Спор

      Поздним вечером диспетчеру в полицейском участке поступил звонок от бдительной бабушки, заметившей на детской площадке под окнами так называемых «кладменов» или же их клиентов: двое мужчин либо что-то прятали, либо что-то искали в песочнице перед подъездом. Суточный наряд, патрулировавший в это время одну из соседних улиц рядом с питейными заведениями, выехал незамедлительно, хотя после прессинга местных особо шумных алкоголиков все собирались поужинать.       Одного подозреваемого вскоре задержали на предполагаемом месте преступления, второй успел скрыться. Специалист-кинолог и дознаватель отправились перекапывать песочек на детской площадке и осматривать все остальные возможные места для помещения закладки на прилегающей территории.       Предполагаемого курьера заслали отдохнуть в машине, где участковый уполномоченный задумчиво изучал документ. Подозреваемый заглянул за широкую спину полицейского. Заявление, составленное несколько минут назад. Видимо, кто-то из жильцов настучал.       — Вот сейчас где-то могут человека убивать, а вы тут такой ерундой занимаетесь… — с сожалением протянул он.       Участковый фыркнул.       — Ты молчал бы, пока вопросы не начнут задавать, — полицейский убрал протокол в папку, достал чистый лист и щелкнул ручкой. — Имя, фамилия?       — А номер телефона попросите? — с готовностью откликнулся подозреваемый. — Такому мужчине грех номерок не дать.       Полицейский на переднем сиденье тяжело вздохнул. Это будет трудно.       — Что делали на детской площадке?       — Честно? — жеманно уточнил «пассажир».       Участковый повернулся и строго посмотрел на курьера, сведя на переносице широкие кустистые брови.       — Естественно.       — У вас красивые глаза, господин полицейский. Такие, знаете, цвета пламени от горящего мышьяка…       Так разговор не пойдет. Участковый отвернулся и поправил планшет с бумагой на коленях.       — Что делали на площадке? — повторил он вопрос.       — Мы гуляли с одним из моих учеников, говорили о тяготах взрослой жизни, а затем решили вспомнить детство и в шутку полепить из песка куличики.       Участковый замер на несколько секунд, осмысляя услышанное от подозреваемого. Такого бреда курьеры еще не несли, по крайней мере, в его дежурство. Это явно нужно будет потом рассказать начальнику и другим коллегам: станет общей локальной шуткой. Тут его мысли зацепились за одно важное слово.       — С учеником? То есть вы не только сами подобной деятельностью занимаетесь, но еще и кого-то вербуете?       — Упаси господь! — эмоционально воскликнул подозреваемый, откидываясь на спинку сиденья. — Поступать на филфак я больше никого не зазываю последние лет семь… К счастью, мальчик учится на другом направлении.       Участковый повернулся. Его лицо демонстрировало полнейшее непонимание.       — Еще раз, — попросил он.       — Я работаю преподавателем на филологическом факультете, — осторожно уточнил мужчина на заднем сиденье. — И заодно веду культуру речи у студентов разных университетов. С одним из них и гулял.       — Но задержали вас за…       — Это вы мне скажите! — перебил подозреваемый, высокомерно задрал голову и отвернулся, демонстрируя профиль.       Полицейский задумчиво почесал подбородок с легкой щетиной.       — Значит, будете отрицать…       — Вы ничего не нашли у меня в карманах. И ничего не найдете на улице, если, конечно, кто-то не подкинул, — «преподаватель» немного помолчал, а потом двинулся вперед на сиденье, вытянул ногу и носком коснулся локтя задумавшегося участкового. — Но вы можете проверить мои карманы еще раз… и не только карманы.       Ссутулившийся в задумчивости полицейский вздрогнул от прикосновения к руке и выпрямился. Намекает, что чего-то не нашли? Это предположение тут же заставило его забыть вопиющую наглость задержанного: в наручниках сидит, а еще умудряется трогать сотрудника полиции при исполнении…       Серьезно нахмурив брови, участковый покинул свое место в машине, открыл заднюю дверку и стал по новой внимательно ощупывать и выворачивать все карманы подозреваемого: джинсы, рубашка, куртка. Телефон, ключи, кошелек и пачку сигарет с зажигалкой еще после первого обыска забрали, заботливо сложили в пакет и убрали в бардачок машины. Карманы пустые.       — Да чтоб тебя, — ругнулся полицейский, отворачивая полу куртки в поисках потайного кармана.       Подозреваемый подался вперед, прижался щекой к плечу участкового и со смешком выдохнул в сторону его уха.       — Такие плечи хочется обнимать во время поцелуя… или даже чего-то большего.       Участковый стремительно отпрянул, оттолкнув от себя курьера. Кровь прилила к ушам и щекам. Да что он вообще несет?..       Молодой мужчина упал на спину, хвост длинных светлых волос рассыпался рядом с плечом. Вся его одежда пребывала в беспорядке, как будто полицейский вовсе не вторичный обыск проводил.       Заметив пристальный взгляд, задержанный приподнялся на локтях, закусил нижнюю губу и стал беззастенчиво рассматривать полицейского в ответ, при этом вслух комментируя каждую деталь.       — А фигура-то просто загляденье… Сколько вам, лет сорок? Нет даже намека на животик, наверняка пресс каменный, — многозначительное движение бровями, — Должно быть, без этой очаровательной формы вы Аполлон. И руки у вас такие горячие…       Призывным движением он согнул одну ногу и поставил ее на сиденье машины, открываясь. Полицейский тут же захлопнул дверь и вернулся на свое место спереди под заливистый хохот подозреваемого.       Сев и закрыв переднюю дверь, участковый сурово подвигал салонное зеркало — в отражении мелькнуло красное лицо — и посмотрел на мужчину позади. Тот все еще лежал на спине, покачивая согнутой в колене ногой, и улыбался.       — Зря вы ушли, господин полицейский. Тут вполне хватает места для нас двоих. Я бы мог показать вам, что я умею… — задержанный красиво выгнулся. — Мы могли бы долго страстно целоваться, прижимаясь друг к другу вплотную, постепенно становясь горячее и горячее, пока все стекла в машине не запотеют, как в том фильме… Если вы снимете с меня наручники, я буду обвивать руками вашу шею, гладить плечи, запускать пальцы в волосы. Потом расстегну вашу куртку и рубашку, потому что мне захочется больше, больше вас, вашей кожи, жара, близости…       Похоже, молчать он не собирается. Полицейский всеми силами старался не слушать задержанного, не представлять все то, что он описывал, выгибаясь на заднем сиденье машины. В голове мелькнула отчаянная мысль: может, чем-то рот ему закрыть? Судорожным движением он дернул защелку бардачка, отсек открылся, вывалились какие-то забытые бумаги, пакет с вещами курьера, чьи-то очки…       — Я устроюсь в ваших ногах, нежным движением оглаживая ваши бедра, медленно, дразня, расстегну ваши брюки, прижмусь щекой к паху… потом в ход пойдет мой горячий влажный язык… Ой, или у вас есть жена?       — Нет, — буркнул участковый и чуть было не ударил себя ладонью по лбу от досады. Зачем он это сказал?!       Была, конечно, была, но ушла несколько лет назад из-за того, что он всего себя отдавал работе и уделял ей мало внимания. Устала терпеть, написала заявление. Развелись, и она уехала куда-то, забрав дочку. Теперь они виделись лишь изредка по праздникам.       — Может, любимая женщина? — подозреваемому надоело рассматривать потолок полицейского бобика, и он склонил голову набок. С такой точки ему было видно только темно-русый бритый затылок и воротник формы.       Участковый вздохнул и посмотрел на собеседника через плечо. Подозреваемый уперся обеими ногами в сиденье, перевернулся набок и, перехватив взгляд, очаровательно улыбнулся:       — Любимый мужчина?       — Значит так, — голос предательски вздрогнул. Лицо и уши горели. — Ты сидишь здесь только потому, что не оказывал сопротивления при задержании. Сейчас ты либо закрываешь рот, либо переезжаешь вон на ту фазенду.       В поддержание своих слов (или чтоб отвлечь курьера от своего пылающего лица) полицейский указал большим пальцем на заднюю часть машины. Подозреваемый с нескрываемым восторгом проследил взглядом за его движением в сторону отсека для задержанных. На маленьком окне, выходящем в салон машины, была уютная решетка, которую при желании можно было прикрыть.       — Я буду только за, если вы перетащите меня туда своими сильными руками, — он сел и сдвинулся на край сиденья. — Вы не думали, что задержанию я не сопротивлялся, увидев такого красавца?       Участковый промолчал.       Курьер наклонился вперед и прильнул к плечу полицейского снова. Тот не двигался, но шумно дышал.       — Я совершенно серьезен, — сладко протянул подозреваемый. — Если бы не наручники на моих запястьях, слова сопровождались бы более активными действиями.       Участковый нервно облизал губы и сжал руки на своих коленях в кулаки. Как бы он ни сопротивлялся, все эти слова оказывали действие.       — Ох, или вы… любите пожестче? — рядом с самым ухом зашептал задержанный. — Ммм… с таким мужчиной можно и пожестче. Я буду не против, если вы захотите держаться за цепочку этих наручников, пока вжимаете меня в заднее сиденье со всем своим пылом, а каждое ваше движение заставляет меня буквально захлебываться стонами.       Полицейский чуть наклонил голову и скосил глаза. Его встретил открытый взгляд, искрящиеся зеленые радужки, расширенные от сумерек зрачки. На всякий случай он выглянул во двор. Коллеги осматривали ухоженные клумбы перед домом.       — Чего ты добиваешься?.. — выдавил он из себя вопрос, прочистив горло.       — Вас, конечно, разве я не ясно обозначил? — улыбнулся закладчик. — Хочу ваши горячие руки на своих щеках, плечах, груди, животе, спине, пояснице, бедрах… Шершавые прикосновения натруженных ладоней к нежной коже…       Участковый сглотнул и опустил голову. На лбу выступили капельки пота.       — Ваши быстрые поцелуи на своей шее в самый апофеоз событий, рваное дыхание, общее переплетение пальцев, — шептал задержанный. — Растворяться в едином ритме страсти, чувствуя вас внутри себя.       Черт, черт, черт. Нужно остановить это, а то…       — Ощущать на своем затылке… нежный, но настойчивый нажим. Пока я плотно сжимаю губы на пульсирующей венке, — курьер с тихим стоном выдохнул, но полицейский дернулся от этого звука, как будто рядом выстрелили.       Он взялся за ручку дверцы. В голове шумело, но звук дыхания сквозь приоткрытые влажные губы у самого уха отдавался с особой четкостью. Воображение услужливо нарисовало все предложенные ему картины. Как давно у него никого нет?..       Полицейский медленно вдохнул ртом и выдохнул носом.       — Видеорегистратор видишь?       Задержанный тихо засмеялся, соскользнув лбом на плечо собеседника.       — Оставлю запись на память, буду переслушивать бессонными ночами. А то ты так старался.       — Не выйдет, — сквозь смех выговорил курьер. — Мой адвокат ее изымет.       — Очень жаль.       Участковый наконец вышел из машины и открыл перед задержанным дверь.       — Спускайся давай, переезжаешь.       Подозреваемый сдвинулся к краю сиденья, оперся на подножку и изящно соскользнул на землю. Их лица оказались на одном уровне.       Опустив длинные ресницы, курьер подался вперед и вытянул губы для поцелуя, но полицейский, нахмурившись, отпрянул. Курьер тут же демонстративно клацнул зубами в воздухе и тихо усмехнулся.       — Прекращай свои шутки… — неодобрительно и сурово сказал участковый, подступая чуть ближе, как будто надеясь придать своим словам больше веса.       — О? Мне кажется, они вполне действуют, — ответил закладчик, с вызовом глядя собеседнику в глаза.       Они одновременно опустили взгляды, и полицейский снова вспыхнул.       — Так, все, — он резким рывком повернул задержанного в сторону от себя и повел к задней части машины, придерживая его за локоть. — Хватит паясничать.       — Позвольте! Глагол паясничать этимологически связан с существительным паяц, то есть шут. А я все еще абсолютно серьезен.       Полицейский закатил глаза, хотя задержанный этого явно не мог видеть, и осторожно, уперев ладонь между лопаток, прижал его к боку машины. Курьер не издал ни звука, вминаясь щекой в холодный металл, только выпучил глаза.       