Siren

Все готов отдать пират, чтоб с ней губами слиться

*** Никто не заметил, как она появилась на корабле. Просто однажды кто-то столкнулся с ней плечами в проходе, кому-то она помогла поднять бочку, с кем-то вместе посмеялась. Никто даже сразу не примечал в ней девушку, хоть она того и не скрывала: собранные волосы не мешали ей драить палубу, тонкие руки не уступали в силе мужским, а нежные черты лица не смущались моряцкого крепкого слова. Никто не знал, как долго она провела на борту, пока не попалась на глаза капитану. Айтварас Жалтис не терпел беспорядок на своём судне. Он сам набирал людей в команду, чтобы быть уверенным в их надежности. И он точно помнил, что не брал на борт мелкую девчонку, когда она вдруг возникла у него перед глазами средь белого дня. Он велел стоявшему поблизости матросу привести ее на мостик, и она явилась, весело щурясь на него под жарким солнцем. — Кто ты такая и откуда взялась? — Как же, капитан, забыли? Ведь вы сами приняли меня на службу в том порту! — она легко пожала плечами. — В каком порту? — недоверия в нем стало ещё больше. — Ну в том, где мы недавно стояли! Айт не допускал, чтобы над ним посмеивались, а эта девчонка сейчас бесстрашно водила его за нос, будто ей было нечего терять. Он достал револьвер из-за пояса и навёл прямо на ее лицо. — Назови своё имя или я снесу тебе башку. — Ирэн, — сказала она, и ее голос звучал отовсюду, окружал его, оглушал его. — Ирэн, — сказала она, и он будто наконец прозрел и увидел ее глаза — ярко-зеленые, горящие глаза. — Ирэн, — сказала она и кротко улыбнулась, пока неведомая сила воли заставила Айта опустить оружие. — Вспомнил меня? — Да, — он моргнул, смахивая наваждение, и вдруг понял, что знает ее всю жизнь. С той минуты они стали неразлучны. Где бы капитана не ждали, она неизменно появлялась рядом: стояла подле штурвала, выглядывала из-за плеча за столом, взбиралась следом по штуртрапу. Порой она молчала, чем вызывала тревожную неловкость у команды, но чаще вела себя обычно, ничем не выделяясь из мужской компании. Тем страннее всем стало, когда она начала выходить из капитанской рубки по утрам, и никто не мог взять в толк, чем Айтварасу приглянулась эта невзрачная бледная девица. Конечно, никто не знал, что происходило за закрытыми дверьми. Никто не решился бы рискнуть головой, чтобы узнавать. Тяжелые двери капитанской рубки не пропускали ни звука, но если бы кто-то посмел ворваться в его каюту, то не поверил бы своим глазам. Обычно суровый и бесстрашный, Айтварас лежал ничком у коленей Ирэн, обвив ее своими длинными руками, и шёпотом верующего просил ее спеть ещё. Она пела. Он не мог разобрать хоть слово, но она пела, и будто все ангелы хором соединились в этом голосе, и будто Айт разом забывал о всех своих тревогах и злодеяниях. Она пела, и он проваливался в мягкий сон, где жизнь была простой и светлой, а не полной грязи и крови. Но пока Айтварас просыпался, грязь и кровь никуда не девались из его жизни. Он все также был окружён пиратами, жаждущими наживы, и вёл их за собой. Вместе они брали суда на абордаж, и его самоуверенность никогда не давала осечек. Они выносили из чужих трюмов ткани и специи, вытряхивали чужие каюты и кошельки, оставляя за собой разорённые галеры. Капитан «Крыла» давал один шанс сдаться, не желая лишних раз терять своих матросов в ненужном бою, и зачастую их жертвам удавалось уйти живыми. Никто не знал его за бессмысленную жестокость. По крайней мере, пока не появилась она. Тот торговый бриг они выжидали в течение дюжины дней. К тому моменту, когда Крылу удалось наконец подойти вплотную, команда уже была на взводе, готовая открыть огонь по первому слову капитана. Он бегал по кораблю, раздавая указания, а девица носилась за ним, как привязанная. Она стояла подле капитана, когда палуба начала трястись от грохота орудий, она пошла за ним по пятам на соседний борт, едва успели перекинуть абордажные кошки. В руках у Ирэн не было оружия, но она то и дело возникала поблизости, будто