***
Письмо с королевской печатью мейстер принес глубокой ночью, прервав их сон. Дэймон был раздражен, но не возражал, когда жена взволнованно разбила воск, осыпав его на ложе, и стала при неясном свете свечи вчитываться в содержимое пергамента. Здоровье короля в последнее время оставляло желать лучшего. Все ждали того самого послания из столицы, но, судя по всему, на этот раз обошлось: лицо Рейниры по мере чтения разгладилось, волнительная дрожь ладоней спала и вскоре она с почти небрежной брезгливостью швырнула бумагой в мейстера, с недовольством откинувшись на подушки. — Что же такого написал мой нерадивый брат, что настолько не пришлось тебе по нраву? — когда за мейстером закрылись двери, Дэймон потянулся к столику, на котором стоял штоф с борским золотым, чтобы налить себе и жене. Приняв чашу, заполненную едва ли не до краев, принцесса совершила несколько отрывистых глотков, прежде чем заговорить. — Отец приглашает меня на именины Эймонда. — Визерис все не прекращает попыток примирить вас перед смертью… — с небольшой усмешкой протянул Дэймон, отметив, как лицо племянницы недовольно скривилось, впрочем, при упоминании возможной смерти родителя наполнившись грустью с некоторой толикой вины. — Так понимаю, меня приглашением на праздник в честь его высочества одноглазика не удостоили? — Рейнира покачала головой, на что он лишь фыркнул, задумчиво отпив немного вина. — Ты должна полететь. — Но, Дэймон, ты мой муж, а отец все еще упрямится и не желает видеть нас вместе, — кажется, ее это действительно коробило, что не могло не льстить мужу, но вопрос состоял отнюдь не в удовлетворении его самолюбия, а в доверительных отношениях короля и наследницы престола, что он и объяснил Рейнире, которая, безусловно, понимала правдивость слов дяди, все же не желая вновь оказаться в змеином логове, в кое превратился Красный Замок, совсем одна. — Видят Боги, я не желала зла им, хоть они и от крови этой стервы, но она ненавидит моих детей будто в стократ сильнее. Ты прав, Дэймон. Я сделаю это, чтобы в очередной раз показать свои добрые намерения, но полечу одна, без сыновей. Принц кивнул, соглашаясь с решением жены: не хватало только очередной драки между молодняком, иначе Эймонду придется подыскивать второй сапфирчик для протеза. Осушив бокалы и потушив свечи, они легли, а на самом рассвете Дэймон проводил жену у прибрежных скал, пронаблюдав за тем, как ее дракон вальяжно вытянул шею и расправил крылья, первым же взмахом обдав его порывом воздуха с мелкой росой.***
Полет между Драконьим Камнем и Королевской Гаванью Рейнира могла бы вовсе проспать: за годы она сотни, а может, тысячи раз его совершала на Сиракс, так что та вовсе не нуждалась ни в каком направлении. В молодости принцесса любила парить высоко, подражая Дэймону с Лейной, но ныне предпочитала более низкие, размеренные полеты, при которых могла насладиться чистым морским воздухом и наблюдать за темно-синей водной гладью, изредка жмурясь при ярком отсвете блеска чешуи Сиракс. В городе едва начинала кипеть жизнь, а вот в малом чертоге наверняка скоро подадут завтрак, ибо из дымоходов кухонного замка вовсю валил дым. Совершив несколько пролетов над оживленными кварталами, принцесса под одобрительные хлопки и восторженные возгласы направила Сиракс к Драконьему Логову. Солнечного Огня не было видно, что значило отсутствие его хозяина-придурка, зато Вхагар лениво приоткрыла один глаз при их приземлении, шумно выпустив струю горячего воздуха через ноздри. Рейнира самостоятельно обустроила дракона, повелев слуге накормить его. На выходе ее ожидал паланкин, но она не могла не воспользоваться редким шансом показаться перед народом, из-за чего предпочла поездку верхом до холма Эйгона. Взбудораженная полетом дракона, собравшаяся толпа кричала ее имя и возносила