– Скажите, пожалуйста, когда это началось?
Юноша немного вздрогнул из-за глубоко голоса врача, вырвавшего его от мыслей и обволакивающих черепную коробушку тягучим и липким мёдом. Ёнджуну бы понравилось такое сладкое сравнение, но жаль, у него аллергия на эту сладость. У него появляются волдыри по всему телу, будто его бросают в огонь с миллисекундой периодичностью, появляется удушающий кашель и затруднённое дыхание.
– Дайте подумать, – юноша зарывается пятерней в свои ярко-розовые пряди, сминая нижнюю, пухлую цвета спелой клубники, губу и поглядывая на размытую улицу через капли, что опускаются по гладкой поверхности окна. Отвратительная погода. В горле нещадно першит. Ещё чуть-чуть и тупой приступ кашля настигнет его на добрых десять минут, а то и больше. С каждым разом они становятся дольше. – Кажется, месяц назад, но я не уверен.
Врач хмыкает, записывает в медицинскую карту что-то своим неразборчивым почерком.
– Я выпишу Вам лекарства, Ёнджун-щи. Они должны замедлить Ваш недуг. Полностью избавиться, – врач осекается, глядя ясными светло-карими глазами в ёнджуновы. – Полностью избавиться от этого недуга невозможно. Вы, наверное, и сами об этом прекрасно знаете. Но не стоит так сильно переживать по этому поводу. Есть множество людей, которые живут дальше, отлично учатся, работают и преуспевают во многих областях.
Ёнджуну хочется закатить глаза. Но он посчитал, что это будет невежливо. Не этому учила его мама, поэтому он только поджал губы в тонкую полоску, показывая тем самым своё безразличие к собственной судьбе. Доктор Ким протягивает юноше с маллетом рецепт с таблетками и произносит с тёплой улыбкой, что будет ждать на приём его через неделю. Ёнджун благодарит доктора, лениво протягивает руку за бумажкой, которую он точно выбросит на улице в урну, и, натянув на голову капюшон чёрной толстовки, вышагивает из светлого и просторного кабинета в не менее светлый коридор больницы. В горле нещадно першит, но он пока держится – не хочет, чтобы другие смотрели на него с сожалением, потому что они все знают, почему у других людей приступы кашля случаются.
Как он и решил ещё в кабинете, пахнущем тошнотворными пилюлями, смятый рецепт приземляется прямиком в почти наполненную урну, стоящую рядом с выходом из госпиталя. Ледяные капли дождя тут же ударили по незакрытым участкам кожи, из-за чего юноша поёжился, а колючие мурашки пробежались по всему телу. Ёнджун был на грани, чтобы не схватиться за горло и не начать кашлять прямо здесь. Его лёгкие буквально горели, а во рту он чувствовал металлический привкус собственной крови.
Отвратительно.
Добравшись до дома на такси, на автобусе бы он не просто не выдержал, он сразу же стягивает с себя промокшие чёрные конверсы и падает на четвереньки, задыхаясь от приступа кашля, захлестнувшего его с огромной силой. Он чувствует, будто в лёгких огонь полыхает, вот-вот изо рта извергнется пламя, как у средневековых драконов из фэнтези. Ёнджун терпеть не может этот жанр. Ёнджун терпеть не может так же драконов, эльфов, принцесс, замков, сказки, мультфильмы, Субина, его ядовито-синие волосы, который так страстно обожает всё вышеперечисленное.
Ёнджун глубоко вздыхает и в последний раз откашливается. Из его рта на деревянный паркет вместе с капельками тёмно-алой жидкости падают ярко-синие лепестки цветов, так похожие цветом на локоны Субина. Ёнджун на трясущихся ногах доходит до ванны, сплёвывает изо рта остатки крови и смотрит на своё отражение в зеркале. Кажется, за этот месяц он так сильно постарел, хоть самому всего недалеко за двадцать: мелкие морщинки появились в уголках глаз, губ и на лбу. Особенно сильно выделялись, когда он приподнимал брови. На губах почти всегда была запёкшаяся кровь. Исхудавшее и болезненно-зелёного оттенка лицо, когда-то со здоровым румянцем на щеках, а в глазах таится пустота. Вырви их из глазниц, и разницы не будет видно.
