Ножом в сердце - и повернуть на сто восемьдесят

      Боль. Страх. Пытка.       Веки не открыть. Их будто склеили между собой. Залили бетоном намертво. Запрещая открываться, чтобы избежать новой волны происходящего вокруг ужаса.       Нет сил пошевелиться. Тело сковало от свежей порции круциатуса. Истошный крик сменился хриплым мычанием, прерываемым приступами рвоты. Высохшие губы потрескались, орошая рот красными горошинами крови.       Сколько времени прошло? Минут?       Нет. Шесть часов.       Шесть грёбаных часов безумной пытки.       Острые лопатки упёрлись в ледяной мраморный пол, мокрый то ли от крови, то ли от блевотины. Вдохи рваные, короткие.       Организм тщетно пытался защититься, заставляя мозг работать медленнее. Не дать ему полностью обработать весь кошмар, происходящий с его владельцем.       — Круцио!       Мерзкий голос прорезал барабанные перепонки, стрелой врезаясь в самый центр сознания, пуская импульсы, заставляя голосовые связки надрываться в немом крике, а пальцы сжиматься до хруста в суставах и кровяных полумесяцев от ногтей на ладонях.       Приступ адской боли смешался с чувством страха и ненависти, порождая внутри бурю, от которой вены так трут и зудят под кожей.       Гортанный низкий рык вырвался из самой глубины грудной клетки, по пути ломая рёбра. В голове было пусто. И эта пустота аж звенела. Давила своей обречённостью. Безвыходностью этой чёртовой ситуации.       Она одна. Совсем одна. Лежит на каменном полу, как на алтаре во время жертвоприношения. И сам Дьявол вершит её судьбу.       Больно. До невозможного больно. Едкое чувство беспомощности, как кислота, обволакивало сознание, шепча как бы ненароком: «Тебе никто не поможет» «Сдайся» «Перестань бороться»       И всё нутро выворачивало. Билось, как птица в клетке, желая выбраться наружу. Оставить это позади. Отправиться туда, где нет страданий.       — Тебе никто не поможет, грязнокровка.       Злой шёпот, как предвестник скорой смерти, мурашками прошёлся по позвоночнику.       Ей никто не поможет, кроме себя самой.       Предплечье горело адским пламенем, с выгравированной кровавой надписью: «Г Р Я З Н О К Р О В К А»       Какое уродство. Какая мерзость.       Сил хватило только на это: приоткрыть один глаз и увидеть своё клеймо. Клеймо, вырезанное блядским отродьем.       И что-то внутри сломалось. С глухим щелчком разлилось вязкой чёрной жижей по стенкам. Стекло в желудок, проникло в лёгкие, печень. Разливалось, тянулось, обвивало кишки.       Медленно просачивалось в каждый сосуд; добралось до аорты, несясь прямо в сердце и соревнуясь с кровью в гонке на выживание.       В желудке начало зарождаться нечто. Нечто, вакуумом высасывающее энергию даже с самых дальних частей разбитого организма. Оно росло, давя на все внутренности, заставляя желудочный сок подступить прямо к горлу. Секунда. И…       Хруст. Шелест ткани. Глухой звук падающего тела. Облегчение. Спокойствие. И. Злорадство?       Гермиона только что убила Беллатрису Лестрейндж. Лёжа в собственных испражнениях. На грани смерти. Без палочки.       Лишь с чёрной, как смола, жижей, которая теперь остыла и штилем залегла на самое дно.       На лице расползлась кривая ухмылка.       Ей это нравится. Она этого хотела. Она знает последствия.