детка
[9:06]
(6 непрочитанных сообщений)
КРЛЭГ КРЖЭГ ЭТО ПРОСТП ПИЩДЕЦ ОТВЕТЬ КПЭЙГ ОТВЕСТТ Я УМРУ СЕЙЧАС СЕРЬЕЗННО АААААААА ААААААААААААААААААААААА 13. у твика скоро пьеса. ... — ...вот, а ещё, когда ты собираешь всего динозавра по скелету, тебе даётся сто монет и открывается следующий уровень, я собрал, например, ютараптора, и... твик честно не знает, как реагировать, когда такер со всем своим энтузиазмом тыкает экраном телефона в лицо, причём делая это с таким непоколебимым видом, словно именно к этому он и шёл всю жизнь. ютараптор. блеск. крэйг был скуп в словах, и единственное, на что он был способен вслух — это ужалить, распалить в самую кронку, больно подковырнуть и оставить соскребать уцелевшее достоинство (если, конечно, оно ещё осталось). и поверьте, в этом ему равных не было: с тех пор, как он "облюбовал" новую укладку бебе, передних прядей она не подкручивала до сих пор. и твика иногда невольно пугало, какое влияние такер оказывает на людей, даже не общаясь с ними. — ...о, у меня триста шестьдесят девятый уровень, здесь нужно собрать велоцираптора, за него даётся триста монет... — такер невольно прерывается, когда твика рядом начинает трясти, как перегоревший детонатор перед взрывом. — с тобой всё в порядке?... твик надувается и взъерошивается, подскакивает с кровати, агрессивно всплёскивая руками, но тут же запинается о разбросанные носки и чуть не размозжает себе голову о подлокотник. меньше, чем за пять секунд. золотой лауреат попыток самоубийства на ровном месте. — нет! господи, крэйг, пьеса, у меня будет пьеса! такер глубоко вздыхает: похоже, его умение успокаивать дотягивает лишь до отметки: "я знаю, что ты сходишь с ума, поэтому показываю тебе детскую игру про динозавриков, ты имеешь что-то против моих навыков социализации?". — детка, присядь на секунду, — он говорит медленно и нежно, как с опасным психопатом, и даже удивляется, когда твик подлетает к кровати и резко падает рядом, чуть не снеся такеру подбородок своей макушкой. — ты же знаешь, что все будет хорошо, да? — крэйг приглаживает твиковскую солому, и в его жестах угадывается неожиданно просочившаяся забота. — нет! да как я! я на сцене, на сцене в главной роли! какой стресс! — твик подскакивает на одеяле и машет руками, сбивая половину предметов со стола, дергается и хватает свой литровый стакан с кофе, лежащий под грудой хлама на прикроватной тумбе. комната твика — хаос воплоти. дикие джунгли из бесконечных грязных кружек, лианы из макулатуры и зыбучие пески из разбросанных по полу вещей. и такер может поклясться, что если бы кому-то чужому всё-таки удалось войти на эту территорию, то двух метров без сломанных ног тот бы не прошёл. крэйг привык — и до сих пор непонятно, вынужденно или своевольно. — гуермо ведь тоже однажды впервые выступал, да? — такер зарывается в спутанные пряди кончиками пальцев и хмурит пушистые брови, когда в ответ слышится, как твик набирает всей грудью воздух. это гладь перед бурей — уже паттерн. — это гуермо! а я — это я! — выкрикивает, однако тут же затыкается трубочкой и делает глотков двести кофе за раз. — ну, э... логично, — крэйг плох в словах. очень. — ты это ты... а значит, что справишьс— — о боже, а если они назначат меня на главную роль! господи, а если я забуду слова прямо на сцене?! нужно молиться, чтобы я не сбился, а вдруг! — такер становится на первую ступеньку отчаяния. твик-атеист-до-гроба уверовал пару секунд назад. — твик— — точно, я запнусь на сцене и упаду! и все будут на меня смотреть как на идиота! какой стресс! — эй, я правд... — они будут надо мной смеяться, я буду обязан сменить школу из-за такого