молитвы Семерым за ее благополучие. Что бы ни делали зеленые, Королевская Гавань не забыла истинную наследницу престола и ее принца-мужа, являющегося настоящим любимцем бедняков и простого люда. В замке ее встретил сир Стеффон Дарклин с Отто Хайтауэром, который не преминул в краткой приветственной беседе кинуть в принцессу несколько шпилек, на что та отвечала с виртуозной легкостью, показывая, что ей с семисотфутовой высоты Стены плевать на попытки десницы ее обидеть. — Я провожу вас до покоев, ваше высочество, — благосклонно кивнув, Рейнира улыбнулась рыцарю. — Его величество будет рад вашему прибытию. — Как он, сир Стеффон? Гвардеец, бывший самым преданным черным из белых плащей, тяжело вздохнул, а его кустистые брови свелись к переносице. Заговорил он с явным сожалением: — Хуже, чем в ваш последний визит, моя принцесса, но сейчас его состояние стабильно. Великий Мейстер следит за его питанием, — Рейнира хмыкнула, представив, насколько отцу это, должно быть, не по нраву. — Доверяю жизнь и здоровье отца вам и только вам, сир Стеффон, — остановившись у дверей своих покоев, она обратилась к рыцарю, который явно понял истинный смысл ее слов и твердо кивнул, прежде чем поклониться и уйти. Старые комнаты принцессы в Твердыне Мейгора сохранили в первозданном виде, что навевало приятные воспоминания вперемешку с тупой болью об ошибках прошлого. Освежившись при помощи служанки, Рейнира велела достать из сундука малахитовую шкатулку, сама же пойдя навестить отца. Невзирая на нежелание встречи с кем-либо из партии змеи-Алисенты и, тем более, своих единокровных родственников, ей не везло сегодня: у входа в королевские покои дежурил Кристон Коль, а рядом с ним, будто специально сторожа отца от Рейниры, стояла королева. Гвардеец поклонился, коротко поприветствовав принцессу, зато Алисента точно не намеревалась ограничиться светской беседой, что было видно по ее нервным и резким движениям. — Мы вас не ожидали, Рейнира. Оттого радость от внезапной встречи усилилась во много, — принцесса кивнула, изобразив подобие улыбки. — Почему же вы одна? Король так надеялся увидеть маленького Визериса: он уверен, что мальчик вырастет его полной копией! — Младшие плохо переносят дорогу, а старшие гостят в Дрифтмарке. — Очень жаль, — выдохнув с театральной досадой, Алисента вновь заговорила: — Вы в старом платье? Не ожидала, что оно налезет на вас. — Как видите, — гордо вздернув подбородок, принцесса распрямила плечи, чувствуя, как корсет давит на грудь. — Я могу навестить отца теперь? — Его величество не может вас принять, к сожалению, — выдохнув с приторной грустью, королева расположила руку на двери, явно преграждая путь теряющей терпение принцессе. — Король спит и сон его беспокоить не стоит. Увидитесь на пиру вечером. Пару долгих секунд женщины смиряли друг друга испепеляющими взглядами, пока сир Кристон стоял с таким видом, будто его вовсе ничего не беспокоило. Рейнира уже хотела вцепиться в Хайтауэр, намереваясь уволочь ее в сторону, но тут двери в королевские покои распахнулись, и оттуда выбежали двое близнецов, а вслед за ними вышла Хелейна, удивленно вскинувшая брови при виде образовавшейся толкучки. Лицо ее озарилось неподдельной радостью при виде старшей сестры, что та впрочем попыталась сразу скрыть перед матерью, которая, казалось, готова была заморозить дочь одним взглядом, будучи крайне недовольной складывающейся ситуацией. — Сестрица, я так счастлива, что ты смогла прибыть! Они обнялись, по-доброму поприветствовав друг друга. Рейнира расцеловала Джейхериса и Джейхейру в обе щеки, когда сестра представила ей детей, попытавшись не выказать неудовольствия при ущербном виде девочки. — Наш дорогой батюшка как раз очнулся недавно и спрашивал о тебе, сестра. — Тогда не буду заставлять его ждать. До