Плохая работа

…не то чтобы он не любил свою работу. В конце концов она была важной. Но ведь мог же он уродиться каким-нибудь покровителем искусств и день-деньской прохлаждаться в обществе муз и наигрывать на златострунной кифаре! Нектар попивать. Триста сорок девятый на сегодня испуганно захрипел и поднял руку, чтобы заслониться – дурацкий жест… Танат Жестокосердный оперся на клинок и обвел поле боя угрюмым взглядом. Мор в Беотии, голод во Фракии и грянувшее в середине зимы лето – бедствия словно с Мойрами договорились и распоясались вконец. Нити рвались одна за другой, он, ругаясь сквозь зубы, носился по всей Элладе, и за месяц даже железные крылья начали подуставать. Теперь вот проклятая война, а Керы на поле боя не явились. - Заразы, - неизвестно кому сообщил бог смерти. Несколько раненых с приглушенными стонами расползлись в разные стороны. Щелкнули ножницы Клото на Олимпе, и верный клинок привычно нашел цель – прядь волос с головы рослого афинянина, пронзенного копьем. Прядь отрезалась с третьего раза, обеспечив бедному воину пять минут мучительной агонии. Танат попробовал лезвие меча большим пальцем и в отчаянии сплюнул на землю. Ну да, месяц беспрерывной работы… Издевательски тренькнула еще одна перерезанная нить. - И как у нее ножницы не затупились, - прошипел он, нахально поворачиваясь спиной к далекому Олимпу и мойрам на нем. Железные перья недовольно звякали на взлете, крылья выглядели встрепанными. Заодно и их в порядок приведу, подумал он, толкаясь от земли. Подождут со своими бешеными ножницами. Смерти тоже нужно отдыхать – хоть изредка. Да, и с Керами нужно что-нибудь сделать. Сунуть в воды Пирифлегетона, что ли. А потом в ледяной Стикс – авось, начнут работу выполнять пободрее… Мечты, в которых фигурировали клещи, плети и почему-то уютное ложе в самой темной комнате и без того темного дворца (вот это уже точно не относилось к Керам!) занимали Таната ровно до переправы Харона. На переправе было как-то нехорошо. То есть, хуже, чем обычно, поскольку это место и без того не было самым радостным в подземном мире (там вообще радостные места были редкостью). Но теперь у пристани царила ко всему еще и мертвая тишь. Тени скользили в лодку перевозчика без привычных стонов и жалоб, жались друг к другу, будто искали защиты… А скряга-Харон, кажется, забывал брать плату – все равно оболы выскальзывали между трясущихся пальцев. Приятно знать, что плохо не тебе одному, мелькнуло в голове у бога смерти, когда он перелетал Стикс. У врат на алмазных столбах он замер в полете и понял, что, скорее всего, плохо не ему одному – а всем. И что лучше было остаться на поверхности. Цербер тихо скулил, прикрывая лапами морды, – явление, которое Неумолимому пришлось наблюдать не больше трех раз с момента появления трехглавого стража на посту. Простившись с мыслью об отдыхе, он изменил направление полета, направляясь к дворцу Владыки в кольце огненной реки. Острый взгляд подмечал многое: выжженные проплешины на полях асфоделей, подкопченную бороду Сизифа, повязку на третьей голове Гекаты… В довершение всего уже возле дворца Танат был сбит с крыльев каким-то белым летательным снарядом, верещащим, как сотня перепуганных нимф. - Брат, - обрадовался снаряд, приземляясь на бога смерти и на поверку оказываясь Гипносом. – Э…радуйся. Близнец смерти виртуозно умел подбирать приветствия. Танат отлепил брата от себя и со скрипом принял сидячее положение. - Что это? - Это? – бог сна тщательно чистил растрепанные белые перья. – Это такое «оставь меня в покое»… Танат почувствовал, как встают дыбом перья. Так просить о покое в подземном мире мог только один его обитатель. - Бесится? - С женой у него размолвка вышла, вот она раньше на месяц на поверхность и сбежала. Видал, как там сейчас солнце жарит? А наш как всегда…тени