да что ты приебался-то?
это месть за то, что ты ливнул от нас с максом. а мы тут бухаем, лох.а я с вами бухать не хочу.
реально лох. да-а, а то им двоим не в кайф зависать на хате друг у друга, съедать по две пачки чипсов и играть в приставку. раньше парень бы подключился с удовольствием или больше — стал бы инициатором бухича, но сейчас... а почему все внезапно меняется? почему рядом с бессмертных, который когда-то был обыкновенным отличником, с радостью помогающим особо одаренным одноклассникам на контрольных, так спокойно? сережа течение времени и такое спешное изменение в собственной жизни подмечает поздно. теперь ваня смеяться начинает куда сильнее, краем глаза заметив сообщения от ильи, и почти падает с коричневой скамейки, но вовремя хватается за запястье одноклассника и следом озаряется застенчивой улыбкой. куда лучше все так же, как и раньше, втаптывать крупные листья в грязь, перешагивать мелкие лужицы под руку с бессмертных и провожать его домой поздним вечером октября, когда фонари золотым светом освещают и одинокие детские площадки, и машины на сигнализации. прощание скомканное, непонятное немного, когда ваня сухими губами невесомо трогает сережину щеку и скрывается в темноте подъезда четырнадцатиэтажки, а пешков так и остается стоять под дверью и тупить. ебануться. — ебануться, — соглашается макс следующим днем, пережевывая слойку из пятерочки и запивая сверху чаем с лимоном из столовки, пока илья переписывается с подружкой и вполуха слушает историю. сережа солидарен с ним полностью и сам не знает, что думает по этому поводу. точнее, что чувствует. интересовали ли его парни до этого? да, но это не заканчивалось отношениями, максимум — поцелуями по пьяни или, в конце концов, подавленными чувствами. зато с девушками парень умудрился и повстречаться, и сексом заняться пару раз, но наверняка это выглядело слишком глупо — вспоминать не хочется совсем. но ваня — другой уровень. ваня привлекает как человек, а не только как парень, и пешкову с ним просто хорошо. хорошо в тишине школьных коридоров слушать музыку перед дополнительными, относить пособия в библиотеку, а помогать бессмертных или задерживаться около его парты, когда сережа вызывается раздать тетради по русскому всему классу, тем более нравится. одноклассник в тот момент выглядит до ужаса смущенным и подговаривает парня пойти дальше — время не резиновое все же, а после урока нет желания оставаться на лишние пять минут. так он и задумывается, зависнув взглядом на голых деревьях, дрожащих от порывов ледяного ветра, и замечает, что макс последние десять секунд выжидающе смотрит в ответ, лишь когда илья внезапно прерывает все мысли одним выводом: — мне кажется, ты влюбился, чел. — спасибо за поддержку, мужики, — пешков цокает и поднимается из-за стола, не выключая мыслительных процессов. до одного момента. рядом с раздевалкой старшеклассников, где есть туалет и парочка кабинетов, редко кто прогуливается, но сейчас, похоже, случай один на миллион. сначала сережа размеренным шагом следует к туалету, но потом останавливается, спрятавшись за дверью у лестницы. из двух приглушенных голосов распознается только колин, и если лебедев с кем-то говорит в таком тоне, то настроен он негативно. — руки убрал. тебе делать нечего? блять, ваня. и это еще хуже. — так пешков тебя поебывает? ну и сережа, будучи парнем упертым и несдержанным, в туалете появляется тихой серой мышкой, едва успев уловить ванин взгляд, чтобы схватить лебедева за шкирку. коля от неожиданности даже на месте подпрыгивает и собирается открыть рот — ну и ссыкло. — я тебя сейчас поебывать буду в жопу и без смазки. — да ты только пиздеть умеешь, пешков. — слушай, мне выговоров хватило от лерочки, но тебя так и тянет прям по морде получить, да? — отпускает чужую черную рубашку, стоит услышать шаги: семиклассник проходит мимо, кинув на них подозрительный взгляд. лебедев разглаживает ворот и скалится, как настоящая псина. кажется, придется драться снова. пешков закатывает глаза. как только кулак почти встречается с сережиным лицом, ваня охает и подлетает в миллисекунду, оттолкнув колю в сторону. — вы идиоты? стыдно ли сереже? нет, не он ведь замахиваться