста голоса и ощущений Александра ведёт. И Саша, как по команде, захныкал, вцепившись руками в простынь. Миша на несколько секунд затих, любуясь захлебывающимся удовольствием Сашей. Для Москвы нижняя позиция в сексе с мужчинами — теперь навсегда что-то болезненное, плохое, страшное; вряд ли он хоть когда-нибудь сможет получить удовлетворение от неё. А Александр такой чувствительный, чувственный. Он искренне вверяет себя в руки Миши, отдает всего себя, и нет для Москвы большей награды, чем видеть Сашу тонущим в неге. Миша добавляет третий палец. Мышцы уже гораздо легче поддаются, Москва мысленно прикидывает, сколько времени на подготовку он ещё должен выделить. — Ещё не хватит? — словно прочитав мысли, спрашивает Саша. Москва вновь разводит пальцы, все три, и Александр откидывает голову назад, издавая очередной стон. Очень не хотелось бы приносить лишний дискомфорт только из-за недостаточной подготовки, но Саша так отчаянно пытается насадиться глубже. Наверное, хватит? Он добавляет масла и последний раз вводит пальцы до упора, а потом с тихим хлюпаньем вынимает. Саша разочарованно вздыхает. — Нам надо будет сменить позу, — Миша опускается рядом на подушки. Александр тут же льнёт к нему, прижимаясь всем телом. Осторожно забирается сверху по указаниям Москвы и сам смыкает пальцы вокруг его члена, несмело двигая рукой вверх-вниз. Стоять должно крепко — это Саша понимает, и поэтому подгоняет Мишу, обстоятельно и настойчиво целуя его губы. Хорошо, что у Москвы от волнения и усердия стояк в целом не упал. Миша подтягивается выше, опираясь спиной об изголовье кровати. Саша, держась за его плечи, устраивается на нём, потираясь о головку ложбинкой меж ягодиц. — Опускайся сам, — шепнул ему на ухо Миша, растирая остатки масла по своему члену. — Смотри, чтобы тебе не было больно. Москва придерживает Александра под бёдрами, не направляя, но и не позволяя делать резких движений. Головка мазнула по входу, и Саша настолько плавно, насколько это было возможно, опускается. — Господь… Александр замирает, привыкая к сильному давлению изнутри. Наивные мысли о том, что прелюдий было чересчур много, рассыпались. Больно не было, но с непривычки казалось, что Миша его так порвёт. Саша насаживался медленно, миллиметр за миллиметром, мечтая о том, чтобы этот член уже наконец-то закончился. Миша не совсем понял, зачем надо было приплетать Бога, но очень скоро он уже простил Саше этот грешок: как же охуенно было. Мышцы плотно облегали его; когда Александр на мгновения сжимался, становилось почти неприятно, но и это приносило Мише какое-то особое удовольствие. — Тшш, не спеши, — Москва гладил Сашу по бёдрам, ослабив хватку. Александр тяжело дышал с присвистом ему на ухо, опустившись чуть ниже середины. Ноги заныли, и даже лишняя точка опоры в виде Мишиных плеч не помогала. Саша пораскинул отключенными из-за исступления мозгами и, взвесив все «за» и «против», одним слитым движением насадился до конца. Саша кратко вскрикивает, жмурясь. — Тише-тише, — лихорадочно повторял Миша, прижав Александра к себе, успокаивающе поглаживая его по плечам. — Я же говорил не спешить. Москва не на шутку перепугался от таких резких выпадов. Саша весь сжался, стискивая в руках напряжённые плечи. Миша недовольно зашипел, но с невероятной стойкостью терпел, пока Александр расслабится; опять смыкает пальцы на истекающем смазкой члене, переводя Сашино внимание с дискомфорта на что-то приятное. И со временем, да, пружина раскручивается, Александр выпрямляется и на ватных ногах пытается двинуться вверх-вниз. Миша не сдерживается от тихого стона. — Я не смогу так, — капризно хнычет Саша, прижимаясь