на судах в Тартар просятся – чтобы только не к нему на глаза. Слово поперек – двузубцем в лоб! Гермес на себе проверил, он еще не вовремя сунулся с каким-то приказом Зевса… - А ты? Гипнос принял величественный вид. Прямо в лежачем положении и с растрепанными крыльями. - А что я? Я – как надежда из сосуда Пандоры. Держусь до последнего. Видимо, Гипнос и впрямь был возведен в ранг надежды. Пока они с братом пробирались по коридорам дворца Владыки – на бога сна пялились с неприличным прямо обожанием. Кто-то из свиты пытался поцеловать край белоснежного хитона…Гипнос вяло отмахнулся пестиком, которым разминал в своей ступке семена мака. - И сильно…? - Такого пока не видел. То есть, с ним-то у нас разногласий не было – ну три дня, ну четыре, десять…потом махнет рукой и «где там твоя чашка». А нынче вот что-то… - Сколько он без сна? - Почти месяц. И получается круг, понимаешь. Сначала он не спал, потому что бесился, а теперь вот еще бесится, потому что не спит. То есть, и не собирается. То есть, каждому, кто хоть попытается… Что-то пестрое и крылатое с воплем перечеркнуло коридор над головами братьев и исчезло, проломив ближайшую стену. - По-моему, это был Морфей, - отметил Гипнос, - бедный мальчик… так я забыл сказать, что он теперь еще и бьет без предупреждения? Стены дворца секундно содрогнулись. С каменных сводов посыпалась крошка. Челядь и прилипалы провожали близнецов глазами так, будто те шли прямиком в пасть Тартара. - Что самое мерзкое, - тарахтел Гипнос на ходу, - так никто не может приблизиться к нему на нужное расстояние. Ну, раствором окропить. Только кропило поднимаешь – а он… Коридор у владыческой спальни поприветствовал Таната и Гипноса звучным «Хайре-е-е-е-е-е…. шмяк!» - Между прочим, - с достоинством сообщил затем от стеночки вестник богов Гермес, - в такой позиции я даже… ик… после дионисовых пирушек не летаю! И задумчиво почесал щеку о пятку. Прямо скажем, позиция была не очень. Психопомп сильно смахивал на глиняную статуэтку, которую мастер в раздражении смял в кулаке, а потом завязал ее же собственным гиматием. - Герой, - одобрил Гипнос и попытался подать герою руку, но ладонь встретила только пятку с измятыми крылышками сандалий. - Дурак, - не согласился Танат. – Что лез? Будто никого других… - Никого, - порадовал Гермес, отчаянно пытаясь развязаться. – Нет, слушайте, где руки-то у меня?! Правда же никого! Эриний он скинул во Флегетон еще вчера, они теперь у Гекаты сидят – ожоги лечат. Боги снов дрожат где-то по углам – ну, с разными увечьями, то есть. А, да! Кер он вырубил двенадцать дней назад – до сих пор в себя не пришли… Танат пробормотал под нос, что «правильно вырубил». Гермес разобрался с конечностями и вскочил на ноги, патетически вознося руки кверху: - У Гекаты – сотрясение правой головы, Харон получил своим же веслом…да что там, я же в Тартар летал, Крона выманить пытался! Мол, так и так, не хочешь ли восстать, раз такое дело… - И? - Крон сказал, что дураков в Тартаре нет и никуда он не пойдет. - Правильно! – вставил энергичный Гипнос. Уж он-то знал, что Владыка с недосыпу и в плохом настроении – один страшнее Титаномахии. - Так что остаемся вроде как только… э… мы. Танату вдруг очень захотелось на поверхность. На кровавое поле очередного боя. К стонущим раненым. К обиженным теням. И Мойры, если подумать, тоже красавицы… И взмахивать верным, хоть и тупым клинком – как прекрасно по сравнению с темным ужасом, в который наверняка его ввергнут эти двое… - Предлагаю подумать! – да, вот этой самой фразой. В последний раз предложение подумать прозвучало перед тем, как Танат должен был отправляться за женой Адмета, навстречу своему поражению от Геракла. Ошеломленный приказом «героя не мять» Танат поделился с братом, и тот как раз предложил подумать. А после – не