начал, но его теперь одноклассник тащит в сторону лестницы, взяв под руку. бессмертных выглядит напряженным и напуганным, когда устраивает в ладонях щеки сережи. — он же не попал, да? — вань, ты сам видел, что не успел, — усмехается, и парень тушуется, бегая глазками по каре-зеленым. видел, конечно. — все в порядке, он тебя не тронет. — почему ты так думаешь? — потому что я не дам ему тебя трогать. ванина реакция — от неожиданности произнесенных слов сжатые на коже пальцы, слегка прохладные и дрожащие, поднявшиеся брови и легкий румянец, покрывший его лицо. сережа уверен, что выглядит совершенно так же: ну нельзя перед таким бессмертных быть другим, более уверенным и непробиваемым, как раньше. сейчас от образа бэдбоя и типичного быдлана только название. одноклассник опускает руку на его плечо и невнятно говорит про звонок на урок, тут же отворачиваясь. и краснеет. ужасно краснеет. сережа этого не замечает, к счастью или к сожалению. если кто-то и думает, что с течением времени эти странности — «мне кажется, ты влюбился, чел» — сойдут до нуля, то ошибается. ну, вернее, пешков сам и ошибается, каждый день встречая ванину космическую улыбку, посвященную ему одному, в потоке школьников и понимая, что согласен со словами ильи. и зима уже не кажется такой холодной, когда милый мальчик согревает душу и тело одним своим присутствием и немного неряшливым видом некоторыми днями, когда не высыпается. но даже ваня не спасает от конфликтов, в которые сережа попадает по нелепой случайности, но из которых не выходит непобитым. только наоборот. и во всем виноват коля, доебавшийся буквально ни из-за чего в очередной раз. и ко всему также причастна сережина несдержанность — из себя, как оказалось, вывести его проще простого. поэтому в туалете на первом он сейчас и сидит, упрямо уворачиваясь от смоченной в перекиси клубничной салфетки. — а откуда у тебя вообще перекись? — для тебя, невыносимого придурка, с собой начал носить, — ваня держит лицо так крепко, что аж больно становится в челюсти, пока высматривает зелеными глазками какую-нибудь маленькую рану, не обнаруженную ранее. — ладно, из кабинета химии стыбзил. слушай, будешь дергаться — я тебя свяжу. — чем свяжешь-то? — пешков усмехается, шикнув позже: лицо болит. — канатом из зала, замолчи вообще. ну как можно было опять подраться? — он качает головой, подтирая салфеткой высохшую под красивым носом кровь. — с колей? а парень мысленно плавится. ваня переживает даже больше, чем родители, забившие на такой образ жизни сына еще в далеком восьмом классе. тот же туалет, та же кабинка, тот же унитаз — все повторяется. бессмертных губы облизывает, когда чужое лицо приподнимает ближе к свету из окна, потому что теперь на сережины нужно смотреть, подбитые тоже. ну а сережа смотрит на его. тонкие, влажные, немножко искусанные, но манящие, если говорить честно. если говорить еще честнее — поцеловать их хочется безумно. — чего глядишь так? — одноклассник не убирает руки, но взглядом встречается, зависнув в паре сантиметров. ну и собирается пешков с мыслями около десяти секунд, в голове построив аж целое простое предложение, составленное из шести слов. звучит хорошо, но на деле… — я в тебя… по уши… ну, — нервная улыбка сбивает весь настрой вкупе с ваниным задумчивым лицом. — короче, похуй. — нет, ты договори. — влюблен я, вот что. — в меня? — получается. выбрасывая салфетку в урну, он лишь чешет шею и присаживается на корточки напротив — спасибо, что не поленились кабинки сделать более вместительными. улыбается на миг, позже спрятав нижнюю часть лица за рукавом бледно-бежевого свитшота, и наконец поднимает глаза. сережа уже готов провалиться сквозь землю от невыносимого ожидания, сопровождаемого отдаленными шагами мимо туалета и звуками срывающихся заусенцев с его пальцев — все еще напряжение. ваня перехватывает ладонь, прекратив все нервные попытки скрасить время, и говорит едва слышно: — я тоже. — что? — ты все услышал, сереж, не прикидывайся, — встает на ноги, расправляя все складки на одежде, и тянет руку за спину, чтобы открыть кабинку. не выходит только, когда сережа дергает к себе, вдруг встрепенувшись и вскочив с унитаза. — так