Неловко

- Лу, мы уже подходим, - Бэкхён кладет трубку и озирается по сторонам. Чанёль шлепает по лужам, корчит забавные рожицы и передразнивает какого-то профессора по политологии. У Бэкхёна уже колики в животе от смеха, но остановиться просто невозможно. Он договорился о двойном свидании и теперь немного волнуется, но Чанёля это, кажется, совсем не заботит: на нем обычная майка с каким-то мультяшным принтом и джинсы, потертые на коленках, любимая кепка, старые наушники и потрепанный временем бумажник в бездонном кармане серой толстовки. Идеальный, по крайней мере, для Бэкхёна. Моросит мелкий дождик, грозящий перерасти в ливень, но они без зонта. Привычно. Чанёль через каждые три шага поправляет капюшон, не свой. И воротник курточки, тоже не себе. А на перекрестке украдкой умудряется чмокнуть хёна в щеку, притворяясь, что чихнул от простуды. Простудиться это чудо и правда может, но на свое здоровье ему привычно плевать, зато Бэкхёна укутал по самые уши. Хрупкая фигурка Лухана маячит у входа в кинотеатр. Рядом вырастает статная и высокая фигура Криса, ненавязчиво укладывающего руку на плечо своего парня. Бэкхён знает Лухана, Лухан встречается с Крисом, а Чанёлю вообще это всё не важно. Двойное свидание и ладно. Главное, чтобы Бэкхён не простудился. Они подходят к последнему пешеходному переходу, а Бэкхён начинает переживать. Вдруг не срастется? И переживает он вовсе не из-за Лухана, который знает об их отношениях и даже с Чанёлем болтал пару раз. Все дело в высоком китайце: в его идеально начищенных туфлях; в том зонтике с надежной противоураганной конструкцией, что он держит над головой Лу, хотя дождь моросит еле-еле, и асфальт почти уже высох; в образцово отглаженных брюках и голубой рубашке; в очках с тонкой оправой и аристократически бледном лице. Бывают такие люди, на которых смотришь и понимаешь - идеальны. Крис такой. Только Бэкхёна тошнит от этой идеальности, от противно-перфекционистского стремления Криса быть настолько идеальным. У таких парней с детства ровный красивый почерк, все носки разложены по парам, и прием пищи производится по часам. Будь этот китаец миллиардером, о его распорядке дня и тошнотворно-противоестественном существовании писали бы в журналах: там любят такие детали. Он стоит идеально ровно, идеально ровно обнимает Лухана и руку для приветствия протягивает так, словно всю жизнь проработал дипломатом в президентском дворце. Бэкхёна передергивает. Жуть. - Крис, это Чанёль. Чанёль, это Крис, - произносит Лу и бодро хлопает Бэкхёна по плечу: мол, не трусь, все будет пучком. Чанёль утаскивает всех в сторону очереди, по пути на весь холл вещая, как однажды ходил в кино с одноклассником и его подружкой, но поход оказался провальным – зря они брали билеты на предпоследний ряд – девочка оказалась не готова на протяжении всего сеанса слушать недвусмысленные вздохи со стороны соседей. Бэкхён хохочет: «Эх, меня там не было! Уж я бы не растерялся». А Лухан поддакивает: «Да уж, представляю, чтобы было». Крис всё это время молча разглядывает афиши, Бэкхён изредка косит в сторону китайца, но потом вновь отвлекается на своего Чанни. Пока Крис расплачивается банковской картой за их с Луханом билеты, Чанёль пытается расправить кучу купюр, неисчислимое количество времени провалявшихся в кошельке в позе буквы зю, и строит глазки кассирше, приговаривая «А разве таким красавчикам, как мы, скидок не предлагают? Да вы только посмотрите на этого лапушку! Он должен пройти бесплатно». Бэкхён смущённо краснеет, прикрывая лицо руками, потом забирает у немного растерянной, чуть ошарашенной, но абсолютно точно раздражённой девушки их билеты и за ухо оттаскивает ржущего Чанёля от кассы. В гардеробе Бэкхён пытается по виду шикарного пальто Криса выяснить, сколько же тот зарабатывает, если может позволить