***
Желание приблизить будущее хоть на дюйм заставило Драко сесть в кресло напротив Поттера. Если тот и был удивлён неожиданному визиту, то пытался скрыть это. По обе стороны от него, в беспорядке, расположились стопки папок, больше напоминающие небоскрёбы, и рамки с фотографиями. Драко выхватил взглядом только свадебный снимок. Тишину нарушал ход настенных часов. — Не буду врать, что не озадачен твоим визитом, — прочистив горло, сказал Поттер. Он ненадолго замолчал и задал вопрос без обиняков: — Что тебе нужно, Малфой? Желание убраться прочь запульсировало, как зубная боль. Хотелось молча выйти. Чтобы никто не узнал, что он унижается перед чёртовым Избранным. — У меня возникла проблема, — уклончиво сказал Драко, подбирая слова. Поттер вопросительно поднял брови. — Тебя или твою семью преследуют? Кто-то пытался напасть на тебя? — Нет. Проблема лежит в другой плоскости. Избранный нетерпеливо вскинул руку. Сжав пальцы в кулак, Драко уставился в окно, где сияло летнее солнце. Он поёжился. — Это достаточно деликатный вопрос, Поттер. Со мной происходит что-то странное в последнее время. Дверь распахнулась, и день стал ещё хуже — в кабинет вошли Уизли и Грейнджер, которые что-то выясняли между собой. — Я могла бы помочь с этим, Рон, — в раздражении хмурила брови Грейнджер. — Уверена, в библиотеке есть… — Я же уже говорил — нам не нужна помощь. Но увидев его, они моментально застыли на месте. У Уизли забавно пару раз открылся-закрылся рот. Признаться, ему не было дела, как сложились судьбы звёзд магического мира. Он знал, что Поттер работал мракоборцем, что вполне ожидаемо. Ну, Уизли, должно быть, занимал должность в Отделе магического хозяйства. Кому-то же нужно мести грязь у входа в Министерство. А Грейнджер, наверное, боролась за права каких-нибудь тварей, которые не просили её об этом. Часы отсчитали ровно восемь секунд молчания, заполнив комнату размеренным тиканьем. Первым оживился Уизли: — Какого чёрта ты тут забыл, Малфой? Драко лишь поднял бровь и положил ногу на ногу. Не обращая внимания на вошедших, он повернулся к Поттеру: — Мы можем поговорить наедине? Но, очевидно, Поттер всё-таки оставался в душе сукиным сыном, потому что, скрестив руки на груди, он помотал головой. — Я им доверяю. Ты можешь спокойно продолжить свой рассказ. Гнусное начало. В кресло, слева от него, рухнула долговязая фигура Уизли, а Грейнджер встала у стола, обдав его цветочным шлейфом. Взгляд прошёлся по голубому платью, которое доказывало, что всезнайка всё-таки женщина, и встретился с изучающими карими глазами. Он уже упёрся ладонями в подлокотники, готовый молча уйти, когда тело пробил озноб. Интуиция подсказала, что времени выбирать не осталось. Плевать. — Со мной что-то происходит, — снова начал он, стараясь смотреть исключительно на Поттера. — Маешься от безделья, Малфой? — прервал Уизли. — Депрессия — удел богатых, а? Ему едва хватило сил, чтобы не наброситься на рыжее недоразумение с кулаками. Хотелось схватить его и хорошенько встряхнуть. Стереть поганую улыбочку с лица. — Выдохни, Уизли. Я предполагал, что у тебя хватит воображения придумать что-то новое. — Рон, — Грейнджер бросила предупреждающий взгляд на друга, а потом обратилась к нему: — Продолжай. Что ты имеешь в виду, говоря, что с тобой что-то происходит? Ты себя плохо чувствуешь или что? Обращаясь к Поттеру, Уизли забормотал, понизив голос: — Если он себя плохо чувствует, пусть отправляется в Мунго, в самом деле. Какой-то отчаянно противоречивый внутренний голос подсказывал, что здесь ему не помогут. Что времени и так мало, а он тратит его на пустую, как башка Уизли, болтовню. — Поттер, моя мать помогла тебе, когда ты нуждался в этом, — на что-то надеясь, сказал он. — Мне нужна помощь, чёрт возьми. — Я с лихвой расплатился с долгами. Твоя семья на свободе, хотя вполне могла занять камеру в Азкабане, — он подался вперёд и, понизив голос, добавил: — Я благодарен твоей матери, но мы в расчёте. В расчёте, Малфой. И если твоя проблема не относится к категории ситуаций, решаемых отделом, то советую действительно обратиться в больницу святого Мунго. В ушах шумела кровь, копилось раздражение, а усталость обдирала тело, как наждачная бумага. Всё предельно ясно. Раскалённая добела ярость грозилась разорвать, когда Драко вскочил и, не раздумывая, впечатал ладонь в столешницу. Послышался удар перстня по дереву, а небоскрёбы бумаг рухнули, сложившись как карточный домик. Грейнджер отскочила к креслу, в котором сидел Поттер. — Слава ещё не всё, не так ли, Поттер? Развернувшись, Малфой поспешил прочь, пока не наделал глупостей, пока мог контролировать себя. А сколько ещё он сможет сопротивляться? Ненависть пахла старой сгоревшей серой. За спиной послышались звуки ссоры, плавно перешедшие в отголоски, стоило захлопнуть дверь. Вместо того, чтобы пойти к выходу, смешавшись с потоком людей, Драко завернул за угол, где царил полумрак. Из горла вырвался тяжёлый вздох, и он обессилено прислонился к стене. Руки дрожали. И дрожали от холода, который невозможно было прогнать. — Малфой, — он подскочил от неожиданности и увидел перед собой Грейнджер, сосредоточенно взиравшую на него. — Ты в порядке? Будь он прежним Драко, то съязвил бы и прогнал её. Но сейчас ему было по-настоящему хреново. А Грейнджер почему-то стояла напротив. — Нет, Грейнджер, не в порядке, — он откинул голову и сглотнул. — Я совсем не в порядке. — Если ты расскажешь, то я могла бы попробовать… помочь тебе. Малфой словно впервые посмотрел на неё. Брови Грейнджер были нахмурены, а глаза впились в лицо, будто пытались просмотреть его на просвет. — Я открыл один старый артефакт отца. И, кажется, превращаюсь в монстра. Это была правда — столь чудовищная, что осознав реальное положение дел, Драко лишился сна бог знает на сколько ночей. Чистая правда, но не вся.***