просто возьмешь и уйдешь? ну что за побитый щенок, боже… — а что мне делать? — ваня весь сжимается, прижав ладони к собственной груди, и из-под длинных ресничек кидает очаровательно-напуганный взгляд. пешкову кажется, что он должен сейчас отпустить парня, иначе тот растечется на грязно-синем кафеле бесформенной лужицей растерянности. — ладно, извини, тебе лучше будет бросить ме… но напуган он был наверняка не из-за ситуации, нелепого скомканного признания, а из-за того, что вытворяет, когда перебивает своими губами, коснувшимися сережиных. целует неумело и с боязнью, что окажется запросто оттолкнутым, но пешков не позволяет себе оттолкнуть, когда зажимает в самом углу серой кабинки и придерживает одноклассника за шею. такой красивый, крохотный, как котенок, и глаза делает зажмуренными, стоит почти неощутимо погладить молочную кожу. просто загляденье. держать свои глаза открытыми — определенно правильное решение, когда целуешься с бессмертных. но он дальше отвечает вяло, с большим напором надавливая пальцами на грудь — точно хочет вырваться, — и вытирает губы тыльной стороной ладошки. во рту слегка неприятный вкус крови, потому что на сережином открылась ранка, а в голове нет ничего, что бы сейчас смогло объяснить внезапный стыд. — извини, я… пойду домой, — протягивает чистую салфетку из шелестящей упаковки и выскакивает из кабинки так, словно и не было его здесь буквально секунду назад. пешков не идет следом, а плюхается на толчок, прижимая к краю рта бумажный платок и откидываясь кудрявой головой к стене. как это понимать? ответа нет ни через день, ни через два. волнение потихоньку подрастает в груди вместе с тем же недоумением, которое парень ловит, когда не встречает привычного ваниного взгляда — блестящих зеленых глазок, вмиг заставляющих улыбнуться и думать только о них. ни о чем больше. но тревожить и доставать — последнее, на что можно пойти. пешков по своей натуре человек без закидонов и доебываться совершенно не любит. ваня выглядит неопределившимся и неуверенным, не начиная разговор первым. макс и илья ситуацию никак не комментируют, достаточно их чересчур громкого даже для шума в столовой «чего, блять?» и выпученных глаз, когда пешков ненароком вкидывает, что он целовался с ваней в злоебучей кабинке туалета на первом, а потом одноклассник пропал. то есть они еще видятся, как-никак в одном классе учатся, но встречи односторонние: сережа, сидя за своей излюбленной предпоследней партой у окна, через ряд сверлит прямую спину парня взглядом и не отводит его, даже когда бессмертных поворачивается. сереже хочется поговорить, вдруг это он сделал что-то не так и теперь виноват, но он так и сидит в длинном коридоре между входом в школу и столовой, пару раз заглядываясь на проходящего мимо мальчика. однако в среду на следующей неделе мальчик не проходит мимо, а останавливается рядом с ним. заканчивается шестой урок, который оказывается сегодня последним, и пешков выпивает в столовой аж две кружки компота, аргументируя кражу у ильи и макса фразой «мужики, ну вкусно же, что вам не нравится?», а после один из друзей жалуется, что наелся и хочет посидеть. так и сидят, смотря смешные тик токи, пока не появляется бессмертных, тихим голосом сбивший атмосферу. — сереж, можно с тобой поговорить? и кто такой пешков, чтобы отказывать? и кто такой пешков, чтобы не подорваться с места следом за ним чуть подальше от друзей? ваня сдирает кожицу с нижней губы зубами, облизывается, когда выступает первая капля крови, и долго-долго глядит вперед. — я хотел извиниться. ну, за то, что ушел… — вань, не бойся говорить, — он улыбается так обнадеживающе, что одноклассник даже не обращает внимание на то, как чужие пальцы прячут пряди светлых волос за ухо и невесомо поглаживают щеку, прежде чем опуститься и повиснуть в воздухе. — я испугался, потому что не спросил, можно ли поцеловать тебя, — так тихо, чтобы и сережа не смог разобрать с первого раза. — не знал, что делать дальше, и подумал, что это все глупый поступок. — не глупый. — мы можем пойти в укромное место? а то илья с максом так странно смотрят, — кивает в сторону сережиных друзей, пожирающих их взглядом. — они недовольны