Игра

      Он восхищался Сальери – ведь кто им не может восхищаться? Гордец, что покорил Вену, её публику, императора. Антонио был необычайным человеком. Он с полуноты понимал творчество юноши, что решил покорить людей.       И хоть Сальери пытался скрыть, но глубоко в душу ему наверняка запал необычный дар. Кого можно не тронуть столь дерзким и привлекательным в своей наивности выступлением против вышестоящей воли? Музыкант, что на стороне закона предпочитает свободолюбивого глупца, столько безуспешных разов пытавшегося прославиться – вот потеха!       Юноша сам не понимал своего счастья – Сальери мало кому покорялся, предпочитая безмолвно наблюдать, изредка усмехаясь. Но что-то зацепило его. Хлёстко ударило по лицу, не разрешая воротить брезгливо взгляд от нового феномена.       Юноша сам не понимал своего счастья – ему рукоплескал весь театр, мир! Но он не смел отвести взгляд от мужчины, которого сбросил с большого пьедестала, возводившегося годами.       Трудом.       Слезами.       Сложно отвести глаза, когда ещё недавний знакомый, названный дурацким именем Антонио, загоняет своим взглядом в угол золотой клетки, что сам же Моцарт для себя сотворил: через смерть матери, потерю прекрасной Алоизии, кончины отца. Он всё отдал ради этой клетки – и куда путь его привёл? К проржавевшим прутьям.       Сальери подходит. Медленно, уверенно. Спустя столько лет, что они друг друга знают – всё происходит лишь сейчас.       И в поцелуе страстном сливаются юнец и тот, что всё подстроил это. Уж стыдно ли ему? Ох, нет.       Ему не стыдно. Стыда в груди его давно уж нет.