сверху к Мише. — Давай как-нибудь по-другому? Москва смотрит на Александра чуть расфокусировано, не сразу понимая, о чём он вообще. Потом Саша ещё раз волной насаживается, и мысли Миши окончательно разбредаются в разные стороны. — Хорошо, тогда ложись на живот, — Москва всё-таки понимает, что нужно Саше, и, в целом, вполне разделяет. Александр снимается с члена и стекает на кровать. Миша приподнимает его за бедра и плавно толкается внутрь. Саша прогибается, протяжно стеная. Москва входит до конца и останавливается, давая время ещё немного привыкнуть. — Тебе так удобно? — заботливо спрашивает он голосом на тон ниже от возбуждения. В руках себя, безусловно, держит, но как же хочется задвигаться резче… Саша кивает головой, кидая в ответ едва разборчивое «Удобно». — Я могу двигаться? Александр запрокидывает голову вверх, стыдливо разводя ноги шире. — Умоляю, пожалуйста… Мишу дважды просить не надо, и его паранойе больше ничего доказывать не нужно — плавно качнув тазом, он толкается в Сашу, выбивая из него сладкий стон. Москва пока что двигается размеренно, выискивая тот самый угол, под которым надо входить, чтобы приносить Саше больше удовольствия. И, когда находит, входит особенно глубоко, буквально сводя Александра с ума. Саша отзывчивый: он хнычет, извивается, громко стонет и судорожно повторяет имя Москвы. Мишу это подстёгивает и распаляет. Он вжимается сверху, ритмично втрахивая Сашу в кровать. Плывёт, сдается исступлению, сбивается на бешеный темп: то коротко и резко, то размашисто и глубоко вдалбливается в Александра, реагирующего на каждую фрикцию. Мажет губами по плечам, загривку, глотая собственные бархатистые стоны. Саша всхлипывает очень громко. Ещё громче он рвано вздыхает. Страх снова сковывает сознание. Миша очень медленно отстраняется. Наверняка он забылся от наслаждения и сделал Саше больно; слишком грубо двигался и давил; да и вообще, Саша соврал, когда сказал, что готов. Мишу кольнула совесть: ему было так хорошо, что он не уследил за Сашей. Будут ли они ещё спать друг с другом после этого? Если Александр сможет простить Мишу, сможет избавиться от болезненного осадка, то даст ли второй шанс? У Саши много энергии, много желаний и амбиций — вдруг он сам захочет быть сверху? Это точно поставит крест на их отношениях. Миша Саше доверяет, но никакое доверие не сможет изменить его фундаментальные травмы. Говорить Александру напрямую о своих ранах Миша не хочет. Не может. Это очень тяжело и унизительно. Он никому об этом не рассказывал: даже Камалия сама догадалась. План был идеальный — ебаться как бог, чтобы у Саши ни мысли о смене позиций не было. План провалился? — Саша, ты плачешь, — более утвердительно, нежели вопросительно, произносит Москва, поворачивая Александра к себе. Сердце пропустило удар, а потом забилось ещё быстрее. Саша жадно ловил саднящими губами воздух, смотря куда-то сквозь Мишу. Хрустальные серые глаза блестели от влаги, по алеющим щекам стекали редкие слезинки. Миша взволнованно изгибает брови. — Тебе больно? — наконец-то спрашивает он, дрожащими руками смахивая слёзы со щёк Александра. Саша отрицательно мотает головой, красноречиво всхлипывая. — Мне так хорошо, Миш, — хнычет Александр, вновь падая головой на подушки и двигает бедрами, пытаясь хотя бы потереться членом о простынь. — Продолжай. Я уже почти… Михаил облегченно выдыхает, почти смеется. Он помогает Саше улечься на спину, закидывает его ноги себе на плечи, входя до упора — тело прошибает сладкой негой; на глазах Александра вновь наворачиваются слёзы. И Москва бережно их сцеловывает. Видимо, со своей невероятной миссией Миша неопытно, но справился.