себе такие вещи. А ещё китаец кажется ему жутко медлительным. Ну разве можно так долго ощупывать собственные карманы и сдавать в гардероб одно лишь пальто, когда позади тебя такая очередь? От размышлений отвлекает Чанёль, отводящий Бэкхёна в сторону, треплящий по щеке, подмигивающий и разматывающий тонкий шарф, завязанный самим же Чанёлем на два наинадёжнейших узла. Младший стаскивает с худых плеч курточку, одергивает свитер и парой движений приводит в порядок чёлку хёна. Первым делом Чанёль тащит всех за попкорном. Самое большое ведро торжественно вручается Бэкхёну, который тут же его чуть было не рассыпает от смеха – Чанёль идёт обниматься с картонными фигурками. - Хён, а мне бы пошёл этот костюмчик Зелёного фонаря! - Навернёшься сейчас, - комментирует Лухан. – Или свалишь на кого-нибудь. - Не свалю, я большой и сильный. Бэкки, скажи, что не уроню? - Не уронит, - заверяет Бэкхён, потихоньку таская из ведра застывшие кусочки карамели. А потом замечает, как Крис неодобрительно смотрит в сторону его парня, по лицу китайца понятно, что он бы ушёл отсюда, но Лухан тут, да и билеты уже в кармане. И что его не устраивает? Отлично же время проводят. До фильма ещё минут двадцать, и компания присаживается на диванчики. Крис кладёт руку на плечо Лухана, слишком официально, чтобы хоть кто-то обратил внимание. Зато Бэкхён с Чанёлем компенсируют. В холле играет какой-то блюз, а младший тянет танцевать любимого хёна. Это немного странно, но Бэкхён, картинно изобразив фейспалм, вкладывает изящные пальчики в большую ладонь – волшебный контраст. Чанёль изображает какие-то па, кружит старшего и даже один раз опрокидывает его назад, удерживая рукой за талию. Лухан складывается пополам, Крис копается в телефоне, а некоторые люди вокруг оборачиваются, с не самым одобряющим выражением лица, надо сказать. А потом рядом с парнями материализуется маленькое чудо в красном платьице и с бантиками – раз дяди танцуют, чтоб ребёнку не повеселиться? - Потанцуешь со мной, маленькая принцесса? – наклоняется к девочке Бэкхён. Та довольно кивает, и вот толпа уже умиляется над вальсирующей парочкой - парень, согнувшийся пополам, и ребёнок, цепляющийся миниатюрными пальчиками за чужие ладошки. Чанёль, затормозивший со своим танцевальным выступлением, фангёрлит в стороне, закусывает нижнюю губу, глупо лыбится и тихо хлопает. Только что не подпрыгивает на месте. Лухан встаёт с места, слыша со стороны Криса «сиди спокойно». - Да ладно, - весело щебечет парень, трогает китайца за руку и присоединяется к Бэкхёну, перенимая танцевальную эстафету с хохочущей девчушкой. Крис тяжело вздыхает и, стараясь не смотреть на этот спектакль, вновь утыкается в телефон. А потом Чанёль появляется из ниоткуда, с разноцветным воздушным шариком и криком: "Бэкки, смотри, что я нашел!". Ленточка повязывается на тонкое запястье любимого хена, и Чанёля, кажется, совсем не смущает вот так просто, посреди холла чмокать Бэкхёна в щеку. Бэкхен хохочет, когда сильные руки подхватывают и приподнимают, а воздушный шарик поднимается над людьми – это чертовски весело. Стоящая рядом семейная пара перешептывается и неодобрительно посматривает в сторону странного парня, тискающего в объятьях другого парня - непозволительно близко. А Чанёлю плевать. В зал они заходят с этим самым шариком, и Бэкхён без зазрений совести привязывает к креслу свой подарок – хорошо, что сидят на верхних рядах. Но самое веселье начинается, когда Чанёль принимается щекотать хёна, к этому действу присоединяется Лухан, которому делает замечание Крис, а потом троица нечаянно попадает выскочившим из ведёрка попкорном в голову впереди сидящего серьёзного дядьки. Да, спрятать Чанёля за креслом – та ещё проблема. - Ты успокоишься сегодня? – шипит Крис в сторону своего хёна. – Веди себя нормально. - Да