подбадривая капитана к продолжению резни. Кто-то молил его о пощаде, но Айтварас не слышал — не слушал; молодой паренёк с полными ужаса глазами встал перед ним на колени с просьбой вернуться домой. Никто из экипажа галеры тот день не пережил. Тем же вечером Ирэн сидела в капитанской рубке и перебирала ящик украшений, найденный на захваченном борту. Ее капитан хотел, чтобы она что-то примерила, и она спокойно шла ему навстречу. Шуршали под ее пальцами золотые цепочки, тускло мерцали драгоценные камни, а на спинке кресла висело платье — видно, кто-то вёз его домой жене. Ирэн оно было большевато, но ей и не пришлось бы долго его носить. Ночь была долгой, а Ирэн терпеливой. Когда Айтварас унимался, она приглашала его в свои объятия и целовала его лицо, гладила шрамы на спине, улыбалась и пела. Проваливаясь в ее песню, Айт вновь не мог различить слова, будто все слилось в один долгий медовый звук. Это казалось самой сутью близости, какая только могла быть между двумя людьми. Голос успокаивал, убаюкивал, смывал прошлое и настоящее; Айт погружался в него все глубже, будто в болотную трясину. — Капитан! Капитан! Айт, дьявол тебя побери, куда ты нас ведёшь? — Сквозь полудрему прорвался другой голос, знакомый будто из прошлой жизни. — Отпусти штурвал, или мы все умрем! — Что за… — Айтварас потряс головой, пытаясь избавиться от бредовых мыслей, и мутная пелена сна вдруг упала, являя ему Шена. Старпом редко выглядел настолько напуганным и разъярённым, как сейчас, чему было вполне ясное оправдание: корабль под управлением Айта шёл прямо на скалы. Не дав себе секунды задуматься, капитан изо всех сил прокрутил колесо направо; мышцы выламывало от напряжения, корабль вело, Шен налёг на штурвал вместе с ним. Бакштаги затрещали, но выдержали, кливеры на носу поймали ветер и вывели судно из траверса. Пройдя едва не бортом по скале, «Крыло» ещё раз хорошенько качнулось и укрепилось на воде. Лишь после этого все в команде смогли выдохнуть, а Шен подозвал кормчего, оставил его за штурвалом и попросил капитана уйти в каюту на разговор — не хватало ещё, чтобы команда прямо сейчас набросилась на обезумевшего капитана. Хотя Шен сейчас и сам был не прочь ему врезать. — Прежде, чем ты спросишь — я не знаю, что это было. Я был уверен, что сплю в каюте, а не веду свой корабль на скалы. — Ты на палубе уже шестой час, — недоверчиво сказал старпом, глядя в глаза своего друга. Тот с каждым днём становился все отстраненнее и холоднее, будто живые люди вокруг стали ему чужими. Каждую минуту Айт теперь проводил в компании своей девицы, которую иначе как ведьмой в команде не называли. Вчера он не оставил в живых ни одного бедолагу из торгашей, когда такое вообще было последний раз? Шен всегда предпочитал не вмешиваться в личные дела друга, но сейчас уже нельзя было закрывать глаза на очевидное. — Не смотри на меня, как на безумного, — раздраженно попросил Айт. — Тебе стоило бы самому на себя посмотреть, — Шен подошёл к столу и вытащил из ящика небольшое зеркало, чтобы передать его капитану. Из зеркала воспалёнными глазами таращился на Айта какой-то смутно знакомый человек, которого, похоже, две недели держали в трюме на воде и галетах. Айтварас прикоснулся к мешкам под глазами, будто они были чужие, почесал непривычную ему щетину на щеках, отложил зеркало. Шен глядел на него с сожалением. — Ты начал меняться, когда появилась эта Ирэн, — без обиняков сказал старпом. — Команда уже давно считает ее ведьмой. Ещё чуть-чуть, и вас сожгут вместе. — Она не ведьма, — твёрдо ответил Айт. — Если кто-то к ней подойдёт, я пристрелю его сразу. — Я лишь предупреждаю тебя о настроениях на борту, — Шен вернулся к своему вежливому спокойствию. — Будь осторожнее, прошу тебя. Не хотел бы я лишиться брата из-за женщины. — Такого не будет, — уверенность в его голосе совсем не сочеталась с мыслями в голове. Позже он нашёл Ирэн сидящей в каюте в полном одиночестве. Она штопала его старую порванную рубашку в тусклом свете фонарей и тихо пела себе под