About flower shops, flower boys and first love

Billie Eilish — 8

Чонгук познакомился с Тэхеном, когда ему было шесть лет. Тэхену, соответственно, было уже восемь — о том, что он старше на два года, Чонгук узнал уже позже. Они с родителями только-только переехали из Пусана в Тэгу и обживались в уютном двухэтажном домике, на первом этаже которого планировали открыть цветочный. Чонгук запомнил общее впечатление от района, в котором им теперь предстояло жить, — оживленный, солнечный и шумный, наполненный разными уютными магазинчиками, ларьками, киосками. Дома здесь были яркие, а люди — приветливые. Они только-только перетащили коробки из грузовика в дом (Чонгук не таскал, ему было всего шесть, поэтому он просто ходил за отцом по пятам и задавал ему глупые вопросы) и сели пить чай на веранде, как к ним пришли соседи из дома напротив. Взрослые Чонгука не интересовали — они были скучные, вели разговоры, которые он не понимал, и игнорировали его вопросы. Гораздо больше его заинтересовал мальчик, который с этими взрослыми пришел. Он улыбался Чонгуку, и у него была очень милая улыбка, даже несмотря на то, что у него не было одного переднего зуба. Чонгук засмущался, потому что мальчик выглядел уверенным в себе и смотрел на него не отрываясь, а еще на нем была именно та джинсовая курточка, о которой Чонгук мечтал уже пару месяцев с тех пор, как увидел ее однажды в витрине магазина. Он сам был полноватым, на носу были круглые очки, из-за которых его вечно дразнили дети во дворе, когда они жили в Пусане, и еще у него были кривые зубы, и мама часто говорила, что, когда он станет постарше, ему обязательно поставят брекеты. Поэтому он знал, что этот мальчик вряд ли захочет с ним дружить. Но когда родители начали разговаривать, мальчик вдруг подошел к нему ближе — с его лица не сходила эта приветливая улыбка. — Меня зовут Тэхен! — сказал он, протягивая ладошку, и Чонгук немного зарделся и поколебался несколько секунд, прежде чем пожать ее. Но Тэхен терпеливо ждал, не торопил и не подталкивал Чонгука, и ему внезапно стало комфортно, комфортнее, чем было, когда он знакомился раньше с кем бы то ни было. — Сколько тебе лет? Ты будешь учиться в нашей школе? Надеюсь, мы подружимся!.. Тэхен очень много и очень громко болтал, и обычно молчаливый Чонгук терялся от такого напора и слушал его с раскрытым ртом, не успевая отвечать, не успевая даже задуматься об ответах. Родители тем временем рассказывали о цветочном магазине, который планировали открыть. В Пусане у них тоже был свой магазин, и Чонгук часто сидел там, потому что был слишком болезненным для детского сада. Чонгук любил быть среди цветов, в этой мягкой душистой прохладе, любил читать книги, наблюдать за покупателями и разговаривать с мамой, когда у той появлялось свободное время. Он бы даже хотел послушать, потому что ему нравилось представлять, как будет выглядеть их новый магазинчик, но он был слишком занят Тэхеном. Тэхена было так много — его громкий голос, яркая беззубая улыбка, размашистые движения руками. Чонгук был заворожен. И очень-очень рад. Потому что Тэхен хотел с ним дружить. А потом все случилось как-то очень быстро. Родители начали говорить все громче и громче, причем и его, и Тэхена. Тэхен замолк, и они оба с любопытством уставились на взрослых. Громкий тон стремительно перерос в ругань, а потом отец и мать Тэхена вскочили, схватили его и, смерив растерявшегося Чонгука презрительным взглядом, бросили: — Больше не общайся с ним, Тэхен-а! Мы уходим! И тут же покинули их веранду. Тэхен на ходу обернулся, глядя на него, и на его миловидном лице больше не было сияющей улыбки — губы были непонимающе поджаты. Чонгук повернулся к родителям — отец был красный от гнева, а мать тяжело дышала, сложив руки на груди в упрямом жесте, который он совсем не любил. Она делала так, когда была им недовольна. — Мама… — тихо позвал Чонгук, и его очки немного запотели из-за того, что он вдруг захотел плакать. — Почему они сказали Тэхену не общаться со мной? Мама сделала три глубоких вдоха и выдоха, посмотрела сначала на отца и перевела строгий взгляд на Чонгука. — Чонгук, мы тебе тоже запрещаем общаться с Тэхеном. Не смей водиться с мальчишкой этих людей, ты меня понял? Мама звучала серьезно, так, что страшно было ей возразить. Чонгук вздрогнул и распахнул глаза, которые тут же наполнились слезами. Вот так в первый же день в новом городе он обрел друга — и сразу его потерял.

NCT Dream — My Youth

Все лето они с Тэхеном не общались. Как выяснилось позже, у его родителей тоже был цветочный магазин, прямо напротив них, и он был единственным на этой улице. До приезда семьи Чонгука, само собой. Конечно, у них был авторитет, но они все равно боялись конкуренции — новое всегда интересно людям, а родители Чонгука были достаточно креативными, чтобы завлечь покупателей. Знойные влажные дни были наполнены подготовкой к открытию магазина. От Чонгука особо не было толку, отец говорил, что он только мешался под ногами, когда пытался помогать, поэтому он в основном сидел на веранде с книжкой и прохладным лимонадом, следил за витринами напротив, в которых иногда мелькал Тэхен. Тэхен, когда замечал его и когда рядом не было родителей, приветливо махал ему рукой, но Чонгук был трусишкой и не решался помахать ему в ответ — только краснел и торопливо опускал взгляд в книгу. Чонгук успел понять, что у Тэхена было много друзей — в их цветочный то и дело забегали какие-нибудь мальчишки и девчонки, утаскивали с собой Тэхена и возвращали его только вечером, когда Чонгук уже сидел в своей комнате на втором этаже, тоскливо глядя в окно. Ему ужасно хотелось быть частью этой оживленной компании, но одно то, что ее участником был Тэхен, лишало его всякой надежды. Чонгук не мог уложить в голове, почему родители настолько против его общения с соседским мальчишкой, и однажды он даже попытался завести разговор об этом, но он закончился строгим выговором от отца и обидой от матери, которая посчитала это настоящим предательством, ведь Чонгук должен был знать, что семья Ким — их серьезные конкуренты! Она потом не удостаивала его своим вниманием целый день. Для Чонгука это было самое тяжкое наказание: друзей у него не было, и родители оставались единственными людьми, с которыми он общался. Поэтому игнорирование со стороны матери он переносил сложно и, когда она наконец оттаяла, твердо пообещал себе больше не заводить эту тему. Один раз, правда, это обещание пришлось нарушить, хоть вины Чонгука в этом и не было. Он отправился в киоск недалеко от дома за мороженым, и путь к нему пролегал через небольшое поле, на котором местные мальчишки играли в футбол. И среди них, конечно же, был Тэхен, и если Чонгук и замер на пару минут, глядя на то, как он бегает, весело крича, если и задумался о том, как сильно ему хотелось бы быть среди них и подавать пас Тэхену, то об этом никому не нужно знать. Тэхен заметил его — как замечал всегда — и помахал рукой с привычной широченной улыбкой. Он не сдавался и не унывал, встречая со стороны Чонгука полное игнорирование, словно ему все было нипочем, и из-за этого Чонгук чувствовал себя еще хуже, как будто стоял перед ужасным выбором — предать маму или расстроить Тэхена. Поэтому он опустил голову, торопливо прошагав мимо них, но на обратном пути все прошло не так гладко. Он медленно ел арбузное мороженое, стараясь не споткнуться и не упасть, поэтому его шаг заметно замедлился тоже, но голову он поднять так и не решился, упорно глядя на дорогу перед собой и считая редкие желтые цветочки, растущие на обочине. Чонгук услышал крик Тэхена «Чонгук, берегись!», но даже если бы он был в сотню раз более ловким и менее рассеянным, вряд ли бы он успел хотя бы обернуться, не говоря уже о том, чтобы увернуться. Поэтому в следующую секунду ему в голову на огромной скорости прилетел футбольный мяч. Чонгук пошатнулся, перед глазами все поплыло, и мороженое выпало из его рук, плюхнувшись на землю. Потом на землю плюхнулся сам Чонгук, с трудом различая обеспокоенное лицо склонившегося над ним Тэхена. У него все еще не было переднего зуба, и прямо сейчас этот факт показался Чонгуку неуместно смешным, но когда он попытался засмеяться, голову прострелило болью. — Помогите мне отнести его к родителям! — прокричал Тэхен остальным мальчишкам, помогая Чонгуку принять сидячее положение. — Он слишком толстый, — пожаловался кто-то, и Чонгук невольно сжался, хотя даже не был уверен, действительно ли это произнесли вслух или это просто его неуверенные мысли. — Закрой рот! — неожиданно зло рявкнул Тэхен. — И тащи свою задницу сюда, быстро! Чонгука повели к его дому, и он правда, правда, старался не опираться на них слишком сильно, и Тэхен как будто чувствовал это, ободряюще прижимая его к себе крепче. А потом, когда они дошли до дома, раздались крики его матери, такие громкие, что у Чонгука от них еще сильнее начала болеть голова. Она говорила, что Тэхен сделал это специально, и что он желает угробить их сына, и что он не должен приближаться ни к их дому, ни к Чонгуку даже на несколько метров. Тэхен пытался вставить хоть слово — сказать, что это случайность, что он ни в коем случае не хотел навредить Чонгуку, и Чонгук тоже пытался хоть что-то сказать — Тэхену, а не матери, потому что уж он-то знал, что мать не станет его слушать. Чонгук с трудом подавил желание вцепиться в Тэхена, потому что отец вырвал его из рук мальчишек, сразу же посадил в машину, и они отправились в больницу. Растерянный и виноватый, Тэхен остался на дороге между их домами, а Чонгук смотрел на него в зеркало заднего вида и внезапно начал плакать, потому что был абсолютно уверен, что вот теперь Тэхен даже не будет пытаться с ним здороваться. Но мама подумала, что это от боли, и стала ругать Тэхена еще сильнее, на чем свет стоит. И Чонгук, конечно же, тоже начал плакать сильнее и все гадал, догадается ли мама хоть когда-нибудь, что он плачет не из-за него. Потом их магазин открылся, и началось яростное противостояние, которому предстояло продлиться долгие годы, но Чонгук был слишком мал, слишком мягок и ему слишком нравился Тэхен, даже несмотря на то, как мама постоянно его костерила, чтобы он улавливал хоть что-то из возмущений родителей за ужином и чтобы хоть на толику разделил их неприязнь к семье Ким.