Он промывает рот холодной водой, умывает лицо и не вытирает махровым полотенцем, позволяя влаге стягивать кожу по мере испарения. Он берет тряпку и идёт в коридор, чтобы убрать после себя то безобразие, которое он оставил пару минут назад. Юноша хватает лепестки и быстро их выбрасывает в урну с колотящимся, как у больного тахикардией, сердцем. Разум сколько угодно может кричать, что «ненавидит» а сердце окажется во много сот раз громче, которое надрывно закричит: «Любит».
«Нам нужно расстаться, хён».
Будто ножом высекли фразу в сердце, заставляя его кровоточить. И кровоточит до сих пор, лишь стоит увидеть рандомную вещь, напоминающую Субина. Это мог быть любой предмет синего цвета, кролики, запах прохожего, пользующегося таким же парфюмом, как он...
Это было на вечеринке по случаю Хэллоуина в доме хорошего хёна Ёнджуна, Джексона. Если вы идёте на вечеринку к Джексону, то значит обязательно будут декорации, маскарад и множество разной выпивки. Хочешь ты или не хочешь, но придётся выпить. Сам Джексон говорил так своим многочисленным друзьям: «Пока вы состоите из плоти и крови и ваша печень работает, будем бухать!». Ёнджун всегда считал эту фразу глупой, ведь в ней столько пробелов, что просто ударял себя по лбу всякий раз, когда слышал её из уст старшего. Субин в тот день не хотел идти на вечеринку, ссылаясь на головную боль. Он становился крайне раздражительным, когда его заставляли что-то делать без собственного желания. Но Ёнджун уговорил его. Прикупил ему ушки, костюм зайки из любимого мультфильма Субина «Зверополис» и стразы для лица. На что Субин ему сказал: «Это что за хрень?». Он согласился только на уши и на одну стразинку в виде сердца, которую он приклеил ближе к глазу.
Вот и тогда, на вечеринке, Субин был раздражителен, сидел на диване и ползал в интернете, когда вокруг бурлила жизнь и сочилось веселье. Ёнджун хотел развеселить юношу, но тот лишь сильнее оброс иголками. А Ёнджуну было плевать на них. Он лишь хотел, чтобы они повеселились вместе и отдохнули от трудовых будней.
– Субин-а, пойдём потанцуем, – присел рядом со своим парнем Ёнджун, качая головой в такт музыке.
Тот лишь закатил глаза, не переставая пялиться в свой телефон. Ёнджун грустно вздохнул и положил голову на его плечо, заглядывая в экран телефона, потому что ему было любопытно, что такого интересного там, а не здесь. Субин тут же убрал телефон, заблокировав. Уже тогда Ёнджуну должно было показаться это странным, но коктейль из выпитого алкоголя и лёгкого опьянения от юноши с синими волосами застилали пеленой его глаза. Он потянулся к любимым губам за поцелуем. Каждый раз он утопал в этих поцелуях, был поглощён волнами нежности и мягкости губ, которые не хотелось отпускать ни на секунду. Ощущать мягкий язык во рту, бродящий по нёбу, переплетающийся с собственным языком, когда горячие руки забираются под одежду и сжимают медовую кожу до покраснений, до дрожи в острых коленках, до сладостно-тягучих узелков внизу живота, до неконтролируемых стонов в губы.