тем, что мы собирались пойти пораньше к максутке, а сейчас впустую тратим время. ну, они. я — нет. и остается все та же последняя кабинка все того же туалета на первом, в котором под начало седьмого урока ужасающая тишина, прерванная только неуверенными шагами. бессмертных жмется к закрытой двери, прячет ладони в рукавах белого свитера и, застенчиво улыбаясь, вполголоса спрашивает: — можешь меня поцеловать? — могу. — тогда поцелуй. и все еще… кто такой пешков, чтобы отказывать? поэтому он и приближается, не оставив ване возможности выбраться и убежать, и, зависнув в паре сантиметров, задумывается — собственное сердце-то стучит до ненормального быстро. а дальше уже нет желания размышлять, но есть аккуратные руки, уместившиеся на плечах, и тонкие искусанные губы на губах. бессмертных прикрывает глаза, более раскрепощенно отвечая на поцелуй и разрешая касаться языком. компот, кажется, был клубничным. он пускает смешок, и сережа тут же останавливается с непониманием. — что такое? — вкусный компот. и следом еще один поцелуй, сопровождаемый вибрацией телефона в кармане пешкова. он отвлекается, завидев на экране злобное максуткино «ну какого хуя, серег? ты нас уже достал», и печатает одно-единственное «целуюсь с самым милым мальчиком», чтобы ваня смутился и покраснел, но отодвинуться не додумался. невзначай между поцелуями он проговаривает: — я надеюсь, если дело дойдет до секса, мы выберем местечко получше, чем эта кабинка. наступила очередь сережи смущаться. сегодня сережа переименовывает контакт «ваня бессмертных» в «самый милый мальчик» и также получает пиздюлей от друзей за то, что бросил их. но он остается довольным. теперь жизнь кажется куда проще, чем когда-либо. встречаться с ваней утром у дороги или намеренно идти до его дома лишние десять минут отлично. тот вечно расплывается в своей волшебной улыбке и обматывает шарф вокруг изящной шеи перед тем, как ткнуться губами в сережины или оплести руками плечи. также пересаживается за парту пешкова — илья с максом договорились сидеть за одной еще в сентябре, сказанув, что ютиться с сережей такое себе удовольствие. ну а сережа даже рад, что скучающе рассматривать пейзаж за окном больше не приходится, ведь лучше смущать ваню немигающим взглядом или незаметно касаться его пальцев своими. дома мама, надеясь получить неодносложный ответ, спрашивает, почему он такой веселый и беззаботный в последнее время, а не загруженный собственными мыслями. парню сказать нечего, усмехается только, в комнате падая на кровать и открывая диалог с контактом «самый милый мальчик». зима по-прежнему ужасно теплая и приятная. но весна теплее и приятнее в разы, особенно если одноклассник не кутается в сто слоев одежды и не жалуется, что губы обветрятся от частых поцелуев, а сам целует в любой удобный момент. приглашение домой на каникулах сережа расценивает как чужую открытость и, разумеется, соглашается, уже через полчаса с блаженным выражением лица съедая дорогущее мороженое в контейнере на ваниной кровати. изляпаться пару раз, как обычно, не забывает. — ну… как всегда, — парень отбирает почти доеденное мороженое из рук и ставит на пол, слезая с кровати. в шкафу роется, продолжая бурчать нравоучения, и вытаскивает помятый кирпичный свитшот. — всяко лучше, чем твои черные вещички. как на поминки, честное слово. ну а пешков скрывает лукавую ухмылку — можно было попытаться оттереть расплывшееся на ткани светлое пятно в ванной, а не прибегать к таким мерам, но, видимо, у вани свои закидоны. и потому ваня сейчас ладошкой прикрывает глаза, лишь бы не разглядывать спину сережи, без капли стеснения переодевающегося прямо перед ним. а спина-то у него красивая, широкая и покрытая редкими родинками в разных местах. не разглядывать не получается. — тебе идет, — делает вывод, когда парень разворачивается и поправляет пучок черных кудрей на голове, любуясь собственным отражением в зеркале. — даже больше, чем мне. — ну тут ты уже обманываешь, — потому что бессмертных в действительности такие цвета к лицу. сереже по душе черный, но это тоже выглядит неплохо, стоит признаться, а если не упускать из виду факт того, что ваня подобным образом попытался втюхать