только подумать, но и слетать самому: «Чего там, в черное оденусь, крылья подкрашу, а тебе проигрывать не придется!» Кто ж знал, что братцу придет в голову распахнуть навстречу Гераклу объятия с криком: «Это я, твой подземный друг! Всегда мечтал познакомиться поближе!» И кто ж знал, что Геракл не так поймет и дунет от гробницы со всех ног… Потом были долгие объяснения сначала с героем, потом с Владыкой, а под конец еще и с братом-близнецом: «Что?! А ты разве не так к людям являешься?! Нет, ну возьми же на вооружение способ…» - …реакция у него чересчур хорошая, вот что. Один взгляд – потом сразу двузубец… - Значит, нужно, чтобы не один взгляд. - То есть? - Значит, нужно, чтобы этот один взгляд был… на что-то такое, после чего уже будет не до двузубца… Гермеса Танат не любил в принципе, а теперь возненавидел. За вдохновенный огонь в глазах. - Предлагаешь привести Персефону? - Пробовал, - отмахнулся Гермес, мимоходом потирая скулу. – Не пойдет. Нет, тут нужно что-нибудь совершенно безумное… вроде как виденья, но не видение, а… еще ужаснее, еще шальнее… - По безумию у нас Лисса… - ...сунулась к нему третьего дня, теперь жалуется, что вдруг стала нормальной после того удара… Нет! Нужно что-то, до чего не додумается даже Лисса! Нужно… нужно… …когда план был озвучен, Танат все-таки постоял немного в молчании. Усталый мозг отказывался принимать. Рука даже за мечом сначала не потянулась… Гипнос и Гермес с интересом следили за его выражением лица. - Застыл чего-то, - шепнул второй. - Я бы радовался, - просветил его первый. – У тебя все же фора – пролететь пару коридоров… ну, пока не отмер. Когда Танат неторопливо потащил меч из ножен, Гермес сдал назад и предупредил: - Единственный способ! Лезвие продолжало двигаться. - Подумай, что станет с миром, если мы не заставим его заснуть! Клинок прорезал воздух и потянулся к горлу посланца. - И… и мы же тебя прикроем! Меч остановил движение. Бог смерти устало потер лоб. Потом махнул рукой, как бы говоря «Ну, если так… мне уже все равно». - Во что? – переспросил он. Гермес принял совершенно невинный вид. - А вы слышали о Великанских Лесах? На крайнем западе… Танат поморщился. - Почти там не бывал. Слышал, правда, что там любая белка размером с… стоп, ты же не хочешь сказать… Меч, который только-только вернулся на место, опять вылетел из ножен. …скрип двери в свою опочивальню Владыка Аид встретил привычным поигрыванием двузубца в пальцах. - Кто? – осведомился он тоном, от которого хотелось спастись в водах Стикса. - Я, - глуховато отозвался из-за двери знакомый голос. Владыка отложил жезл. - Танат? Я позволяю тебе войти, если у тебя важные вес… Жезл остался забытым. Челюсть Аида – приотвисшей. - Лисса? – потом неуверенно произнес Владыка. Высокая фигура помотала головой. Беличьей головой с застывшими мрачными глазами. Над головой у пришельца поднимался рыжий хвост. Между двух черных крыльев, которые покоились за спиной. - Что за хре… - начал Аид, испытывая сильное желание потереть глаза. – Кто ты? - Белочка, - безапелляционным басом заявило видение. - Твою ма… - совсем не по-царски начал повелитель подземелий. – И что ты тут делаешь… белочка? Что отвечать – Танат не имел ни малейшего представления. Ему вообще хотелось чихать, потому что проклятая шерсть со шкуры последней гигантской белки из Великанских Лесов проникала повсюду. Да еще и обзор был минимальным, и нельзя было понять, просочились ли Гермес и Гипнос ползком в боковую дверь и как там у одного дела с чашей, а у второго – с двузубцем, который нужно было стянуть из-под носа Владыки. Импровизировать же бог смерти не любил люто: работа не располагала. Но раз уж пришлось… - Живу я тут. - А почему у тебя… крылья черные? - А я хтоническая белочка, - немного подумав, отозвался Танат. – Дитя подземного мира