Но сейчас он всего этого не почувствовал. Лишь сухость в действиях младшего. Без намёка на то, как хорошо было раньше. В тот момент у Ёнджуна заполыхали лёгкие, но тогда он подумал, что это из-за плохо забитого кальяна и прохладного алкогольного напитка, но реальность оказалась намного суровее, чем его догадки. Он отстранился от Субина, хлопая глазами. Он хотел спросить, что случилось, но вспыхнувший экран телефона заставил опустить голову к устройству. Ёнджун сначала не поверил своим глазам, даже уже подумал, что ему показалось, но из-за реакции Субина до него стало доходить. «Бросай все свои дела и приезжай сейчас же. Я соскучился», – гласило сообщение. Субин бросил быстрый взгляд на Ёнджуна, чтобы посмотреть, не увидел ли он сообщение, затем резко перевернул экран телефона экраном вниз. Ёнджун сделал вид, что ничего не заметил, но немного отстранился от парня, поглядывая то на телефон, то на диван, то на свои руки, теребящие собственные пальцы, пытаясь не сталкиваться со взглядом Субина. С каждой секундой образовывался ком в горле, обрастая до невероятных размеров и готовый задушить слезами его в любую секунду.
– Нам нужно расстаться, хён, – словно сквозь пелену слышится до Ёнджуна. – Не делай вид, будто ничего не увидел.
Ёнджуну трудно что-либо сказать. Он глотает ком, причиняющий физическую боль в горле, понимает, что не может сейчас что-либо произнести, иначе разрыдается, как последняя девка из третьего класса средней школы. Он чувствует, как его тело перестаёт его слушаться – губы начинают сами по себе дрожать, а тело трясётся, будто он осиновый лист во время урагана.
– Прости, ты не должен был видеть сейчас. Это должно было случиться не таким образом, Джун-и.
Внутри что-то обрывается после этого обращения и Ёнджун полностью перестаёт себя контролировать, позволяя эмоциям взять над собой верх. «Джун- и, давай сходим в кино», «Джун-и, хочешь кфс?», «Доброе утро, Джун-и», «Сладких снов, Джун-и», «О-ох, Д-джун-и… м-м-м», «Я тебя люблю, Джун-и»...
Словно это обращение никогда не имело никакого смысла ни для одного, ни для другого. Всё, что было между ними стёрлось, и превратилось в пепел за считанные секунды и растворилось в воздухе. Это, наверно, даже хорошо, что растворилось, иначе бы она осела в лёгких, щекотала постоянно гортань, давая о себе знать. Тогда ещё Джун понятия не имел, что кое-что другое может стать причиной его щекотки и першения в горле.
Крупные слёзы обиды покатились по лицу, оставляя тёмные дорожки за собой из-за накрашенных чёрным карандашом глаз. Он не мог взглянуть на юношу и не мог видеть, какие чувства и эмоции появились на его лице в тот момент. Может это было сожаление, грусть или облегчение. Ёнджун понятия не имеет. Он никогда не был трусом или слабым человеком, но в тот момент он не мог найти в себе храбрости посмотреть в лицо того, кого любил по-настоящему и искренне. Юношу окончательно уничтожил тот факт, что Субин больше не любил его, и даже спросил себя, когда это всё началось, но сейчас не мог ответить на этот вопрос, потому что мысли и воспоминания вихрем крутились в голове, и зацепиться хоть за одну из них не было возможности.
– Как давно? – спросил Ёнджун дрожащим голосом. Собственный голос слышался будто через толщу воды. Он даже не уверен был в тот момент, услышал ли его Субин или нет – музыка и разговоры были слишком громкими, а голос Чхве был слишком приглушённым.
– Как давно что?
– Как давно ты меня разлюбил?
Ёнджун тихо всхлипнул, вытирая рукавом чёрной водолазки дорожки слёз, размазывая по лицу ещё сильнее косметику. Он чувствовал, как слова даются ему с большим трудом, а реальность показалась искажённой. Ведь слова «как давно ты меня разлюбил?» могли бы прозвучать не здесь, не в эту минуту, не в этот час, не в этой Вселенной точно, потому что они идеально сочетались друг с другом, как клубничный сироп с ванильным мороженым, как луковые кольца с холодным пшеничным пивом, как картофель фри с острым соусом. Они были красивой парой и выделялись из толпы – один с розовыми волосами, как бабл-гам, а другой с синими, похожими на спелую чернику. «Разлюбил» – это не про них. Даже не «любил», а «люблю» – так должно быть.
– В тот момент, когда полюбил другого. Логично, правда?