нос. Он поднял ее из кресла, взял за руки и спросил, что она с ним творит. В ответ она лишь улыбнулась ему и сказала, что любит. В ее ласковых глазах Айт не мог увидеть ничего, кроме искренности, и он, видевший фальшь в людях за милю, не смог не поверить ей. Ирэн поцеловала его, а он заключил ее в объятия и решил, что она стоит всего мира. И в этот момент в нем наступил покой. Неделя прошла как ни в чем не бывало, лишь команда расступалась при виде девицы и тайком сплевывала в сторону, шепча молитвы и заклинания. Ирэн казалась совершенно спокойной и даже беспечной, непринужденно болтая с попавшими под руку матросами и предлагая помощь, от которой все отказывались. Ничуть не обижаясь, она находила себе место в компании капитана, развлекала его беседами и просто радовала своим присутствием. Тем временем разговоры полушепотом в трюме привлекали все больше раздражённых и напуганных моряков. Никто не забыл того, как по указанию ведьмы их вечно рассудительный капитан едва всех не погубил. Никто не хотел пойти ко дну, если выбор стоял между ними и девчонкой. Решение было принято быстро, стоило лишь дождаться нужного момента. Ждать пришлось немало, ведь Айтварас не выпускал свою пассию из поля зрения, да она и сама далее чем на три шага от него не отходила. Случай подвернулся неожиданно, и как они только понять успели: капитана позвали на ревизию трюмов, а девицу кто-то задержал на палубе, вдруг попросив о помощи. К стыду своему, Айт ощутил подвох не сразу, а лишь тогда, когда первый переступил порог хранилища; оружейник толкнул его вперёд и захлопнул двери за спиной. Похоже, что-то и впрямь с Айтом случилось, раз за все годы в море он впервые подставил кому-то спину. Осознание посетило его мгновенно, ещё до того, как сверху послышались яростные крики матросов. Пока Айт ломился в запертые двери, осыпая себя пылью и щепками, на палубе шёл суд. Пиратам не составило труда вытеснить мелкую девчонку к борту и заставить ее встать на доску. Ирэн не кричала, когда ей завязывали руки за спиной и выталкивали за борт под рёв толпы, но впервые за все прожитые рядом недели пираты увидели на ее лице страх. Закусив губу, она шла вперёд в пропасть, пока за спиной плевались и кричали проклятия. У самого края она обернулась, столкнувшись взглядами со стоявшим в скорбном безмолвии старпомом. Он знал сейчас, что меняет доверие друга на его жизнь. Через минуту ее не стало. Шен открыл дверь хранилища час спустя, готовый к любому исходу событий, и нашёл оцепенело сидящего на полу капитана. Глаза Айта были красными и опухшими, когда он молча поднялся и прошёл мимо него. Перед тем, как запереться в каюте до поздней ночи, он потребовал Шена привести к нему зачинщиков бунта, кем бы они не были. В тот же день ещё трое были преданы морю. Расправа над бунтовщиками не принесла Айту покоя. Его почти не волновало то, что команда впервые пошла против него. Заперев двери каюты на засов, он поднял зеркало, в которое порой смотрелась Ирэн, и швырнул его об пол. Дребезг разбитого стекла привёл его в чувство из немоты, и пришла ярость. С болезненным криком он опрокидывал кресла, сметал все замеченные предметы и бил посуду, пока не обнаружил подаренную с абордажа шкатулку. Оперевшись на стол, Айт сидел на ковре и перебирал украшения, которые Ирэн отказалась носить. Казалось, это было в другой жизни. Столько рома он не пил за весь последний год жизни в море, и эта убийственная доза отправила его в желанный сон без сновидений. Проснувшись с жутким похмельем, ни о чем кроме боли телесной Айтварас думать не мог, и это спасало. Он вышел к команде и вёл себя обычно, ни полслова не проронив о происшедшей вчера расправе. Кок помог ему избавиться от тошноты и звона в ушах, а потом мягко посоветовал плотнее обедать и больше отдыхать, «а то выглядишь ты так, будто сейчас упадёшь». Айт послал его к дьяволу со своими советами и вернулся к работе. Так один за другим шли дни, когда Айтварас никому не давал заподозрить себя в слабости. Он разговаривал