Адрес, написанный чётким почерком, привёл его в Фулхэм. Более светлый, чем другие, дом был зажат с двух сторон узким прицепом традиционных таунхаусов. Аккурат перед светофором, который, казалось, вошёл в нескончаемый режим ожидания, висел указатель «Колхилл-лэйн». На противоположной стороне пожилая женщина выгуливала джек-рассел-терьера, и в целом, кроме звука электричества, издаваемого светофором, на улице разве что шумел ветер в кустах сирени. Солнце зависло низко над горизонтом, превратившись в оранжевый шар, плавясь в стёклах домов и поджигая облака. Звон в ушах после аппарации утих, но на его место пришла растерянность. Не каждый день приходится добровольно обращаться за помощью к некогда школьным врагам. И не каждый день надежда от возможного содействия придаёт сил отогнать надвигающуюся тьму. А тьма надвигалась, Драко знал это. Очевидно, почувствовала и Грейнджер. Спустя столько лет он не испытывал к ней ненависти, которой однажды добился отец, ставя в укор её успеваемость в школе. И справедливо считал, что не будь у Поттера такой подружки, как Грейнджер, то, возможно, всё сложилось бы совсем не так. Что ж, в любом случае, пять дней спустя Малфой стоял возле указанного дома, глядя, как ветер треплет цветастые шторы. Конечно, он никогда не питал иллюзий насчёт того, что след, оставленный им в жизни Грейнджер, когда-нибудь сотрётся. Но со своей стороны, или скорее в свете сложившихся обстоятельств, он решил держаться в меру миролюбиво, что не исключало преследования корыстных интересов и мелкого человеческого самолюбия. Собравшись с мыслями, Драко открыл низкую калитку из чёрного металла и сделал шаг на территорию Грейнджер так, словно попробовал воду ногой. Было не холодно. Он нажал на кнопку звонка и сложил руки за спиной, разглядывая клумбу под окном. Чёрт. С обратной стороны лязгнула цепочка, а потом в открывшейся щели возник веснушчатый нос Грейнджер. Она осмотрела его с ног до головы, слегка нахмурясь. — Добрый вечер, — несколько громко приветствовал он. — Добрый вечер? — хмыкнула она, пропуская его в дом. — Оставь, Малфой. В нашем случае это кажется неуместным, не находишь? Неуместным он находил узкое жилище, в котором она ютилась. Должно быть, Уизли платили за работу конфетками «Берти Боттс», если он до сих пор не мог позволить себе что-то получше. Собственно… — Уизли будет не в восторге, Грейнджер, — не сдержавшись, ухмыльнулся Драко, представив красную рожу её дружка. — Ты подловишь меня на лжи, если скажу, что мне жаль. Но вместо Уизли по крутой лестнице практически скатился полный рыжий кот. — Я живу одна. А ты, должно быть, всё ещё с родителями? Грейнджер захлопнула дверь и дала знак следовать за ней по тесному коридору. Декорации казались какими-то кукольными, но зато впервые за долгое время Малфой почувствовал призрачное тепло. Он перевёл взгляд на Грейнджер, которая шелестела тканью красного сарафана, а потом на свой твидовый костюм. Любому, у кого в голове есть хоть какие-то мозги, сразу станет ясно, что с ним что-то не то. Дом явно не был рассчитан под экскурсии, потому что они буквально сразу оказались в небольшом кабинете, уставленном книжными стеллажами. Пахло пергаментом и деревом. На каминной полке, в закатном солнце, мерцал графин либо с виски, либо с бренди. Газеты с прочими бумагами сложены в аккуратную стопку. Даже некоторые элементы кажущегося беспорядка говорили о продуманной упорядоченности. Обойдя стол, Грейнджер села в кресло. Драко раскинулся напротив. — Ты принёс коробку? — спросила она, приняв важный вид. — Шкатулку, — поправил он, получив в ответ такой взгляд, будто профессор Флитвик проигнорировал её вытянутую руку. — Признаться, мне не хотелось даже пальцем её касаться. Я бы и тебе не советовал. Из внутреннего кармана Драко достал свёрток, в котором лежала злосчастная шкатулка из обсидиана. Грейнджер поднялась и взяла палочку. — Хочешь открыть? — Конечно, — левитируя к себе артефакт, кивнула она. — Надо изучить её. — Мой праведный интерес плохо кончился, надеюсь ты помнишь? Она оставила шкатулку зависать в воздухе и облокотилась на стул. Взгляд карих глаз устремился к нему. — Расскажи ещё раз, — потребовала Грейнджер, но сразу же принялась восстанавливать картину событий сама. — Люциус Малфой на протяжении жизни коллекционировал книги и артефакты. Тебе нравилось иногда рыться в вещах отца, собственно, так ты и нашёл шкатулку. Стоило открыть её, как оттуда вылетел дым, который проник в тебя. И после этого ты ощущаешь инородное присутствие внутри. Всё верно? Малфой кивнул. — Да. Когда отец ещё работал в Министерстве, у него было много друзей в отделе тайн. Он часто приносил домой какие-то вещи, которые мне запрещали трогать, но с которыми очень бережно обращались. После того, как они с матерью уехали жить в Европу, считай, что всё стало моим, — он посмотрел на носки ботинок. — Отец сказал, что никогда не открывал шкатулку. Это были какие-то неудачные или опасные разработки Министерства. Мы не знаем, с чем имеем дело, Грейнджер. Они обменялись взглядами. — Тогда, в любом случае, мне придётся оставить её у себя. Попробую что-нибудь узнать в отделе тайн. Они должны вести учёт изобретений, — луч закатного солнца коснулся лица, окрашивая Грейнджер тёплым светом. — Как ты себя чувствуешь? Как проявляется присутствие этого существа? Конечно, кроме того, что ты замерзаешь. Стоило ей напомнить об этом, а ему посмотреть на мягкий свет, который залил кабинет, как тело вновь прошила дрожь. — Так заметно? — Боюсь, что да. Как насчёт согревающих чар? — Не помогают, — тише он продолжил: — Я чувствую голод, но еда не приносит насыщения. И злость… Такая жгучая злоба. Мне приходится держать себя в руках, потому что если я позволю отпустить ситуацию, то