Ёнджун не понимал, издевается сейчас Субин над ним или нет. Он поднял покрасневшие глаза на юношу и всё понял. Прежний Субин бы обнял, если Ёнджун был расстроен, купил бы его любимые шоколадные конфеты и колу, а этот совсем другой, будто его подменили. Он с равнодушием и даже с толикой отвращения смотрел на заплаканное лицо парня, нахмурив брови. Ёнджуну стало не по себе и он поднялся на ватных ногах, чтобы выйти из этого душного и шумного помещения.
Чтобы не видеть больше Субина.
Когда лепестки оказываются в урне, Ёнджун облегчённо вздыхает и идёт вытирать тряпкой капли крови с паркета в прихожей. Он промывает тряпку под струёй воды, возвращает на место и моет руки. Он быстро вытирает их вафельным полотенцем, когда слышит звонок в дверь. Посмотрев в глазок, юноша открывает её, чтобы пропустить гостя, и здоровается с ним рукопожатием.
– Как ты? – сразу же спрашивает гость, внимательно изучая болезненное лицо напротив, параллельно протягивая ему палет с пивом, чтобы тот поставил его в холодильник.
– Да нормально, – произносит Ёнджун, беря в руки палет и проходя на кухню. – Сегодня был у врача. Он прописал мне таблетки. Пришлось купить их. Буду принимать раз в день, чтобы не сдохнуть, – он ухмыльнулся, открывая холодильник и ставя бутылки на свободную полку. – Ты сам как, Бомгю? – он переводит своё внимание на бледного юношу.
– Всё в порядке, хён, – произносит он, кашлянув. – Мама волнуется больше за меня, чем я сам за себя, – усмехается он, поправляя отросшую волнистую чёлку, которая уже сильно лезет в глаза.
– Да, мамы они такие, – он указывает гостю на стул, а сам садится напротив. – Моя, когда узнала о моей болезни, неделю тут жила и пилила меня с этой больницей.
– Но, хён, это называется забота и какой матери захочется, чтобы её ребёнок задохнулся во сне из-за цветения? – Бомгю смотрит на Ёнджуна своими шоколадными глазами в искреннем недоумении.
«Никакой», – вздыхает про себя Ёнджун, вспоминая, что он в сердцах выбросил бумажку с рецептом.
– Как дела в школе? – переводит тему старший. – Ты признался тому парню?
Бомгю отрицательно мотает головой, положив голову на согнутую в локте руку. Затем он тянется к пачке чипсов и открывает его, выпуская химозный аромат по всей кухне. Ёнджун оставляет юношу одного, чтобы переодеться в сухую одежду. Как только Бомгю слышит хлопок двери от ёнджуновой комнаты, то сразу же начинает сильно кашлять, что глаза готовы выкатиться из глазниц и начинает подташнивать. Он наклоняется над раковиной, выкашливая бордовую жидкость вместе с нежно-розовыми лепестками. Он быстро выбрасывает их в урну, замечая синие лепестки с засыхающей кровью старшего, поджимая губы, и быстро вычищает раковину от крови и моет руки.
Ёнджун возвращается в домашней одежде и высушенной головой. У него смешно торчат волосы в разные стороны, которые он пытается приглаживать. Берёт немного охладившееся пиво и протягивает одну бутылку своему тонсэну. Бомгю младше Ёнджуна почти на пять лет и учится ещё в школе, но они иногда так выпивают, сидя на кухне. Особой разницы в возрасте Джун не чувствует. Он бы даже был рад, если младший перестал называть его «хён», потому что они хорошие друзья, но Бомгю всегда смущается, когда называет старшего просто «Ёнджун».
Бомгю рассказывает что-то про школу, про то, что он хочет завести собаку, но мама не разрешает, а Ёнджун слушает его и чувствует, что такие разговоры отвлекают его от першения в горле и боли в груди. Он даже чувствует себя как раньше, будто нет никакого дискомфорта.