свою одежду ему без обоснованного предлога, то сердце особенно приятно напоминает о своем биении. хитрый план мальчика заключается не только в отданном пешкову свитшоте, но и в «я твое постираю и верну, честно». не возвращает ни через неделю, ни через две, но вместо этого на пороге класса поправляет ворот черного худи и всеми способами не замечает проницательных глаз, не отлипающих от него даже под конец дня. — это типа попытка пометить свое? или я чего-то не догоняю? — макс сдвигает брови к переносице, воровато поглядывая на бессмертных, зависшего над уравнением и грызущего кончик гелевой ручки. порой и отличников вводят в ступор длиннющие примеры. — не задавай такие трудные вопросы — у меня нет ответа. задумывается он только над одним моментом: хорошо закрывать глаза и представлять, как ваня с бережностью относится к его вещи, аккуратно снимая ее, складывая и наверняка вдыхая запах с толстой ткани. потому что худи не стирал — понятно только по одному оставшемуся шлейфу сережиного одеколона. оттирал, точно-точно. а парень увиливает от разговора об этом, отвлекает одними своими нереально мягкими губами, мажущими по шее, — пешков ведется, как глупый мальчишка, и забирается пальцами в пшеничные волосы, забивая на все и всех вокруг. но ваня куда хитрее, чем казалось раньше. утром апреля он видит историю сережи в приватном аккаунте инстаграма и пишет: а чего это ты не в школе?)прогуливаю физику, чтобы не получить тройку в году. там мировой важности контрольная.
а ты ведь тоже не в школе?
тоже.и почему?
да не захотелось идти чего-то, на большинстве уроков повторение материала. но у меня есть предложение, от которого ты не должен отказаться.ну-ка…
предложение прийти ко мне. ну и все-таки… кто такой пешков, чтобы отказывать? собраться за десять минут, окинуть себя глазами в зеркале, дабы убедиться, что вид далеко не неряшливый, — и готово. одноклассник хихикает, встречая на пороге квартиры, когда пешков сгибается в три погибели и восстанавливает дыхание, и пропускает в светлый коридор. обнимает долго, чай готовит и кажется чересчур подозрительным, усаживаясь за стол напротив парня, этот самый чай жадно и глотающего. — что-то не так с тобой, вань, — подмечает все же, а в ответ улыбаются загадочно, призывают пальцем подняться на ноги и шепчут, прямо в глаза смотря: — потому что я хочу предложить тебе кое-что поинтереснее, — и кокетливость на ряду с намеком определенно различить в мягком шепоте можно. стоит пешкову подыграть и ответить «что же?», перебивают моментально, уже коснувшись пальцами предплечья. — например... трахнуть меня. — ух ты, — во-первых, бессмертных наличием таких слов в своем лексиконе ни разу не хвастался, во-вторых, возбуждается сережа позорно и быстро. — или ты меня не хочешь? — хочу, но... — тогда бери, пока разрешаю, — и в комнату ведут, вмиг меняя атмосферу. верить в реальность происходящего не получается до последнего. до последнего, на секундочку, громкого вздоха, когда одноклассник садится на бедра парня и мокро-быстро-изумительно целуется. сережа даже не успевает за бешеным темпом. — если что, я девственник, — мурлычет на ухо. будто бы от этого факта станет привлекательнее. боже, о чем сережа вообще думает? станет, конечно. это же ваня — это же ангел во плоти на длинных ножках. с него, такого красивого и аккуратного, только пылинки сдувать. приятно быть первым у бессмертных. приятно, возможно, втрахивать его в эту мягкую кровать, чуть поскрипывающую от резких движений. но пока только предстоит, конечно. — забиваешь голову явно не тем, чем нужно, — а он уже соскользнул ниже, задрав футболку и ткнувшись влажными губками в живот. на них еще есть остатки гигиенички, напоминающие о себе слабым поблескиванием от отпечатков на коже. парень хихикает, уловив сдавленный стон сверху, и мажет теплым языком по прессу. получается, двенадцать дня, пустая квартира, а у пешкова в ногах лежит самый прекрасный мальчик, доводящий до искр в глазах одним своим потрепанным видом. но сереже нравится не только это, но и то, как он ойкает, от смены положений оказываясь на подушке и шумно втягивая воздух. в зеленых глазах глубочайшее доверие и пробуждающийся