не уверен, что всё закончится хорошо. — Это существо, — задумчиво прикусила ноготь Грейнджер, — чего оно хочет? Драко прищурился: — Оно испытывает голод, скорее так. — Тогда, в Министерстве, ты сказал, что превращаешься в монстра, объясни. — Неделю назад я напал на магла. Он праздновал день рождение в пабе с друзьями. — Почему ты это сделал? — глаза Грейнджер расширились. — Что тебя привлекло в нём? — Он был счастлив, и мне захотелось хоть на миг дотронуться до него. Знаю, это прозвучит кошмарно, но в тот момент мне казалось, что он светится, — Драко провёл рукой по волосам и покачал головой. — Мерлин, я чувствую себя по-идиотски, рассказывая этот бред. Обычно таким делятся с незнакомцем в баре, когда на часах уже час ночи, а на дне стакана плещутся два глотка бренди. — Налить тебе бренди? — на губах Грейнджер появился слабый намёк на улыбку. Теперь она не такая, какой была в детстве. Не одна она. Так происходит со всеми — люди меняются. Должно быть, это и означает, что человек повзрослел. Приподнявшись, Драко достал из кармана портсигар. — Ты не против? Она открыла рот, явно собираясь возразить, но Малфой уже поднёс зажжённую спичку к кончику сигареты, обжигая пальцы. Руки тряслись. — Так, значит, эту тварь привлекают люди, испытывающие эмоциональный подъём? И что ты собирался сделать этому парню из паба? — Поверь мне, Грейнджер, я абсолютно уверен, что не хочу вспоминать данный эпизод. Но, очевидно, сдаваться она не собиралась и желала добиться ответа. Когда он понял, что молчание затягивается, а Грейнджер принялась разглядывать ногти, пришлось ответить: — Дьявол! Я поцеловал его! — Так ты… — оживилась она. — Конечно, нет. А вообще — не твоего ума дело. — Успокойся, Малфой. Мне и нет дела до твоего «грязного белья». Повисло неловкое молчание. Наверное, за последнюю неделю они обменялись большим количеством слов, чем за всю жизнь. Грейнджер недовольно поджала губы, а он смотрел, как она крутит в руках палочку. У неё красивые руки. На миг Драко представил, как эти пальцы гладят его по лицу. По гладкой после бритья коже. Мерлин, но это же Грейнджер! Да, но может он хотя бы что-то почувствовать, хоть каплю тепла, прежде чем снова вернуться в пустой дом. — Ладно, — отвернувшись, сказал он. — Если ты надеешься найти ответы, заглянув под крышку чёртовой шкатулки, то самое время. Крутанув палочку в пальцах, она направилась к нему. Драко напрягся, чуть быстрее выпустив дым из лёгких. — Поднимайся. — Если ты думаешь, что я стану её открывать, то подумай лучше. Грейнджер практически ткнула в него палочкой, но в конечном счёте упёрла руки в бока. — Это тебе нужно было думать лучше, прежде чем открывать всякие шкатулки! Или что ты надеялся там отыскать? Сахарные перья? — Медовые ириски, — с ухмылкой ответил Драко. Они, как бараны, уставились друг на друга. Пока губы грозила растянуть непрошеная улыбка, он смотрел, как вспыхнули глаза Грейнджер. Он мог поклясться, что она тоже сейчас улыбнётся, но она отвернулась. Заставив окурок исчезнуть, Драко поднялся. — Что ж, Грейнджер, откроем её, — пробормотал он. — В случае чего, груз вины быстро утащит тебя на дно. Лучи уходящего солнца залили его лицо, немного согрели шею. Хотелось закрыть глаза, вдыхая золотистое сияние. Грейнджер подошла ближе, но встала за спиной. Ног коснулся её сарафан, а лёгкие на вдохе заполнил цветочный аромат. Она вытянула вперёд руку с палочкой, и призрачное полотно отделило их от шкатулки. — Давай на счёт «три»? — проговорил Драко, не сводя глаз с чёрного корпуса. — Никаких «на счёт «три», Малфой. Она оказалась так близко к нему, что горячее дыхание опалило ухо. Казалось, будто десять тысяч вольт пронзили его. А затем шкатулка распахнулась. Сизый дым вырвался живым существом, мечась в поисках сосуда, но защищающая их стена стала сужаться пока полностью не заключила артефакт в сферу. Драко вздрогнул. — Хм, впервые вижу такое, — сказала Грейнджер, уверенно шагнув к столу. — Ты и должна видеть впервые, ведь это секретный проект Министерства, а не экспонат в музее. Кстати, Грейнджер, а ты в каком отделе работаешь? Ну так, на случай, если мне придётся писать жалобу. — Подожди! — шикнула она, явно о чём-то размышляя. — Я работаю в отделе регулирования магических популяций. Четвёртый уровень. Странно. — Что странно? — Если то, что жило в шкатулке, вселилось в тебя, то разве не должна она быть пустой? Но он смотрел на рыщущие в поисках лазейки волны густого дыма и думал, как из-за этой проклятой штуки лишился покоя. Иногда приходилось лежать без сна до четырёх часов утра, сцепив руки над головой, глядя в тёмный потолок. Потом со вздохом опускал ледяные ступни на пол и тянулся к тумбочке, где лежали портсигар и спички. Казалось, что всё внутри тосковало и покрывалось льдом. Он был голоден. — Я не знаю, — с усталостью ответил Драко. Страх первых дней угас. Оставалось не ясным то, что его ждало впереди, но то, что он угадал место работы Грейнджер, вызывало усмешку. Она и правда боролась за права тварей, которые её об этом не просили. И во всём этом было нечто унизительное — Малфой молил о помощи. Вопил во всё горло.***
