Останься

Я никогда не спрашивал сколько у нее любовников. Она уходила под утро, когда небо на востоке еще только серело, словно бы по встроенному будильнику. К утру от нее оставался только едва уловимый аромат духов. Он исчезал к полудню, реже - к обеду. В самом начале я предложил ей остаться. Она расхохоталась и закрыла дверь. С той стороны. Все, что у меня от нее было, - это пачка тонких ментоловых сигарет, оброненных, когда я проснулся под дробный перестук каблучков. С тех пор она обувалась за дверью. Спроси меня кто-то, что между нами, я бы не смог ответить. Мы не друзья и уж тем более не пара. Умопомрачительный страстный секс чередовался с тихими посиделками с бокалом вина и разговорами. Правда, рано или поздно мы все равно оказывались в спальне. Сон нужен всем. Честно говоря, когда, поставив бокалы в мойку, она залезла под одеяло, я ожидал увидеть ее с утра. Наверное, у нее какие-то принципы или заморочки, но постель была пуста. Только горьковатый аромат и посуда в раковине говорили о том, что эта ночь мне не приснилась. Она никогда не рассказывала о себе. Я знал только ее имя, и кто может быть уверен, что оно настоящее? Девушки ее типа и в сорок выглядят на двадцать, и постепенно желание заглянуть в паспорт становилось все более навязчивым. Только вот паспорт она с собой не носила. Она и сумку-то почти никогда не брала. Летом я вообще удивлялся, как, куда она складывала вещи? Короткое обтягивающее платье и высокие шпильки. Все. Она смеялась и доставала из декольте ключи на тонкой длинной цепочке, раскрывала ладонь с чехлом для мобильного. Но как она приводила себя в порядок перед тем, как на цыпочках проскользнуть в прихожую? Прическа, косметика. Она смеялась и приглаживала пальцами короткие темные волосы, заправляла за ухо постоянно падающую на лицо прядь. Потом вытаскивала из-за пазухи сигареты, изящную маленькую зажигалку и курила. Тонкие струйки дыма выпускаемые из-за четко очерченных губ, подведенных светлой помадой. Которая, кстати, обнаружилась в чехле. Несколько раз на ее безымянном пальце мелькало кольцо. Замужем ли она? Этот вопрос волновал меня меньше всего. Сначала. Потом он почему-то стал меня беспокоить. На вопросы вскользь она не давала однозначного ответа, на прямые молчала. Обо мне она тоже не спрашивала. Я рассказывал сам. Двадцать шесть, в разводе, детей нет. Она легко улыбалась самыми краешками губ, словно говоря что оно ей не нужно, но если я хочу... А мне хотелось. Хотелось, чтобы она знала меня так же как я сам. Впрочем, ей это удавалось и без паспортных данных. Однажды она пришла с едва заметными следами слез. Я просто молча перебирал прямые прядки, чуть вьющиеся на концах, и слушал тихие всхлипы. Словно бы в благодарность она "случайно" оставила паспорт на тумбочке. Я разрывался между желанием открыть первую и десятую страницу одновременно. Имя она мне назвала настоящее. Подходящее ей как никому другому. Инга. Двадцать два года. А под штампом о браке стоял свеженький о разводе. Тем самым числом. Вернувшись из душа она спрятала документ в сумочку и ослепительно улыбнулась. Она всегда так улыбалась, когда не знала что делать. Вчера она пришла ко мне с небольшим дорожным рюкзаком. На мое удивление она как-то грустно искривила губы и сказала, что уезжает. Надолго, навсегда. Сама не знает. Тема была неловко затерта, все пошло как всегда. А произнесенную тоскливым полушепотом "останься" могло трактоваться двояко. Она вздрогнула и уткнулась носом в грудь. Услышала, поняла, приняла, отвергла? Проснувшись, я обнаружил привычную пустоту. Инга во сне откатилась на край кровати, и солнечные зайчики скользили по темным ресницам. Я впервые видел ее спящей при свете дня.