twenty one pilots — My Blood

Чонгук отлично помнил, как не хотел идти в первый класс. Ему только исполнилось семь, и он ровным счетом ничего не знал о школе, но зато он прекрасно знал, что вряд ли найдет там друзей, вряд ли будет проводить ланчи не в одиночестве, вряд ли избежит издевательств — во всех фильмах, которые любила его мать, полные тихие очкарики всегда становились жертвами издевательств, и ему не нужно было быть гением, чтобы сопоставить образы. Он не надеялся обрести верного друга и не ждал ничего хорошего, хотя для томительного волнения, свойственного всем детям, в нем все-таки нашлось немного места. Впрочем, переживал Чонгук зря — первый день в школе прошел сносно. Он старался не высовываться и быть незаметным, и ему это отлично удалось. Вечером родители вскользь спросили его о том, как все прошло, и даже купили тортик в честь начала школы, но тема быстро перескочила на семью Ким и цветочный магазин, и Чонгук, без особого удовольствия ковыряясь в торте, подпирал щеку кулаком и думал лишь о том, что завтра идти в школу совсем не хочется. Но и тут переживания оказались напрасными. Первая неделя прошла так же, как первый день. Повезло, что Чонгуку нравилось учиться, иначе уроки были бы для него совсем невыносимыми — он скучал в одиночестве, в одиночестве бродил по коридорам, даже сидел в одиночестве. Так уж вышло, что в первый день, когда он всех сторонился, ребята сразу распались на группки, и Чонгук не вошел ни в одну из них. Не то чтобы он переживал — он был тихим мальчиком и, наверное, переживал бы гораздо сильнее, если бы его все-таки в какую-то из групп приняли. Он бы постоянно думал о том, что может не оправдать их ожиданий. Единственное, о чем тосковал Чонгук, и единственное, что заставляло его поднимать голову, пока он шел по коридорам от одного кабинета к другому, — это Тэхен. Он бы очень хотел увидеть его. Мама строго-настрого запретила ему с ним заговаривать, но просто посмотреть ведь он мог? На Тэхена было удивительно приятно смотреть — как будто он воплощал в себе все, чем так хотелось стать Чонгуку. Он был оживленный, раскованный, громкий, улыбчивый, яркий — Чонгук много читал, поэтому знал много слов, которыми можно было его описать. Он напоминал ему Тома Сойера, и когда Чонгук читал книгу о его приключениях, он очень хотел быть другом Тома Сойера и сокрушался, что того не существовало в реальности. А еще Чонгука подкупала та самая первая встреча. Когда Тэхен не обозвал его толстым, не заострил внимание на его очках или излишней медлительности, которой Чонгук страдал, потому что считал себя слишком неповоротливым и неловким. Это была правда — он порой мог что-то уронить, разбить или сломать, хоть это и получалось случайно, от мамы ему доставалось. Поэтому он стал медленным — это, пусть и раздражало окружающих, зато исключало любые неприятности. Тэхен ему улыбался, и он предложил стать друзьями, и для Чонгука это стало таким волшебным подарком судьбы, что Тэхен этими простыми действиями, сам того не подозревая, умудрился завоевать его расположение и безукоснительную преданность на долгие-долгие годы. На третьей неделе учебы Чонгук все-таки решился во время ланча выйти во двор, где собиралась большая часть учеников. Он планировал занять какую-нибудь отдаленную от всех скамейку, но, стоило ему выйти, как его внимание почти сразу привлекли громкие голоса и жизнерадостный смех, который за все лето Чонгук выучил так хорошо, что за долю секунды определил, кому он принадлежит. Он вскинул голову, быстро находя взглядом Тэхена, который сидел за одним из столов в окружении разных ребят и смеялся громче них всех. Чонгук продолжал шагать, не отрывая от Тэхена глаз, и это было плохой идеей, потому что он, конечно же, не заметил, что кто-то шел ему навстречу, и столкнулся с этим человеком. Он пошатнулся, его рюкзачок упал, но он сам, бормоча извинения, сумел удержаться на ногах — ровно до тех пор, пока мальчик, в которого он имел несчастье врезаться, не толкнул его обеими руками. Вот тогда уже Чонгук больно плюхнулся на спину, очки слетели с лица, и он растерянно ойкнул. — Смотри, куда прешь, чудила! — громко сказал мальчик, пиная его по ногам, и Чонгук невольно съежился, не находя в себе сил подняться и чувствуя, как все больше окружающих смотрят на них. Он попытался нащупать очки, но на его ладонь наступили — было не больно, но так обидно, что Чонгук крепко прикусил губу, чтобы не расплакаться. Позже он узнал, что этот мальчик учился всего во втором классе младшей школы, но уже был местной грозой района, что он не любил ботаников, не любил тихонь и не любил пухлых ребят, часто их бил, еще чаще забирал ланчи и деньги. Еще он узнал, что этого мальчика зовут Юнги, и что на самом деле он не был плохим и избивал тех, кто слабее него, только в те дни, накануне которых его самого избивал отец. И ланчи он забирал лишь потому, что у него не было матери, которая могла бы приготовить ему свои. Но все это случилось слишком нескоро. Прямо сейчас нога Юнги находилась на пухлой ладошке Чонгука, и его очки были далеко, и без них он видел все слишком размыто, чтобы чувствовать себя уверенно. Зато он прекрасно слышал насмешливый гогот друзей Юнги, и от этого ему было еще хуже. От дальнейшего унижения его спас громкий уверенный голос — тот самый голос, который Чонгук уже сейчас выучил наизусть, даже не подозревая, как хорошо будет знать его в будущем. В любом состоянии — когда он сломается, когда сломается его обладатель, когда он будет больным, когда будет возбужденным, когда будет признаваться в любви и пылко делиться идеями. — Эй, Юнги! Ты чего там делаешь? Тэхен подошел ближе, он улыбался, светя пробелом на месте переднего зуба, но это нисколько не умаляло его авторитета. За ним тоже стояли друзья, и они ничем не уступали друзьям Юнги. — Он меня толкнул, — Юнги повел подбородком в сторону Чонгука, сильнее нажимая подошвой поношенного кроссовка на его ладонь, и Чонгук снова ойкнул. Не увидел, как Тэхен нахмурился, потому что ничего не видел без очков. — Он сделал это случайно, и он извинился, — заметил Тэхен, подходя к Юнги почти вплотную и легонько толкая его. Тот невольно сделал шаг назад, высвобождая из своеобразного плена бедную покрасневшую ладонь Чонгука, и Тэхен молниеносно наклонился, обхватывая его и практически вздергивая в воздух. — Разве не достаточно? — Вечно тебе надо влезть, — цокнул Юнги, раздраженно складывая руки на груди, — это уже Чонгук увидел, потому что кто-то из друзей Тэхена поднял его очки, протягивая ему, и Чонгук торопливо их надел. — Вот и не вечно, — возразил Тэхен, выступая вперед и прикрывая Чонгука собой. Чонгук не сразу заметил, как он завел руку назад и разжал ладонь, ему понадобилось пару секунд, чтобы понять. Но когда он понял, то без сомнений обхватил пальцы Тэхена, ни на мгновение не задумавшись над тем, что бы на это сказала мать. — Я не влезаю в ваши там всякие разборки. Но Чонгука не обижай! Он не хотел ничего плохого. Чонгук робко выглянул из-за плеча Тэхена и, встретившись с острым взглядом Юнги, тут же спрятался вновь. И за спиной Тэхена вдруг почувствовал себя самым защищенным на свете. Юнги фыркнул, но развернулся и ушел. Позже Чонгук узнал еще и то, что Тэхен — практически единственный, с кем Юнги не решался вступать в открытую конфронтацию, но это знание ему уже не понадобилось, ведь он и сам научился к тому времени с ним ладить. Как только Юнги исчез, а остальные постепенно возвратились к своим занятиям, Тэхен развернулся и отпустил его руку только для того, чтобы удобнее ее перехватить. Он заглянул в его лицо и улыбнулся. — Ты как? Чонгук опустил взгляд. Глаза Тэхена были слишком яркие, чтобы он мог это выносить. — Нормально. Хорошо. Спасибо тебе большое, — пробормотал он, и Тэхен легонько ущипнул его за щеку. — Ты теперь под моей защитой, поэтому можешь не бояться. Пойдем, — он потащил его к столику, за которым сидел с друзьями; Чонгук обернулся, чтобы взять свой рюкзачок, но увидел, что его уже подобрал кто-то из мальчишек. — Я тебя все это время высматривал в коридорах и никак найти не мог, ты вообще ходил в школу? — ответа он, по привычке, не дождался. — Как хорошо, что школа началась, правда? Теперь можем спокойно общаться, а родители даже не узнают!.. На этих словах Чонгук застопорился, и Тэхен затормозил тоже, оборачиваясь на него и вопросительно вскидывая брови. Ребята обошли их, направляясь к столу, и Тэхен бросил им, что они подойдут попозже, прежде чем окончательно повернуться к Чонгуку. — В чем дело? Чонгук хотел бы общаться с Тэхеном. По правде, он и поверить не мог, что Тэхен так легко его вновь принял, несмотря на то, что они были едва знакомы, и Чонгук уж точно не заслуживал такой доброжелательности, когда все лето не мог решиться даже на то, чтобы поздороваться с Тэхеном в ответ. — Я очень… очень хочу дружить с тобой, — выдавил он, Тэхен подошел ближе, чтобы лучше расслышать его тихий неуверенный голос. — Но я не смогу врать… родителям… Тэхен замер на пару мгновений, пытаясь переварить услышанное, а потом вдруг рассмеялся. Чонгук настолько этого не ожидал, что невольно вскинул голову, глядя в его засветившееся смехом лицо. — А ты не ври! — легкомысленно предложил он, отсмеявшись. — Просто ничего не говори! Разве они часто спрашивают у тебя обо мне? Чонгук задумался и покачал головой — на самом деле, они нечасто спрашивали его о чем бы то ни было. Предложение Тэхена казалось разумным, его ладонь была теплой, а за его спиной Чонгук чувствовал себя таким защищенным, каким порой не чувствовал в компании собственных родителей. — Тогда будем дружить втайне? Он улыбался, терпеливо ожидая ответа, восьмилетний мальчик, в котором было не по годам много храбрости и уверенности в себе. В котором всегда будет много преданности одному-единственному человеку, много нежности, предназначенной для него, много любви и много сил за эту любовь бороться. Чонгук сжал его ладонь крепче и, зажмурившись, решительно кивнул. Тэхен издал победный клич, вскидывая свободную руку в воздух, и активнее потащил его к столу, освобождая место у себя под боком, и Чонгук поймал себя на том, что тоже улыбался, и удивлялся тому, какой яркой, хорошей и интересной вдруг стала школа. В одно мгновение, стоило Тэхену только появиться в поле зрения. Вот так в семь лет с подачи Тэхена Чонгук впервые ослушался приказа родителей, и выбрал его, и потом ни разу — ни в двенадцать лет, ни в двадцать, ни в тридцать, ни когда-либо еще — об этом не жалел.