В понедельник, во время обеденного перерыва, Гермиона стояла в мраморном холле на девятом уровне Министерства. Там ей довелось подпирать стены битых сорок пять минут, после чего её, как надоедливого стажёра-неумеху, отправили восвояси с туманными обещаниями принять в среду. В назначенный день дальше коридора её снова не пустили. С раздражением на лице вышел мужчина в сером халате и пришлось обсуждать вопрос на месте. Гермиона показала шкатулку, стараясь, чтобы та постоянно находилась в руках, потому что глаза невыразимца тотчас загорелись. Нехотя, он пообещал поискать записи в архиве и прислать ей. И чёрта с два она получила бы эти бумаги, если бы не дружба с Гарри Поттером. К моменту, когда бумажный самолётик с печатью отдела тайн лёг на рабочий стол, филин Малфоев прилетел уже дважды. Несмотря на напускное безразличие, письма источали отчаяние. У неё бежали мурашки от вида Малфоя. В прошлый раз, на краткий миг, они оказались близко друг к другу, и, стоя рядом, она чувствовала холод. Ей не хотелось думать о том, какой ледяной он наощупь. Тогда она впервые позволила себе по-настоящему осмотреть Малфоя — не мазнуть взглядом как обычно, а рассмотреть: плечи, шею, волосы, лицо. Увидеть шерстяной ворс костюма и даже ощутить его аромат. Так странно — стоять настолько близко к тому, кто обижал тебя раньше. Да, пожалуй, мерзавец стал ещё краше, но остался всё тем же напыщенным индюком. Красное окошко на календаре очертило четверг. Итого на журнальном столике два письма от Малфоя и одно из отдела тайн. Гермиона бродила по дому, то и дело бросая взгляды на них. Она включила телевизор, но не нашла ни одной интересной программы и принялась снова бродить из комнаты в комнату. В конце концов, прошла в кабинет, прямиком к тайному ящику, и достала оттуда помятую пачку сигарет «Вайсрой». Гермиона поднесла упаковку к носу, сделав шумный вдох, закрыла глаза. Входная дверь заперта. Расположившись в гостиной на диване, она прикурила. Взгляд снова метнулся к письмам. На улице залаяла собака, заставив Гермиону вздрогнуть и спрятать сигарету чуть ли не за спину. Дым вытек струйкой, как джинн из бутылки. — Вот дерьмо, — прошипела она, откидываясь на мягкие подушки. Последовал звонок в дверь. Она подскочила и, давясь дымом, закашлялась. Можно было почувствовать, как покраснело лицо, как быстрее заколотилось сердце. Гермиона ощущала пульс в той руке, которой сжимала сигарету. — Вот… Дерьмо! Кашляя, она поспешила в туалет, чтобы избавиться от улик тайного увлечения. На всякий случай, помахала руками у лица. Когда она приняла привычный вид, открыла дверь. На пороге стоял Малфой. Опять в твидовом костюме, только на этот раз в чёрном. Сверху был накинут тёплый плащ, длинный, до самого пола. Ей стало не по себе. — Почему ты не ответила на последнее письмо? — на виске билась жилка, а каждое слово пылало гневом. Вопрос задан так грубо, что Гермиона едва не отшатнулась. — Я собиралась написать тебе. Обычно спокойный, соседский пёс то выл, то заливисто лаял. Сквозь низкий штакетник она видела, что цепь натягивалась так сильно, что передние лапы животного подкашивались, и он падал на землю, продолжая скалиться. — Заходи. Малфой пристально смотрел на неё, но пока дверь не закрылась, Гермиона хранила молчание. Стоило развеять его опасение или даже подозрения. — Не смотри на меня так! Я собиралась написать тебе, — повторила она, пока он буравил её взглядом, — но хороших новостей у меня нет. Хочешь кофе? Чай? Прикусив губу, она поспешно отправилась на кухню, слыша шаги за спиной. В конце концов, она не сидела без дела. Искала информацию, пыталась помочь ему. — Грейнджер? — М-м? Из горла Малфоя вырвался удивлённый смешок. — Ты что, куришь? — Что за бред, — облизнула губы Гермиона. — Я… Какая ерунда! Неожиданно холодные, как лёд, пальцы ухватили за локоть, и он развернул её к себе. Малфой нагнулся, втянув воздух. Она встретилась с насмешливым взглядом серых глаз. Сердце пропустило удар. Волнение застряло комом где-то в груди. — Неожиданное хобби, — подмигнул он. — Ставлю сто галеонов, что Поттер и твой дружок ничего не знают. — Заткнись, — она вырвала руку и зашагала на кухню. — У меня другое хобби. Я пытаюсь спасти твою никчёмную задницу. — То есть, не отрицаешь, что Уизли — твой дружок? — не отставал Малфой. — Да, я бы тоже закурил, конечно. Он прошёл мимо, шурша плащом. Она ткнула в кнопку на кофемашине так сильно, что раздался скрип пластика. Малфой устроился за барной стойкой. — Рон — мой лучший друг, — запальчиво сказала Гермиона, желая стереть гадкую ухмылку с его губ. — И вообще, Малфой, моя личная жизнь, знаешь ли, тебя не касается. Он повёл плечами. Пытаясь успокоиться, она посмотрела в окно. Солнце уже исчезло, оставив их во власти опускающихся сумерек. С неба отрывались пока ещё редкие капли дождя. — Что за новости? — тихо произнёс Малфой. — В архиве этот эксперимент помечен как закрытый, а сам артефакт якобы уничтожен, — Гермиона поставила перед ним чашку кофе и села напротив. — Видно, сотрудники присваивали себе некоторые разработки. Ну, или дарили знакомым. — Проклятье! Малфой запустил руку в волосы, закрыв на миг глаза. Упавший на лоб светлый локон привлёк внимание Гермионы. — А если всё же расспросить работников отдела? Она покачала головой. — Признаться, их тяжело назвать словоохотливыми. Они мне-то без особого желания предоставили информацию. К тому же, после войны прежний штат распустили. Теперь найти бывших сотрудников — задача непростая, да и мало кто захочет отвечать на вопросы, — и добавила: — Ты… Как ты себя чувствуешь? Но Малфой смотрел сквозь неё. В школе они ладили скверно, да и, наверное, тогда им не суждено было стать друзьями. Но то, что он не глуп, Гермиона знала всегда. Их общение сейчас удивляло: с Малфоем можно было разговаривать не крича, не оскорбляя друг друга. А судя по взгляду — тем, которые он мог поддержать, нашлось бы много. И то, что он сейчас сидел перед ней, стараясь делать вид, что всё нормально — хотя всё далеко не так — прибавляло ему очков в глазах Гермионы. Хотелось сказать что-нибудь обнадёживающее, как-то поддержать. Отняв руку от чашки, не ведая, что делает, Гермиона аккуратно прикоснулась к его руке. Он вздрогнул, пронзив её хмурым взглядом. Как лёд. — Паршиво, Грейнджер, — глухо отозвался он, но руки не отнял. — Я думал, что Тёмный лорд прикончит меня, но точно не игрушка отца. У жизни поганое чувство юмора. — Ты рассказал семье? Он нахмурился