что я сделал? – пожимает плечами Лухан и вновь хихикает над какой-то шуткой Чанёля. Но недовольный взгляд высокого китайца не даёт ему покоя. А Бэкхёна он бесит, откровенно. Потому что слишком давит, слишком правильный и серьёзный. Ближе к середине сеанса Бэкхён поднимает ручку между креслами, садится в пол-оборота и укладывает ноги на колени Чанёля. Тот сжимает тонкие щиколотки на действительно страшных моментах, а потом на весь зал отпускает шутливые комментарии: "Да кто так режет?", "Дрелью быстрее" и особо полюбившееся уже ржущим за компанию ребятам с соседнего ряда "Ну нахера эта дура пошла в подвал?!". Чанёль смеется в голос, хлопает своего парня по коленке и утыкается носом в родное плечо, вытирая слезы смеха о тонкий пуловер. Где-то рядом периодически недовольно цокают языком, но Бэкхён старается не обращать внимания. Лухан вскоре не выдерживает и вновь начинает угорать над шуточками Чанёля вместе со всеми. Бэкхён расслабляется. Пока они после сеанса моют руки в туалете, Бэкхён решает спросить: - Как ты с ним встречаешься? Он же сморкается наверняка по инструкции. Лухан заговорщицки хихикает: - Есть одна область в его жизни, которая не подвергается строгому контролю. - Мне аж любопытно. - Кровать. - Ааа, - понимающе тянет Бэкхён. - И оно того стоит, поверь, - подмигивает Лухан. - Верю на слово. В голову Лухана приходит идея прогуляться до кафе, поболтать, а заодно подзарядиться кофе и булочками. Сперва они говорят об учебе, потом о занудных профессорах, миленьких аспирантках и подработке. Потом как-то сама собой всплывает тема литературы, экранизаций и бездарности половины сценаристов. С фразы Бэкхёна "Да я бы из принципа не дал никакому придурку переписывать мою книгу под какой-нибудь сериал" начинается обмен жизненными кредо. - Любимый человек на первом месте! - кричит Чанёль посреди аллеи и неожиданно притягивает Бэкхёна для поцелуя, не в щеку, не в ушко, а по-французски, влажно и с языком. - Он нормальный? - интересуется Крис, утаскивая Лухана в сторону. Мол, мы не с ними. Лухан только обнимает за талию, прижимаясь чуть ближе, а Крис уже протестует "Ну не здесь же!". Не меньшее негодование вызывает, когда, стоя на перекрестке, Бэкхён сам тянется к руке младшего и прихватывает несколько пальцев. Все это время Чанёль смотрит только на Бэкхёна, а тот усилием воли заставляет себя не спросить у Криса, на что тот уставился. Потому что китаец раздражающе пристально наблюдает за каждым их шагом и каждый раз стремительно откидывает Лухана в сторону – боится, что тот заразится что ли? Бэкхён старается не обращать внимания, как недовольно Крис закатывает глаза, когда Чанель по пути начинает подпевать какой-то мелодии из уличного кафе. А младшему все нипочем. Он танцует, кружится и изображает походку Чарли Чаплина, используя свою кепку. Бэкхён смеется, а Лухан приходит к выводу, что Чанёлю не быть солистом оперного театра. Пара прохожих улыбается, один мужчина ругается, когда ему приходится лавировать сквозь эту театральную постановку, остальные вообще не обращают внимания, продолжая копаться в своих планшетах и вести важные разговоры по телефону. Вылитые Крисы, толпа Крисов. Завидев издалека тележку с мороженным, Чанёль подрывается с места и сквозь людской поток тянет за собой своего Бэкки. Лухан с Крисом подходят как раз в тот момент, когда Чанёль разворачивает эскимо, аккуратненько вкладывает в ладошку Бэкхёна деревянную палочку и накрепко зажимает пальчики. Себе он берет обычный вафельный рожок с фисташковой начинкой. - Будете? - спрашивает Чанёль, смакуя десерт. - Мне клубничное, - просит Лу и протягивает монетки. Поворачивается к своему парню, но тот отвечает "Нет, спасибо". Бэкхёна это заметно напрягает. На лавочке в сквере они возвращаются к разговору о фильмах. Бэкхёну не важно, в какой