С Бомгю они познакомились давно. Он сын маминой подруги, но не в том смысле, а просто сын маминой подруги. В детстве они не особо общались, а стали больше пересекаться уже после выпуска Ёнджуна из школы. Сначала они виделись на родительских гулянках, стесняясь заговорить друг с другом, а потом уже проводили время за приставкой в комнате, пока взрослые веселились в общем зале. Ёнджун даже познакомил Бомгю с Субином. Друг друга они как-то сразу невзлюбили, и их общение свелось на минимум. Младший всегда странно косился на синеволосого, а Субину это не нравилось, и часто огрызался с ним по этому поводу.
Ближе к девяти юноши переместились в гостиную на диван и смотрели скучную комедию по какому-то каналу. Младший из-за нудного и тупого сюжета и из-за баночки пива быстро уснул на плече Ёнджуна. Тот не стал его тревожить. Он еле как дотянулся до пульта, выключил этот убогий фильм и залез в телефон, чтобы полистать бездумно новости. Но он открыл не иконку с самолётиком, а галерею. За последний месяц там в основном были только документы с работы. Он проскроллил чуть выше. Сердце обидно кольнуло при виде селфи, сделанного летом. Здесь они с Субином счастливы, их рты раскрыты в широкой улыбке, а на фоне море и пляж. Они ездили на остров Чеджу во время совместного отпуска. Тогда казалось, что у них всё ещё впереди.
Он пролистал ещё чуть наверх, где они были на очередной вечеринке. На какой именно, Ёнджун смутно помнит. Он хотел сфотографировать тогда Субина, но не успел заснять его одного, как к парню подсел их общий друг и сделал «пис». Субин смеялся, смешно сморщив нос, глядя на того, кто испортил фотографию. А сзади стоял Бомгю с коктейлем в руках, который случайно попал в кадр. Он смотрел куда-то поверх камеры с милой улыбкой, слегка прищурившись. Так же Ёнджун видел себя в зеркале с хвостиком, фотографирующего Субина. Здесь он выглядел таким счастливым, что становилось тошно.
Или тошно из-за болезни...
Ёнджун резко кашлянул. Кровь покатилась по подбородку. Его глотку будто разрывало на части, а в лёгких вспыхнула невыносимая боль. Он стал задыхаться, хватаясь за горло. Он слышал собственное свистящее дыхание, паникуя. Он чувствовал, как что-то пробирается сквозь его глотку, не давая нормально вздохнуть. В ушах слышался звон. Юноша чувствовал тёплые ладони на своём лице. Обеспокоенное выражение лица перед ним расплывалось от наступающих слёз. Голос друга слышался как сквозь пелену. Он не мог сфокусировать своё внимание на чём-либо. Его лёгкие полыхали адским пламенем от невыносимой боли. Он хрипел, изо рта капала тёмно-вишнёвая жидкость вперемешку со скопившейся слюной. Он думал, что это конец.
Обычно, когда человек перестаёт любить, а другой всё ещё любит, последняя стадия наступает примерно через пол года или ещё чуть больше. А Ёнджун с Субином расстались лишь месяц назад. Получается, что Субин перестал испытывать нежные чувства по отношению к юноше уже давно. Ёнджун думал, что кашель появился от курения кальяна по вечерам на кухне под бутылку пива.
Получается, что Субин медленно и верно убивал розововолосого своим молчанием, тайными встречами со своим новым возлюбленным, пока Ёнджун медленно и верно увядал, пока внутри него расцветали синие цветы от не взаимной любви.
Любовь убивает.
Буквально.
У Ёнджуна широко раскрыты глаза. Ему страшно. Он думает лишь о том, что потратил зря своё время, свои светлые чувства на не того человека. Он был всегда рядом с ним. Как говорится, и в горе и в радости, в богатстве и бедности. Никогда он не думал, что будет погибать так... В страхе, молодым и прекрасным. Он чувствовал языком щекочущие, пробирающиеся бутоны, и в ту же секунду его дрожащие губы накрыли тёплые, подрагивающие чужие мягкие губы и пальцы младшего хаотично бродили по его лицу. Затем он услышал всхлип и испуганный голос Бомгю:
– Хё-ё-ё-ён.