вечера, Хелейна, милые племянники, — потрепав близнецов по серебристым макушкам, принцесса повернула голову к Алисенте, стоявшей так, словно проглотила целый лимон. — Королева, — слегка кивнув, Рейнира наконец вошла в отцовскую опочивальню. Король возлежал на шелковых простынях, откинувшись на несколько пестрых подушек, куда более пунцовый и грузный, чем в последнюю их встречу. Лицо отца, впрочем, было живым и энергичным, хоть его и мучила одышка. Вид Визериса огорчил принцессу, доказав правдивость ходивших толков о нависшей над ними всеми неминуемой угрозы его смерти, но сердце успокоилось и наполнено было любовью к нему. Рейнира чувствовала облегчение от того, что смогла увидеться с отцом и заслужить его прощение напоследок, в глубине души сознавая, что это была их последняя встреча. Отец же, казалось, вовсе не тяготился подобными тяжелыми думами, расспрашивая дочь о внуках и вспоминая веселые дни ее детства, когда мать еще была с ними. — Как бы я желал, чтобы твоя мать могла увидеть нашу большую и счастливую семью… — глаза короля уставились прямо перед собой, наполнившись слезами. Принцесса аккуратно взяла опухшую ладонь отца в свою, поцеловав его перстень. — Матушка гордилась бы, — тихо произнесла женщина, сама с трудом веря сказанному. Хоть Эймма Аррен и была добродушной и милой душой, любившей ее короля-отца, даже она навряд ли спокойно отреагировала бы, узнав о том, на ком Визерис женился после ее безвременной кончины. — Мы воссоединимся с ней вскоре, — пробормотал отец с горько-сладкой улыбкой на губах. — Не говорите так, батюшка, — на возмущение принцессы король лишь покачал головой. — Это так, дочь моя. Не надо спорить со мной, как Алисента и дети. Один лишь наглец-Эймонд не врет, пытаясь меня утешить, — она промолчала, давая королю прокашляться и отдышаться. — Ты моя наследница, мой первенец, Рейнира. Я наставляю тебя сохранять мир и благоденствие в семье, любить и прощать твоих младших братьев и сестру. Не относись к ним иначе после моей смерти. — Клянусь прахом матери, — вновь приложившись губами к его перстню, Рейнира взглянула в разгладившееся лицо короля. — Я взял схожую клятву у твоих братьев, — произнес он довольно. — А что же насчет королевы Алисенты? — между прочим поинтересовалась принцесса, на что Визерис строго нахмурился. — Рейнира, — сказал отец предостерегающе. — Ступай к себе, дочь моя, подготовься к пиру. Попрощавшись со своим венценосным родителем, она вернулась в свои покои. Оставшееся время до начала торжества принцесса провела, готовясь, ибо должна была предстать перед двором во всём своём величии. Велев служанке заплести волосы в сложную высокую прическу, принцесса предпочла платье в красных тонах, с небольшими вкраплениями черного атласа и богатой золотой вышивкой на рукавах и плечах. Последним штрихом украсив шею тяжелым ожерельем, отливавшим червонным золотом и инструктированным кроваво-красными рубинами, Таргариен спросила у слуги подготовил ли он подарок, за которым она его посылала. Кузнецы королевской гавани славились мастерством, так что им не стоило труда заменить несколько камней и гравировку на кинжале, который женщина собиралась подарить Эймонду. Убедившись что всё идеально, Рейнира направилась в Великий Чертог, откуда уже понемногу начинали доноситься звуки музыкальных инструментов и пение бардов, что несколько удивляло: насколько она помнила, именинник всей душой ненавидел певцов и прочий подобный сброд. Герольд объявил ее имя и титул, и внимание зала, преимущественно наполненного зелеными, направилось на принцессу, которая с гордо вздернутым подбородком огляделась вокруг, став медленно и уверенно двигаться к главному столу, чтобы занять свое место по правую руку от короля, но практически у самых ступенек к помосту на ее пути вырос именинник собственной