и покачал головой. — Спросил о шкатулке, и всё, — и словно не мог не поделиться, прибавил: — После войны и всех судов мы решили, что лучше жить отдельно друг от друга. Ничего необычного, если знать — а все знают — историю нашей семей… семьи. — Мне жаль. Ей нравилось, что его рука становилась теплее. Как нравилось и то, что Малфой продолжал делать вид, будто не замечает прикосновения. Хотя костяшки пальцев то и дело напрягались. Но как верно говорила её тётушка из Брайтона: «Для англичан вежливость важнее ума», поэтому она с грохочущим сердцем убрала руку, продолжая делать вид, что без желания прикоснулась к Драко Малфою. Как и то, что пачка «Вайсрой» не лежала сейчас на диване за подушками. Вдруг он изучающе посмотрел на неё. — Почему ты согласилась мне помочь? Остатки кофе сразу же привлекли внимание Гермионы. Она принялась передвигать чашку по столу, стараясь не смотреть на Малфоя. — Ну, думаю… Мне нравится разгадывать тайны и всё такое, сам знаешь. — То есть, для тебя это что-то вроде приключения? — буднично поинтересовался Малфой за разглядыванием кухни. — Отчасти так. Он наконец остановил взгляд на ней. — Угу. Возможно, если ситуация так и не прояснится, то тебе стоит держаться подальше от меня, Грейнджер. Гермиона слушала и продолжала смотреть на этот чёртов локон на его лбу. Молчала. Она не хотела «держаться подальше». Наоборот. Если было можно, она отправила бы в тайный ящик не только пачку сигарет, но и мысль, что хочет держаться ближе к Малфою. Просто контрпродуктивно, но любопытно. — Ну, в конце концов, — стараясь выдержать деловой тон, начала она, — меня разозлило, что Гарри и Рон отказались тебя даже выслушать. Понимаешь, это некрасиво с их стороны и… — Спасибо, — он поднялся. — Мне, пожалуй, пора. Если вдруг твой гениальный мозг выдаст что-то интересное, не поленись отправить сову. Уже следуя за ним по коридору, Гермиона думала о том, что несколько лет назад они считали друг друга заклятыми врагами. Вспомнила, как эти серые глаза наблюдали за её пыткой. Как он целился в неё в Выручай-комнате. Теперь делить нечего. Хотя, если он на самом деле хотел что-то делить, желал смерти таким, как она, то сидел бы в Азкабане. В Азкабане… — Ма-алфой! — она пролетела мимо и захлопнула уже открытую дверь перед его носом. — Азкабан! Он приподнял брови, покачав головой. — Нет, спасибо. — Да нет же! — Гермиона топнула ногой и тоже покачала головой. — Я знаю, где нам искать старых сотрудников отдела тайн — в Азкабане! Там всё ещё заключён… — Руквуд? — протянул Малфой. — Дьявол, там же сидит Руквуд. Как я сразу не подумал об этом? Гермиона расплылась в довольной улыбке и сложила руки на груди. Ей понравилась та искра надежды, которая зажглась в его глазах. — Потому ты и обратился ко мне, Малфой.***
Тео взбивал мыльную пену помазком, то и дело бросая взгляды на раскрытую бритву, лежащую на столе. — Чёрт возьми, я не помню, когда успел согласиться на это, — хохотнул он, сжимая в зубах сигарету. — Должно быть, ты напрочь лишился разума, если доверяешь мне брить тебя. — Заткнись и приложи горячие полотенца, — скомандовал Малфой. Он поднял руки, они дрожали. — Видишь? Я могу перерезать себе глотку. — Без проблем. Тебе её перережу я. Ты, наверное, единственный в Англии человек младше семидесяти, кто бреется опасной бритвой. Хотя, клянусь, это даже сексуально. Жаль, я не сладкая цыпочка, да? Он отжал полотенца и приложил их к подбородку и щекам. Спустя несколько минут, продолжая сыпать проклятиями, Нотт намазал пеной лицо друга. А затем взял в руки бритву, лезвие которой засияло в свете ленивого полуденного солнца, и с сомнением посмотрел на Драко. — Слушай, — сказал он, выдыхая дым и пристраивая сигарету на краю пепельницы, — не вздумай чихать или кашлять. Я слишком красивый для Азкабана. — А мне кажется, тебе бы там понравилось, — с иронией отозвался Малфой. Тот лишь хмыкнул и принялся методично, со знанием дела, водить лезвием по лицу, сбривая щетину. Драко позволил себе расслабиться, хотя пальцы Тео сдавливали шею как верёвка, которая вот-вот затянется. С самого утра он чувствовал, будто что-то затаилось в нём, выжидая момента. Сумрак дома давил, а темнота внутри ещё и высасывала весь оставшийся свет. Он дрожал, бился в ознобе, пока не почувствовал, как теряет контроль над собой. И ему показалось, что всё-таки утратил, потому что неожиданно на коже проступила какая-то небывалая гадливость, кости грозились треснуть, а ему хотелось сделать что-то ужасное. В начале у него выходило отталкивать это существо, но теперь получалось гораздо хуже. Оно подошло слишком близко. Практически дышало в затылок. Было страшно, и не хотелось переживать это в одиночку. Может, стоило отправиться к родителям, в надежде, что мать утешит, скажет, что они с отцом помогут, но так и не смог себя заставить написать даже короткое письмо. Нет. Драко желал доказать, что в состоянии справиться сам. Хотя бы самому себе. Только и этого не получалось — он втянул в историю и друзей, и Грейнджер. Будь он благородным и великодушным, как Поттер, то оттолкнул бы всех. Но он не Избранный, он — Драко как в самом начале пути: трус, избегающий ответственности. — Маркус обещал заглянуть после обеда, — между делом сказал Нотт, проводя бритвой по шее Драко. — На днях мы обсуждали, что неплохо бы отправиться пораньше во Францию, чтобы снять хорошее жильё до начала Чемпионата. Ты же… Ты поедешь с нами? — Не знаю, старик. Ты же всё понимаешь. Нотт сделал последнюю затяжку. От взора Драко не укрылась жалость, проскользнувшая на лице друга. — Блин, мужик, всё будет хорошо. Ты и правда многое пережил, будешь покрепче всех нас, — и опять повторил: — Всё будет хорошо. Грейнджер же поможет? Она поможет, да. Спустя минуту Тео улыбнулся: — Помнишь, как в прошлом году сукин