Ёнджун протёр влажные глаза и смог сфокусироваться на красном лице младшего, у которого глаза были наполнены влагой, а подбородок и дрожащие губы были испачканы в его крови. Ёнджун открыл рот и потянулся трясущимися руками к своему рту, чтобы вырвать цветы, прорывающиеся наружу. Казалось, будто сейчас он выплюнет ошмётки своих лёгких, когда он отрывал их, и кровь с новой силой стала стекать по подбородку. Он держал в руках окровавленные бутоны. Должно быть, это любимые цветы Субина. Проклятье, а не иначе.
Бомгю потащил старшего в ванную комнату, прогибаясь под его тяжестью, вставил пробку в сливное отверстие ванны и покрутил краны, пока Ёнджун упирался к стене, смотря на Чхве сквозь невысохшие слёзы. Он рад, что младший оказался с ним в секунды агонии, которые казались вечностью. Самое странное, что она стала утихать, стоило почувствовать чужие губы. Это было странно, потому что из-за ханахаки либо ты умираешь, либо живёшь дальше с таблетками, либо находишь новую любовь, либо тебя должен поцеловать тот, кому ты небезразличен.
Бомгю помог ему раздеться, выкинул его окровавленную футболку сразу же в стирку. Он стыдливо опустил голову, когда Ёнджун избавлялся от нижнего белья. Затем помог залезть в тёплую воду и стойко смотрел в лицо своего хёна, заботливо вытирая кровь с его лица. Ёнджун прикрыл глаза, полностью расслабляясь. Кашель перестал тревожить, дышать стало легче, но в горле всё ещё першило и ощущался металлический привкус во рту.
– Я принесу одежду, – произносит Бомгю, вставая, но удивляется, когда чувствует, как его запястье обхватывают слабые пальцы.
– Останься, пожалуйста, – хрипит юноша, заглядывая в глаза младшего, в которых читался немой вопрос. – Мне легче почему-то когда ты прикасаешься ко мне.
Щёки Бомгю розовеют, но он ссылается на то, что в ванне становится жарче от воды. Он опускается на корточки, погружает руки в воду и проводит по волосам хёна. Ёнджун снова прикрывает глаза, концентрируясь на прикосновениях младшего, от которых становится недопустимо хорошо. Вопрос, заданный Ёнджун-хёном заставляет юношу впасть в ступор и врасти в пол.
– Как давно ты влюблён в меня?
– Хён, я... – мямлит Бомгю и убирает руку с головы Чхве.
– Ты поцеловал меня, – он снова открывает глаза. Бомгю кажется, что в нём сейчас просверлят дырки, – и это сработало. Откуда ты мог знать, что сработает?
– Я не знал, – отвечает он, пряча глаза и опуская голову. Его щёки пылают.
Ёнджун немного хмурится, затем кашляет в ладошку, которая тут же окрашивается в красный цвет. Бомгю с беспокойством осматривает хёна, вытирающего чистой ладонью лицо. Ёнджун устало переглянулся с Бомгю, останавливаясь взглядом на его лице. Он потянулся уже чистыми руками к юноше, чтобы умыть лицо от запёкшейся крови, определённо неприятно стягивающей кожу. Бомгю, не ожидавший, что Чхве станет прикасаться к нему, нечаянно падает пятой точкой на прохладный кафель, во все глаза таращась на розововолосого.
– Ты в крови, – поясняет Ёнджун.
Бомгю уже забыл, что он испачкался после поцелуя с хёном. Он снова садится на корточки и приближает лицо к бортику, разрешая умыть своё лицо, и закрывает глаза, чтобы не смотреть на Ёнджуна, иначе он тут же расплавиться под этим пристальным взглядом. Ёнджун проводит пальцами по нежной коже, изучает острые скулы и удивляется сам себе, потому что никогда не замечал, что его тонсэн выглядит так завораживающе. Его густые ресницы подрагивают из-под густой чёлки. Ёнджуну захотелось рассмотреть их получше. Он убирает чёлку с глаз, немного открывая красивый и ровный лоб.
– Когда говоришь, у тебя проявилась болезнь?