позора! — твик, посл— — я скажу им, чтобы они поставили меня на роль дерева! — слушай, — голос такера непроизвольно становится низким, и твик правда замолкает. крэйг аккуратно проводит кончиками пальцев по щеке и делает глубокий вдох — сам того не понимая, твик выравнивает своё дыхание тоже. обычно это работает на лошадях, но, видимо, крэйг делает определенные успехи. — они обязаны поставить тебя на главную роль. даже, если ты забудешь слова или запнёшься, я собственноручно убью каждого, кто посмеет над тобой посмеяться, понял? спустя первые полгода отношений крэйгу многого стоило просто понять — в этом беспросветном твиковском беспорядке он единственная надежда. это похоже на тонкую ювелирную работу: медленно и расчётливо расставлять все по местам, добирать недостающие детали, делать лучше, но всё же никогда не достигать до конца. — даже картмана? — даже... — такер сглатывает, — даже картмана. и твик неожиданно улыбается, собираясь обратно по кусочкам. хаос твика имел дурную привычку рассыпаться в чужих неумелых руках — в руках, которые не знали, какой ценой хаос вокруг твика строился, и как с ним нужно было обращаться, не превратив всё в бесполезный хлам одним неаккуратным движением локтя. никто не управлялся, и никто не умел в его хаос... пока с твиком нечаянно не случился крэйг, и это стало самым великим открытием. самой твёрдой константой. самым неожиданным эксцессом. крэйг — всё или ничего. крэйг — сам порой ходячий беспорядок, но в хаосе твика расставлял всё по полочкам и аккуратно обходил горы макулатуры, выхватывая оттуда всё самое ценное с первого раза. такер был его личным балансом, уравновешивая твика всего целиком и сразу. — так, говоришь, на каком уровне за велоцираптора дается триста монет? ... — бебе сказала мне, что я похож на собаку. и это определённо отличное начало среды. — и она, в общем-то, права, — говорит крэйг и по идее не подразумевает чего-то обидного, но борется с желанием закатить глаза, когда клайд выпячивает нижнюю губу. теперь подтверждения не требовалось: всё, что звучит из уст крэйга — это по умолчанию обидно. клайд правда был похож на щенка: просто хватало тех фактов, что он радовался возможности ездить на переднем сидении в машине и прятался в шкафу, упорно отказываясь выходить после новостей о походе к стоматологу. — серьёзно?! — звучит слишком громко для столовой. — серьёзно, ты похож на собаку. — а ты похож на мудака! — тише, клайд, я сейчас вызову службу защиты животных. — вот они возьмут и отнимут меня у тебя. — и окажут мне услугу, — крэйг пропускает эрику вперёд себя в очереди и приподнимает бровь, видя приближающиеся знакомые фигуры у входа. — привет, токен. привет, джимми. — токен, он хочет сдать меня в службу защиты животных! — люди начинают на них оборачиваться. — д-д-давно пора, — улыбается джимми и ковыляет к концу очереди, беспощадно отдавливая всем ноги своими костылями. — разве есть что-то плохое в том, что ты похож на собаку? — блэк заговорщицки улыбается. — начнём издалека... — правда, я бы ск-к-казал, что токен похож на обезьяну, — джимми натягивает улыбку до жопы, — о, так сегодня рыба на обед? — спасибо, — уильямс прищуривается и смотрит этим-его-взглядом из-под ресниц. — в таком случае, крэйг похож на огромную жирную капибару! — клайд рявкает, и такер под шумок делает пометку: господи, поразительное сходство с бешеным ретривером. — у меня есть новогодний свитер с капибарами... — такер приподнимает бровь. — ну, тот, что носит твик сейчас. — с-с-серьёзно, твой свитер д-д-до сих пор у него? — твик вообще отдаёт тебе одежду, которую берёт на время? — бурчит клайд и за один укус