5 Seconds of Summer — Take My Hand

Дружба с Тэхеном научила его многим вещам. Он научился обманывать родителей. Вряд ли это можно было назвать положительным влиянием, но в случае с Чонгуком у этого точно был положительный эффект — он больше не зацикливался так сильно, когда мама из-за какой-то ерунды переставала с ним разговаривать, или когда отец отмахивался от его вопросов, или когда он чувствовал, что им неинтересно слушать про школу, и класс, и одноклассников. Поэтому, когда после школы он отправлялся с Тэхеном и его друзьями гулять, он никогда не признавался в этом родителям. Во-первых, они вообще вряд ли знали, во сколько у него заканчиваются уроки, а во-вторых, даже если они что-то подозревали и спрашивали, почему он так долго, он просто придумывал что-то. Они с Тэхеном разработали несколько универсальных ответов: Чонгук занимался в библиотеке, оставался на элективы с учительницей, гулял с другими друзьями. Последний пункт даже не был ложью, благодаря чему нравился Чонгуку больше всех. Он правда гулял с друзьями, просто не договаривал, что среди них был Тэхен. Еще он научился ходить, не опуская голову, и чувствовать себя комфортнее в своем теле — не таким неловким и неповоротливым. Тэхен никогда не акцентировал внимание на его весе и не смеялся, если Чонгук что-то ронял или спотыкался сам, — только тепло улыбался и помогал ему. Все его друзья тоже не отпускали шуток на этот счет, но Чонгук подозревал, что и в этом была заслуга Тэхена. Он научился говорить, когда его не спрашивали напрямую, если ему было что сказать; научился не бояться косых взглядов и не прикрывать рот рукой, когда смеется. От последнего Тэхен отучал его очень долго — стоило Чонгуку начать смеяться, как ладонь сама тянулась к лицу, и Тэхен наловчился безошибочно определять этот момент и обхватывать его запястье, настойчиво опуская его. — Ты так искренне смеешься, зачем этого стесняться? — с искренним недоумением интересовался он, заставляя Чонгука смущаться еще сильнее. Спустя время он даже осмелел настолько, что стал отвечать, если Тэхен приветливо махал ему рукой в дни, когда им не нужно было в школу. Первый год Чонгук с замиранием сердца ждал каникул, боясь, что не сможет в это время ни словом с Тэхеном перекинуться, но его волнения были напрасными, и Тэхен, как и всегда, его удивил. С мелким соседским мальчишкой он отправлял ему записки в дни, когда Чонгук сидел на веранде, с тоской глядя на витрину магазина напротив. В записках было время, к которому ему нужно быть готовым. В назначенный час к их дому приходил кто-то из друзей Тэхена — чаще всего это был Соджун, который производил на родителей Чонгука весьма благоприятное впечатление. Он представлялся школьным приятелем Чонгука, говорил, что очень хочет с ним погулять, и просил ненадолго его отпустить. Чонгук, который, хоть и научился врать, но делал это далеко не так красноречиво, как Соджун, только стоял неподалеку и кивал всякий раз, как родители обращали на него взгляд. Тогда он был еще слишком мал, и помощь Соджуна была неоценима, но на третьих по счету каникулах, когда Чонгуку должно было исполниться десять лет, родители начали отпускать его одного, и почти все летние дни он тоже проводил в компании Тэхена и был неописуемо счастлив. На самом деле, он тоже многому научил Тэхена. Например, ждать ответа, прежде чем задавать следующий вопрос. Терпеливо слушать и ценить каждое слово. Чонгук разговаривал мало и тихо, тише, чем обычно говорят мальчишки его возраста. Ему требовалось время, чтобы ответить, и постепенно Тэхен подстроился под его темп, стал внимательнее к его словам. Чонгук умел рассказывать интересно, он много читал, смотрел много фильмов и мультфильмов и знал целый кладезь информации, и Тэхен, который раньше перебивал всякого, кто не успевал заинтересовать его первыми двумя словами, Чонгука всегда слушал до самого конца, оставаясь в восторге от его способности мягко и понятно формулировать мысли, подавать даже самую примитивную информацию так увлекательно, что можно заслушаться. Хотя на примитивную информацию Чонгук, на самом деле, очень редко тратил слова. Чонгуку легче стало ходить в школу, более того, он с нетерпением ждал каждого утра, чтобы встретиться у ворот с Тэхеном, обменяться несколькими словами и разойтись перед дверями в кабинет. Но в своем классе Чонгука внезапно начали недолюбливать, потому что он, несмотря ни на что, все еще оставался застенчивым полноватым очкариком, и одноклассники недоумевали, как ему удалось подружиться с кем-то настолько крутым, как Тэхен, который мало того, что был старше, так был еще довольно популярен в младшей школе, ведь только с ним не решался вступать в споры даже Мин Юнги, которого все боялись. Но Чонгуку было все равно — у него был Тэхен, с которым он проводил все перемены, а на уроках он предпочитал внимательно слушать учителей, поэтому доброе мнение одноклассников было ему ни к чему. Годы в младшей школе пролетели незаметно; с каждым днем он становился все ближе с Тэхеном; с каждым днем вражда его родителей и родителей Тэхена становилась все крепче, но им, даже несмотря на то, что они вынуждены были выслушивать нелестные разговоры в сторону семей соседей, все было нипочем. Казалось, чем сильнее их родители друг друга ненавидели, тем сильнее они сами друг к другу привязывались. На предпоследнем году младшей школы Чонгук нашел себе лучшего друга. Не то чтобы он не считал другом Тэхена — скорее, дело было в том, что чувства к Тэхену были глубже и необъятнее, Чонгук с трудом мог уместить их в сердце и дать им название в мыслях. Казалось, они были двумя половинками одного целого — так хорошо сочетались друг с другом. Чонгук много читал, поэтому знал, что это и не просто дружба, и не любовь, о любви он даже и не думал тогда. Впрочем, и позже ему не приходило в голову назвать чувства между ними любовью. Это всегда было что-то сильнее. Что-то крепче дружбы. Что-то нежнее любви. Что-то, что нельзя ни описать, ни почувствовать вновь, если потеряешь. Лучший друг, впрочем, не был каким-то новым лицом. Он был с ним знаком, и большую часть младшей школы относился к нему с недоверием, опасением и неодобрением. Все переменилось в один вечер. Ему было уже одиннадцать лет, и родители могли отпускать его довольно далеко от дома. Он любил книжный, который находился в нескольких кварталах, в менее благополучном районе, и обычно он ходил туда по утрам в выходные вместе с Тэхеном. Они встречались в условленном месте, чтобы родители их не увидели, и какое-то время еще гуляли, только потом направляясь в книжный. Они слишком скучали друг по другу в выходные, чтобы ограничиваться только встречами в школе. Но в пятницу вечером на одной из недель Тэхена из школы забрали родители, потому что они сразу должны были поехать в другой город на выходные, а у Чонгука уже закончился весь запас книг, поэтому он решил сходить в книжный сам. Придя домой, он поужинал, переоделся и, заглянув к родителям, сообщил, что прогуляется до магазина. Те легко его отпустили, дав достаточно денег сразу на несколько книг. Чонгук был счастлив и брел по улицам, что-то весело, но почти неслышно мыча себе под нос. Прогулка, конечно, была бы в разы приятнее, будь рядом с ним Тэхен, но он прекрасно понимал, что нужно уметь наслаждаться временем и в одиночестве. К счастью, для него это не было такой уж серьезной проблемой. Чонгук провел в книжном достаточно времени, чтобы на улице начало смеркаться, и обратно шел еще более окрыленный — в рюкзаке у него было целых три новых книги, и ему уже не терпелось начать их читать. Но счастье его лопнуло как мыльный пузырь, стоило ему наткнуться взглядом на сидящего на остановке Мин Юнги. Он выглядел настолько несчастным и понурым, что доброе сердце Чонгука мучительно сжалось. От Мин Юнги он не видел зла в свою сторону после того злополучного столкновения, ставшего их знакомством. Все-таки, то, что он был в компании Тэхена, давало ему уверенную защиту. Но его сложно было назвать хорошим мальчиком. Впрочем, Чонгук хоть и не одобрял его поступки, но, казалось, видел больше всех остальных. Замечал заплатки на рюкзаке, замечал, каким затертым был его пиджак. Замечал иногда синяки на случайно оголившихся запястьях, и то, как велика была ему поношенная спортивная форма. Чонгук не мог это объяснить, но где-то в глубине души чувствовал, что что-то с ним происходило, что-то нехорошее, что, может, и не оправдывало его поведение, но, по крайней мере, объясняло его. Когда он поделился однажды этими наблюдениями с Тэхеном, тот только пожал плечами. — Наверное, проблемы в семье, — сказал он недовольно. Юнги ему не нравился, и он никак не хотел даже пытаться его понять. — Но ты посмотри — сегодня он разбил Чанмину из второго класса нос. Вот пусть и мучается, раз такой противный. Чонгук был решительно с ним не согласен, мягкие убеждения быстро вылились в спор, из-за которого они не общались целую перемену, но потом Чонгук, не выдержав, извинился, потому что справедливо посчитал, что дружба с Тэхеном для него важнее, чем обеление, возможно, неоправданное, имени Юнги. Тэхен перед ним извинился тоже, и равновесие было восстановлено. Но сейчас Тэхена рядом с ним не было, поэтому Чонгук, поколебавшись пару минут, все-таки подошел к Юнги. Тот поднял голову, и его губы тут же скривились, но Чонгук даже не обратил на это внимания — его взгляд был прикован к синяку, из-за которого правый глаз Юнги совсем заплыл. — Чего уставился, очкарик? Жить надоело? Чонгук хотел было отойти, но потом понял, что в голосе Юнги совсем не было угрозы — только усталость. Поэтому он сел рядом с ним. Покачал ногами в воздухе. Не зная, что сказать, он произнес: — Моя мама сегодня готовит кальби и тток. Когда она готовит кальби, его обычно так много, что остается даже после того, как мы втроем наедаемся. А ее тток самый вкусный в Корее, — он помолчал, Юнги не произносил ни слова и будто бы даже не слушал его, но он все равно продолжил: — А еще у мамы есть волшебная мазь от синяков. С ней они проходят за двенадцать часов, честно. Она ее купила, потому что у нее легко выходят синяки, даже если она не сильно бьется. Юнги повернулся и уставился на него одним глазом. Наверное, второй у него жутко болел. Он был такой несчастный и такой недовольный, что Чонгук вдруг подумал, что он ужасно похож на кусачего щенка. — Я к чему это все… не хочешь зайти в гости? — несмело предложил он. В те долгие неловкие секунды в ожидании его ответа он и представить не мог, что это была самая правильная вещь, которую он только способен был сказать. Юнги долго молча смотрел на него, и Чонгук понятия не имел, что происходило в его голове. Под этим взглядом он ясно почувствовал все то, о чем забывал, когда был с Тэхеном. Складки на животе. Очки, спадающие с носа. Неровные зубы, практически выпирающие из маленького рта. Он поежился и почти, почти пожалел о том, что предложил это Юнги, как Юнги вдруг слез со скамейки. — Хочу, — просто сказал он и первым двинулся в неверную сторону, Чонгуку пришлось окликнуть его и с неловкой улыбкой указать в другую. Они шли в тишине. Чонгук только спросил, не потеряют ли его родители, и Юнги буркнул «нет», и больше они не заговаривали. Родители Чонгука, возможно, были не самыми образцовыми родителями, но всегда старались показать другим, что они именно такие. Поэтому, когда Чонгук привел друга и представил его, объяснив, что фонарь под глазом тот получил на тренировке по бейсболу, а мама его уехала и не могла как следует позаботиться о сыне, те сразу радушно приняли его к столу. Юнги казался пораженным — здоровый глаз у него смешно округлился и блестел от чего-то, подозрительно похожего на слезы. Мать Чонгука достала ту самую волшебную мазь и легкими ласковыми движениями, на которые бывает способна только мать, нанесла ее на подбитый глаз Юнги. Тот, внезапно осмелев, поднял поношенную футболочку, показывая синяки на ребрах, и женщина заохала, жалея его тоже так, как способна только мать. Чонгук же смотрел на него не моргая и все думал о том, правильный ли сделал выбор, пригласив его домой. Это было так спонтанно, что он и сам не мог сказать, чем руководствовался. Но теперь у него было чувство, что на нем лежит своеобразная ответственность за Юнги. Быстро обработав раны, она отправила их в ванную мыть руки. Юнги с непонятным выражением на лице оглядел ванную, несколько раз намылил руки душистым мылом и лишь на выходе пробормотал так, что Чонгук едва услышал: — Спасибо. Тем не менее, он обернулся и искренне улыбнулся ему. Юнги замер, пару раз ошалело моргнул, глядя на него. — Всегда пожалуйста, Юнги. После ужина мама сказала, что уже слишком поздно, чтобы Юнги возвращался домой один, и предложила, чтобы отец Чонгука его проводил. А еще предложила остаться. Предложила выбирать. Юнги почти не колебался, когда выбирал второй вариант. Он уверил родителей Чонгука, что не нужно звонить к нему домой, что он сделает это сам, но, конечно же, он этого не сделал, и Чонгук догадывался, что это из-за того, что его собственным родителям было все равно, где их сын. Спустя время этим предположениям суждено было подтвердиться. Уже ночью, лежа в кровати, слыша неровное дыхание Юнги, которому постелили матрас на полу, Чонгук думал о том, что теперь все между ними, видимо, будет по-другому. Чувствовал, что отношение Юнги к нему очень изменилось. Но даже не подозревал, что с этого самого дня он для Юнги стал тем же, кем для него стал когда-то Тэхен, и что одним этим простым проявлением доброты он завоевал его вечную, неукоснительную и бесконечную преданность.

Roar — I Can't Handle Change

Чонгук знал, что должен рассказать Тэхену о встрече с Юнги. Он и не планировал от него это утаивать. Но в понедельник утром Тэхен слишком оживленно рассказывал о том, как провел выходные, и Чонгук не решился его перебивать, а потом и вовсе забыл о Юнги — все-таки тогда он еще и не думал о том, что в будущем их будет связывать крепкая дружба и это будет далеко не последний человек в его жизни. Но так уж вышло, что рассказать шанс так и не представился, и Тэхен узнал обо всем по воле случая во время ланча. Они обедали на улице, несмотря на то, что было уже довольно прохладно, и в коридоре, ведущем к выходу, наткнулись на Юнги, который пытался отнять ланч у какого-то третьеклассника. Тэхен, неодобрительно взглянув на него, прошел мимо, но Чонгук вдруг остановился. Юнги, заметив чужое присутствие, посмотрел на Чонгука. Юркий мальчишка, воспользовавшись заминкой, вывернулся из хватки и сбежал, и Юнги громко выругался, намереваясь последовать за ним, но Чонгук его остановил. — Юнги, постой! На его оклик обратил внимание не только Юнги, но и Тэхен, который обернулся и, нахмурившись, вернулся к ним. Чонгук старался на него не смотреть, пока доставал из рюкзака второй ланч-бокс. Он попросил маму приготовить его, сказав что-то о том, что мать Юнги в командировке и не может побаловать сына. Он, конечно, соврал, ведь понятия не имел, что с родителями Юнги, даже не был уверен, предоставится ли шанс этот ланч-бокс отдать. Не был уверен он и в своих смутных догадках. Но неуверенность его не остановила. — Возьми. Мама приготовила для тебя тоже, — он протянул ему милую коробочку и, подумав, добавил: — Тебе необязательно теперь забирать их у других. Юнги застопорился. Открыл рот, обнажая зубы, явно собираясь как-то съязвить, но потом будто передумал. Бросил уязвимый взгляд на Тэхена, от которого не по себе стало Чонгуку. Он чувствовал, каким тяжелым было молчание с его стороны, чувствовал, как много ему хотелось сказать, но он сдерживался, и Чонгук был ему за это благодарен. Чонгук не сдавался и решительно продолжал протягивать ему ланч-бокс. В конце концов, тот с несвойственной ему неуверенностью взял его. — Мне? — осторожно уточнил он, и Чонгук с готовностью кивнул, чувствуя, как сердце покидает тяжесть. — Спасибо… Чонгук улыбнулся. — Если не сложно, найди меня после уроков и верни контейнер, пожалуйста, чтобы я завтра снова принес тебе ланч. Лицо Юнги тут же помрачнело. — Мне не нужны подачки!.. — рявкнул он. — Это не подачки, — мягко объяснил Чонгук, заглядывая в его глаза, словно пытаясь через взгляд передать искренность своих намерений. — Мама готовит много всегда, ей несложно уложить второй бокс. Если ты хочешь, я могу приносить и тебе. Юнги снова мимолетно взглянул на Тэхена. Его обычно бледные щеки залил румянец. Он кивнул и без слов удалился, и тяжесть молчания Тэхена стала еще ощутимее. Чонгук поднял голову, встречаясь с ним взглядом. У него были поджаты губы, и, на взгляд Чонгука, выражение лица это совсем ему не подходило. — Что это только что было? — Пойдем скорее, а то не успеем пообедать, — поторопил его Чонгук и, когда Тэхен не двинулся с места, добавил: — Все объясню по пути. Тэхену не понравилась эта история. Ему не нравилось и то, что они с Юнги становились все ближе — здоровались в коридорах, иногда вместе ходили домой, несмотря на то, что Юнги было совсем в другую сторону, вместе делали уроки в библиотеке. Чонгук каждый день приносил ему ланч-боксы, а Юнги учил Чонгука играть на гитаре, которую таскал из кабинета музыки. Не потому что Чонгук к нему охладел или променял его на Юнги, вовсе нет. Не потому что он ревновал. Просто ему не нравился Юнги, и он не хотел, чтобы тот был близок с Чонгуком. Грубый, жестокий и неприятный Юнги. С мягким, наивным и добрым Чонгуком. Ему не нравилось, что со временем Юнги стал чаще оставаться у Чонгука с ночевкой, и его родители принимали его с распростертыми объятиями, в то время как ему запрещено было приближаться к их дому на пушечный выстрел. Это было обидно. Было больно. Несправедливо. Он ближе к Чонгуку, но из-за каких-то дурацких конфликтов между их родителями ему никогда не выпадет шанс посидеть в их гостиной, изучить постеры на стене в комнате Чонгука и занять запасной матрас на полу. Ему не нравилось, что Чонгук очень быстро нашел с ним общий язык, что Юнги все явственнее становился неотъемлемой частью жизни Чонгука. Не нравилось, что Юнги совершенно оправдал себя в его глазах — отец-алкоголик, мать давно умерла, побои, притон в квартире. Его некому было воспитывать, некому было о нем заботиться, и он научился заботиться о себе сам, пусть и способы для этого выбрал радикальные. Тэхен знал, он знал, что Юнги не заменил его в глазах Чонгука. Он знал это, потому что Чонгук все еще выбирал его, когда решал, с кем сесть на обеде, к кому бежать в переполненном коридоре на перемене, с кем проводить летние дни. Но в огромном добром сердце Чонгука нашлось место и для Юнги, и Тэхену это не нравилось. Но он не мог это остановить. Как он мог это остановить? Когда Чонгук с теплотой говорил о Юнги, когда его глаза так сияли, если он замечал, что Юнги меньше ввязывается в драки, больше не забирает ланчи у учеников, чаще улыбается. Они удивительно хорошо понимали друг друга, пусть и не так хорошо, как с Тэхеном, были удивительно похожи. Как Тэхен мог запретить ему с ним общаться, не заставив его разочароваться в нем самом? Юнги не стал третьим лишним в их отношениях. Но он стал близким другом Чонгука. И Тэхену это не нравилось. Ни в тот день в коридоре, ни много лет спустя.