сын Флинт столкнул меня с метлы прямиком в ваше озеро? — он рассмеялся, пока пальцы поворачивали лицо Драко под разными углами. — Я тогда запутался в водорослях, а Пэнс приняла меня за уродливого селки. Выхожу обвешанный по уши всяким дерьмом, она вопит, а я думаю: «Твою мать, ведь я тяну хотя бы на сирену»! Громкий смех разнёсся по спальне. Тео присел на край стола, отложив бритву и разглядывая результаты своих трудов. Драко смотрел на друга и чувствовал голод. Он наслаждался зрелищем, видел это воспоминание глазами Нотта, и какое-то извращённое возбуждение прокатилось волнами по телу. Реальность размывалась прямо на глазах, а он падал в транс, больше похожий на смерть. Желание отобрать у друга смех, радость, счастье завладело им. Захрустели кости. Глаза Тео наполнились ужасом, и, опрокинув таз с горячей водой, он попытался увернуться. Но от его жажды не убежать. Чёрная рука ухватила ублюдка за горло смертельной хваткой. Он приготовился насладиться едой. Сжимая, ломая и отбирая последний свет. Ведь то, что он с ним сделает — хуже смерти.***
Её встретил Маркус Флинт. Дёрганный, испуганный, он буквально вцепился в её локоть, таща к поместью по гравийной дорожке. — Не спрашивай меня! — сбивчиво говорил он. — Повезло, что вовремя успел. Нотт сидит в библиотеке. Я влил в него стакан виски, но он по-прежнему в шоке. — Малфой… Он резко остановился, и Гермиона увидела отголоски пережитого кошмара в его глазах. Ветер качнул их назад, а её юбка заполоскалась у ног. — Если что-то в нём осталось от Малфоя. Она вздрогнула и теперь сама схватила его за рукав рубашки. Оказавшись внутри, уши заложило от давящей тишины. Она осмотрелась в поисках хоть каких-то ярких пятен, но вокруг царил мрак. Непрошеные воспоминания грозились завладеть вниманием. Гермиона представила, как внутри полыхает каждый сантиметр, а серая обстановка выгорает дотла, разнося вокруг белые хлопья пепла. Неудивительно, место продолжало хранить и множить несчастья. — Сюда, — Флинт провёл её на второй этаж, мимо поблекших портретов представителей рода. — Достань палочку, Грейнджер. И… кричи, если что. С опаской она повернула дверную ручку, которая оказалась обжигающе ледяной. Утерев испарину со лба, переведя дух, Гермиона вошла в комнату и застыла на месте. Шторы были плотно задёрнуты, сбитая простынь свисала с кровати и тянулась по полу, зеркало треснуло, образовав паутину, повсюду разбросаны вещи. Но главное не это — комната покрылась коркой льда. Выставив палочку перед собой, Гермиона сдавленно вздохнула. Облачко пара зависло в морозном воздухе. Под ногами послышался хруст обледеневшего ковра. — Малфой? Из ванной комнаты донёсся звук битого стекла. Сердце успело ухнуть вниз, а Гермиона застыла. Что бы с ним ни случилось, должно быть, сейчас он страдал. Из комнаты ещё не выветрилась атмосфера ночных кошмаров, страха и безнадёжности. Она чувствовала каждой клеточкой отчаяние Малфоя. Покачав головой, она преодолела расстояние до двери в ванную и отшатнулась, едва не закричав. В углу, сливаясь со мраком, стояла высокая — под самый потолок — фигура, облачённая в чёрный балахон. Та часть головы, которую у человека занимало лицо, таковым не являлась. Она была сплошь покрыта наростами и струпьями, а вместо рта находилась зияющая щель. Уши и нос отсутствовали. Серая, как у утопленника, рука сжимала осколок зеркала. И тогда Гермиона поняла, что или сошла с ума, или видит то, чего не найти на страницах учебников и энциклопедий. Она смотрела на дементора. На Малфоя в облике дементора! Господи. — М-Малфой? — тихо позвала она. — Ты слышишь меня? В ответ фигура пошевелилась, издав треск костей. Вот дерьмо! — Малфой, — твёрдо сказала Гермиона, — ты же не монстр. Не позволяй ему управлять собой. Послушай… По кафелю полосками расползался иней, будто протягивая к ней руки. Она отступила на шаг. Фигура начала приближаться. Рот наполнился слюной. — Послушай… Мы счастливчики, потому что нам удалось выжить. Ты долгое время находился бок о бок с Волан-де-Мортом и не сошёл с ума. Более того, тебе удалось лгать, зная, что тебя могут убить, — она действительно размышляла об этом. — Малфой, ты сильный человек, не дай никому усомниться в этом. Но чернильная тьма не думала рассеиваться. Если Малфой и слышал её, то ничего не мог сделать. Теперь дементор стоял напротив Гермионы, источая холод и отбрасывая изогнутые тени. Костлявые руки потянулись к ней, а голова склонилась, обдав её тошнотворным хриплым дыханием. Она почувствовала, как воспоминания вытекают подобно песку, рука дрогнула. Голову обхватили стальной хваткой, и ей показалось, что она летит прямиком в пропасть, а бездонную пасть потустороннего существа отделяли от губ лишь несколько дюймов. Но в горле заклокотало знакомое заклинание. Собравшись, сдирая с себя волю дементора, Гермиона еле пролепетала: — Экспекто Патронум, — мерцающий свет вырвался из палочки, которая грозилась вывалиться из ладони, принимая образ выдры. Зверёк понёсся навстречу тьме, излучая яркий свет. Навредить Малфою не хотелось, но она знала только один способ борьбы с этим существом. Чёрные руки потянулись к голове, затем комнату наполнил пронзительный визг, а белый свет заполнил всё вокруг. Стекло вылетело из оконной рамы, а ворвавшийся порыв ветра больно ударил в спину. Гермиона упала на четвереньки, прямиком на осколки. Первое, что она увидела, стали свечи, которые снова замерцали под потолком. Мрак рассеялся, точно ночной кошмар сбежал в окно, а Малфой лежал на кафеле лицом вниз. Затаив дыхание, она медленно поднялась на ноги, отряхнулась и, чуть прихрамывая, подошла к нему. — Малфой? — тихо позвала Гермиона, присев на корточки. Она боялась дотрагиваться до него. Вдруг по её вине… — Драко? Если ты умер, я убью тебя. Тяжело привалившись на колени, согнувшись