уничтожает весь батончик мюсли. откуда у него постоянно оказывается еда? — а он никогда и не возвращает, — токен пересчитывает деньги. — а он и не берёт на время, — такер пожимает плечами, и все вокруг понимающе хмыкают. вопрос исчерпан. — я слышал, что драмкружок ставит пьесу, мне с рисом, пожалуйста, — блэк расплачивается пятидолларовой купюрой. — твик не волнуется? — скорее, сходит с ума, — выдыхает такер и берёт в руки телефон, глядя на дату. — четыре дня до премьеры. — и где он сейчас? — клайд берёт поднос джимми и дважды чуть не опрокидывет на себя. — в библиотеке, учит реплики фауста, — выдыхает такер и косится на висящие на стене часы. — главная роль. — держу пари, у него ж-ж-жуткий стресс, — джимми ковыляет к столикам. "какой стресс!" — эхом раздается в голове унисоном уже заученной локально-мемной фразой. — завали, — такер останавливается и разворачивается на носках. — я еще должен занести ему обед, так что дальше без меня. — валяй, капибара, — гавкает донован и валится на скамью. — подучи команды, ретривер. — обязательно! — отлично. — прекрасно! — изумительно. — отлично! — это уже было. — пошёл ты! ... — и к магии я обратился, чтоб дух по зову мне явился! и тайну бытия открыл... что б я, невежда... э... — твик порывисто выдыхает и заглядывает в заметку на телефоне. — чтоб я, невежда, без конца не корчил бы мудреца! вот, у меня снова не получается! твик захлопывает свой шкафчик, любезно чуть не сломав нос крэйгу, и, задевая плечом какого-то мимо проходящего громилу, теряет разочарованный стон в общей какофонии суеты школьного коридора. — детка, ты выучил бо́льшую часть, — такер облокачивается плечом о колонну, щёлкнув твика по носу. — я уверен, что и эта часть тебе дастся легко. — и о чем они только думали, когда дали мне главную роль?! — твик взъерошивает волосы дрожащими пальцами и четырежды промахивается, пытаясь запихнуть телефон в карман. — о том, что ты талантливый актёр, — говорит такер таким тоном, словно это сам собой разумеющийся факт. — знаешь, если бы бог с мефистофелем не затеяли бы всего этого движа, то я бы сейчас здесь не трясся над идиотскими стихами. с чего бог вообще взял, что... — ну знаешь, — начинает он с интонацией, какой обычно начинают стартапы, — бог вообще-то не зайчик. — и где ты этого нахватался... — твик драматично вздыхает. действительно. где же. — всё будет хорошо, я уверен, — заверяет крэйг господи-какой-это-уже-по-счёту-раз. — до пьесы еще кучу времени. — два дня! — кучу времени, — повторяет он медленнее, словно смысла от этого становится больше. и такер бы соврал, если бы сказал, что ни капельки не переживает, — по идее все, с твиком связанное, правда стоит его седых волос, — да он практически сам каждый раз умирает, когда видит весь тот объём текста, который твик должен выучить за пару дней. и не то, что бы у самого с памятью были проблемы, но это же твик — твик, который забывает, что говорил пять секунд назад; твик, который не помнит свою дату рождения; твик, который иногда зависает, когда должен вписывать в бланк свою фамилию. это твик. и крэйг в него верит, но иногда условно. — у тебя ведь сейчас математика, да? — такер останавливается у поворота, затягивая завязочки на своей шапке. — и я снова буду слушать про актёров, помнишь, я... — тот вздрагивает, когда крэйг резко садится перед ним на колени. — ты... что? — продолжай, — невозмутимо бурчит такер, аккуратно затягивая в бантик его шнурки и заправляя их в носок с нарисованными на нём розовыми гусями. и твик, честно сказать, всегда плыл от этих маленьких проявлений любви: когда крэйг закрывает рукой угол, чтобы он, наклонившись, не