– Год назад или вроде того, – полушёпотом отвечает Бомгю, не решаясь открывать глаза.
– А лепестки случайно не розовые?
– Розовые.
– И какой цвет волос твоего одноклассника, как его? Тэхёна?
– Он блондин.
– Мои любимые цветы, – Ёнджун с сожаление смотрит на подрагивающие пушистые ресницы, – розы. Ну и несладко же тебе приходится, да?
– Угу, – мычит младший.
– Это намного хуже, чем мой случай. Мне жаль, Бомгю.
– Не извиняйся, хён. Мы не выбираем в кого влюбляться.
«Попался», – ухмыляется Ёнджун.
Они сидят так ещё какое-то время, и Бомгю уезжает к себе домой. Он оставляет пару таблеток Ёнджуну, который признался, что не решился пойти в аптеку и купить нужные лекарства, и грозится ему, что если тот не выпьет эти чёртовы таблетки, то Бомгю отправится сразу же за ним на тот свет. Ёнджун хмыкает – он не может такого допустить. Проглотив таблетку, Ёнджун снова открывает то фото, на которое случайно попал Бомгю, и понимает, на кого с такой нежностью смотрит тонсэн поверх камеры. Он смотрит на счастливого юношу с розовыми волосами цвета утреннего рассвета.
🌸🌸🌸
Ёнджуну стало немного лучше с Бомгю. Они часто проводили вечера, списывались, желали каждый день другу спокойной ночи и доброго утра. Но было одно но... Он чувствовал внутреннюю пустоту. Даже весёлое времяпрепровождение с младшим не могли заполнить её. Он не мог вот так просто полюбить его или просто влюбиться. Под коркой всё ещё жил синеволосый и пока не собирался никуда переезжать. Между ними было слишком много приятных воспоминаний и раны слишком свежие, чтобы они так быстро затянулись.
Он делал вид, будто счастлив рядом с Бомгю, но тоска по Субину нависла на шее, нашёптывая, что это всё не то. Однажды, когда Бомгю лежал у него на коленях и играл в какую-ту игрушку на телефоне, Ёнджун не выдержал и признался, что не любит младшего. Он для него как младший брат или очень хороший друг, но не как вторая половинка. Бомгю взглянул на него, убирая телефон в сторону, кусая подрагивающую нижнюю губу. Он садится по турецки лицом к парню и пытается спокойно произнести, видя, как влажнеют глаза старшего:
– Это не важно, хён, – слезинки Ёнджуна начинают капать безостановочно. – Я буду принимать тебя таким, какой ты есть. Я не жду от тебя великой любви, но, пожалуйста, просто будь рядом. Мне больше и не нужно.
Ёнджуна разрывает на части после слов Бомгю. Он прижимает лицо ладонями, чтобы не показывать Бомгю своего стыдливого лицо. Его плечи то приподнимаются, то опускаются. Он всхлипывает громко, будто ребёнок, который разбил мамину любимую вазу, чувствуя вину. Он вздрагивает, когда его прижимают к себе и гладят по волосам. Он осознаёт, что не заслужил нежности и любви от этого парнишки, что он погубит его, но сейчас ничего не может ответить. Он зарылся лицом в футболку Чхве, увлажняя его своими неконтролируемо льющимися слезами.
Ему так стыдно перед Бомгю, как никогда не было стыдно ни перед кем.
🌸🌸🌸
– Скажите, пожалуйста, когда это закончилось?
Ёнджун, до этого наблюдавший за птицами на залитой солнцем улице, вздрагивает от неожиданного вопроса, но тут же отвечает живо и с энтузиазмом:
– Примерно месяц назад. Не уверен точно.
– И сколько вам потребовалось времени?
– Слишком много, доктор Ким.
Доктор кивает, рассматривая загорелое и сияющее лицо парня, который приходил к нему несколько раз в течении трёх лет. Изменения были не только внешние, но и внутренние. Когда он пришёл в этот кабинет в первые три года назад, он был апатичным, еле живым и рассеянным. А сейчас, глядя на его сияющие глаза и расплывающиеся губы в мечтательной улыбке, тепло становится на душе у самого доктора.