момент его рыжее чудо вскакивает и начинает в красках описывать очередную душещипательную сцену из американской мелодрамы. Тот прыгает, жестикулирует и строит гримасы. Иногда Бэкхёну кажется, что Чанёль должен учиться в театральном и программы вести на музыкальных каналах, а на центральных - ток-шоу. Когда они наконец-то доходят до кафе, Бэкхёну уже надоедает смотреть на вечно недовольное лицо высокого китайца. Не умеешь отдыхать, сиди дома. В конце-то концов, мог сам хоть раз предложить тему для разговора, раз его прошедшие не устраивают. А впрочем, это дело Лухана. Нравится ему, что этот парень вечно молчит и только с ним перешептывается, значит, так надо. Они садятся за столик, обходя в центре зала группу ребятишек, играющих в прятки. Те по счету рассыпаются, кто куда: под чужой стол – ойкая, за папин стул – хихикая, за штору – почти торжествуя, и под мамино пальто у вешалки – потому что под столом уже кто-то сидит. Чанёль фангёрлит, очередной раз за вечер, и с восторгом наблюдает, как маленькие туфельки пританцовывают под тяжелой шторой. Меню незатейливое, но покушать хорошо можно. Крис деловито указывает на пункты в меню, и тихо отчитывает Лухана за выбор картошки фри с соусом вместо нормального гарнира. Лухан только разводит руками, но картошку заказывает. Бэкхён долго выбирает салат, а потом помогает с выбором Чанёлю, которому вдруг становится любопытно, что там в меню такое и с чем это едят. Чанёль продумывает свой заказ очень тщательно, выпытывая у официантки тонкости приготовления и причитая "ого, вот это технологии!". Заказ приносят, и на пару минут над столом повисает тишина. А потом Чанёль уговаривает Бэкхёна попробовать из его тарелки нечто, по его словам, умопомрачительно вкусное. - Я тебе плохое советую? Нет. Тогда жуй, - и любые возражения старшего затыкаются ложкой. Бэкхён жует, послушно и тщательно, пробуя и анализируя. - Вкусно. - Ну вот. Лапушка моя. Дай, в щечку чмокну. - Ну не здесь же, - подает голос Крис, встревая в разговор. - А что такого? - непонимающе хлопает ресничками Чанёль и смотрит на Бэкхёна в поисках ответа. - Я же не чужого дядьку целовать собираюсь. Крис обреченно вздыхает. Бэкхён под столом сжимает ладошку Чанёля – мол, я с тобой, не обращай внимания. Когда на подходе чай и кофе, Чанёль уходит в уборную, а на обратном пути втягивается в прятки с теми самыми детьми. Им не составляет труда отыскать такого высокого Чанёля за стулом какого-то представительного и опешившего от такой наглости мужчины. В награду за успешную операцию по поиску и поимке Чанёль провозглашает режим "Всем мороженка за мой счет!". И счастливая гогочущая детвора несется копаться в десертном меню. Сам Чанёль застревает у витрины, и начинает хлопать в ладоши, когда видит на тарелке любимое пирожное Бэкхёна и мармеладки на развес. Он скачет вокруг, тыча во все сорта и собирая все шоколадки. Дети хохочут со смешного дяди, а девушка за стойкой недоуменно смотрит на великовозрастную детину, басом диктующую каждый из пунктов попослипательного меню. - Тебе за него стыдно, наверное, - неожиданно спрашивает Крис. Чанёль на весь зал верещит над мармеладками в форме клубники. - Стыдно? - удивляется Бэкхён. Кидает краткий взгляд на своего парня и поворачивается в сторону высокого китайца. – Никогда. Мне неловко, а это разные вещи. - Тогда, может, попросить его сесть? Выражение лица Бэкхёна моментально меняется. Крис понимает, что сказал, вероятно, что-то не то, и готовится извиниться... Но Бэкхёна уже не остановить. Он вываливает в лицо этому напыщенному китайцу всё, что весь вечер вертелось на языке. - Неловко не от того, что он сейчас пытается подпевать музыкальному каналу, по-детски танцует вокруг витрины и выбирает сорта конфет, а потому, что все вокруг жуткие снобы, затюканные с детства нормами