ударился; когда аккуратно тянет на себя, чтобы твик не свалился в арык; убирает с красных щёк упавшие реснички; застёгивает верхние пуговицы рубашки, чтобы твика не дай бог не продуло; читает на ночь, зная, что у твика проблемы со сном; накидывает на плечи свою куртку, чтобы не замёрз. в этих крошечных мелочах и живёт любовь, когда такер завязывает ему шнурки, в голову твика ударяет внезапно и щемяще — это навсегда. — что ты там говорил? — крэйг поднимается, отряхивая колени. — люблю тебя, я говорю, — твик целует такера в губы и скрывается за поворотом. ... — и долго? — маккормик подносит сигарету к губам и затягивается: глубоко, набирая полные лёгкие дыма. такер сомневается, хорошая ли это идея... — долго что? курить с кенни маккормиком. — долго ты с твиком? — он хрипит, закашливаясь в сигаретной смуте и делает долгую затяжку прямо на следующем вдохе. может быть, это и плохая затея. солнце закатывается за горизонт нехотя, цепляясь за облака последними оранжевыми лучами, озаряет мусорный бак лёгким свечением, отражается в окнах опустевшей школы уставшим смятением, и такер неожиданно про себя понимает: маккормик сейчас чертовски не похож на себя. — почему ты спрашиваешь? — его голос тихий и низкий, подстать томному измотанному светилу. такер остается на дополнительные занятия далеко не в первый раз, не в первый раз и идет за школу, излюбленное место местных малолетних курильщиков и крошечный уголок спокойствия в непереносимой чехорде монохромных будней. — просто интересно, — кенни пожимает плечами и неожиданно безысходно вздыхает. — просто интересно, смогу ли я тоже так когда-нибудь. сначала крэйгу хочется уйти: завидев знакомую фигуру, он уже силился развернуться и пойти домой, но что-то незримое, неожиданное и щемящее внутри оттягивает его за ворот пальто, заставляя пойти к курящему кенни навстречу. — звучишь жалко, — он не скрывает, палит автоматной очередью и внезапно попадает прямо в цель, когда слышит маккормиковский смешок. — точно, — и такеру почему-то становится стыдно за его горькую задумчивую улыбку. кенни выглядит иначе. он сутулится, накидывает капюшон парки на макушку, опускает голову низко, так, чтобы крэйг не видел пустого иссиня-потухшего взгляда. — что стряслось, чувак? — такер хмурится, подходит ближе, однако останавливается в двух метрах. это неоговоренная дистанция, крошечный сочувственный жест. — скажи, никогда ведь не получается сразу, да? кровь отстукивает громкий ритм в ушах. такеру нужно пару минут, чтобы хоть немного привыкнуть: перед ним кенни, абсолютно опустошенный и абсолютно не свой. это похоже на чужую зарисовку, карикатурную драму, тревожную аппликацию. и крэйг от чего-то сразу понимает, о чём идёт речь. — если дело в баттерсе — нужно время. много времени, — голос опускается до шёпота, ничуть не успокаивающего, но отлично слышимого в молчаливой глади обстоятельств. — я не думаю, что он готов, — в тоне кенни не различается ни капли удивления про то, что такер знает. — вокруг слишком много всего. и в этом всём теряется то, что я хочу ему передать. все то, о чём он обязан знать — он и не догадывается. такер закуривает. не то, чтобы он курил часто — это как приятный бонус, минутное отвлечение от реальности в постнеге табака. — догадывается, — крэйг облокачивается о стену, вдыхает никотин через фильтр и медленно по ней спускается, садясь на землю. — я вижу, кенни. догадывается. — чёрт побери, — кенни усмехается снова, но это далеко не улыбка облегчения. мысли наваливаются друг на друга, переплетаются тесными кнутами, затягиваются в большой тугой узел и давят. слова теряют всякий смысл, когда дым рассеивается