Kizuna Kizu

Скрипучая душащая боль в груди разлилась шипящим ядом, все ближе подбираясь к горлу кислой тошнотой, и Мафу сильно закашлявшись, подорвался с кровати, тотчас же прогнав остатки беспокойного сна. Все снова повторяется из раза в раз, словно бы хлипкому Мафу суждено было лишь вконец развалиться на мелкие частицы, чтобы мимо пронесшийся ветер подбросил оставшиеся фрагменты и развеял их на одинокую пустоту. Мафу приложил руку к ноющей груди, нутром ощущая старые уже зарубцевавшиеся шрамы, и новые кровавые царапины. Длинные полосы тянулись глубоко внутри, пролегая безобразными черными расщелинами между светящихся искристых потоков, которые, увы, сам Мафу увидеть не мог. Ведь душу никто еще не научился видеть в этом мире. Здесь все построено иначе: слаженные шурупы без колебаний выполняют свою работу, и шустро вертятся изо дня в день, не давая привести к поломке единый сплоченный механизм. Продолжая стремительный безумный поток вслед за вышколенными до идеальности сверкающими новизной деталями, Мафу сам не заметил, как стал бесполезным заржавевшим болтиком. Мафу без колебаний выбрал бы другую жизнь, если бы только был способен сталкивать между собой параллельные миры и с грохотом взрывать вселенные. Если бы был чуточку сильнее, если бы он буквально не таял на каждом шагу, если бы он хоть на минуту ощутил себя настоящим, а не разломанной оболочкой израсходованного материала, выброшенного на грязную свалку. Сплошные догадки вертелись в уставшей голове, не давая покоя, а тягучие сомнения уже давно лишили Мафу здорового сна. Сколько раз Мафу ошибался, глотая горькие слезы, сколько раз подрывался с кровати в бреду от ужасных кошмаров, и сколько раз он встречал не тех людей. В этом безумном мире шрамы на душе никогда не могли появится из ничего, – они все еще жили не в сказке, но Мафу всегда был очень доверчивым. Может для него здесь и был тот самый единственный луч яркого света среди темных облаков, вот только разглядеть его сквозь склоченные тучи Мафу никак не удавалось. И вместо этого видел лишь искаженные очертания, что встречали его каждый день, выглядывая из разных уголков безнадежной жизни. Как в кривом зеркале в глазах Мафу отражались лишь безликие эфемерные тени, которые не знали даже собственного имени. Все, что осталось от живых подделок - бесформенная тягучая масса, которая никогда не могла заметить хрупкое, только прорастающее, едва заметное тепло, продолжая отравлять жгучим ядом чувствительную душу. Поэтому за 25 прожитых лет на душе Мафу было около сотни царапин, которые каждый день приносили невыносимую колющую боль. Каждой клеточкой тела блондин ощущал, как скатывающиеся внутри капли соленой крови все сильнее разъедают почти поджившие раны. Но все равно сделать ничего не мог. Все что было в его силах, – лишь продолжать отматывать стрелки воображаемых часов до своего безапелляционного конца. Больше Мафу не виделся ни с кем, пресекая любые возможности ненужных и глупых знакомств. Не выходил из дома дальше чем к магазину через дорогу, не посещал фестивали с немногочисленными друзьями, которые игриво подмигивая, так и рвались с кем-нибудь его познакомить. Глупые ребята до сих пор думали, что Мафу скромный, робкий, ни на что негодный, постоянно заикающийся первоклассник, у которого лицо чуть что начинало полыхать ярким помидорным цветом, от которого едва ли не рябили глаза. Отнюдь. Все до абсурдной очевидности было невообразимо просто, – Мафу не нужен был еще один бесполезный запасной вариант безликого друга, и уж тем более того, кто будет претендовать на место кого-то большего. Мафу не мог переступить через достигнутую им черту и позволить себе и дальше делать непоправимые ошибки. Поэтому собственноручно заперев себя в холодной тюрьме полного одиночества, он больше не мечтал о глупых несбыточных желаниях, несуществующих ярких сказках, воздушных замках, сотканных из сахарной ваты, и прочей несуразной чепухе. Потому что знал, как дорого они обойдутся ему. И больше не жалел себя, ведь вероятно кто-то жил еще хуже, чем он. На все вопросы блондин отвечал одним привычным заранее заготовленным ответом, даже если он был малость завуалированной ложью, ведь как Мафу может быть завален на работе кипами бумаг, если он даже