с командой, как будто ничего не случилось, выполнял свои обязанности, тихо пил по ночам. Взгляд его стал ещё острее и безразличнее, улыбка покинула его лицо вместе с мертвенной синевой кожи. Если бы он нашёл в себе силы перестать ненавидеть хотя бы одного человека на борту, то посадил бы его рядом и рассказал бы о кошмарах, которые с каждым разом было все труднее заглушить ромом. Он переступил бы свою гордость и признался, что по ночам видит одну и ту же смуглую девушку. Сначала он узнаёт лишь ее глаза, потом выхватывает из сна знакомый голос, и со временем видит ее в порту, совсем юную, окружённую компанией пьяных матросов. И в нем каждый раз закипает давно позабытое желание защищать кого-то до последнего вздоха, но получается лишь беспомощно наблюдать за тем, как ее измученное тело бросают в воду на отдалении от берега. Он знает эту девушку, и он плачет во сне, пока она зовёт его за собой. Проснувшись посреди ночи после очередного кошмарного воспоминания, Айт не сразу осознал, что песня не прекратила звенеть в его голове. Он огляделся по сторонам, пытаясь найти источник звука в темноте, и разглядел лишь пустую каюту. Поднявшись с кровати, он слепо нашарил свои сапоги, надел их и вышел из каюты, пока звон в ушах превращался в знакомую колыбельную. Он почти бегом приблизился к правому борту, не обращая внимание на оживившихся дозорных на грот-мачте. Да и какое ему могло быть дело, когда в чёрных ночных водах он увидел знакомое лицо. Ирэн тянула к нему руки, то и дело теряясь среди волн, она открывала рот и что-то кричала, но он слышал лишь песню, заполнившую собой весь мир. Айт не думал о том, как девушка могла выжить после доски и недель в открытом море; он знал лишь то, что не защитил ее в прошлый раз, и сейчас у него появился шанс все исправить. Поэтому он скинул с себя обувь, залез на борт, игнорируя крики с вышки и тревожный колокол, глубоко вдохнул и прыгнул. Ледяная ночная вода отрезвила его, выбивая из головы настойчивую песню. Айт вдруг затрясся не то от холода, не то от ужаса, начал прислушиваться к голосам на палубе, увидел блики зажженных факелов на воде. Прежде, чем он смог до конца опомниться, его окружило одуряющим теплом, от которого напрочь терялись любые ощущения боли и тревоги. Ирэн наконец обнимала его, а он настолько истосковался по прикосновению к ней, что лишь судорожно вцепился в ее тело и целовал везде, где мог дотянуться. — Мой, — их накрыло волной, Айт закашлялся, не успев вдохнуть, рванулся вверх, но не смог вырваться из цепких объятий. Девушка смотрела на него своими безжизненными глазами, а он видел в них лишь своё перепуганное, погибающее отражение. — Отпусти меня, — взмолился капитан в своих мыслях, боясь открыть рот и наглотаться воды. — Я хочу жить, отпусти меня! Ирэн улыбнулась ему, как будто в ней ещё остались воспоминания о жалости. Она погладила его по щеке, поцеловала, проваливаясь в морскую глубину, и среди подводной тишины он услышал печальное: «меня не отпустили». *** Пока в особо жаркие дни матросы на мачтах и шканцах плавились не хуже масла на сковороде, Рориг был в отличном расположении духа. Вопреки любым мифам о рыжих, он прекрасно переносил жару, не стесняясь покрикивать на разморенную команду за медленную работу. Недавно они славно набили трюмы товарами проходящего фрегата, и всем хотелось поскорее сбыть добро, чтобы потратить награбленное в каком-нибудь увеселительном заведении. По картам до ближайшего нелегального порта была неделя пути, и капитан не планировал задерживаться днём больше из-за лености команды. Когда настало время пить грог, все начали толпиться вокруг бочки, которой заведовал боцман. Среди гомона мужских голосов Роригу вдруг отчётливо послышался женский, требующий свою порцию. Приглядевшись, он не заметил в толпе матросов никого незнакомого, лишь краем зрения зацепил промелькнувшую чёрную косу. Видать, ему все же стоило меньше пренебрегать жарким летним солнцем; никакой девушки на его корабле уж точно быть не могло.