в воздухе над их головами. закат пестрит розовым, подмигивает и краснеет оседающими на грязном асфальте лучами. маккормик тускнеет на глазах, подходит близко, валится на землю рядом, толкает плечом и щёлкает колёсиком зажигалки. не сказать, что они общались часто: после случая в младшей школе, когда кенни забрала опека, они, безусловно сблизились, но это были тонкие и практически незаметные пересечения. но сидеть вот так, в полутьме переулка, разделять чужие переживания и курить — никогда. они, вероятно, больше не заговорят об этом снова, но в памяти отпечатается навсегда. — знаешь, — тишину первым обрывает такер, вмешивается в беспорядок мыслей и бессовестно их разгребает, — я, честно, без понятия, что между вами происходит, но я уверен, что если ты будешь бездействовать — это всё непременно закончится, так и не начавшись. — тебе просто говорить, — и снова эта чёртова улыбка. — его родители никогда меня не примут. посмотри, блять, на меня, мне не в чем ходить, да я даже за обед заплатить не могу. — прекрати себя жалеть, меня сейчас стошнит. — успокойся, ты не стэн, чтобы блевать на людей. — и слава богу, — выдыхает такер и откидывает голову на холодную стену позади, потушив окурок о подошву изрисованных конверсов. — и что прикажешь делать, умник? — кенни прищуривается и стучит по сигарете пальцем в пластыре, стряхивая пепел на асфальт. — говори. говори, как можешь, если ты просто будешь около него тереться, то это ни хрена не даст. — ну спасибо, любовный советчик. — завали, я, между прочим, помочь пытаюсь, — такер борется с желанием по-мудацки закатить глаза. — помог. — не пизди. — серьёзно, завтра я... попробую. ночь опускается на южный парк тихо, отдаётся сиренами скорой где-то вдалеке, оседает тёмной вуалью на здания и сыпется созвездиями в близлежащие лужи. они так и сидят дотемна, пока на телефон крэйга не приходит сообщение от матери. даже не прощаются: такер тушит вторую сигарету о стену и уходит молча, оставляя маккормика в переулке одного. ... — кто там? — раздаётся нервный знакомый голос из-за двери. — открывай, твик, мы хотим тебя поздравить! — отвечает в унисон вся орда, топчась на пороге кофейни. — а ещё мы хотим в туалет! — слышится откуда-то со стороны громкий возглас клайда. когда щёлкают задвижки по ту сторону, дверь с грохотом распахивается и внутрь вваливается шумящая орущая толпа. все как на подбор, и встречайте моих любимых бтс слева направо: взъерошенный крэйг с улыбкой до ушей и тортом в руках; спотыкающийся джимми с грацией кухонного комбайна; кайл, с таким видом, словно его пару раз долбанули током и подожгли; картман, старательно выписывающий брофловски пинки под зад; стэн, гавкающий на тех двоих, чтобы заткнулись; токен, молча извиняющийся за своих отсталых детей; клайд, почти прыгающий на месте; и где-то позади от всех маккормик, обнимающий за плечи испуганного баттерса. — что... вы?... — твик ошарашенно отступает назад, пропуская галдящую ораву внутрь и несколько раз тупо моргает своими зелёными глазищами. — сорян, твик, — клайд тут же пролетает мимо и ретируется в сторону уборной. — хоть бы поздравил, дезертир! — рявкает стэн и уворачивается от эриковского подзатыльника. — с первой пьесой, твик, — ровно говорит токен с интонацией гордящегося отца. — насчёт три, — шепчет кенни откуда-то позади. — по-здрав-ля-ем! — они все кричат вразнобой, будто бы не репетировали пятьдесят раз под диктовку такера. твик охреневает не по-детски: в спокойный вечер субботы он определенно не ждал под порог закрытой кофейни неприлично большое и громкое сборище идиотов. так и застывает со шваброй в руках, в своём рабочем