– Это Ваш муж? – спрашивает Ёнджун, указывая на фотографию двух мужчин в костюмах: сам доктор был с бабочкой, а второй в галстуке. Доктор Ким кивает. – Вы красивая пара.
– Благодарю, – немного смущается мужчина. – Ну что ж, Ёнджун-щи, надеюсь, что я Вас больше никогда не увижу в своём кабинете.
– Я тоже, доктор Ким! – восклицает Ёнджун. – Я тоже!
Попрощавшись, Ёнджун выходит из кабинета и почти бежит к выходу из больницы, чтобы не опоздать на рейс в Америку. Они с Бомгю летят в Калифорнию на время отпуска, где Ёнджун хочет сделать предложение своему парню. Он представляет, как они будут прогуливаться по пляжу, Ёнджун встанет на одно колен и попросит у юноши руку и сердце. Бомгю, конечно же, запищит или заорёт, но затем определённо скажет «да!».
Бомгю за эти три года тоже сильно изменился. Он стал красивым молодым человеком с такими же острыми скулами, ровным и прямым носом и пухлыми розовыми губами. Ёнджун утопает в его невероятных шоколадных глазах каждый раз, когда смотрит в них. И постоянно думает: какой же он был идиот, раз не замечал перед своим носом такой бриллиант.
В Лос-Анджелесе они сняли небольшой дом, где не вылезали из постели почти всё время. Ёнджун выцеловывал загорелые ключицы юноши, втягивал кожу на шее, оставляя красные отметины, мял мягкие губы своими губами и не мог насытиться ими. Бомгю пьянил голову лучше любого дорогого вина. Но был плюс – от такого опьянения голова на утро не болела.
Жизни не хватит, чтобы отплатить Бомгю за всё то, что он сделал для страшего. Вспоминая те дни, Ёнджун думает, что Бомгю – святой или что-то вроде того, потому что он постоянно выслушивал истерики старшего, терпел его холодность и отстранённость и, в конце концов, всё равно остался с ним, терпя мучительные боли от шипов роз, царапающие невыносимо лёгкие.
Ёнджун готов носить на руках младшего за такое терпение.
Бомгю выстанывает имя старшего в пухлые губы и откидывается обессиленный на подушку. Ёнджун ложится следом, тяжело дыша и утыкаясь в висок Чхве. Они лежат некоторое время, переводя дыхание. Затем Ёнджун первый тянется к любимым губам, отчего все внутренности скручиваются в сладостный тугой узел. Сколько бы они не занимались сексом, ему всегда будет мало.
– Может хоть раз за отпуск на улицу выйдем? – предлагает брюнет, отстраняясь от старшего. – Моя задница скоро не выдержит.
– Прости, милый, – произносит Ёнджун, будто мурлыча, – от тебя невозможно отлипнуть.
Бомгю прячет лицо в изгиб локтя от смущения, а у Ёнджуна внутри, будто пушистые белые котята начинают бегать – он умиляется такой реакции и целует парня в щёку.
– Я хотел, чтобы момент запомнился, но мы с тобой лежим голые, потные, и я думаю, что точно запомним его, – Бомгю убирает с лица руку, вопросительно глядя на своего парня. Ёнджун тянется к подушке и из-под неё достаёт круглую красную коробочку, обтянутую бархатом. – Чхве Бомгю, ты станешь моим мужем?
Бомгю приподнимается на локтях, с неверием глядя на коробочку. Затем он смотрит в родные глаза и не может сдержать слёз.
– Да, – мычит он еле разборчиво. – Да, я стану твоим мужем.
Ёнджун открывает коробочку, достаёт золотое кольцо с небольшим бриллиантом и надевает на безымянный палец Бомгю.
– Отныне я хочу, чтобы цветы цвели только в нашем саду или на подоконнике. Где угодно, но только не здесь, – он слегка тычет указательным пальцем в голую грудь Бомгю.
– Я согласен, – произносит Бомгю, пребывая всё ещё в шоке, и тянется за очередным поцелуем к Ёнджуну.