персоной, сверкающий острой, словно бритва, улыбкой, сравнимой по хитрости, разве что, с дядиной. — Сестрица Рейнира, какое счастье видеть тебя вновь, — широко раскрыв руки, он преодолел последние несколько шагов, разделявших их друг от друга. Вынужденная остановиться, женщина выдавила некое подобие доброжелательной улыбки, нехотя приобняв единокровного брата, слегка нахмурившись от крепости его хватки, от которой корсет еще сильнее сдавил внутренности. — С днем наречения тебя, Эймонд. Надеюсь, ты оценишь сей скромный дар, — когда он слегка отстранился, женщина передала ему малахитовую шкатулку, которую тот безо всякого интереса покрутил в руках, все же решив открыть. Откинув в сторону прикрывающий подарок платок, он достал на свет переливающийся стилет валирийской стали, с синими и глубокими, будто полуночное море, сапфирами, украшавшими рукоять. Подкинув его в воздух и поймав под недовольный вздох королевы, Эймонд прищурился единственным глазом, внимательно рассматривая подарок. — Могла бы не уродовать оружие синими камушками, — со стороны проворчал Эйгон, всем видом демонстрируя неудовольствие увиденным. Принцесса уже хотела ответить на высказывание тупоголового брата, но Эймонд ее опередил, поставив того на место: — Огорчу тебя, братец: тут еще и гравировка с моим именем, — вытащив из ножен свое обычное оружие, он небрежно кинул его Эйгону, разместив на его месте подарок Рейниры. — Безусловно, я бы предпочел Темную Сестру, но и этого вполне достаточно от моей любимой старшей сестры, — от сладости его речей у нее сводило скулы, а когда принц протянул ладонь, вполне недвусмысленно предлагая ей первый танец, она вовсе на секунду опешила, придя в чувство лишь после того, как король одобрительно захлопал, велев барду запеть песню о Завоевателе и его сестрах. Стоило признать: танцевал он чертовски хорошо, так что принцессе, подрастерявшей навык в скуке Драконьего Камня, приходилось сосредоточиться на движениях, чтобы ненароком не оплошать, а вот брат явно подбивал на это, специально ведя танец непредсказуемо и быстро, то крутя ее из стороны в сторону, дерзко прижимая к себе, то отдаляясь так, что их руки едва соприкасались. У Рейниры сбилось дыхание и грудь каждый раз на повороте подпрыгивала, отвлекая, но она держалась, со временем привыкнув к ритму и поймав ход его танца, что, казалось, лишь сильнее удовлетворило Эймонда. Закончив, он галантно взял ее под локоть, поведя к столу под аплодисменты, запечатлев поцелуй на тыльной стороне ладони, прежде чем пригласить на танец уже Алисенту. Вообще поведение Эймонда сегодня вызывало немалое удивление и подозрения. Будучи второй скрипкой при Эйгоне, он обычно направлял весь гнев на сыновей Рейниры, саму ее оставляя соперничать со старшим братом и матерью. В отличие от тихого приличного Дэйрона и милой Хелейны, он, впрочем, не упускал возможности отпустить шутку-другую или оскорбление в адрес единокровной сестры и ее семьи, но все же прямого столкновения между ними никогда не было. Пожалуй, она скинула бы все на очередные игры Алисенты и Отто, но недовольство, с которым Хайтауэры следили за их пересечением, говорило об обратном. Отец, сидевший между ними и сглаживающий ход беседы, к середине вечера утомился, так что сир Стеффон Дарклин сопроводил того в покои, после чего принц безо всякого стеснения занял королевское кресло, подавшись ближе к сестре. — Сегодня мой день, так что, надеюсь, ты не против, что я занял отцовское место? — вопрос прозвучал с некой иронией и насмешкой. Рейнира лишь снисходительно улыбнулась, покачав головой. — Посмотри-ка на Эйгона: с какой завистью он взирает на нас, — положив руки на неприкрытые плечи сестры, Эймонд наклонился так, чтобы шептать той в ухо. — Хотя, я его могу понять: с ним бы ты не была столь