поведения, и я не могу объяснить каждому, что он ведёт себя более чем нормально, а у них в жизни сплошная однообразная задница. Он умница: играет на гитаре, поёт, может любому поднять настроение и забавно танцует. Он искренний, чистый, доверчивый. А еще взрослый, заботливый и ответственный. Он не причиняет боль намеренно, и на самом деле никогда не делает ничего стыдного. Это просто у вас все вокруг серо и нудно, а у него вокруг праздник. И нет, мне ни разу не было за него стыдно. Больше скажу, я им горжусь. Лухан готов провалиться под землю, а Крис только пытается совладать с каменным выражением лица. Кто ж знал, что этот парень так прямолинеен? *** Краткий звонок телефона оповещает о приходе сообщения. Бэкхен быстро пробегается взглядом по тексту и кидает аппарат на пол. - Лухан расстался с Крисом, - ровным голосом произносит Бэкхён и возвращается в исходное положение. Он сидит на коленях у Чанёля, обняв его ногами и зарывшись носом в прядки за ухом. Тепло и уютно. То состояние, когда в голове вертится только одна мысль: «Длилось бы это вечно». И ладони Чанёля, греющие кожу под майкой, и тихая умиротворённость, и запах фруктового шампуня. Как пришли с прогулки, так и сели, только кеды скинули в коридоре. - Странно, - удивляется Чанёль. - Интересный парень. Бэкхён не верит своим ушам. - Кто интересный? Крис? - Да. Он немного закрытый, но он не плох. Хотя Лухан, наверное, прав, что расстался с ним. Слишком разные. Но не мне судить, ты о них знаешь больше. А что? - Ну… - Что, Бэкки? - Я с ним сегодня немного поспорил. - На тему? - Этот индюк заявил, что я тебя стыжусь. - Эм… Но это же так. Бэкхён моментально отстраняется, вглядываясь в любимое лицо. Поражает не сам ответ, а то, с какой лёгкостью Чанёль произносит это. Он правда так думает? Бэкхён машет головой из стороны в сторону: - Нет, не так. - Это нормально, - беззаботно произносит Чанёль. Но рука, дрогнувшая на пояснице хёна, говорит об обратном. – По нынешним меркам я веду себя иногда немного странно. Бэкхён чувствует, что должен объяснить, но сперва… - Поцелуй меня, пожалуйста, - просит старший, и тут же получает желаемое. Поцелуй мягкий, немного ленивый, но не менее сладкий, чем любой из всех предыдущих и будущих. Бэкхён уверен в этом на все двести процентов, то есть не просто на сто, а абсолютно. Чанёль отстраняется, улыбается уголками губ и вытаскивает свои ладони из-под майки хёна. - Что-то сказать хотел, да? - Да. Чанёль только кивает, давая понять, что готов слушать. - Честно? Опять кивок. - Когда мы только начинали, помнишь? - О, я наверняка был невыносим, - улыбается Чанель. - Совсем чуть-чуть. Хотя... Да. И тогда мне хотелось сказать "Я его не знаю" и "Это псих не со мной". - Не думаю, что я сильно изменился, - неловко выдыхает Чанель. - Ты? Нет. Мое отношение - да. - Ммм... - Я люблю тебя. - Я знаю. - Именно люблю. Это не подростковое увлечение, не сопливая влюбленность. Это нечто настолько глубокое и необъятное, что меня раздавит когда-нибудь… Людям важно, что о них подумают, как посмотрят, что скажут. И мне тоже это было важно. В самом начале. А потом... - А потом стало все равно? - перебивает Чанёль. - Да, - чмокает в нос старший. - Абсолютно. Они могут крутить пальцем у виска, хмыкать, кривиться. Но я понял, что люблю тебя, когда стыдно стало за них, за их нежелание понимать и принимать, за их закостенелость. А мне становится неловко. - Но становится же, - гнет свою линию Чанель. - Не из-за тебя. Ты можешь делать все, что хочешь. Я всегда на твоей стороне. Но мне жаль, что я не могу объяснить этой толпе, что ты самое замечательное чудо в моей жизни. Что я фанатею от твоих радостных воплей у витрины с конфетами, что я обожаю все твои шутки и рожицы, потому что ты неописуемо милый в этот момент. - Даже когда ржу? - по-детски