пополам, она перевернула Малфоя на спину. Бледное лицо было усыпано стеклянной крошкой, и Гермиона действовала инстинктивно, когда пальцами аккуратно убрала видимые осколки. Наверное, ей будут не одну ночь сниться дементоры. Возможно, это чудовище затаилось и никуда не пропало. Она не знала, как с этим сможет жить Малфой, ведь, как и большинство кошмаров, такое не забывается. Он остаётся с тобой навсегда. Гермиона чуть ли не отскочила, когда его глаза распахнулись. Он издал протяжный стон и поморщился. Только сейчас она поняла, что тело бил озноб. Ей было страшно за Малфоя. Он попытался привстать, и Гермиона сразу же обхватила его плечи руками. — Нет, не так быстро! — хрипло заговорила она, не зная, куда себя деть. — Давай я помогу? На счёт «три», держись за меня, Малфой. Ему хватило сил на усмешку, которая тут же сменилась гримасой боли. — Никаких «на счёт «три», Грейнджер, — натужно произнёс он. И всё неожиданно пришло в движение. В ванную влетели Флинт и Нотт. Последний с опаской смотрел на Малфоя. Они поспешно отодвинули её к стене, принялись о чём-то переговариваться. Потом подхватили Драко под руки и унесли в комнату. Пару раз на неё бросали мимолётные взгляды — как будто она была призраком, а потом и вовсе перестали обращать внимание. Когда в спальне появился домовой эльф с лекарствами, Гермиона выскользнула прочь, тихо притворив за собой дверь. Напоследок она встретилась со взглядом серых глаз.***
Азкабан всё ещё хранил след безумия. Голые стены, испещрённые ветрами и водой, снаружи, и ободранные ногтями — внутри. Казалось, что место прогнило, что на нём до сих пор отпечаток присутствия дементоров, хотя их не было тут уже много лет. Крики сумасшествия и боли заполняли коридоры, тишина представлялась чем-то недосягаемым. Азкабан превратил Руквуда в старика. Тюремная роба держалась лишь на скелете, обтянутом желтоватой кожей. Глаза потухли, а сам он словно находился где-то очень далеко. Может, Пожиратель давно жил в грёзах, да так скорее всего и было. Нормальным в этом месте остаться невозможно. Они сидели в крошечной комнатушке, которая продувалась ледяным ветром даже летом. Руквуд постоянно перебирал пальцами, сидя за старым деревянным столом. Запястья и ноги обвивали сияющие верёвки. — Мы тогда много чего делали, что так и осталось ненужным хламом, — с хрипом рассказывал он, лишь единожды посмотрев на шкатулку перед ним. — Много артефактов уходило на материк, другие продавали в магазинчики в Косой аллее, а какие-то были заказами для мероприятий. — Вы ведь должны помнить эту вещь? — спросила Гермиона. Ладони давно вспотели, и она так крепко сжимала кулаки, что там наверняка остались полумесяцы следов. Руквуд — последний шанс помочь Малфою. Она не могла сдаться, не могла проиграть какому-то чёртову изобретению этих самовлюблённых выскочек в серых халатах. — А что её помнить? — пожал старик плечами. — Сам Альбус Дамблдор забраковал этот артефакт. Он счёл его опасным, способным погубить невинные души. Сказал, что даже самые светлые умы не способны противиться своим страхам. — А при чём здесь невинные души? Он коротко рассмеялся. Смех был похож на скрежет ржавого флюгера. — Должно быть, детки ещё не нюхали жизни, да и не видели её изнанки, когда их бросают в тот турнир. Гермиона уставилась на него во все глаза. — Турнир Трёх Волшебников?! Руквуд закашлялся. — Он самый, грязнокровка. Эту малышку сделали специально для второго испытания. Но ей так и не суждено было блеснуть во всей красе. Значит, эта вещь могла стать испытанием для чемпионов, но по стечению обстоятельств досталась Люциусу Малфою. Она стеснялась своей мысли, что допускает, что Драко прошёл уже достаточно испытаний, чтобы справиться ещё с одним. Почему-то она верила в него. Образ избалованного идиота больше не вязался с ним. Гермиона видела ум, рассудительность и силу. В том, как он держался. Во всём. — Если… Если человек принял образ дементора, то что это может означать? Он осклабился, обнажив ряд жёлтых зубов. Должно быть, счастлив, что кто-то попался в ловушку. — О-о, дементор, — чуть ли не пропел Руквуд. — Вид дементора примет тот волшебник, который глубоко несчастен внутри. Который думает, что все ненавидят его и готовы разорвать в клочья. Который отчаялся найти в жизни светлые стороны. Если он не поборет свои страхи, то, в конце концов, дементор в нём возобладает и поминай как звали. — Как можно помочь такому человеку? — Он сам поможет себе, когда расстанется с дурацкими мыслями и сможет прогнать из себя эту тварь, — и сально ухмыльнулся: — Тогда он сможет поучаствовать в третьем этапе Турнира. Всё просто, грязнокровка.***
Знойный день плавил реальность под стрекотание сверчков. Они расположились на деревянном мосту, под тенью раскидистого дуба. Ветер играл в траве, принося терпкий запах полевых трав, а Драко наблюдал за Грейнджер, которая, сцепив руки на коленях, рассказывала то, что узнала в Азкабане. Она изредка смотрела в глаза, но стоило сделать вид, будто он занят созерцанием реки, как Грейнджер принималась его разглядывать. Драко находил это забавным, но и раздражающим тоже. Он хотел видеть её глаза. — Значит, моей жизни ничего не угрожает? — протянул он и тут же усмехнулся: — Мерлин, если б шкатулку открыл Поттер, то как пить дать, превратился бы в назойливого лукотруса. Грейнджер хмыкнула, не сдержала улыбки. — Не говори ерунды. Лукотрусы безобидные существа и охраняют деревья, на которых обитают. При чём тут Гарри? — Ну, если предположить, что Уизли дерево — а поверь мне, это так — то всё сходится. Не забуду, как Поттер таскался за мной на шестом курсе, играя в детектива. Так что образ лукотруса ему подходит. Теперь, когда Драко знал, что всё обойдётся, он мог немного выдохнуть. Ощущение опасности не исчезло, но придавало