Halsey — clementine

В конце младшей школы Чонгука на все лето отправили к бабушке в Пусан. Не то чтобы он был в восторге от идеи, хоть и был сердечно привязан к бабушке, — в Пусане у него не было друзей, а с кузенами у него были не особо хорошие отношения. Точнее, отношений вообще почти не было — они просто не обращали на него внимания, и он был предоставлен сам себе. Здесь у него был Тэхен, и был Юнги, и они никогда не выбирались никуда втроем, даже если Чонгуку хотелось, но с ними и по отдельности было весело. Родители любили Юнги, и Чонгук мог часто приводить его домой, и он не имел ничего против этого, честно. Просто порой Чонгук думал, что его родители могли бы так же полюбить Тэхена, если бы только дали ему шанс. Но их глупая война с семьей Ким не просто продолжалась, она становилась тем жестче, чем успешнее становился их цветочный магазинчик. Чонгук уставал выслушивать всякую грязь о них, и он не понимал, зачем нужно было втягивать в это самого Тэхена, что плохого сделал Тэхен кроме того, что родился в их семье. Иногда он обрывал мать, когда та начинала без причины обругивать этого «несносного соседского мальчишку». Возможно, он делал это почти всегда. Ему было интересно, очерняют ли его самого в глазах Тэхена, ведь они никогда не поднимали эту тему в разговорах. Это было слишком обидно, слишком несправедливо, что им приходилось скрывать друг друга, когда друг о друге хотелось кричать. В день, когда он уезжал, они даже не могли попрощаться. Тэхен смотрел на него из витрины магазина, в то время как Юнги садился в машину, чтобы доехать с ним до вокзала и проводить его, и Чонгук на несколько мгновений замешкался, ловя взгляд Тэхена и удерживая его. За день до этого они, на самом деле, устроили прощальный пикник, и они обменялись номерами тогда, когда Чонгуку только купили телефон, но все равно это ощущалось неправильным — то, что его самый близкий человек на свете стоит так далеко и не может его обнять перед разлукой в целых три месяца. Раньше Чонгука эта дурацкая конфронтация двух семей заставляла недоумевать. Теперь она злила. Чонгук, удостоверившись, что родители заняты погрузкой чемоданов в машину, поднял руку, показывая Тэхену знак мира. Тэхен улыбнулся и отправил ему воздушный поцелуй, и Чонгук улыбнулся ему в ответ, но его сердце все равно оставалось тяжелым. Пока они ехали, мама заметила, как приятно, что у Чонгука есть хоть один такой замечательный друг, и Юнги бросил на него настороженный взгляд и ободряюще сжал ладонь. Потому что он знал, сколько боли причиняло Чонгуку то, что ему приходилось скрывать свою дружбу с Тэхеном. Потому что он был замечательный и искренне переживал за Чонгука, несмотря на свою неприязнь к Тэхену. Чонгук практически сразу рассказал ему о том, что нельзя в разговоре с родителями касаться Тэхена, потому что боялся, что тот мог проболтаться. Когда Чонгук приехал к бабушке, все кузены уже были там, и в этот раз они приняли его совсем по-другому — то ли потому что он вырос, то ли потому что изменился. Тэхен научил его чувствовать себя комфортно, и это чувство комфорта оставалось, даже когда Тэхена рядом с ним не было. Он любил бабушку — это была не бабушка выпечка-вязание-очки, это была бабушка модные аутфиты-активный отдых-полезная еда. Она жила на берегу океана и выглядела так, словно ей сорок, хотя ей недавно стукнуло шестьдесят. Она тоже нежно любила Чонгука, мягкого и доброго, совсем не похожего на остальных ее внуков. Но это не мешало ей каждое утро поднимать его вместе со всеми на пробежку. Они завтракали на веранде, до обеда помогали ей по дому, после обеда плавали в океане. Вечером занимались йогой, а перед сном собирались в гостиной, чтобы посмотреть фильм. Поначалу было тяжело, но и бабушка, и кузены, которые были худенькими, относились к нему с пониманием — ждали, помогали, подбадривали. Потом стало даже весело. К тому же, это помогало — он так уставал, что перед сном даже не успевал толком поскучать по Тэхену. Но он скучал по нему постоянно. И по Юнги, конечно, тоже, но тоска по Тэхену была другой — она будто бы съедала его сердце. Ему физически не хватало его рядом; порой он поворачивался, чтобы обменяться с ним улыбками или что-то сказать, и только потом понимал, что его здесь нет. Они переписывались, но этого было мало. В один из дней поздним вечером Тэхен послал ему свою селку на фоне какой-то речки — они выбрались с ребятами покататься на тарзанке. И Чонгук, лежа в кровати, вдруг расплакался. Бабушка зашла к нему, как делала каждый раз перед сном, и обеспокоенно нахмурилась, присаживаясь рядом и ласково стирая слезы. — Что случилось, зайка? — мягко спросила она. — Ты скучаешь по родителям? Чонгук покачал головой, утыкаясь в ее ладонь. О, нет, по ним он вовсе не скучал. За прошедшие годы они очень отдалились — отчасти из-за того, что Чонгуку приходилось скрывать от них важнейшую часть своей жизни, отчасти из-за того, что их и не особо волновала эта внезапная дистанция. Он даже не был уверен, что они ее замечали. Конечно, он все еще был ребенком, нуждающимся в своих родителях. Он даже не мог сказать, что они плохие, потому что это заставляло его совесть болеть, ведь они не были плохими. Они, возможно, просто были чуть более равнодушными, чем должны быть родители. Но его мать всегда готовила ему ланчи для школы, его отец покупал все, о чем он просил. Они заботились о нем, когда он болел, и утешали, когда он плакал. Наверное, вся эта история с Тэхеном просто заставила их отдалиться друг от друга, но Чонгук не был уверен, что готов от него отказаться, чтобы наладить с ними отношения. Точнее, он был уверен, что не готов. Бабушка всегда его понимала, и он знал, что она не скажет родителям, если он попросит, и ему так сильно хотелось рассказать о Тэхене. О том, какой он замечательный, какой храбрый, как он помог Чонгуку, как Чонгук стал тем, кого она сейчас видит и кем гордится, благодаря ему. Поэтому он показал ей селку Тэхена. — Я скучаю по своему другу, — шмыгнув носом, пробормотал он. Бабушка мягко улыбнулась, и он сжал ее ладонь. — Родители не знают о нем, ведь он… Они же говорили тебе про цветочный магазин напротив? Он сын владельцев. На ее лице промелькнуло осознание, а вслед за ним — сожаление. Ему можно было не объяснять дальше, она и так все поняла. Ведь она всегда все понимала. — О, мой дорогой… — она легла рядом с ним, прижимая его к себе и целуя в макушку. — Ты можешь рассказать о нем, если хочешь. О, Чонгук так хотел. И он начал говорить. Он рассказал, как они познакомились и как Тэхен стал первым, кто обратил внимание на него, а не на его вес, или зубы, или очки. Рассказал, как Тэхен с необычайной настойчивостью продолжал с ним здороваться и как не отступался от идеи с ним подружиться, хотя Чонгук искренне считал, что в нем не было ничего, способного его заинтересовать, что только он должен бороться за привилегию быть другом Тэхена, ведь Тэхен был… Он был всем тем, чем Чонгук хотел быть. Всем тем, с кем Чонгук хотел быть. Но Тэхен как будто чувствовал что-то — что Чонгук правильный человек, может быть. Что он его человек. А может, он просто был очень добрым и готовым подружиться с кем угодно. Но правда была в том, что он не дружил с кем угодно. Он дружил с Чонгуком. Он выбрал Чонгука. Рассказал, как Тэхен защищал его от насмешек — даже не давал насмешкам достигнуть его, как надежная крепкая стена. Как они вынуждены были не появляться вместе в их районе, потому что там все знали друг друга и кто-то обязательно рассказал бы об их дружбе, и тогда родители запретили бы им общаться, хотя не имели на это право. Но они все-таки были родители, а они все еще были зависящими от них детьми. Они все еще были детьми, но эта общая тайна и эта опасность быть раскрытыми сделала их ближе, сделала их взрослее. Он все рассказывал и рассказывал, пока его речь не превратилась в невнятное бормотание, потому что его клонило в сон. Бабушка поцеловала его в лоб и стерла слезы с его щек, аккуратно высвободила телефон из ладони и еще раз взглянула на фотографию. Лицо мальчика на ней было открытым и приятным, он широко улыбался, показывал знак мира и выглядел как все то, что описывал Чонгук. И она во многом не одобряла воспитание своей дочери, но еще никогда не была разочарована в ней так сильно. В июле бабушка повела его в какую-то премиальную стоматологическую клинику, чтобы ему поставили брекеты. Он был взволнован и долго ждал этого момента, ему не терпелось выровнять зубы. Брекеты ему понравились — они были разноцветные и симпатичные, хоть с ними и было немного непривычно. Он не стал скидывать селку Тэхену, потому что хотел его удивить, но он скинул ее Юнги. Тот написал: «Никогда бы не подумал, что скажу это, но брекеты выглядят круто», и Чонгук посчитал, что это отличный комплимент. На последней неделе лета, практически перед самым отъездом, Чонгук сломал руку, когда бежал с крыльца и споткнулся на верхней ступеньке. Вот таким он приехал домой после каникул: похудевшим после всех тренировок и правильного питания бабушки, с брекетами и с гипсом, который скрывал всю его руку от запястья до локтя. Когда он вышел из машины, Юнги ждал его на крыльце и бросился к нему в ту же секунду. Обнял он его, тем не менее, очень аккуратно, чтобы не задеть гипс, и смотрел на него горящими глазами, и радостно улыбался. — Я очень скучал, — признался он, и Чонгук искренне ответил, что скучал тоже, потому что да, он скучал по Юнги. По тому, как тот всегда понимал его без слов и как комфортно с ним было молчать, по тому, как он учил его простеньким мелодиям на гитаре, по тому, как они могли обсуждать любую тему, и Юнги всегда было что сказать, даже несмотря на то, что он почти ничего не читал и ничего не смотрел. Он очень скучал по Юнги, но он все равно обернулся, потому что был тот, по кому он скучал сильнее. Тот, кто смотрел на него из окон дома напротив и не мог так же открыто и радостно поприветствовать его, хотя ждал его не меньше. Чонгук почувствовал, как слезы собираются в уголках глаз, потому что ему безумно хотелось побежать к Тэхену, и обнять его, и дышать его ароматом, и слушать его голос, но он не мог. Они вошли в дом, и пока мама накрывала на стол, Юнги изредка бросал взгляды на его гипс, потому что, конечно же, знал о традиции рисовать на нем. Чонгук хотел, чтобы первый рисунок принадлежал Тэхену, но он видел, как пальцы Юнги подрагивали от нетерпения, как он желал что-нибудь оставить на память, и Чонгук… не мог его разочаровать. Он сходил за маркерами, и глаза Юнги засияли. Прямо в центре он нарисовал кролика и кота и приписал ниже «Будешь ланч?», и Чонгук улыбался почти, почти искренне. Через два дня, которые они с Юнги провели вместе, потому что он ночевал у них, ведь у его отца снова был запой, наконец-то началась учеба. Они весело проводили время: играли в видеоигры, помогали родителям в цветочном, готовили пироги из «Гарри Поттера» по рецептам из интернета, катались на старых роликах, говорили на серьезные темы, лежа ночью в комнате Чонгука и глядя в его облепленный фосфорными звездочками потолок, и Чонгук держал Юнги за руку, потому что Юнги всегда был слишком одинок, пока у него не появился Чонгук. Это было хорошо и интересно, как было всегда с Юнги, но он не мог дождаться сентября, не мог дождаться встречи с Тэхеном. Он практически бежал к воротам школы, и Тэхен, конечно же, конечно же, ждал его. Он развел руки в стороны, и Чонгук влетел в его объятия, игнорируя вспышку боли. Тэхен поднял его и закружил, и Чонгук слабо запротестовал, заливисто смеясь. — Я тяжелый же, отпусти! И Тэхен осторожно поставил его на землю и смотрел на него так, как мог смотреть только он. — Ничего не тяжелый, — он ущипнул его за щеку. — Очень красивый! И брекеты у тебя классные! Он уже заметил, как замечал все, что касалось Чонгука. Он попробовал прикрыть рот ладонью, потому что не мог перестать улыбаться, и Тэхен взял его за запястье. — Не прикрывай. А что с рукой? — он взглянул на рисунок, и его взгляд потускнел всего на секунду. — Прости, — пробормотал Чонгук, вытягивая запястье из его хватки, чтобы переплести с ним пальцы. Он не мог на него насмотреться, не мог надышаться, на такого родного и привычного, такого близкого и драгоценного. — Я хотел, чтобы первый рисунок был твой, но не мог отказать Юнги и… — Эй, ты чего? — Тэхен заглянул в его лицо. Ему было уже пятнадцать, и он был такой привлекательный, что даже девушки постарше заглядывались на него. Выразительные глаза приятного карего цвета с густыми ресницами. Мягкие розовые губы. Ровная золотистая кожа. Чонгук внезапно смутился. — Не извиняйся за это. Юнги — твой друг. Только я теперь… изрисую весь твой гипс! После уроков они остались на школьном дворе, и Тэхен нашел где-то упаковку фломастеров и принялся за творчество, параллельно рассказывая о том, как прошло лето (мы ходили на речку; я работал в магазине; прочитал ту книгу, которую ты рекомендовал; думал о тебе; приготовил пятнадцать видов пиццы; начал учить испанский и уже бросил; прошел полностью Elden Ring; повысил ранг в Genshin Impact; думал о тебе; научился кататься на скейте; сходил на летний фестиваль; один раз отравился уличными рыбными пирожками; три раза случайно подрался; сфоткал для тебя всех бродячих котов, которых видел, потому что думал о тебе), слушая, как прошло лето Чонгука (мы купались в океане; бегали по утрам по побережью; я стал ближе со своими кузенами; я вспоминал тебя; они подсадили меня на сериал «Академия "Амбрелла"» и теперь я жду новый сезон; мы готовили смузи из всех видов овощей и фруктов, которые могли найти; я вспоминал тебя; бабушка научила меня готовить диетический торт; мы посмотрели ровно восемьдесят фильмов, и я не помню ни один из них; я собрал для тебя восемнадцать самых красивых ракушек во всем Пусане и сделал из них браслет, потому что вспоминал тебя). — Твоя бабушка такая замечательная! — воскликнул он. — Вот в кого ты такой крутой. Чонгук рассмеялся и пихнул его в плечо, отчего фломастер в руке дрогнул и линия получилась неровной. Тэхен рисовал что-то среднее между стулом и разноцветным жирафом, высунув язык от усердия. Гипс Чонгука уже пестрел самыми разными рисунками, в которых было так много Тэхена, что Чонгук уже поклялся себе никогда его не выбрасывать. — Не льсти, я от нее унаследовал только глаза и кривые зубы. Она их, между прочим, давно исправила, а мне еще только предстоит. — Очень даже красивые глаза, — пробормотал он, сосредоточенно выводя линии ярко-желтым фломастером. — Да и зубы мне нравились, не знаю, чего ты на них жаловался. Но и ровные будут нравиться. Любые будут. В конце концов, оказалось, что это был и не стул, и не жираф, а маленький цветной дракончик с огромными глазищами. — Напоминает мне тебя, — заключил Тэхен со счастливой улыбкой. Спустя несколько лет, когда Тэхен пойдет в тату-салон за первой татуировкой, которая займет почти половину его руки, Чонгук пойдет с ним и набьет этого дракончика на том же месте, где он был на гипсе. Потому что чувства, которые он испытывал в момент, когда Тэхен демонстрировал ему пестрый гипс, радость, привязанность, возбуждение, волнение — все это было таким ярким, что Чонгук мечтал запомнить это на всю жизнь. Мечтал на всю жизнь запомнить Тэхена, сидящего на скамейке с ногами, расставленными по обе ее стороны, с отросшими волосами, прикрывающими глаза, но не скрывающими легкую улыбку на красивых губах. Мечтал запомнить его теплые пальцы, с аккуратностью, несвойственной мальчишкам, держащие его ладонь, то, как он выводил самые разные рисунки и фразы, упрямо стремясь изрисовать весь гипс. Как бы говоря, что, да, пусть Юнги занимает место на твоей руке, в твоем сердце и в твоей жизни, но сам я буду занимать намного, намного больше. — Я очень по тебе скучал, — тихо признался тогда Чонгук, как будто это было неочевидно, как будто могло быть не взаимно. Тэхен встретился с ним взглядом и придвинулся ближе, притягивая к себе и обнимая. — Я тоже скучал по тебе, мой Чонгуги, — прошептал он ему на ухо, и тогда первый, но далеко не последний раз его сердце сбилось с ритма из-за Тэхена.