интерес. немыслимо. ваня так нагло и собственнически разглядывает оголяющееся тело, наверняка в мыслях заявляя: «мое-мое-мое», и сережа не особо-то против с ним согласиться. когда белые шорты вместе с бельем оказываются спущенными по стройным ногам и отодвинутыми вправо, пешков оторвать взгляда не может: выбрито все идеально. для него одного. и есть уверенность, что растянуто тоже. — какой красивый… — то ли задыхается на полуслове, то ли запинается, с жадностью глазами впитывая каждый миллиметр молочной кожи: все мелкие родинки, рассыпанные на теле в неожиданных местах, все малюсенькие царапины или синяки от неуклюжести. — ты подготовился? — настолько, что можешь залезть под подушку и найти там все нужное. — я в ахуе, — и действительно нащупывает флакончик прозрачной открытой смазки и один-единственный презерватив в обертке. спрашивать, почему именно один и где все остальные, не хочется. — ты серьезно? бессмертных усмехается мимолетно и обвивает изящными ногами пояс. ответа больше не дает, но пешков уже считает это действие ответом и потому прижимает ладони к бедрам, двигается выше, у боков поднимая легкий лонгслив и не прерывая зрительный контакт. — честно, не помню, как все делается. — попробуй и обязательно вспомнишь. ваня говорит так, словно обращаться с ним можно как угодно — точно не возразит. но сережа умеет обращаться только нежно; этот человек заслуживает безграничной ласки и осторожных поцелуев, чтобы губы поджимал в попытке не показывать свое возбуждение и впутывал длинные пальчики в волосы, направлял в нужное русло. в эрогенные зоны, если конкретно. если еще конкретнее, то в ребра и в нижнюю часть живота. от прелюдий куда сильнее распаляется, разгорается весь, шире раздвигая ноги и укладывая их на плечи, когда парень опускается, касаясь чмоками тазобедренной косточки и пальцами с намеренной замедленностью проводя по длине члена. — думаю, так удобнее будет, — сережа подкладывает под поясницу одноклассника подушку, лишь секундой позже заметив, что верха в виде лонгслива уже нет, и ехидно щурится. ну а ване, в общем-то, сказать нечего — достаточно кивка. — сразу тремя попробуй. — тремя? — и не усмехайся так, а то мне стыдно становится. ваня тихий до неприличия. сереже в моменте кажется, что он делает что-то не так, но, когда недосказанное «все в порядке», потому что мальчику не хватает кислорода, прерывается его первым стоном, убеждается окончательно: все куда лучше. самому ему, конечно, прекрасно, когда доверчивые глазки бессмертных затрагивают слезы. кажется, слезы удовольствия. — такой прелестный, — прогуливаясь поцелуями по молочной коже, пешков дотягивается наконец до ваниных губ и мягко улыбается: одна ладонь ложится на спину, а другая зарывается в подушку. там точно выпускает коготки. парень, честно, пытается вспомнить свой первый раз, но это совершенно другое. тогда была девушка, которая по итогу оказалась куда более смыслящей в подобных делах, а сейчас перед ним парень, наверняка знающий что-то лишь из интернета. но вспоминать уже не важно: бессмертных отворачивает голову вправо, на пару секунд открывает глаза и бегло увлажняет губы языком перед тем, как сжать сережу внутри и зацепиться ногтями за простыни. развратом и пошлостью назвать то, что происходит в этот момент, попросту не поворачивается язык. но воспроизвести в мыслях «чарующе и великолепно» — конечно. чарующе и великолепно — именно вид вани, приоткрывающего рот и мечущегося по подушке туда-сюда. не выходит у него делать меньше движений, и сереже остается только протянуть руку к аккуратному подбородку и наконец остановить копошение. на долгое время не хватит: взгляд у мальчика такой, что у сережи есть максимум минута, прежде чем кончить с хриплым вздохом, уткнувшимся в его щеку носом, следами ноготков на лопатках и едва ощутимым вкусом ванили с тела. так и происходит, только добавляется ванино «сере-еж», слетевшее с уст на придыхании, и мысленная благодарность всему живому за то, что парень позволяет себе делать с одним-единственным, а не с кем-то другим. совсем скоро одноклассник растягивает уголки губ в блаженстве. — и все же хорошо, что это случилось не в кабинке. сережа устало улыбается.