Участковый открыл дверцу отсека для задержанных, извлек из нагрудного кармана ключ от внутренней его части и, отомкнув, сделал перед подозреваемым пригласительный жест.       — Забирайся.       Курьер с сомнением протиснулся к задней части машины, но не стал сразу подниматься, а развернулся и присел на небольшой порожек.       — Давай поспорим.       И черти в зеленых глазах так и пляшут.       Полицейский оперся одной рукой на машину, а второй со вздохом потер переносицу.       — Чего еще?       — Это уже не работа на публику, — предупредил задержанный. — Если вы ничего не найдете… в целом если не сможете доказать вину, и я завтра как ни в чем не бывало пойду вести пары, ты сходишь со мной на свидание.       Участковый опешил.       Провел ладонью по лицу, по ершику волос.       Постоял, притопывая ногой.       — У фонтана на набережной. Ровно через неделю, — из глаз задержанного пропало веселье. — В восемь вечера.       — Хрен с тобой, забирайся.       Курьер наконец замолчал и поднялся в отсек для задержанных. Перед тем, как захлопнуть и закрыть на ключ внутреннюю дверь отсека, участковый посмотрел на его лицо. Глаза молодого мужчины были направлены в сторону, он еле заметно улыбался, и как будто слегка покраснел. Неужели правда не шутил?..       Участковый вернулся на свое место впереди. Дознаватель и кинолог со своим пушистым подопечным вскоре вернулись и лишь развели руками: и детская площадка, где жительница дома заметила двух подозрительных мужчин, и весь двор были чисты, служебная собака не нашла каких-либо запрещенных веществ.       Задержанного, однако, все равно следовало доставить в отделение, оформить еще несколько документов, отчитаться. Бумажная и устная волокита грозила затянуться и оставить весь дежурный экипаж без ужина, так что решено было сообщить диспетчеру о задержании, а затем заехать по дороге за ночным перекусом и очередным кофе.       За все время, что они провели на заправке, поедая шаурму, курьер не издал ни звука. В итоге коллеги из наряда даже удивленно уточнили, почему тот оказался в отсеке с решеткой.       — Сказал, что собак боится, — небрежно бросил участковый.       Кинолог понимающе хмыкнул и потрепал своего пса по загривку.       После этого небольшого перерыва служебная машина наконец отправилась на участок. Уже на самом подъезде к участку запищала рация.       «Пассажир» встрепенулся в своем отсеке. Речь снова шла о нем, но в этот раз уточнял что-то диспетчер.       — Везем-везем, через минуту будем. Только как бы сейчас обратно доставлять не пришлось: все-таки ничего не нашли, только бумажку написать осталось, — со смешком ответил один из полицейских.       — Ну хоть собачку показали и покатали на служебной машине, — откликнулся диспетчер.       По прибытии задержанного бережно высадили и отвели внутрь отделения. Пока остальные члены экипажа докладывали об обыске, участковый расстегнул и снял наручники. Преподаватель все так же молча привел в порядок растрепанную одежду и волосы, после чего уже предстал перед дежурными сотрудниками полиции во всей красе.       — Так-так, залетная птичка… — дежурный пощелкал мышкой и клавишами клавиатуры, и его глаза округлились. — А вы у нас уже были…       Задержанный тряхнул волосами и тихо согласился:       — Был.       Члены экипажа, беседующие в сторонке, удивленно замолкли.       — Боюсь, мы… — продолжил дежурный.       — Да-да, знаю я ваше это «мы должны». Верните телефон, буду звонить специалисту.       Через полчаса приехал сонный и злой знакомый адвокат задержанного, бросил на стол дежурного папку бумаг по старому делу и долго, не стесняясь в выражениях, орал, что невиновность его подопечного доказана уже «пять с хером лет назад», а всем присутствующим явно нечем заняться, раз они решили это разворошить.       В середине ночи задержанный и его еще более злой и сонный, чем до этого, адвокат покинули участок. Преподаватель на прощанье одарил участкового долгим ждущим взглядом.       Проспорил.