Taylor Swift — It's Nice To Have A Friend

В средней школе, несмотря на то, что он похудел, уверенности во внешности у него не прибавилось. Наоборот, ее стало даже меньше, потому что у Чонгука начался переходный возраст, и его лицо было усыпано прыщами и черными точками так, что он не мог смотреть в зеркало, не испытывая отвращения. Ему казалось, что все это замечали, все обращали внимание и смеялись, и комментарии от мамы о том, что у него очень испортилось лицо, ничуть не улучшали его самочувствия. К тому же, у него ломался голос, и порой он звучал настолько ужасно, что хотелось спрятаться и никогда больше не открывать рот. И Юнги, и Тэхен уже прошли через переходный возраст, но у них он был какой-то до обидного гармоничный — голоса сломались быстро и почти незаметно, лица оставались чистыми, если не считать парочки заметных прыщей, выскакивающих то тут, то там, даже фигуры менялись правильно, отчего они ни дня не выглядели неуклюжими и слишком большими для своих тел. Он не делился своими тревогами ни с тем, ни с другим. Понимал, что Тэхен начнет убеждать его в том, что он прекрасен, и это будет такая неприкрытая лесть, что Чонгуку сложно будет это принять. А Юнги, напротив, мог сказать правду — и это было еще хуже. Правды ему и от матери хватало. Но ему все равно пришлось затронуть эту тему, пусть это и вышло практически случайно. Когда Чонгук размышлял об этом позже, он думал, что, наверное, тот момент и стал поворотным в их отношениях с Тэхеном, в его отношении к Тэхену, как будто после него все надломилось и срослось заново — не хуже, просто по-другому. Но еще ему казалось, что, если бы не этот момент, то все равно произошло бы что-то подобное. Что угодно, раньше или позже — не имеет значения. Правда была в том, что они с Тэхеном никогда не смогли бы оставаться просто друзьями. Чонгуку просто немыслимо повезло, что Тэхен считал так же. Это произошло, когда Чонгук учился во втором классе средней школы. Они сидели в библиотеке в тот день, и Чонгук объяснял Тэхену тему по истории. Тэхен учился на два класса старше, но у него были сложности с историей, литературой и английским языком, а Чонгук хорошо знал эти предметы и опережал школьную программу, потому что много читал и много смотрел и почти все — на английском. Чонгук мог бы попросить Тэхена помогать ему с математикой и физикой, чтобы они были на равных, но у него не было проблем с этими предметами, а у Тэхена не было проблем с гордостью, поэтому он спокойно относился к тому, что тот, кто на два года младше, знает больше него самого. Он заметил, что Тэхен отвлекся, и перевел на него вопросительный взгляд. — Ты меня слушаешь? Тэхен улыбнулся и кивнул, но когда Чонгук снова начал говорить, не потрудился даже притвориться, что смотрит в учебник. Вместо этого он смотрел на него. Чонгук нахмурился. — В чем дело, Тэхен? — проворчал он, и Тэхен прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — Прости-прости, у тебя здесь ресничка, и она меня так отвлекает… — пробормотал он и протянул руку. — Позволь мне… Он коснулся его щеки, легко смахивая ресничку, и Чонгук дернулся, будто его ударило током, отшатнулся от Тэхена и отвернулся. Его реакция на такое простое действие стала неожиданной даже для него самого — сердце тяжело колотилось, и мучительный стыд из-за того, что Тэхен прикоснулся к его лицу, к лицу, полностью покрытому прыщами, накрыл удушающей волной. — Чонгук? — обеспокоенный его реакцией, позвал Тэхен. Он больше не улыбался. — Чонгук, что… — Не трогай, пожалуйста, — выдавил Чонгук, не решаясь на него посмотреть. Тэхен молчал какое-то время, видимо, пытаясь понять причину внезапного запрета. Прикосновения никогда не были для них проблемой. — Почему? — наконец не выдержал он, подаваясь ближе в тщетной попытке встретить его взгляд, и Чонгуку было тяжело дышать. — Я сделал тебе неприятно? — Нет! — воскликнул Чонгук. Меньше всего он хотел, чтобы Тэхен подумал, будто проблема в нем, будто это он сделал что-то не так. Но что он мог ему сказать, кроме правды, чтобы он все понял? Чтобы понял, что проблема, на самом деле, в голове Чонгука. — Тогда что? — настойчиво спросил он, и Чонгук судорожно втянул воздух и крепко зажмурился. — Тэхен, мое лицо… Оно очень неприятное, поэтому, пожалуйста, не прикасайся к нему. Мне стыдно, что ты… — ему страшно захотелось расплакаться, и он чувствовал, как губы начали дрожать. Унизительно было говорить это вслух, даже несмотря на то, что он вообще редко скрывал что-то от Тэхена. Но Тэхен не стал заставлять его договаривать. — Прекрати, — мягко остановил он его. — О чем ты говоришь, Чонгук? Что не так с твоим лицом? Чонгук не выдержал и вскинул на него беспомощный взгляд. — Оно все в прыщах! Тэхен приподнял брови. — Что за ерунда, — фыркнул он. — У всех есть прыщи. У меня тоже были. И сейчас есть. — Но не в таком количестве! — упрямо продолжил Чонгук, как будто теперь заставить Тэхена признать правду было жизненно важно. — Нет, Чонгук, они у меня были в таком же количестве, — улыбнулся Тэхен. — Как и у всех подростков. Знаешь, почему ты не обращал на это внимания? Потому что тебе было все равно, сколько у меня прыщей. Для тебя это не имело значения. Чонгук глупо моргнул. Открыл рот, чтобы ответить, но не смог выдавить из себя ни слова. Почувствовал, как щеки медленно заливал румянец. — Для меня это тоже не имеет значения, — выпалил Тэхен и подался вперед так быстро, что Чонгук не успел даже вдохнуть. Подался вперед и мягко поцеловал его в щеку, в то место, которого минутой ранее коснулся. И улыбнулся так, что теперь Чонгук и не мог вдохнуть. — Кажется, мне пора, — отмерев, пробормотал Чонгук, в доли секунды собрав рюкзак и вылетев из библиотеки. Тэхен усмехнулся, глядя ему вслед. Его сердце так сладко сжалось, как было всегда рядом с этим потрясающим мальчиком. Тогда Чонгуку стало намного тяжелее общаться с Тэхеном. Вроде бы ничего и не изменилось, но просто… каждый взгляд, каждое прикосновение, малейшее проявление внимания, любое ласковое слово — от всего его бросало в дрожь. Они занимались в библиотеке, и Чонгук внезапно очень ясно осознавал, как близко Тэхен всегда к нему садился. Они обедали в столовой, и он начал замечать, как часто Тэхен тянулся к нему — то выхватывал что-то с его ланч-бокса, то стирал соус с лица, то удерживал руки, чтобы он в порыве чувств не смахнул что-нибудь со стола. Они гуляли, и Чонгук вдруг понял, что во время разговоров Тэхен смотрел прямо в его глаза, слушал так внимательно, словно каждое его слово имело вес. Что Тэхен часто его касался. Что Тэхен часто звал его по имени. Что часто ему улыбался. Это не было чем-то неожиданным — Тэхен вел себя как всегда. Наверное, изменился Чонгук. И не то чтобы он раньше не замечал, как по-особенному ведет себя его сердце в присутствии Тэхена, просто он… видимо, успешно это игнорировал. Не такой уж широкий у него был круг общения, чтобы он имел привилегию сравнивать. А теперь игнорировать будто бы стало невозможно. Чонгук много читал. Он много читал о любви. Ему не составило сложности понять природу своих чувств, разобрать их на составляющие, проанализировать. Только с осознанием не пришло облегчение. Напротив — стало так волнительно, словно он находился на самом краю пропасти. Дул сильный ветер, он покачивался из стороны в сторону, как хрупкое деревце, но при этом не боялся, потому что внутри него жила стойкая уверенность в том, что если он начнет падать, то его тут же подхватят. Благодаря Тэхену, как и в детстве, он научился многим вещам. Он научился ревновать. Было очевидно, что Тэхен пользовался популярностью у девушек: он был красивым, но, кроме этого, он был очень вежливым. Придерживал двери, пропускал вперед, помогал донести тяжелые учебники или убраться в классе. Но вежливость была такой редкой в их возрасте, в их школе и в их время, что девушки порой принимали ее за флирт. Для Чонгука не было секретом, что с Тэхеном часто знакомились и ему часто признавались в симпатии, но всего однажды он стал свидетелем этого. И именно тогда почувствовал обидную и нелепую ревность впервые. Они сидели на подоконнике вдвоем, дожидаясь начала уроков, когда к ним подошла миловидная девочка — она была на класс младше Тэхена и, соответственно, на класс старше Чонгука. — Тэхен, привет, — улыбнулась она, потом неуверенно взглянула на Чонгука, которого вряд ли знала по имени. — И тебе привет. Чонгук кивнул, Тэхен поприветствовал ее вслух. — Могу я… — она замялась, бросила еще один быстрый взгляд на Чонгука. — Могу я поговорить с тобой, Тэхен? По румянцу, залившему ее щеки, Чонгук мгновенно догадался, о чем она хочет поговорить, и его так внезапно и так резко обожгло ревностью, что он невольно прижал ладонь к груди. Эта девочка была очень красивой. Очень хорошей. Она отвечала за благотворительный фонд их школьного совета. — Говори, — пожал плечами Тэхен. Чонгук удивился — неужели он не понимал? — Наедине, — едва слышно попросила девушка, пряча взгляд. — Мне нечего скрывать от Чонгука. Девушка беспомощно прикусила губу и сжала ладони в кулаки. Чонгука мучила ревность, его мучила жалость — он не хотел оставлять их наедине, не хотел, чтобы она озвучивала свои чувства Тэхену, не хотел, чтобы Тэхен хотя бы задумался над тем, чтобы их принять. Но он не желал делать эту ситуацию еще тяжелее для девушки. Поэтому он собрался сползти с подоконника, но Тэхен тут же взглянул на него и качнул головой. — Останься, — одними губами произнес он, и сердце Чонгука вспыхнуло как спичка. Он не желал делать эту ситуацию еще тяжелее для девушки, но если Тэхен просил его остаться, то он никогда бы не ушел. — Ладно… — будто собираясь с силами, пробормотала она и продолжила решительнее: — Ладно. Ладно! Ты нравишься мне, Ким Тэхен! Давай сходим на свидание! Воцарилась тишина. Чонгук во все глаза смотрел на смелую девушку, и ему было ужасно неловко. Но потом он почувствовал, как Тэхен взял его ладонь и крепко сжал, правда, убрал руку сразу же, как девчушка подняла на него влажные от подступающих слез глаза. — Прости, — осторожно начал он, и нижняя губа девушки задрожала. Она прикусила ее снова и не двигалась с места, хотя наверняка уже догадалась, какой ответ получит. — Ты замечательная, и любой был бы счастлив получить твою симпатию. Но мое сердце уже занято другим человеком. Отказ Тэхена прозвучал так мягко и правильно, что девушка смогла справиться с собой. Она кивнула и сделала глубокий вдох. — Я все равно не жалею о своих чувствах, — пробормотала она и, развернувшись, ушла. Отказ Тэхена прозвучал мягко и правильно, но не облегчил вес ревности, рухнувшей на плечи Чонгука. Его терпения не хватило надолго, и он спросил тем же вечером, когда они прощались у ворот школы: — Кто занимает твое сердце? — Может, когда-нибудь я скажу, — подмигнул ему Тэхен. Чонгук так страдал — он перебирал в голове всех знакомых Тэхена, всех его друзей, следил, на кого он смотрит в коридорах, с кем здоровается. Казалось, Тэхен ко всем относился одинаково. Всем одинаково улыбался, со всеми разговаривал с одинаковым дружелюбием. Со всеми, кроме Чонгука. И так Тэхен научил его мечтать. Чонгук воображал, что именно к нему Тэхен относился по-особенному. Что улыбался, глядя на него, когда думал, что Чонгук не видит. Что о нем заботился больше, чем обо всех остальных; что именно по отношению к нему вежливость Тэхена была не просто вежливостью — это были знаки внимания. Он мечтал о том, как поцелует его. Мечтал гулять, держа его за руку. Мечтал прикасаться к нему, но не так, как сейчас, а по-другому, так, чтобы мурашки расходились по телу. Мечтал говорить ему нежные и ласковые слова — он много читал, он знал много таких слов. Иногда он рисовал в голове сценарии того, как признается ему в любви. В них Тэхен, конечно, всегда признавался ему в ответ. Но в реальности Чонгук сомневался, что хоть когда-то решится это сделать. К чему это приведет? Их родители ненавидят друг друга, и эта вражда уже давно перестала быть шуткой. Семья Ким — самая животрепещущая тема у них за ужином, и каждый вечер родители Чонгука препарируют каждый их промах, каждый косой взгляд, каждого покупателя, который выбрал не их цветочный, а цветочный соперников. Каждый вечер он слушал о Тэхене гадости и когда набирался сил, чтобы ответить, родители обвиняли его в том, что он не понимает. Что он не на их стороне. Что он смеет ругаться, когда прекрасно знает, что для них это значит. Это уже давно вышло из-под контроля, и Чонгук научился ужинать за десять минут, научился избегать родителей, научился ускользать от них, только бы не слушать все это. Это забирало у него даже малейшую надежду на то, что они с Тэхеном когда-нибудь смогут перестать прятаться по углам. Чонгук очень боялся, что если он во всем признается, ему придется выбирать между родителями и Тэхеном. Потому что он не был на сто процентов уверен, что выберет родителей.