сил. Внутри продолжала сидеть тварь, как светлячки, закрытые в банке. За исключением того, что это существо несло лишь погибель. Старался не думать, забыть, что из всех пор кожи всё еще сочилась гниль. Признаться, он чувствовал себя в безопасности рядом с Грейнджер. На самом деле. Она и правда была необычной: для той доли испытаний, а затем и славы, свалившейся после, она оставалась весьма простой в общении. Конечно, Грейнджер — заноза в заднице, но теперь казалось, что такой характер делает её настоящей. Как и тот факт, что однажды от неё пахло сигаретами. Всё это сбивало нимб, про который он раньше сам и шутил. Наверное, Драко мог сказать, что ему нравится Грейнджер. Не так уж она и плоха. В любом случае, думать о ней было гораздо лучше, чем помнить о дементоре, спавшем внутри, как вулкан. — В тот раз Гарри и правда не ошибся, — пожала она плечами. Он следил, как она выводила на коленке узоры. Отблески воды причудливо мерцали на лице, подсвечивая веснушки. — Думаешь, у меня получится вызвать телесного Патронуса? — Получится. Ты и сам это знаешь, ведь так? — Хотел услышать от тебя, — губы вот-вот грозились растянуться в улыбке. Драко знал, что она смутится. Опустила глаза, а на щеках появился румянец. Грейнджер не смотрела на него, а он не мог оторваться. Сегодня ему теплее. Они начали учить заклинание, и он почувствовал себя живым. Пришлось вспомнить всё хорошее, что накопилось за жизнь. Даже сейчас его распирало от ощущения, словно кислород снова понёсся по венам. Поэтому он вскочил. Радость будоражила кровь, а присутствие Грейнджер подмывало его совершить какую-то ерунду. Он посмотрел на озеро и вспомнил, что мама никогда не позволяла ему купаться в нём. Грейнджер озадаченно смотрела на него снизу вверх, и её зажатость подстегнула его. Сняв с себя футболку, он взялся за пряжку ремня. И тогда она наконец подскочила. Её взгляд бегал по его груди и рукам, но, очевидно, вспомнив о приличии, Грейнджер, нахмурившись, заглянула прямо в глаза. — Что ты делаешь, чёрт возьми? Брюки полетели к её ногам. — Собираюсь нырнуть, — ухмыляясь, ответил он. — А ты что подумала? Грейнджер облизнула губы, и Драко решил, что не стоит затягивать. — Подумала, что сошёл с ума. — А вдруг? Подмигнув, он подошёл к перилам и перекинул ноги. Секунду постоял на нижней перекладине ограждения, наслаждаясь последним мгновением перед прыжком и румянцем Грейнджер. А потом просто сорвался. Никаких «на счёт «три». Оттолкнулся и полетел. Это великолепный прыжок, можно не сомневаться. То ослепительное мгновение перед самым падением. Когда замирает всё. В этот момент он понял, что она выводила букву «д» на коленках.***
Сирень на Колхилл-лэйн завяла, зато расцвели гортензии. Солнце садилось, и когда проглядывало в просветах между домами, Драко видел, что оно уже налилось красным вечерним свечением. Светофор, на сей раз, был исправен, а они неторопливо шли в сторону самого светлого домика. На Грейнджер был накинут его пиджак, а он шёл, запустив руки в карманы брюк. — Пришли, — сказала Грейнджер, неловко остановившись у калитки. — Что ж, мне кажется, моя помощь больше тебе не требуется. Думаю, пару недель, и ты увидишь даже форму Патронуса. — Вообще, глупая получилась история. Она замотала головой. — Вовсе не глупая! Не забывай, это несостоявшееся испытание в Турнире трёх волшебников. Может быть, ты бы стал чемпионом? Чемпионом? Человек, у которого нет ни цели, ни увлечения, ни таланта, даже амбиций и желаний нет? Нет, это не так! Скорее отец оставался такой пустой вазой, которую каждый заполнял по своему усмотрению. Драко мог и был способен. Ему хотелось сделать что-нибудь, чтобы доказать, что он не скрывался от прошлого. — Конечно, я бы стал чемпионом, Грейнджер, — он припал к каменному столбику. Между ними повисла неловкость. Малфой не хотел отпускать Грейнджер. Было видно, что и она не хотела уходить. Водила носом туфли по ромбам тротуарной плитки. — Тогда, если появятся вопросы, ты знаешь, где меня найти, — она принялась стягивать с плеч пиджак. — Рада, что всё обошлось. Драко остановил её руку и снова накинул пиджак, заглядывая в карие глаза. — Оставь. Так у нас появится повод встретиться. Грейнджер улыбнулась, а ему хотелось поцеловать её, и целовать долго-долго. Его распирало изнутри. Ещё немного, и он взорвался бы. — А ты хотел бы встретиться? — спросила она, перехватывая его взгляд. — Я бы мог завтра зайти за тобой, если ты хочешь? У него сердце грозилось разорвать грудную клетку. Должно быть, она даже слышала, как оно колотилось. Словно отбойный молоток. Так странно. — Хочу, — кивнула Грейнджер и рассмеялась. — Знаешь, сейчас в центре показывают старые фильмы. Мы могли бы сходить на «Касабланку». Он просто согласился, даже не имея представления, что такое «Касабланка». Открыв калитку, она развернулась, чтобы пойти в дом, но потом сделала знак — погоди — и привстала на цыпочки. Посмотрела ему в глаза серьёзно и так пристально, как вообще никто не смотрел на него. До слуха донеслось её сбивчивое дыхание, а потом она поцеловала его в щёку. Нежно-нежно, едва касаясь губами. Губы мягкие и горячие. Ухватив одной рукой лацканы пиджака, Грейнджер поспешила в дом, пока он, как дурак, продолжал стоять посреди улицы. Драко был возбуждён и взволнован, в полном раздрае. Глупая ли вышла история? Наверное, нет. Потому что пространство в груди, нужное для того, чтобы вместить всю ненависть дементора, постепенно разбавлялось чувством прямо противоположным. У него появился ещё один шанс стать тем, кем он захочет. Храбрее, добрее, справедливее. Лучше, чем он был сегодня. Драко посмотрел вверх, закрыв глаза рукой, чтобы оранжевые лучи закатного солнца не мешали ему видеть, как Грейнджер стоит у окна и улыбается. Он решил, что завтра поцелует её. Это неизбежно.