страданий и ужаса. Да. Владыка мимоходом оценил чернокрылую «белочку» не совсем вменяемыми глазами. Танат подумал, что понимает своего царя как никогда. - Вижу, что ужаса. Как твое имя, о… хтоническая белочка из моего мира? - А-а… Пентесилея*, - имечко звучало вполне подходящим, если учесть, каким голосом оно произносилось. Не успев оправиться от облегчения, Танат услышал придавленное хрюканье со стороны кровати Владыки. Кажется, голос Гермеса, хотя с чего бы Гермесу… Тартар забери! Я что – назвал женское имя?! Владыка тем временем хмыкнул. Взгляд расфокусированных глаз был чуть менее проницательным, чем обычно, но все еще… - У тебя крылья Таната, о белочка Пентесилея. И его голос. - Разве? – тут же пискнул Танат (кровать еще раз подозрительно хрюкнула). – Впрочем, может быть. Пусть Владыка не удивляется этому. Дело в том, что Танат – мой отец. Удивляться тому, что несет отпущенное на волю подсознание, не было времени. Несет – и ладно, главное – Владыка полностью переключился на странное видение, а по потолку к нему тем временем бесшумно ползет что-то белое, трепетно сжимающее в руках чашу… - Не замечал за Убийцей страсти к гигантским белкам, - с интересом заметил Аид. - Он тщательно ее скрывал, - пискляво заверил Танат под непрекращающееся хрюкание из-под кровати. – Он встретил мою мать в Великанских Лесах, и… и… Воображение ужаснулось и умолкло. Представить последующее Танат был не в силах. - И его железное сердце возгорелось от страсти? – Аид сел поудобнее, не замечая, что его двузубец медленно от него уползает. – Кажется, сегодня я узнаю много нового о моем подданном. Что же было потом? Белочка, то есть, Танат, смущенно изобразила волосатыми лапами, что это, вроде как, сокровенное таинство и это лучше не описывать. Видимо, из-под кровати рассмотрели эти жесты, потому что хрюканье стало громче, а ползущий двузубец как-то подозрительно затрясся. Владыка приготовился оглянуться на звук. - Но он стыдится своей страсти! – громко и отвратительно пискляво поведал Танат. – Да, и потому моя мать умерла от горя. Но перед этим родила меня. И когда меня наконец воспитали дикие белки, они рассказали мне правду, и я явилась сюда, где мой дом… Аид замер. Непонятно, мог ли он в таком состоянии отличать бред от яви, но вопросы задавать не переставал. - Потому что ты… - Да. Хтоническая белочка. - Так поведай же мне, о Пентесилея, что ты делаешь в моих покоях? - Пришла, дабы поклониться своему Владыке и просить зачислить меня в свиту! – бодро пропищал Танат. Он начинал входить во вкус. - В свиту? В нее попасть не так просто. А с такой внешностью… - Аид тряхнул головой. Долгий недосып все же брал свое. – Расскажи мне о своих умениях. Что ты можешь принести в свиту? Гипнос был уже почти над головой Аида и корчил рожи. Наверное, пытался сдержать смех при виде очень озадаченной «хтонической белочки Пентесилеи Танатиды». - Я… могу летать, - начал Танат, дико желая чихнуть от беличьей шерсти. – И карать грешников… моими ужасными резцами. Пусть тебя не обманывает моя внешность, о Владыка – на самом деле я кровожаднее Кер… Еще… мой хвост можно использовать как опахало… Двузубец уже почти уполз с кровати. Гипнос готовился кропить. Всего лишь несколько слов… - Еще я могу танцевать… дабы усладить взор Владыки… рассказывать сказания и петь колыбельные… Эти слова точно стали ошибкой. Видимо, зрелище танцующей перед троном Аида, (а то и напевающей басом колыбельную) белки с железными крыльями оказалось слишком большим ударом для притаившихся заговорщиков… И с потолка, и из-под кровати раздался оглушительный ржач, от которого задрожали стены. С потолка еще и приговаривали: «Все изгибы Стикса, а я-то думал, у него воображения нет!» «Зря», - успел подумать Танат, увидев, как помрачнело лицо Аида и сузились его