Stella Jang — Villain

Юнги учился в параллельном классе Чонгука. Вообще-то, он был ровесником Тэхена и должен был учиться с ним, но так вышло, что он пошел в школу на год позже остальных и так потерял год. Второй он потерял, когда не смог сдать экзамены и выпуститься. Иногда Чонгуку казалось, что он сделал это специально, из-за него, но он быстро отметал эти мысли, потому что… Ну, это было бы как-то совсем глупо. К тому же, они и без этого достаточно много общались, ведь у Юнги была особая привилегия — он нравился его родителям. В любом случае, Юнги должен был выпускаться в этом году, потому что он не собирался переходить в старшую школу. Чонгук часто занимался с ним в библиотеке — ему тоже нужно было сдавать экзамены для старшей школы, поэтому он одновременно и помогал Юнги, и учился сам. В один из таких вечеров он все-таки решился спросить у Юнги об одной вещи, которая его очень волновала. Он как раз только подошел, и лучше было закончить этот разговор сейчас, чтобы не думать об этом во время занятия. — Послушай, — неуверенно начал он, и Юнги перевел на него внимательный взгляд. Юнги всегда был очень внимателен к его словам, и Чонгук чувствовал себя благодарным за это. — Как ты думаешь… мое лицо… Прыщи на нем сильно заметны? Остаток фразы он выпалил так быстро и так тихо, что Юнги какое-то время молчал, видимо, пытаясь понять сказанное. Потом он пожал плечами. — Не особо и заметны. Вполне симпатичное лицо. Чонгук улыбнулся и почувствовал, как щеки немного покраснели. — Спасибо, — произнес он, и Юнги хмыкнул. Чонгук не заметил, как он на него смотрел, потому что сам смотрел в тетрадь и касался пальцами щеки, неровности на которой внезапно перестали так сильно тревожить. Раздался глухой стук, и Чонгук поднял взгляд, натыкаясь на бутылочку своего любимого апельсинового фреша. Юнги делал вид, что очень занят раскладыванием учебников по столу. — Знаю, что ты забыл сегодня купить, — будто невзначай бросил он, и Чонгук накрыл его ладонь своей и несильно сжал. — Спасибо! — воскликнул он, и Юнги, встретившись с ним взглядом, улыбнулся. Он не краснел, но если бы мог, сейчас от его лица наверняка пошел бы пар. Они продолжили заниматься, и ни один из них не заметил стоящего между книжными полками Тэхена. Он держал в руке бутылочку сока, которую несколько минут назад купил для Чонгука. Ему совсем, совсем не нравилось то, что Юнги его опередил. Ему вообще не нравилось, что Юнги проводил так много времени с Чонгуком. Он знал, что Чонгук об этом даже не догадывается, но сложно было не заметить то, что Юнги в него влюблен. И пусть сейчас сердце Чонгука было к нему равнодушно в этом плане, у Юнги было то, чего никогда не будет у Тэхена. Расположение родителей Чонгука. Чонгук уже давно не был тем послушным тихим мальчиком, который зависел от мнения матери. Но когда твои родители одобряют одного и не терпят другого — это может повлиять. Каждый день, дожидаясь Чонгука у ворот школы, Тэхен боялся. Вдруг именно сегодня родители сказали ему что-то, что заставит его пройти мимо и даже не взглянуть в его сторону? Юнги мог этого не бояться. Господин и госпожа Чон не стали бы настраивать Чонгука против него, а никого другого он и не слушал особо. Даже если бы Тэхен попытался сказать что-то против Юнги, вряд ли бы он прислушался. Скорее, просто бы разозлился. Да и нечего было говорить. Юнги уже не тот хулиган, который славился на всю младшую школу. Он больше не влезал в драки. Он никогда не делал ничего плохого Чонгуку. Он искренне заботился и переживал о нем. Он учился, чтобы поступить в колледж, чтобы обеспечить себе хоть какое-то будущее, о котором прошлый Юнги, наверное, не смел даже мечтать. Тэхен знал, что то, что он ощущал, вся эта жгучая неприязнь, давно уже стало простым следствием ревности. Тэхен никогда не смог бы занять место Юнги, а вот Юнги… Юнги легко бы мог занять его. Он привык быть уверенным в том, что Чонгук полностью его, что он безраздельно владел его вниманием, и его мыслями, и его сердцем. Но он до этого не задумывался о том, что не он один хочет быть с Чонгуком. Чужие люди его не волновали — вряд ли Чонгук дал бы им шанс. Но Юнги не был чужим. Он был лучшим другом Чонгука. Он менялся ради него, исправлялся ради него. Чонгук его спас — разве люди не часто влюбляются в тех, кого спасают? И родители его обожали. Наверное, именно в тот момент, стоя между книжными стеллажами и наблюдая за картиной, частью которой должен быть именно он, Тэхен решил, что он должен признаться. Неважно, что будет потом — пусть Чонгук не сразу ему ответит, пусть не сразу примет, пусть не сразу осознает. Главное, чтобы он знал. Этого пока будет достаточно.

Harry Styles — Matilda

Тэхен ждал его возле маленькой кофейни в начале улицы. Чонгук не знал, зачем ему понадобилось вдруг встретиться, но не то чтобы он был против — просто до этого им с Юнги нужно было помочь родителям в цветочном. Тот подрабатывал у них иногда — им была и помощь, и платить не накладно, а Юнги деньги всегда были нужны. Они с Тэхеном договорились, что он напишет, когда будет выходить, чтобы Тэхен успел сделать заказ и он остался свежим. Но прямо перед выходом Чонгук обнаружил, что его телефона нет поблизости, и он никак не мог его найти. В конце концов, он снова вернулся в цветочный. Юнги за кассой уже не было, вместо него там стояли его родители. — Мам, пап, вы не видели мой… — бодро начал он, но, стоило им поднять взгляды, тут же стушевался. — …телефон… Мать молча протянула ему смартфон, и Чонгук осторожно подошел ближе, забирая его. Его пальцы дрожали, и он сам не мог понять, почему. Лица родителей были нечитаемы. Он опустил взгляд на экран, и воздух застыл в легких льдом. Телефон был разблокирован на переписке с Тэхеном. Чонгуку казалось, что весь мир вокруг него остановился. Он затрясся, и дрожь эта была такой сильной, что со стороны, наверное, выглядело так, будто у него озноб. Он и чувствовал себя как при ознобе. Было безумно холодно. — Вы не можете… — едва шевеля губами, пробормотал Чонгук, но не смог озвучить слова, крутящиеся в голове. Вы не можете так нарушать мое личное пространство. Вы не можете запрещать мне общаться с тем, кого я люблю. Вы не можете так со мной поступить. — Как ты посмел обманывать нас? — голос отца дрожал от ярости. — Сколько лет это продолжается, Чонгук? У Чонгука было ощущение, что земля под ним расходится. Он не чувствовал ног, поэтому не мог уйти. Не чувствовал рук, поэтому телефон выскользнул из ладони и с оглушительным стуком упал на пол. Он не думал о родителях. О том, как они смогли разблокировать его телефон. О том, как он оказался у них под носом, хотя он явно не брал его в магазин. Он не думал о том, что с ним теперь будет, как они его накажут. Чонгук думал о том, что Тэхен ждет его в кофейне в начале улицы. Интересно, что такого он хотел ему сообщить? — Учеба уже закончилась, и завтра же утром ты отправляешься к бабушке. Среднюю школу закончишь там и только потом вернешься, — сказала мама. Ее голос был полон разочарования, был полон твердости. Чонгука это не волновало, до него еще не дошла вся тяжесть произнесенных слов. — Никакого телефона и ноутбука. Никакого интернета. Если ты не можешь не общаться с этим мальчишкой сам, мы тебя заставим. За непослушанием следует наказание, Чонгук, и ты об этом прекрасно знаешь. — Вы не можете… — снова прошептал он и сам не узнал себя. У него внезапно ни на что не осталось сил. Хотелось лечь и больше не подниматься. Он не мог начать ругаться с родителями, не мог отстаивать право на свою свободу, не мог защитить Тэхена. Его тошнило. В переписке не было ничего страшного, они в принципе редко переписывались, если не считать того лета, которое он провел у бабушки. Но там были селки. Были даты и время встреч. За очень-очень много лет. За все те годы, в течение которых родители запрещали ему даже смотреть в сторону дома семьи Ким. — Отправляйся в комнату, — приказал отец, и Чонгук не стал сопротивляться. Ему все равно противно было находиться с ними в одном помещении. Он не знал, пройдет ли это чувство когда-нибудь. Ему казалось, что они совершенно чужие ему люди. — Не смей покидать дом. Когда Чонгук проходил мимо гостиной, он наткнулся взглядом на Юнги, сидящего на диване с низко опущенной головой. Все стало понятно сразу, как будто кто-то щелкнул пальцами. — Зачем ты это сделал? — глухо произнес он, и Юнги сильно вздрогнул, оборачиваясь и тут же поднимаясь. Чонгук совсем-совсем на него не злился. Он любил Юнги, это был его лучший друг, он бы не смог злиться на него, даже если бы захотел. Но он был разочарован. Тэхен был его тайной. Тайной, которую он так старательно оберегал, которую держал так близко к сердцу, и Юнги знал о ней, и у него не было никакого права ее раскрывать. — Я… — Юнги гулко сглотнул. На его лице было виноватое выражение, но в глазах читалась боль. Он вздохнул, его плечи опустились. — Чонгук, почему… почему он, а не я? Его голос звучал так беспомощно. Он звучал так, как чувствовал себя Чонгук. Чонгук приоткрыл рот. Что он мог на это ответить? Он даже не знал. Он не знал о чувствах Юнги. Он никогда не выбирал. И если бы у него был выбор, он бы все равно выбрал Тэхена. Дело было не в Юнги. Дело было в Тэхене. Это не мог быть никто, кроме Тэхена. — Потому что… потому что он бы так не поступил, — на автомате ответил Чонгук, и Юнги сжался, как от пощечины. — Чонгук, послушай… Мне очень жаль… Юнги знал пароль от его телефона. Это было так просто — положить его перед родителями. Не нужно было даже ничего говорить, чтобы они все узнали. Чтобы за несколько минут разрушили то, что он так любил. Чонгук на него не злился. В выражении лица Юнги было столько боли, что Чонгуку невольно стало его жаль. Его чувства к Тэхену вполне могли оказаться безответными, но они не причиняли боль, ведь Тэхен не был влюблен ни в кого другого. Но каково это — любить того, кто так явно, глубоко и преданно влюблен в другого? Чонгук боялся даже представить. — Родители отправляют меня в Пусан на год, — сказал он, и Юнги вскинул голову, его глаза испуганно расширились. В них появилось осознание того, что он натворил. — Чонгук… Он качнул головой. — Я не злюсь на тебя, Юнги, — прошептал он. — Мне жаль. Пожалуйста… не приходи завтра провожать меня. И он поднялся к себе, больше не оборачиваясь. Не было сил смотреть на человека, сердце которого он пусть не специально, но все же безжалостно разбил. И только оказавшись за закрытой дверью, взглянув в окно на дом напротив, он понял, что и его сердце тоже оказалось разбито. И ему внезапно стало так больно, как будто его осколки прошили все внутренние органы, и он осел на пол, накрыл лицо руками и горько заплакал. В тот момент Чонгук думал, что ничего хуже этой боли быть не может. Он еще не догадывался, что хуже может быть только эта боль, растянувшаяся на целый год. Родители, конечно же, пошли к семье Ким и устроили скандал — Чонгук слышал их крики даже сквозь закрытые окна и умолял кого-нибудь лишить его всех чувств. Чтобы больше не слышать, чтобы ничего не видеть, чтобы не ощущать боли, всепоглощающего стыда, сожаления, тоски. Чтобы избавиться от образа Тэхена, ждущего его у кофейни. Следующим утром, когда их машина отъезжала от дома, на улицу вышел Тэхен. Он был бледным и измученным, глаза потухли, плечи сгорбились. Он смотрел ему вслед, совсем как много лет назад, и ничего не мог поделать, чтобы его остановить. Только Чонгук уже был не тем робким мальчонкой, поэтому он, пользуясь тем, что машина еще не набрала скорость, открыл дверь и выпрыгнул из салона, бросаясь к Тэхену. На его лице отразилась растерянность, но он не медлил и побежал навстречу, заключая дрожащего Чонгука в объятия. У них было несколько секунд — то время, которое требовалось родителям, чтобы осознать, что произошло, и вернуться за Чонгуком. Но эти несколько секунд — это больше, чем ничего. — Они забирают меня на год, — задыхаясь от бега, пробормотал Чонгук. Он сжимал Тэхена крепко-крепко, пытался вдохнуть как можно больше его запаха, мечтал спрятаться в его груди, чтобы их не разлучали. Хотелось сказать столько всего важного, но ничего не приходило на ум, и он только надеялся, что Тэхен все поймет сам. — Я буду ждать, — успел прошептать Тэхен, прежде чем отец вырвал Чонгука из его рук, а мать влепила оглушающую пощечину, и они вместе затолкали его в машину. Искаженное болью лицо Тэхена, слезы в его глазах — последнее, что он видел, прежде чем они тронулись с места. Замки на дверцах щелкнули. В тот момент, когда Чонгук в оглушающей тишине ехал к вокзалу, он все-таки нашел ответ на старый вопрос о том, догадается ли мать когда-нибудь, из-за чего Чонгук всегда плакал на самом деле. Нет. Никогда не догадается.