покладистой, верно?.. Громкий шепот обжег шею мурашками, а пальцы на плечах не спешили сходить, так что Рейнира застыла словно статуя, ощущая тяжелый взгляд единственного глаза Эймонда, значение которого не могла расшифровать. — Эйгон никогда не заслуживал моего расположения, — пространно ответила принцесса, заметив, как брат вскинул бровь, оценивая ее высказывание. — Что же, значит, он многое теряет, — усмехнувшись, он подал ей чашу, сам тоже взяв свою. — За нашу дружбу, сестра. Несмотря на скепсис и недоверие, Рейнира выпила с ним, все еще не до конца понимая смысл игры, которую вёл Эймонд. Конечно, она знала, что тот завидует первородству Эйгона, считая себя куда как лучше во всем и, соответственно, в конкуренции с ней за трон, но простой люд и придворные куда больше любили младшего Дэйрона. Поверить во внезапно вспыхнувшие родственные и дружеские чувства она не могла, но поганец точно вел какую-то игру. Будь Дэймон рядом, он бы вмиг разгадал парнишку, но мужа не было, так что уставшей Рейнире приходилось терпеть навязчивую компанию единокровного брата до окончания пира. Тишина опочивальни успокаивала после шумного зала. Служанки помогли раздеться, распустили волосы и облачили принцессу в удобное ночное платье. Отослав девушек, она ложилась спать, когда внимание привлек странный звук из-за гобелена. Рейнира хотела закричать, зовя гвардейца, но голос, сказавший «Тише! Это я» она узнала сразу, еще больше насторожившись. — Эймонд?! Какого черта ты тут забыл? — застыв, сжимая под простыней кинжал, женщина напряжено пронаблюдала за тем, как незваный гость невозмутимо выбрался из-за тяжелого гобелена, подняв облако пыли, после чего стал приближаться к ложу принцессы. — Всего лишь захотел продолжить приятный вечер в компании сестры, — присев на самый край постели, он самодовольно усмехнулся, когда Рейнира непроизвольно поджала ноги под себя, стремясь увеличить расстояние между ними. — Это неприемлемо. Ты точно пьян. Уйди сейчас же или… Она вздрогнула, издав испуганный писк и выронив свое оружие, когда Эймонд одним молниеносным рывком пригвоздил Рейниру к изголовью, сдавив ее весом своего тела и сковав движение. — Или что? — обдав лицо брыкающейся сестры жарким дыханием, он вцепился пальцами ей в подбородок, вынуждая смотреть на себя. — Батюшка всё ратует за наше сближение, а дядюшка Деймон сам на Драконьем Камне сейчас расчехляет девственниц, так что никто не будет против. Уткнувшись носом в шею принцессы, юноша провел языком длинную линию до губ, на секунду замерев, смотря в ее яростные глаза. В момент, когда он накрыл ее рот своим, Рейнире удалось нащупать кинжал и, вырвав руку из его хватки, занести прямо над ним, но тот успел среагировать, схватив ее за локоть, так что удар смягчился, пройдя по поверхности камзола, пропоров ткань. — Дикая сука… — с силой сдавив ей руку, принц заставил сестру разжать пальцы. Рейнира охнула от боли, попытавшись освободиться, но теперь он держал крепко. — Я хотел по-доброму, но, видимо, ты так не поймешь, — прошипел Эймонд, взяв упавшее оружие и поднеся его к лифу ночного платья принцессы. — Нет, не делай этого! — женщина зажмурилась от страха, но вместо боли услышала глухой треск разрываемой ткани и внезапный холод на оголившихся грудях. — Не смей прикасаться ко мне, выблядок! — она старалась прикрыться, сопротивляясь и дергаясь под ним, вот только ему это мало мешало. — Ты так же кричала, когда наш дядя насиловал тебя когда-то? — вкрадчивый шепот заставил принцессу замереть с тревогой, а Эймонд продолжал, став гладить ее по щеке. — Будь я на месте отца, отрубил бы ублюдку голову, но нет. Визерис не нашел выхода лучше, чем отдать тебя замуж за мужеложца Лейнора… любой бы на твоем месте нарожал бастардов в отместку, — странно улыбнувшись, он почти нежно поцеловал ее в