с кровати еле встает. Пустые, ничего не значащие отговорки, полая однообразная жизнь, завернутая в неправдоподобную обертку, которая раньше имела хоть какой-то смысл, и такие же пустые люди, которые когда-то казались настоящими. Потому что так проще, так лучше, так спокойней. Мафу любит, когда в его жизни все идет размеренным чередом, Ведь он такой же ненастоящий и пустой. Мафу мелко вздрогнул и вырвался из тусклых переживаний. Когда особо острая вспышка рубящей боли утихла, блондин сглотнул вязкий ком застрявший в пересохшем горле, и пошатываясь, поднялся с насиженного места. Ведь сегодня нужно было еще много чего сделать, – построить новую иллюзию несуществующего мира, нацепить обыденную маску, которая бы смогла скрыть вечно плачущего человека, и впитать в себя очередную ложь. А вовремя принятые обезболивающие, вероятно, смогут заглушить навязчивые режущие вспышки в груди. Хотя бы совсем ненадолго. На холодной улице веяло студеной изморозью, однако с заволоченного темными тучами неба, накрапывали капли приближающегося ливня. Некоторые прохожие уже раскрывали взятые на всякий случай зонты, а другие нахлобучивали на себя по десять капюшонов, лишь бы скрыться от холодной влаги. “Будто кошки” – подумалось Мафу. Какая разница, промокнешь ты или нет, прятаться от дождя не было весомой необходимостью, если только ты не пушистый зверек с мягкими ушками. Часто подобные мысли находили свободное время Мафу и разбавляли его обыденную повседневность. Подумать о чем-то необычном было довольно весело и увлекательно, так же как и неспеша пройтись под дождем, в то время как другие предпочитали от него лишь убегать. Ведь, что может быть лучше, когда чувство захватывающей эйфории смешивается с опьяняющей свободой, вместе с тем даруя желанный позабытый сердцу покой. Остановившись около широкой дороги, Мафу обернулся посмотреть на бурное движение автомобилей, но сразу же опустил глаза, ослепленный ярким светом софитов. На этой улице было особенно оживленно, несмотря на то, что жил блондин в основном где было тихо и скорее даже пустынно. Одним словом небольшое захолустье, выйдя из которого, обязательно столкнешься с внешним стремительно растущим миром. Светофор загорелся зеленым, и жители района поспешили на противоположную сторону, образуя вокруг плотную шеренгу. Из-за постоянно кипящего роя, состоящего из людей и машин, Мафу как всегда было непривычно переходить здесь дорогу, и чтобы не оказаться сбитым движущимся потоком, попытался отойти чуть в сторону. Однако в ту же секунду чей-то случайно выпавший красный зонт, подхваченный юрким ветром, едва не преградил Мафу дорогу. Блондин ловко пригнувшись, проводил взглядом ускользающий ввысь зонтик, и отчего-то замечтавшись, пропустил тот момент, когда внезапно кто-то ощутимо врезался в него. Мафу покачнулся и чуть не упал на землю, скорее от не очень хорошего самочувствия, чем от резкого удара, но кто-то вовремя успел подхватить его. – Ваа, ты как? Все хорошо? – послышалось сверху. Мафу поднял голову и встретился с тепло-карими глазами. Небольшая яркая вспышка неожиданно пробежалась в груди мелкой дрожью, и так же быстро исчезла восвояси. – А.. да, – наконец смог выговорить блондин. В один захлестнувший миг вдруг все испарилось, будто до этого не существовало никаких царапин, никаких ошибок, фальшивых масок и неправильных людей. Забрав с собой безмолвное отчаяние, безмятежная серая масса вдруг смыла весь черный едкий смог, что на протяжении многих лет иссушивал прозрачную душу, и тут же стремительным чистым потоком взметнулась ввысь, а затем упала обратно на землю и канула куда-то в глубокую непроглядную темень, рассыпав череду сияющих звезд. Едва прикоснувшись к груди, Мафу понял, что теперь ее ничего не сковывает. – Прости, мой зонтик вдруг улетел, – начал брюнет, отпуская Мафу, – Но знаешь, сегодня даже не было ветра. – Тогда, может быть, стоит поискать его? – спросил Мафу, вскинув брови. На это новый знакомый покачал головой. – Думаю, он уже и сам нашелся, – улыбнулся брюнет, вглядываясь в темные глаза. И действительно, на красиво обнесенном зеленой травой участке, аккуратно приземлился ярко-красный зонтик. Вот только Ито, человек, который наконец встретил свое счастье, имел в виду вовсе не его.