Marshmello feat. Khalid — Silence

Как прошел тот последний год средней школы? Мимо. Честно, Чонгук очень плохо его помнил. Он был у бабушки в одиночестве — все кузены в этом году были заняты учебой, или отношениями, или еще чем-то, до чего ему вообще не было дела. Он рассказал бабушке обо всем, она его пожалела так, как его мать всегда жалела других, но не умела жалеть его. Она дала ему телефон, чтобы он мог позвонить Тэхену, но Тэхен не отвечал. Тогда Чонгук только начал мучиться сильнее. Вдруг Тэхен больше не хотел с ним общаться? Вдруг решил вычеркнуть из своей жизни, потому что усилия, которые они прикладывали, чтобы сохранить общение, не стоили того. Чонгук пытался связаться с ним каждый день целый месяц, но после того, как это не привело к успеху, он просто… выключился. Он вставал в пять утра на пробежку каждый день и бегал в два раза больше бабушки, которая уставала и возвращалась домой, чтобы приготовить завтрак. Летом он много читал, они с бабушкой смотрели много фильмов. Бабушка работала удаленно, поэтому почти все время проводила с ним. Она мало помогала справиться с изнуряющей тоской, но Чонгук все равно был ей благодарен. Они занимались йогой, ходили в музеи, он выматывался, чтобы уснуть сразу, не тревожиться мыслями и воспоминаниями. Чонгук не общался с родителями — не мог найти в себе сил. Хотя каждый раз, когда они звонили бабушке, вслушивался в разговоры в надежде услышать отголосок имени Тэхена, даже если в уничижительном контексте. Будто бы его имя, произнесенное кем-то другим, доказывало, что Тэхен действительно существовал, что все эти годы — эти радость, волнение, восхищение, влюбленность — существовали. Но самым реальным доказательством этого, конечно, была боль. Чонгук особенно любил бабушку за то, что когда он делился с ней этой болью, она не говорила чего-то вроде «тебе всего пятнадцать, Чонгук», «это пройдет, Чонгук», «перестань паясничать, это все не так страшно». Она лишь гладила его по голове. Крепко обнимала. Наверное, вспоминала свою первую любовь. Чонгука дедушка — он знал — этой любовью не был. К началу учебного года Чонгуку сняли брекеты, но его это совсем не обрадовало. Ничто его не радовало — ни океан, ни прекрасное побережье, ни кафешки. Ни то, как он похудел, хотя мечтал об этом с самого детства. Ни то, как за лето развились мышцы на ногах, как появился пресс. Ни то, какими теперь ослепительно белыми и ровными были его зубы. Ни то, как лицо стало чистым-чистым — ни намека на прыщи. Ему было все равно, ведь рядом не было Тэхена, который мог бы этим восхититься. Мог бы сказать что-то привычное и ласковое, от чего Чонгука всегда бросало в жар. Но когда началась учеба, стало немного легче, потому что не нужно было лезть из кожи вон, чтобы отвлекаться. Он всегда неплохо учился, но сейчас посвящал учебе все свободное время. При этом не забывал про пробежки по утрам. Вставал в любую погоду — в дождь, в снег, в сильный ветер и в жару. Бабушка переживала за него. Когда несколько месяцев подряд у внука не появляется искренняя улыбка на лице, когда он плохо ест, плохо спит, когда глаза у него остаются пустыми, как две стекляшки — это страшно. Она, как и все взрослые, не сильно верила переживаниям подростков, но она видела, что Чонгук страдал. Хотела знать, что такого было в этом Тэхене, что заставляло его страдать так сильно. Она пыталась поговорить об этом с дочерью, уговорить ее изменить решение, но у нее всегда было мало влияния на двух упрямцев. Поэтому она могла только быть рядом. И надеяться, что судьба все расставит по своим местам. Год прошел мимо, но он прошел быстро. Каждый день по отдельности ощущался как вечность, но все вместе они пролетели в мгновение ока. Чонгуку казалось, что он стал старше на несколько лет. Он начал общаться с родителями, но общение это не выходило за рамки каких-то общих фраз. Он не думал, что когда-то это изменится. Он больше не мог… их простить. С Юнги он не общался совсем, но у этого была очень прозаичная причина, не имеющая ничего общего с его поступком, — Чонгук просто не знал его номера телефона. Он скучал по нему порой, но это была словно капля в море по сравнению с остальными его чувствами. Вот так просто и почти без прощания закончилась дружба, которая длилась долгие годы. Спустя год родители действительно его забрали обратно. Наверное, думали, что за год он совершенно остыл, что больше не захочет бороться за Тэхена. На самом деле, Чонгук просто боялся, что Тэхен не захочет бороться за него, но ни его боль, ни его любовь не стали слабее за это время. В старшую школу Чонгук возвращался совсем другим человеком, но с теми же самыми чувствами.

Ed Sheeran feat. Taylor Swift — The Joker And The Queen

Чонгук стоял за прилавком магазина. Родители решили, что он достаточно взрослый для того, чтобы полноценно стоять за кассой, ему ведь вот-вот должно было исполниться семнадцать. Он приехал только пару дней назад, но его не выпускали из дома. Родители предусмотрительно сменили его комнату — перенесли все его вещи в ту, которая располагалась на другой стороне дома, чтобы даже его окна не выходили на цветочный магазин семьи Ким. Поэтому он все еще не видел Тэхена. Ближе к обеду в цветочный вошел мальчик — на вид ему было лет шесть. Чонгук прищурился, разглядывая его. В ладони у него была розовая камелия. Мальчик деловито оглядел помещение, будто убеждаясь, что Чонгук тут один, а потом подошел ближе и протянул ему цветок. Чонгук вскинул брови. Его сердце сладко сжалось. — Парень из того магазина обещал мне за это тысячу вон, — похвастался мальчик и, не дожидаясь ответа Чонгука, сбежал. Он вскинул голову, пытаясь разглядеть продавца магазина напротив, но ничего не было видно. Чонгук коснулся кончиками пальцев нежных лепестков. Внутри у него потеплело, и он с огромным трудом сдерживал эмоции. Вот так Тэхен вернулся в его жизнь спустя бесконечно долгий год. Ему нравился этот цветок. Наверное, понравился бы еще больше, если бы знал, что он означает «я скучал по тебе». Я всегда по тебе скучал. Он не сел ужинать с родителями. Поел в гостиной за просмотром фильма — такая привычка появилась от бабушки. Потом, не прощаясь с ними, поднялся к себе. Розовую камелию он забрал из магазина и поставил в стакан на письменный стол в комнате. Она была больше, и ванная была ближе к ней, но Чонгук все равно тосковал по своей старой. По виду из ее окна. Весь вечер он провел, бездумно глядя на цветок. То есть, не то чтобы он совсем не думал — в его голове был Тэхен, но мысли о нем были рассеянные, неясные. Ближе к ночи он принял душ, лег в постель и, включив маленькую лампу у кровати, открыл книгу. На часах было почти двенадцать ночи. Внизу было тихо — родители ложились рано. Именно тогда раздался легкий стук в окно. Чонгук вздрогнул, вскинул голову, вглядываясь в темноту за стеклом. Подскочил с кровати и открыл окно, стараясь особенно не шуметь. Тэхен ловко залез в комнату и выпрямился, и они оба застыли, разглядывая друг друга. Чонгук много раз представлял себе момент, когда увидит его впервые за все это время. В школе, или на улице, или в магазине. Гадал, как они себя поведут. Думал, скажет ли Тэхен ему что-то или сделает вид, что они незнакомы. Но вот так — вот так он не представлял. Тэхен был так близко, и вокруг стояла такая тишина, что он слышал его неровное дыхание. Он смотрел в его глаза, и сердце будто стало таким огромным, что заполнило всю грудь изнутри. Будто тянулось к Тэхену, мечтало броситься к нему под ноги. Тэхен был красивым, когда ему было восемь. Когда было двенадцать, четырнадцать и шестнадцать. Но сейчас, в девятнадцать, он был совсем по-другому красив. Чонгук не верил в то, что он настоящий. Бронзовая кожа и золотые кудри, темно-розовые губы и глубокие глаза. Тэхен был совсем немного выше него, но у него были широкие плечи, большие ладони, у него была уверенность, которой всегда недоставало Чонгуку, которая окрепла, стала его непоколебимым преимуществом. Они смотрели друг на друга молча, казалось, целую вечность. А потом Тэхен развел руки в стороны, и Чонгук шагнул вперед, крепко его обнимая, вдыхая его аромат, тот самый, с которым попрощался год назад. И его сердце, которое терзалось тревогой, болью, тоской, беспокойством, его сердце, все израненное, измученное, разбитое, исцелилось всего за каких-то несколько минут в объятиях Тэхена. Потом пришло время объяснений. Чонгук не выпускал руку Тэхена из своей, не сводил с него глаз, когда рассказывал о том, как прошел этот год. О том, как он пытался ему дозвониться и как думал, что все кончено. О том, как вообще к этому пришло. Он рассказывал о слезах, и о тоске, и о том, как выматывал себя, чтобы проваливаться в сон как в забытье. О том, как ничто не приносило радость, потому что его не было рядом. Это так просто и одновременно так сложно, когда все вокруг — настроение, впечатления, яркость всего мира — зависит всего от одного человека. Если его нет, ничто не приносит радости. А рядом с ним невозможно поддаться тоске. Прямо сейчас рядом с Тэхеном Чонгуку было так хорошо и спокойно, будто он исцелился от болезни, которая грозилась его погубить. И весь этот год так легко забылся, как страшный сон. Тэхену нечего было сказать в ответ. Не потому что он ничего не испытывал. О, он испытывал так много. Расставание с Чонгуком было похоже на боль от тысячи порезов. Он почти не жил весь этот год — так сильно боялся, что Чонгук больше не вернется, что порой это превращалось в кошмары, от которых он просыпался по ночам. Его отсутствие ощущалось почти физически — как отсутствие руки или ноги. Он скучал по нему. Ведь он так сильно его любил. И Тэхен знал теперь, что если он потеряет Чонгука навсегда, то свое разбитое сердце он никогда не сможет излечить. И он собирался делать все, чтобы этого не произошло. Но он не мог озвучить все это. Ему не хотелось делать Чонгуку еще больнее. Поэтому вместо этого он объяснил, что родители после скандала хоть и не лишили его телефона, но сменили сим-карту. Не в качестве наказания, а просто чтобы больше в такие конфликты не попадать. Если бы Тэхен знал, что Чонгук попытается с ним связаться, никогда бы не позволил им это сделать. Его родители вообще относились ко всему проще. Еще он сказал: — Твои родители оказали нам услугу, когда заставили тебя переехать в эту комнату. За ее окном растет дерево, по которому очень удобно забираться. Чонгук улыбнулся, а потом, словно вспомнив что-то, охнул. — Тэхен, а в тот день, год назад… Ты же хотел сказать мне что-то в кофейне. Ты помнишь, что это было? Тэхен так внимательно смотрел в его лицо, что он немного смутился. После небольшой паузы он ответил: — Конечно, я помню. Как я могу забыть? Я хотел сказать, что влюблен в тебя. Глаза Чонгука расширились, и Тэхен, как ни в чем не бывало, словно это было так же просто, как дважды два, продолжил: — И я все еще влюблен в тебя. Первый поцелуй Чонгука случился, когда ему было шестнадцать лет, с человеком, которого он любил, казалось, сильнее всего мира. Он был простой и ласковый, как и вся его любовь. Они сидели на кровати в комнате Чонгука, и Тэхен держал его за руку и целовал его так, словно он соткан из цветов. И весь год, все муки и страдания, обида на родителей — если все это нужно было перенести ради этого поцелуя, Чонгук был бы готов на это снова. — Тогда я бы сказал тебе, что влюблен в тебя в ответ, — прошептал Чонгук ему в губы. Тэхен легко поцеловал его снова, прежде чем спросить: — А сейчас? — А сейчас понимаю, что люблю тебя. Все, что угодно, стоило взгляда, которым Тэхен смотрел на него в ту секунду.