лоб. — Думаешь, Дэймон позволит твоим бастардам сесть на Железный Трон после тебя? Стоит отцу отойти в мир иной, а тебе — стать королевой, он избавится и от тебя, и от Стронгов, короновав Эйгона-младшего и став при нем регентом. Разве ты этого хотела, сестра? Рейнира молчала с упрямо сомкнутыми губами, вынужденная слушать тираду, что ей много раз выдавали Рейнис с Корлисом, от того, от кого никогда бы не помыслила услышать. Конечно, грубость выражений оскорбляла, но в словах брата не было фальши. Поэтому, а также учитывая то, что находилась в его власти, она отринула слепой гнев, ответив со всей сдержанностью, на которую сейчас только способна: — Я лишь желаю не дать Эйгону взять то, что мое по праву, — внезапно, он отреагировал яркой улыбкой, так, будто радовался сказанному ей. — И я тоже. Этот тупица не достоин трона Завоевателя. Как и наш дядя. — А кто же тогда? Неужто ты? — спросила Рейнира, глядя на единокровного брата со всей серьезностью, без тени насмешки или издевки. — Ты и я. Мы вместе. Сказать честно, она ждала любого ответа, но не такого. Невзирая на попытку сдержать эмоции, ее невозмутимость дрогнула от столь неожиданных слов, и принцесса издала тихий истеричный смешок, не веря в реальность происходящего. Смеялась, впрочем, недолго: нетерпимый к насмешке юноша сдавил пальцы на горле женщины, вынудив поперхнуться смехом. — Смеешь смеяться надо мной? Я могу трахать тебя до самого утра, а потом перерезать глотку: сколько бы ты ни орала, никто не придет тебе на помощь. За дверью нас сторожит сир Кристон, — едва ли не вплотную упершись к ней лицом, он буквально говорил ей в губы, чеканя каждое слово. — Наш дорогой папочка слишком слаб, чтобы защитить свою Отраду от зеленых… — его хватка на шее разжалась, а пальцы опустились ниже, ложась на грудь принцессы. — Чего ты добиваешься? — голос хрипел, а кожа шеи горела, но почти щекотные прикосновения к груди заставляли сжиматься внутри от чувства несоответствия и дискомфорта. — Ждешь, что я соглашусь с тобой во всем после того, что ты делаешь со мной? Эймонд отнюдь не сразу удостоил ее ответом, будто вовсе не расслышав, увлеченный своей игривой похотью. Не ограничиваясь руками, он добавил губы и язык, с увлеченностью ребёнка зарываясь в оголенное декольте старшей сестры и вовсе не стыдясь своего возбуждения. — Ты упрямая женщина, Рейнира, — сказал он, едва ли оторвавшись от ее нагого тела. — Понимаешь только язык силы. Стала бы ты столь же послушно выслушивать меня и позволять трогать тебя так, как сейчас, постучись я к тебе в дверь и заведи цивильный разговор? — она не ответила, не желая вслух признавать его правоту. — Видишь, — подождав с минуту, он приобнял ее за плечи, впившись ей в губы долгим поцелуем. — Расслабься и дай мне сделать то, что не смог ни Стронг, ни Коль, ни Деймон, — шепнув это, он вновь затянул ее в головокружительный поцелуй, руками же изорвав ночную сорочку окончательно. На мгновение отстранившись, Эймонд нетерпеливо расстегнул заклепки на своем камзоле, одним махом стянув его вместе с рубашкой. Рейнира вздрогнула от перехватывающего дыхание ощущения соприкосновения тел, когда он прижался к ней, будто желая слить их воедино. Стоило признать, ему удалось сломить сопротивление своей дерзкой манерой и страстным желанием. Ее давно не вожделели настолько сильно, не целовали с жаждой испить всю ее, не касались столь по-юношески смело, не говорили с ней открыто и без прикрас. И да, он был словно молодой Дэймон, но с духом самой Рейниры. — Я никогда не был с такой женщиной, как ты, — будто в дурмане, он не прекращал бормотания, стремясь изучить и присвоить каждую часть ее тела. — Я гожусь тебе в сыновья… ты была первой, о ком я мечтал по ночам, удовлетворяя себя рукой. Моя мать и ее семья говорили о твоем распутстве, но отец и