* * *
гай уже не маленький. у него сложные опасные миссии, вечные заботы и ответственная взрослая жизнь. нет того, что он любил раньше, нет "папы" – есть только "отец" за спиной и неловкое избегание обращений в лицо. на берегу реки тихо и спокойно. слегка холодно от ветра, морозом обдающего лицо, но гай кутается в свой любимый шарф, стараясь не вспоминать, кем он сделан, и уставляется на лед. он ушел из дома еще рано утром, пока дай спал – чтобы тот даже не пытался его поздравлять с тем, что гай навсегда останется для него "маленьким". уже который час гай молчаливо пинает камни и снег, лишь бы продолжать находить причины не возвращаться. одна все-таки есть: какаши обещал найти свободное время и погулять. но вот прошла уже пара часов, а друг так и не явился. "опаздывает, – уверяет себя гай, кутаясь еще теплее, – обещал ведь!". отмечать гаю вовсе не хотелось – лишь выбраться на природу и отдохнуть от странностей дая. дружески посидеть с кем-то или прогуляться по зимнему лесу – величественному, свободному и невероятно красивому... его бросили в особенный день? или у какаши и правда важные дела? отец точно снова придумал то, что его опозорит перед всеми и надолго заставит чувствовать себя ужасно! очередной пирог с вырисованной мордашкой, идущей на день рождения разве что ребенку, или печенье в совсем не серьезной форме – сердечко... но может стоило бы дать шанс? на миг гаю хочется поскорее вернуться домой – в теплые папины объятия, к вкусному ужину и поцелуям в макушку, тем, что остались далеко в детстве. да даже к детскому печенью в форме сердечек, черт бы с ним! но он так и остается стоять у реки, словно примерзший. "наверное, какаши не придет. у него и без меня полно забот", – гаю сегодня исполняется тринадцать.* * *
промерзшая земля под коленями уже не ощущается, но снег под ладонями и ногтями болезненно врезается в еще не обмороженные руки. у безымянной, но ухоженной могилы всегда тихо, лишь только лес шумит неподалеку. засохшие цветы, угощения и памятные подарки – это будто застыло во времени вместе со всем вокруг, даже заходящим солнцем. гаю исполняется пятнадцать, и он снова хочет праздновать с папой. хочет есть "глупое" печенье, обниматься и неимоверно много говорить с ним. он жмурится и надеется, что это просто сон: гай отдал бы все, чтобы в свой день рождения вновь проснуться от родительского поцелуя и запаха свежей выпечки. кривая, неровно вырезанная надгробная плита на все отвечает молчанием. это ли его наказание за то, что он не ценил? это ли ответ судьбы на детские капризы? гай мог все исправить, мог спасти, но теперь, спустя долгое время, не находит в себе сил даже подняться с холодной земли и вернуться домой. вряд ли пустые извинения в тысячный раз помогут ране быстрее зажить. – я скучаю, пап, – прошел уже не первый месяц, а гай как прежде еле сдерживает слезы. сжимает ком снега до выступающей крови, тяжело выдыхает и обращает взор в небо, – как же мне тебя не хватает... он еще долго просидит так, пока с разочарованием не обнаружит, что очередной одинокий день подходит к концу.* * *
непрерывный стук в дверь вырывает из сновидений, заставляя проснуться и вернуться в реальность. гай протяжно зевает, кутается в домашний халат и потирает сонные глаза. дома тепло, но от всплывших во сне воспоминаний по коже пробегают неприятные мурашки. детство, отец, день рождения... все это помнится так расплывчато, но никогда не перестанет отзываться в сердце виной и стыдом. сколько бы времени не прошло, а эти чувства не смогут угаснуть. майто они и есть майто – с вечной любовью и вечным желание уберечь дорогое, как учат из поколения в поколение. календарь на стене с ярко выделенной цифрой "1" отправляет гая в прошлое, из которого приходится скорее вернуться: точно, дверь! нет времени думать обо всем этом и попросту горевать... и кто бы мог прийти к нему так рано? все-таки, день рождения гай не праздновал уже давно, и вовсе не собирался возвращаться к традиции на двадцать шестой год. каждый раз это вызывало порыв ностальгии и грусти, а праздник так и не удавался таким, каким был тогда, в детстве. на пороге гая встречает ли, а первым делом, вернее, огромный букет подсолнухов в его руках. яркие цветы, казалось, и вовсе не боятся морозов – где ему удалось найти их среди зимы? у ли смущенный вид, неизменно зеленый костюм, выглядывающий из-под зимней куртки и шарфа, а еще тянущаяся до ушей улыбка. – доброе утро, гай-сенсей! – ли, кажется, вовсе не смотрит никуда, только в пол. огромный букет закрывает его пылающее лицо, но и цветы он еле удерживает трясущимися руками, – я пришел, чтобы поздравить вас с днем рождения! вы... самый лучший на свете учитель, я не знаю, как сложилась бы моя жизнь без вас, каким бы я был без ваших тренировок, и... сенсей, я приглашаю вас сегодня отведать вкуснейших данго в честь вашего особенного дня! найдя силы поднять взгляд на все это время молчащего гая, ли обнаруживает, что тот выглядит совсем растрепанным и уставшим, еще и в совсем необычном для него виде – махровом халате... с минуту он рассматривает гая, наслаждаясь "неидеальностью" своего учителя, но одергивает себя, стараясь быть тактичным: – простите, простите, пожалуйста, если я вас разбудил, сенсей, я вовсе не хотел обеспокоить! сила моей любви к вам не позволила выжидать до вечера, и-.. ли так и не дослушивают до конца: гай молча обнимает ученика так крепко, как только может, стараясь не помять прекрасные солнечные цветы в его руках. мог ли он подумать прошлой ночью, что проснется кем-то любимым, не забытым и нужным? улыбка освещает лицо гая, когда он с уверенностью отвечает, что будет рад компании. что-то подсказывает ему, что этот день станет самым особенным среди всех других.