Glee Cast — Without You

С того дня они официально встречались. Хотя «встречались», конечно, слишком громкое слово для их отношений. Родители, видимо, решили превратить его старшую школу в ад: утром Чонгука отвозил до ворот отец, забирал его тоже он, поэтому посиделкам в библиотеке пришел конец. Они даже выучили его расписание — впервые за все годы учебы. Но с Тэхеном это все было неожиданно легко выносить. Он даже почти не злился. К тому же, в школе они не могли его контролировать, поэтому они обедали все равно вместе и вместе проводили все перемены. Правда, старались быть не особо тактильными, хотя касаться хотелось постоянно, эта была такая сильная тоска по тому, кто находится совсем рядом, что с ней тяжело было бороться. Это было не важно. После школы и на выходных они подрабатывали в цветочном, и мальчишка — его звали Сону — по несколько раз в день бегал от одного магазина к другому, передавая цветы и зарабатывая на этом неплохие для шестилетнего ребенка деньги. У Чонгука собирался целый гербарий. Но даже это было неважно. Все проведенные порознь дни они компенсировали проведенными вместе ночами. Тэхен дожидался, пока свет в нижних комнатах погаснет, и через полчаса после этого забирался по дереву к комнате Чонгука. Если бы родители знали, как облегчили им жизнь, они бы выдрали сами себе волосы от гнева и съели бы их. Они оба похорошели с момента их последней встречи. Теперь в оба магазина стала чаще заходить молодежь. Чонгук то и дело замечал у магазина семьи Ким стайки веселых девушек, видел, как они прихорашивались и смотрелись в карманные зеркальца, прежде чем войти и всласть нафлиртоваться с Тэхеном. Он больше не был подростком и совсем не ревновал, хотя, наверное, у него были все причины. Ему было просто забавно наблюдать за этим. К нему самому, однако, чаще заходили парни, и Чонгук долго не понимал, что многие из них флиртуют с ним. Он просто… даже не смотрел ни на кого в этом плане. Все лица, кроме Тэхена, были размыты для него. Ему об этом сообщил сам Тэхен. Однажды он ввалился в комнату Чонгука мрачный донельзя, и когда Чонгук попытался его поцеловать, только надулся. — Почему ты не выпер его из магазина? — поинтересовался он, и Чонгуку потребовалось несколько минут, чтобы понять, что он говорил о парне, который пришел сегодня днем и проторчал в цветочном добрых сорок минут. Он говорил, что выбирал цветы для матери, но в итоге купил букет гиацинтов, вручил их Чонгуку и смылся. Чонгук даже не задумался над тем, чтобы дать ему свой номер. Когда он понял, что Тэхен ревнует, он очень долго смеялся. — Но почему? — спрашивал он, пока Тэхен, обидевшись, сидел в его кровати. — Неужели ты мне не доверяешь? — Доверяю! — рявкнул Тэхен. — Я не доверяю другим! Ты вообще видел себя? Ты вообще видел себя? Тэхен произнес это так искренне и с таким недоумением. И Чонгук в этот момент почувствовал себя самым красивым человеком в мире. Он подполз к Тэхену под бок, зарылся носом в его шею и улыбнулся, касаясь губами кожи, которая тут же покрылась мурашками. — Знаешь, почему это всегда ты? Тэхен непонимающе нахмурился. Потому что когда мне было шесть, и когда было двенадцать, и когда исполнилось семнадцать. Ты всегда смотрел на меня с одинаковым восхищением. Как будто видел то, что внутри. — Не знаю, — сам же ответил на вопрос Чонгук. — Наверное, тебе просто повезло. Тэхен закатил глаза, прижимая его к себе крепче, а Чонгук рассмеялся. Возможно, они не встречались в самом классическом понимании этого слова. Они не могли встретиться — родители Чонгука никуда его не выпускали и контролировали каждый его шаг. Чонгук обнаружил, что с этим удивительно легко мириться, когда по ночам Тэхен целует его в его же постели, прижимает к себе и засыпает с ним в обнимку, чтобы в пять утра, за час до пробуждения четы Чон, проснуться и вернуться к себе. Иногда они просто смотрели фильмы, или Тэхен что-то учил к урокам — у него был последний год учебы, и нагрузка была сумасшедшая. Иногда они болтали, иногда лениво целовались. Иногда целовались не лениво. Однажды Чонгук поцапался с родителями и, когда Тэхен появился в комнате, сразу повалил его на кровать. Тэхен, обескураженный таким напором, старался отвечать и едва не отдал душу богу, когда Чонгук начал раздеваться. Возбудиться им обоим не составило труда, но проблема возникла тогда, когда они, оба обнаженные, лежали в постели, и Чонгук чувствовал пальцы Тэхена между ягодицами. Именно в этот момент, не раньше и не позже, Чонгук осознал, что не готов. Он почти заплакал от этого, и Тэхен, конечно же, сразу заметил. — В чем дело? — пробормотал он, замирая. Он тяжело дышал, и на кончике носа у него висела капелька пота. Чонгук крепко зажмурился. Он бедром чувствовал возбуждение Тэхена и сам был возбужден не меньше, но он не мог сейчас. Он просто был не готов. Самое обидное, что Тэхен сотню раз спросил его, готов ли он, и у него была сотня возможностей сказать это в более удобном положении. Не тогда, когда Тэхен нависал над ним, и он обвивал ногами его талию, и его пальцы были в очень откровенном месте. Но тогда он все еще думал, что готов. — Тэхен, я… я не могу, — захныкал он. — Мне страшно, я не готов, прости меня, прости, я… Ему было так стыдно за то, что он разочаровывал Тэхена. Он ожидал, что Тэхен начнет его уговаривать, так бы сделал любой на его месте. Что, возможно, попытается продолжить силой. Чонгуку и самому до боли хотелось кончить, но не так. — Эй, — Тэхен отстранился, убрал пальцы, вытер крем, который они собирались использовать вместо лубриканта, о простынь. — Все хорошо, ты слышишь? Если ты не готов, то мы не будем. Ничего страшного. Чонгук опустил взгляд — Тэхен был такой твердый, что даже смотреть было больно. — Если тебе очень хочется, то мы можем… — промямлил Чонгук. От стресса его собственное возбуждение медленно проходило. Тэхен с улыбкой покачал головой и поцеловал его в кончик носа, который Чонгук тут же сморщил. — Все хорошо, правда. Это… дискомфортно, но не смертельно. Только позволь мне… Ой, Чонгук, не трогай, пожалуйста, — пробормотал он, когда Чонгук случайно двинул бедром. Тэхен сполз с кровати и с трудом оделся, потом помог одеться Чонгуку и устроился рядом с ним. Чонгук громко сопел, и Тэхен, зарывшись носом в его волосы, думал о мертвых котятах, страшных серийных убийствах и бабушках в панталонах, чтобы возбуждение спало. — Ты не злишься на меня? — с опаской поинтересовался Чонгук спустя какое-то время. — Конечно нет, — тут же ответил Тэхен, гладя кончиками пальцев его шею. — Почему нет? Тэхен помедлил. — А почему… должен? И если раньше любовь к Тэхену для Чонгука была огромной неизведанной страной, по которой он блуждал почти вслепую, то в этот самый момент он понял. Насколько она реальна, и сильна, и крепка. Он понял, что с этим парнем хочет провести всю свою жизнь. Каждую из жизней, если буддисты правы и их будет несколько. Он разулыбался, и Тэхен, увидев его улыбку, улыбнулся тоже. Вот так все было просто.

Cavetown — Juliet

Это было хорошо, но Чонгук знал, что когда-нибудь что-то случится. Потому что невозможно было скрываться от родителей всегда. То есть, когда он был с Тэхеном, он, конечно, был уверен, что это возможно. Что все возможно. Что они смогут преодолеть любое препятствие — только бы были вместе. Так ведь можно продержаться до конца школы, а потом они оба поступят в Сеул, и всей этой глупой вражде придет конец. Но Тэхен всегда уходил наутро, и Чонгук оставался один на один с родителями, и до окончания школы оставалось еще целых два года, и это уже казалось слишком большим сроком, слишком большой тайной. Все равно что пытаться спрятать в комнате синего кита. С Тэхеном было так просто и хорошо, как было всегда, только теперь это было еще и физически приятно. Год без него казался вечным и темным, а год с ним практически весь пролетел так быстро — каждый день Чонгука был наполнен цветами, и бабочками в животе, и покрасневшими после поцелуев губами. Ему нравилось, как Тэхен восхищался им: проводил ладонями по прессу и твердой талии, проводил языком по ровным зубам, гладил кончиками пальцев гладкую кожу лица. Пусть он знал, что Тэхен восхищался им так всегда, — и когда вместо пресса был мягкий животик, и когда зубы были кривые, и когда лицо было в акне, — сейчас это было особенно лестно. Знать, что он тоже красив. Что он достоин Тэхена. Но проблема заключалась в его родителях. Он больше не боялся их, потому что больше не был к ним привязан. Но он не мог решиться на разговор. И как и любая проблема, которая кажется неразрешимой, эта тоже решилась легко. Правда, не то чтобы совсем без потерь. В тот день Чонгук вернулся из школы поздно — у него были дополнительные занятия. Когда они подъезжали к дому, он увидел у соседнего карету скорой помощи, и сердце его тревожно сжалось. Пока отец парковал машину, он вышел и подошел к водителю, сидящему внутри. — Я прошу прощения, — торопливо начал он, то и дело оглядываясь на отца. — Что-то случилось у соседей? Водитель вздохнул. — Приступ у мужчины лет пятидесяти. Чонгук кивнул, поблагодарил водителя и вернулся к дому, посматривая на окна дома Тэхена. Тэхен говорил, что у его отца были проблемы со здоровьем, но никогда — что такие серьезные. Весь вечер он сидел как на иголках в гостиной, делая вид, что смотрит телевизор, хотя на самом деле поглядывал в окна. И ближе к ночи, когда родители уже собирались спать, ему пришло сообщение от Тэхена. «Моего отца больше нет». Он вскочил и бросился к двери. — Молодой человек, куда это вы собрались? — прилетел ему в спину голос отца, и он замер. Сделал глубокий вдох и крепко зажмурился. Около двух лет назад, когда родители обнаружили, что он общается с Тэхеном, он едва не умер от страха. Но сейчас… страшно не было. Сейчас он был нужен Тэхену, и на все остальное ему внезапно стало плевать. — У Тэхена умер отец, — сказал он, обернувшись и встретив взгляд отца. Его глаза расширились, лицо побагровело. Из кухни вышла мать. — Я иду к нему. — Я думал, мы запретили тебе… — Вы запретили, — перебил его Чонгук — у него совершенно не было времени слушать лекцию. — Но это не значит, что я вас послушал. — Чон Чонгук!.. — начала мама, и Чонгук поморщился. — Не начинайте, ладно? В пятнадцать это на меня подействовало, но мне вот-вот будет восемнадцать. Мне уже все равно. Знаете, на что мне не все равно? На то, что у человека, которого я люблю, умер отец. Я нужен ему, и я буду рядом с ним, и мне нет дела до вашей глупой вражды. Если она для вас важнее человеческой жизни, возможно, у вас серьезные проблемы, и вместо того, чтобы пытаться контролировать меня, вам стоит… ну, подумать. Взвесить свои жизненные приоритеты, — на одном дыхании выдал он. С каждым произнесенным им словом лица родителей вытягивались все сильнее. — Я пошел. Надумаете меня выгнать — вперед. Он побежал к дому напротив и спустя секунду после того, как постучал, Тэхен распахнул дверь и заключил его в объятия. Он плакал, и его плечи тряслись, и Чонгук… Он не знал его отца. Совсем-совсем. Но ему внезапно стало так больно, словно этот мужчина был его ближайшим родственником. — Мне жаль, Тэхен, — прошептал он. — Мне очень жаль. Тэхен только покачал головой. Они прошли в гостиную, и Чонгук поклонился бледной и несчастной матери Тэхена, которая за один вечер словно бы постарела на десяток лет. Она попыталась улыбнуться ему, но у нее не получилось, как будто мышцы ее лица окаменели. Они сидели в тишине, и Чонгук просто держал Тэхена за руку. Все будет сложнее потом. Похороны, все такое… Чонгук не представлял, как это происходит. Он знал только, что не отпустит руку Тэхена. Спустя какое-то время раздался звонок в дверь. Мать Тэхена поднялась. — Я открою, — мягко сказала она, и даже по ее голосу было слышно, каких усилий ей стоило сдерживать слезы. Чонгук гладил большим пальцем тыльную сторону ладони Тэхена, и его движения прекратились, когда он услышал знакомый голос в прихожей. — Мы соболезнуем… — От всей души… — Давайте оставим вражду позади, в этот тяжелый период… — Мы готовы помочь вам всем, что только нужно… Чонгук перевел шокированный взгляд на Тэхена, и тот смотрел на него так же изумленно. Они оба поднялись и вышли в прихожую, так и не расцепляя рук. Взгляды родителей Чонгука тут же притянулись к ним. Мать покачала головой. — Это тяжело, — пробормотала она. Отец обхватил ее за плечи и прижал к себе. — Мы поговорим позже, Чонгук. Пока что, — он посмотрел на госпожу Ким, — чем мы можем вам помочь сейчас? Они начали тихий разговор, и Чонгук крепче сжал ладонь Тэхена. Оказывается, чтобы решить конфликт, нужно было просто увидеть его. Просто обменяться парой искренних слов. Как жаль, что для того, чтобы это произошло, должен был умереть человек. Кажется, теперь Чонгук чуть лучше понимал смысл «Ромео и Джульетты».

Jason Mraz & Colbie Caillat — Lucky

Когда Тэхен окончил школу, он поступил в Сеул. Он приезжал почти каждые выходные, но Чонгук все равно очень часто проводил вечера у госпожи Ким, чтобы ей не было одиноко. Его родители порой составляли ему компанию. Однажды, когда Чонгук уже заканчивал второй класс старшей школы, к ним в магазинчик внезапно заглянул Юнги. Поначалу было неловко — они неуклюже обменивались новостями, Юнги осторожно поинтересовался, как дела с Тэхеном, и, казалось, вовсе не удивился, когда услышал, что они встречаются. Потом стало проще. Юнги тоже учился в Сеуле. Он сказал, что снимает квартирку с Хосоком, своим однокурсником, и что у него было чувство, что Хосок к нему подкатывает. Он пригласил Чонгука в гости, и они обменялись новыми номерами. Возможно, понадобится время, чтобы их дружба вновь окрепла, но времени у Чонгука, к счастью, было полно. Когда он сам окончил школу, он поступил в тот же университет, что и Тэхен. Уезжал из Тэгу, взяв с родителей обещание, что они будут поддерживать теплое общение с госпожой Ким. Кажется, они собирались делать это и так, но Чонгуку нужно было убедиться. Чонгуку исполнилось двадцать лет, когда он въезжал в съемную квартиру с Тэхеном. Со своим лучшим другом. Со своим парнем, возлюбленным, со своей родственной душой. Как сложилась их жизнь дальше — это уже совсем другая история. Но у них наверняка все было хорошо, да? Ведь Чонгук и вправду ни разу за все долгие годы, проведенные вместе, не жалел о том, что когда-то выбрал Тэхена.