остальные боготворили тебя, — юноша все говорил и говорил, сильнее заводясь с каждым словом и спускаясь все ниже. — Я возненавидел все, что очерняло тебя, мешало мне признать свои чувства. Я понимал, что являюсь в твоих глазах лишь вздорным ребенком, — медленно раздвинув ее ноги, Эймонд с драконьим достоинством и грацией устроился между них, и смотря ей прямо в глаза снизу-вверх. — Стала бы ты моей королевой, моей женой, будь я старше? — Ты все еще был бы сыном своей матери, — тихо произнесла Рейнира, спустя несколько ужасно долгих мгновений тишины, аккуратно коснувшись его волос. Юноша лишь хмыкнул, будто оставшись удовлетворенным ее ответом. Разговоры кончились, уступив место действиям. Последние слова принцессы вселили в ее любовника еще больше рвения и уверенности, так что он своим языком и пальцами довел Рейниру до полного исступления два раза подряд, и сделал бы это снова, не подними она его наверх, грубо схватив за взмокшие пряди волос. Лихорадочный блеск единственного глаза завораживал, когда она развязала его бриджи, наконец прикоснувшись к изнывающему от желания члену. Чуткость Эймонда к прикосновениям поражала: казалось, всё его существование зависело от того, позволит она ему кончить, либо нет. Эта власть над самым талантливым и подающим надежды сыном ее заклятого врага опьяняла, даря приятное чувство торжества, чем она упивалась, дразня и оттягивая пик. — Ты кончишь только в меня, брат, — сказав это, она направила его вовнутрь. Эймонд издал протяжный стон, застыв глубоко в ней. До сих пор столь уверенный в себе и доминирующий, сейчас он полностью был во власти Рейниры, утопая в ней и не имея возможности вырваться. Женщина чувствовала, что он пытался сдержаться, и именно поэтому подначивала его, подаваясь вперед, почему Эймонд вскоре полностью отдался ощущениям, в дюжину прерывистых толчков достигнув высшей точки. Вопреки ожиданиям, это был отнюдь не конец. Не соизволив выйти из нее, он вновь начал двигаться, грубыми и жесткими толчками вбиваясь в нее так, словно они были последними мужчиной и женщиной на всём белом свете. Оргазм настиг их одновременно, вознеся на седьмое небо, и отхлынул медленно и неохотно, отдаваясь пульсирующей негой в низу живота. — Я самолично убью Деймона и стану твоим королём. Я… весь твой, Рейнира. Рейнира ничего не сказала, засыпая в его объятиях. Проснулись они поздно утром, явно опоздав на завтрак, так как предпочли продолжить то, что было ночью. Семь дней и шесть ночей пребывания в Королевской Гавани он приходил к ней каждый вечер, так что она не удивилась, когда ее лунная кровь не пошла спустя две недели, когда она уже вернулась на Драконий Камень, к мужу и сыновьям. Их дочь родилась мертвой, служа карой за совершенную измену не только мужу, но и убеждениям, за которые она поклялась воевать до последней капли своей крови. Если даже в глубине души она питала к нему какие-то чувства, то он самолично выжег их, отняв жизнь ее милого Люцериса. Поэтому Рейнира ликовала, узнав о его погибели у Божьего Ока, куда больше, чем плакала по Дэймону. Перед собственной смертью, она поняла, что Эйгон едва переживет год-другой. В конце концов, железный трон не достался по-настоящему никому из отпрысков Визериса. Было ли это тем, к чему она стремилась, чего хотела? Ее детей больше нет, ее дракона истерзала и убила обезумевшая толпа, трон отверг Рейниру. Нет, она никогда бы не пошла по пути пламени и крови, знай, что заплатит за всё жизнями пятерых из шести детей. Был ли другой путь? Она хотела верить, что в другом мире отец не возложил на ее плечи столь тяжелого груза, как титул наследницы. Возможно, в том мире она вышла замуж по любви, а ее сыновей никто не называл бастардами. В том мире она не приказывала убить сына милой Хелейны, но… …Рейнира жила и умерла не там.