глаза. Гипнос, видимо, тоже что-то такое подумал, потому что немедленно принялся лить отвар (все еще дико хохоча). Но… Зря они понадеялись на заторможенность Владыки: славные рефлексы бойца Титаномахии сбоев не давали. Чтобы вскочить и в изящном уклоне уйти от струи макового отвара у него ушло меньше мгновенья. Второе «меньшемгновенье» было потрачено на то, чтобы сцапать двузубец. Вернее, призвать двузубец вместе с отчаянно верещащим Гермесом. Гермеса Аид стряхнул в угол легким щелчком пальцев – прицепился, мол… Мимолетный удар двузубца отшвырнул в сторону Таната, второй сбил с потолка бога сна. Владыка повернулся к Гипносу с до крайности нехорошим выражением лица. - Наверное, я слишком невнятно попросил оставить меня в покое, - прошипел царь подземного мира, беря двузубец наизготовку. – Новая просьба будет яснее. Нанося удар, который должен был заставить белокрылого бога проломить потолок, а за ним всю гранитную толщу, отделяющую аид от поверхности, и под конец вынужденно поздороваться с Гелиосом в высоте, Владыка краем глаза заметил, как метнулась по стене тень хтонической крылатой белочки… У Таната Жестокосердного тоже была неплохая реакция. Ее хватило на то, чтобы сообразить, что знакомство с Гелиосовой колесницей для и без того ушибленного близнеца – совсем не с руки. Ее хватило на то, чтобы вовремя напрячь крылья, опередить Аида и рвануть Гипноса из-под опасного удара… Чашу Гипноса во Владыку они метнули уже соединенными усилиями. Звук столкновения камня с державным лбом вышел славным. В воздухе отчаянно и сонно завоняло маковым настоем, и Аид убыл в мир относительно светлых грез. Правда, непонятно было все-таки, от настоя или от удара… - Спит или… того? – шепотом осведомился Гермес, выражая общие опасения. Танат устало вздохнул и принялся сдирать с себя шкуру гигантской белки: мало того, что в ней было жарко, так она еще и кусалась. Или в ней что-то кусалось… - Спит. - Ага, - тут же радостно затрещал Гипнос с пола, где он ползал в поисках чаши. – Да чего там, ему в Титаномахию молотом по башке в бою съездили – Япет, кажется… И ничего! Всегда не понимал, зачем ему Циклопы шлем подарили, с таким-то черепом… а-а-а, чаша треснула!! - Зато этот твой день воспоют аэды, - утешил бога сна Гермес. – День, когда ты узнал, на какие хитрости нужно идти, чтобы просто выполнить свою работу… - Чего там хитрости? – огрызнулся Гипнос. – Обычное дело, бывало хуже. Танат, ты шкуру не выкидывай. Мне еще пригодится… У выхода трое богов оглянулись и дружно оценили картину. Картина была хороша: посреди комнаты, слегка улыбаясь и ласково обвивая рукой верный двузубец, безмятежно почивал властелин подземного мира. - Отойдет дней через десять, - на глазок определил Гипнос. – Ой, что будет. В Тартар – это самое меньшее… - Пусть меня сначала застанет, - отрезал Танат. - У вас еще есть время попросить убежища на Олимпе, - напомнил Гермес из-за спины. – В свиту к кому-нибудь затесаться… Бог смерти пожал плечами. - Не возьмут. - Возьмут, а потом отдадут назад и приплатят, – захихикал Гипнос, но тут же сник. – Ох…Олимп! - Что еще? - Да к Зевсу мне сейчас. А он как за очередной красоткой понесется – про сон забывает начисто. Попробуешь подойти – молнию в руку! И Гефеста я пропустил, а он за своими молотами… О, а ты вместо меня к Аресу не слетаешь? Я тут в прошлый раз вперся, когда он собирался на свидание к Афродите, а у него копье было под рукой… Я лучше к Афине – она хоть думает, прежде чем бить… Бра-ат? Но Танат исчез бесшумно, как и положено смерти, и растрепанные железные крылья не звякнули ни разу. Верный меч отдыхал на поясе – ждал точила. …не то чтобы бог смерти не любил свою работу. Просто он знал, что она не самая худшая. _____________________ * Пентесилея – от др.гр. «скорбь, печаль». Скорбная хтоническая белочка, да.