заляпанном фартуке, натянутом сверху на идиотский новогодний свитер с-сами-угадайте-кем, широко распахнув глаза, весь взъерошенный, определенно не готовый к такому количеству поздравлений на пару квадратных метров. когда церемониальные пожелания исчерпываются, шум возрастает вдвое: кайл и эрик как всегда начинают драться, стэн начинает на них ругаться, кенни и баттерс уходят куда-то на второй план, джимми крутится вокруг токена с нестихаемыми заикающимися воплями, а твик, наконец, отмирает. — мы тут все тоже немного в шоке, детка, — улыбается крэйг и аккуратно зарывается свободной рукой в пушистые волосы. — все в порядке? — да... да! мать твою, ты все это устроил? — в глазах плещется искреннее восхищение, а на лице твика появляется яркая улыбка. у крэйга как камень с сердца. твику всё понравилось. — и торт испёк, — горделиво улыбается такер, опуская взгляд вниз: с белым кремом и аккуратно выведенными буквами "не зайчик". — ну, в выпечке, я, конечно, не такой мастер, как ты... — не зайчик? — твика пробивает на смешок. — ну... на "бога" не хватило крема. и твик неожиданно смеётся: громко, несдержанно, так, что у крэйга невольно щемит сердце. швабра с грохотом падает на пол, когда тот встаёт на носочки и целует такера в губы, долго, чувственно, благодарно. твик, честно, был бы рад, даже, если бы крэйг пришёл один, без этой организованной безумной орды за спиной, но видя, что такер для него устроил — хотелось расплакаться. — о, вот и клайд, сейчас ему полагается сказать что-то воодушевляющее, — токен щурится и запускает руки в карманы, делая несколько расслабленных шагов. — ээ, я поднял ободок унитаза! — донован выбегает из туалета с лыбой до ушей. да ладно. — что, недостаточно воодушевляюще? видимо, достаточно, чтобы картман и кайл на пару секунд заткнулись и разразились диким хохотом и улюлюкиваниями на всю улицу. — о, а как ты тогда сказал... "и к магии я обратился, чтоб дух чё-то-там явился! и тайну открыл, чтоб не корчить ебало мудреца!" вот это было классно, твик! — донован кивает, и такер клянется, если бы у него был хвост, то клайд бы им сейчас активно вилял. — в конце, кстати, должны были пригнать ангелы на белых геликах и забрать фауста в рай, — вставляет стэн, пытаясь увернуться от летящего в сторону кайла пинка. — нахрена? мефистофель, значит, ебался с ним хрен знает сколько лет, чтобы этого ссаного ученого в итоге угнал бог? — я тебе сейчас покажу, кто ссаный ученый, — крэйг смотрит на донована исподлобья. — ну бог, вообще-то, охренел! — на то он и бог, чтобы охреневать, эй, жиртрест, а меня-то за что?! — стэн отшатывается и задевает блэка. токен молча вздыхает. — чтобы мозгами тут своими не блистал, литератор хуев! — картман дважды чуть не сносит барный стул. — я не виноват, что ты читаешь только порно-журна... ай, больно!..й, ублюдок! — мне чур с-с-самый большой кусок торта! — джимми наступает всем на ноги снова и ковыляет к одному из столиков. — то-о-орт! — донован сбивает всех на своём пути. — эй, не толкайся, мне торт отрежьте первым! такер заботливо расставляет пластиковые тарелки под общую какофонию нескончаемых еврейских шуток картмана и ругани кайла, вручает каждому по маленькой ложке и оглядывает столпившихся вокруг стола: стэн толкает эрика локтем, брофловски демонстративно закатывает глаза, джимми завороженно смотрит на крем и старательно пытается понять, к чему эта конченная надпись, токен спокойно стоит с упортством фонарного столба, и такер понимает, что кого-то за столом явно не хватает: кенни улыбается и уверенно берёт баттерса за руку. "всё-таки получилось" — про себя гордится он и, выдыхая, разрезает торт.