так подсказывали звезды

дождь монотонно стучал по фасаду мрачного здания. комнату окутывал легкий шлейф курева, что доносился с балкона. сумерки, почти охватившие целый город, так и норовили подтянуть души бедных жителей в мир иной, однако пара светлых пятен разбавляли серое небо. это давало что-то вроде надежды на продолжение. только вот продолжение чего – понять никто не смел. двое, почти влюбленных парня, находились неподалеку друг от друга. — много упускаешь, — начинает более юный парниша. тот, что за весь день выкурил на память чуть больше половины пачки. тот, что сейчас стоял за пределами комнаты, гордо вскинув глаза ввысь. старший же, который своей внешностью походил на тридцатилетнего мужчину, при этом оставаясь подростком семнадцати лет, восседал на своем ложе. не то, чтобы оно было персональным, но вот уже пару суток он спал в одиночестве. молчание сулит о неком разрешении продолжить. он часто молчал. всегда внимательно слушал, изредка кивая. впитывал услышанную информацию, но сам говорил мало, а если и начинал, то значило это лишь попытки закрыть рот собеседнику. с чимином такое прокатывало не всегда, однако тот все же менял тему. — сюда иди, говорю, сохатый, — неудержимо, якобы с принуждением произносит юноша. прозвища они друг другу дали еще после первой встречи. юнги, которого и прозвали, как «сохатого» именовался так из-за своих волос, что никогда не лежали ровно. все время сбивались в одну копну и образовывали гнездо. паку тогда показалось, что прическа похожа на оленьи рога. вот и прозвал друга с иронией. а мин никогда не спорил. хоть по натуре и был «специально сделаю по-другому», с этим парнем становился покладистым и почти не возникал с упреками. вот и сейчас, поднимаясь с насиженного места, медленно, но аккуратно продвигается к выходу. за несколько лет, будучи лишенным зрения, старший выучил комнату вдоль и поперек. передвигался без всякой помощи, да еще и другу иногда помогал. когда тот возвращался с очередного празднества. — ложись, — буквально приказывают ему, после чего он и чувствует мягкие прикосновения на своих плечах. конечно, юнги знал, что на балконе располагается специальный плед для таких манипуляций. но сейчас тот был на предсказуемость мокрым, так что опускаться совершенно не хотелось. тем не менее, снова подчиняется. голова направлена прямо в грозное, почти черное небо. злые капли, не щадяще, попадают на глаза, отчего их все время приходится стирать рукавом новой рубашки. спустя секунду, на своей макушке, мин чувствует прикосновение. теплое. ничто иное, как голова чимина, пристроившаяся напротив. — небо сейчас словно бушующий океан. посреди самой огромной волны находится два розовых корабля, — шепотом начинает младший. тот совершенно точно обожал аллегории, а истории предпочитал рассказывать в самый идиотских сравнениях и одушевлениях, — помнишь, как выглядит розовый? — наивно спрашивает, будто другого ответа ждет. — помню, чуть светлее красного, — полагает старший, сверляще отчеканив слова. вообще-то, зрение он потерял еще в раннем возрасте, когда дети еще не имеют понятия о цветах и формах. но это «ну розовый. ну как тебе объяснить. ну чуть светлее красного, юнги-и-и» парень запомнит навсегда. навсегда запомнит их первый совместный рассвет на этом же балконе. навсегда запомнит те светло-розовые облака, которые он даже представить себе не мог, потому что, что такое облака, он тоже не знал. — эти два корабля совсем крошечные. вот-вот и их завлечет та бескрайняя морская пучина. и не оставит возможности на спасение пленников, — продолжает задумчиво, всматриваясь в каждый уголок этого невозможного мира, касаясь пальцами невесомого чуда и растворяясь в жестокой реальности. — они больше не найдут выхода, оставаясь погибать в собственной участи, — заканчивает за чимина юнги. они понимали друг друга без особого напряжения и слов. могли лишь по внутренним убеждениям сделать выводы, которые оказывались правильными и нужными. они дополняли недостатки друг друга, превращая те в достоинства. они оба считали, что не способны правильно жить. сегодня был последний свободный вечер. вечер, когда сохатый и гефест могли насладиться друг другом крайний раз. оставить едва ощутимый аромат привязанности на этом кафеле и раствориться безвозвратно. гефест появился в один день с сохатым. он тогда ввалился в общую кухню всех заключенных подъземелья. опережая все события и даты, пальцами, словно искры, докоснулся до взлахмоченных прядей мина. сказав пару весьма оскорбительных, но смешных фраз, по типу «ну и рога у тебя на голове», получил по затылку, окровенно говоря, красного оттенка. в ответ услышал единственное «гефестом будешь», а после пропал на долгие месяцы. сейчас парни, кто знали друг друга больше года. кто, скрывая от всеобщего обозрения и мыслей, любили друг друга от солнца до луны. кто были обречены на скорую гибель, отбирали у вечности последние часы их собственного маленького чувства, именуемым счастьем. легкое касание одного мизинца отрезвляет на секунды. чимин обхватывает своим пальцем, тонкое подобие такого же пальца. сжимает слишком сильно, заставляя косточки прозвенеть в такт дождю. не было далее слов. не было слез, прощаний, обид и сожалений. не было поцелуев, объятий и воспоминаний. — встретимся в аду, — заключает юнги.

—

одно движение гильотины оставляет сохатого мнимым призраком. эта же секунда свидетельствует смерти еще одного человека, в справке которого кривым почерком будет начиркано « время смерти: семь часов пятьдесят восемь минут. причина: дистрибутивный шок, следствие - аллергическая реакция». они жаждали смерти. они жаждали появиться в другом мире, где те смогут воспринять грубые реалии. а вместе с тем и влюбиться друг в друга заново. они жаждали мести и справедливости.