любопытствует младший. - Тем более, когда ты ржешь. - Что ещё? - Ещё ты самый заботливый и нежный. Словно в ответ на слова Бэкхёна, широкая ладошка ныряет обратно под майку. - Ты искренний, добрый, отзывчивый. Да второго тебя днем с огнем не сыскать! А мне так повезло, что ни о каком «стыдно» и речи быть не может. Чанни, они должны умирать от мысли, что в их окружении нет такого замечательного тебя. Ты иногда неуклюжий, падаешь, растягиваешься посреди тротуара и летаешь с лестницы, а потом ржёшь, вместо беспокойства о целостности штанины. Смеешься очень громко, хлопаешь в ладоши, выдаешь неожиданные идеи и совершенно не умеешь держать язык за зубами. Большую часть твоих действий люди считают неуместными, неадекватными, словно ты невоспитанное нечто, вторгающееся в их отшлифованную правилами реальность. И мне их жаль. Да, ты смешной, да, ты ломаешь общую систему, иногда выпуская внутреннего ребёнка, но… Тебя совершенно не смущает, что ты встречаешься с парнем, что народ вокруг стоит с охреневшими лицами, когда ты решаешься проявить свои чувства на людях. Тебе плевать на рамки приличия, когда ты трахаешь меня прямо в прихожей, а на утро мило улыбаешься шокированной соседке. Когда заставляешь меня кричать посреди ночи в приоткрытое окно, раскладывая меня на подоконнике – припозднившиеся парочки на улице оборачиваются, соседи выглядывают на балкон, а тебе важны только мы. Тебе всегда важны только мы, и не важно, что подумают вокруг, лишь бы нам с тобой было хорошо. А это самое восхитительное, и это требует мужества. Большим и сильным должен быть я, а выходит наоборот. Выходит, что ты позволяешь себе дурачиться, но ты самый ответственный и серьёзный, самый здравомыслящий, когда приходит время, и самый замечательный без каких-либо сомнений. И я обожаю наблюдать за их вытянутыми лицами, когда ты танцуешь на улице, когда хлопаешь в ладоши, покупая мороженое, и качаешься на качелях, хотя они явно тебе не по росту. Я не в состоянии объяснить каждому человеку на земле, как сильно я люблю в тебе это. Что ты моё лучистое солнышко, самое тёплое, самое нежное. И пускай они смотрят, а ты целуй меня на людях и приглашай танцевать посреди улицы, забивая на их, не пойми кем придуманные, правила. Пожалуйста… Бэкхён замолкает, глядя в глаза своему солнышку, такому сейчас растерянному, сидящему с открытым ртом и выдыхающему через раз. Чанёль просто не может найти слов. Он знает, что старший любит его, любит безумно, но что тот вдается в такие пространственные размышления, даже предположить не мог. - Это было круче любого признания, - вдруг восторженно шепчет Чанель, крепко прижимает Бэкхёна к себе и влажно целует в шею, намеренно чуть прикусывая нежную кожу. - Я люблю тебя. Сильно-сильно люблю. Хен сбивается со вздоха, чуть подрагивая от наплыва эмоций. - Чанни... - Слушаю, - спускаясь языком по ключице. - Что ты делаешь? - Целую тебя. А еще планирую сделать так, чтоб завтра ты краснел и бледнел от стыда перед соседкой по лестничной клетке. - Каким образом? Бэкхён знает ответ, но хочет услышать это из уст Чанёля. И Чанёль знает это, поэтому наклоняется к ушку и шепчет такие непристойности, что у Бэкхёна поджилки трясутся. - … а потом мы займемся любовью, и ты будешь стонать, сладко и громко, как только ты и умеешь... - Я так просто не сдамся. - Сдашься. И нам обоим будет ужасно стыдно, а еще будет хорошо, чертовски хорошо. И тебя, на самом деле, мало волнует соседка по этажу. Бэкхён улыбается, соприкасаясь с Чанёлем лбами. - Ты невыносим, но мне вдруг захотелось увидеть утром ее возмущенную мину. - Дай пять, бро, и мы можем продолжить. Бэкхён поднимается и тянет Чанёля за собой в комнату, кокетливо покачивая бедрами. - Обещаешь, что мне будет стыдно? - За меня? Никогда. За себя - безмерно. И не только перед этой соседкой...