театр притворных действий

— аратаки итто, конечно, зажег сегодня на сцене, — произнес тома слегка пьяным голосом, попивая саке, которого они решили выпить после сорванного бандой аратаки спектакля, — появился словно из ниоткуда! банда хулиганов (иначе их не назвать) с óни во главе совершенно бесцеремонно прервала всю пьесу, что тома с аято собирались посмотреть после завершения рабочих дел в качестве отдыха за хорошо проделанную тяжелую работу. это было, конечно, неприятно, но не так страшно, как могло бы показаться. просто все, что им пришлось сменить это местоположение и род деятельности. и первое, что пришло на ум молодому главе клана, это пригласить тому к себе в покои, чтобы испить новый вид саке, который ему подарили на одной из деловых встреч. и тома, конечно же радостно согласился не раздумывая, ведь распитие алкоголя в компании ваки предвещало, что он сможет узнать много-много чего интересного о своем господине. но он забыл, что, к сожалению, очень легко становится пьяным, в отличие от аято. глава клана камисато, держа в руках чашу с неиспитым саке, тоже это подмечает. они сидят за небольшим татами в покоях аято. на столе разложены угощения, которые мужчины прикупили у торговцев по пути домой: от онигири с разными начинками до сочных куриных ребрышек, аромат которых даже самого сытого сделает голодным и жаждущим их вкусить. несмотря на бурную трапезу и закусывание алкоголя, тома уже не трезв, ему хватило всего несколько чашек. когда он пьян, то становится на порядок болтливее, а вместе с этим еще и податливее, его становится слишком легко на что-то уговорить, ведь он сразу на все наивно соглашается, стоит чуть-чуть приврать, ибо он добрейшей души человек, который с таким трудом говорит "нет" окружающим, а если речь идет об аято и разговоре с ним, то и вовсе не может произнести даже первой буквы этого слова, ибо приказы господина для него авторитетнее и значимее всех человеческих законов. именно поэтому им так легко управлять в таком состоянии. аято может заставить делать тому абсолютно все, что он захочет. его слуга бы даже не отказался станцевать ему, как собаченка, вставая с 'четверенек' на 'задние лапы', да еще бы и язык показал. полное послушание абсолютно во всем — самое любимое качество аято в томе. и не воспользоваться им сейчас, тем более, когда он такой веселый и расслабленный, равносильно греху за самое тяжкое преступление. поэтому аято продолжает спаивать тому, подливая ему все больше саке, в то время, когда сам не влил в себя ни капли, а только изысканно и загадочно держал чашу. — конечно, — усмехнулся комиссар, в ответ на заявление томы о выходке банды аратаки, — комиссии тэнрё особенно понравилось это выступление. — что..? — с искренним непониманием задал вопрос тома, — разве комиссия *ик* тэнрё интересуется таким? эта картина не могла не улыбнуть аято. его покорный слуга, жадно сминающий все угощения за столом, уже довольно пьян, а это означало только одно — что загорелся зеленый свет и можно нажать на спусковой крючок для начала нового развлечения вместе с томой. жизнь аято, погруженного в бумаги и дела комиссии ясиро, была слишком уж скучной, чтобы не позволить себе хоть раз в две недели любовно поиздеваться и подразнить самого важного и близкого для него человека — единственного, который полностью принимает и не противится его выходкам, и которому он доверяет почти на все сто (99,9) процентов. — конечно интересуется. ты вот знал, что комиссия ясиро тоже ставит спектакли и постановки? — у аято невероятнейший талант говорить полнейший бред с серьезным лицом. а еще больший талант это заставлять абсолютно всех окружающих искренне в этот полнейший бред верить. от этого вопроса у пьяного и доверчивого томы округлились глаза. как же так? он больше десяти лет работает на клан и комиссию, но о такой ее деятельности узнает впервые. — что?!?!.. вы за столько лет мне не сказали... *ик* вака!! как же это до ужаса мило. пьянейший тома полностью купился на его шутку про театр в комиссии. что может быть еще лучше? эта игра уже полностью удовлетворяла аято, но он хотел продолжить этот абсурдный розыгрыш. и для этого самого продолжения самая главная его тактика — подливать масло в огонь, подкрепляя его утверждения неоспоримыми фактами (опустим момент, что он выдумал их на ходу), в которые сейчас тома точно поверит. — у комиссии есть намного более важные дела в такое непростое для инадзумы время, поэтому, скорее всего, ты просто был слишком занят и пропускал все постановки. — ну почему вы мне не говорили!? — возмущенно крикнул тома. он уже полностью на крючке, а значит можно переходить к решительным действиям. — ну тихо, тихо, — произнес аято, поглаживая тому по мягким волосам, — ты был занят намного более важными делами, мой милый тома. знаешь, я могу предложить тебе сыграть со мной в одной из постановок, чтобы компенсировать все упущенное, что скажешь? и тома незамедлительно воодушевился. подобная реакция слишком сильно умилила аято, что он даже ненадолго засмотрелся. впрочем, он быстро пришел в себя, когда тома все же начал доставать его вопросами о том, что он должен делать. проблема в том, что комиссар и сам не знал, ведь оригинальных пьес у него совсем не было, поэтому нужно было быстро найти такую, о которой тома не знает. к счастью, он выходец из мондштадта, поэтому вряд ли знает о малоизвестных постановках, которые молодой господин видел в раннем возрасте. по крайней мере, надеяться на это есть все основания. а тома, кажется, уже совсем устал ждать. в пьяном состоянии у него, ко всему прочему, пропадало всякое терпение. когда его господин выйдет из раздумий — неизвестно, поэтому все, что ему на данный момент оставалось делать, это спросить с диким нетерпением в голосе: — ну господин, что за пьесу мы будем играть? аято подобная реакция лишь заставила по-доброму улыбнуться. тому нечастно можно таким увидеть. своей милой натуры он очень уж сильно стеснялся, поэтому почти никогда не показывал ее в повседневной жизни, отчаянно делая вид, что он не устает от дел и обязанностей, которые взваливаются на его плечи (даже если они, как отмечает аято, мощные и крепкие). — ну что же ты такой нетерпеливый, — аято слегка прикоснулся рукой к рыжей макушке, имитируя поглаживающие движения, — совсем скоро мы сможем приступить, а пока ты слишком пьян, тебе нужно слегка отдохнуть и протрезветь. вставай, я помогу тебе пройти до моих покоев. *** когда аято наконец-то уложил тому на кровать, чтобы тот хоть немного вздремнул, он сразу принялся придумывать какой-нибудь не слишком заурядный сценарий, который было бы легко запомнить и разыграть. идея с существующей пьесой отпала, когда комиссару наскучили все, что он просмотрел. по его нескромному мнению, ни один из этих сюжетов не подходил им с томой от слова 'совсем'. романтические линии слишком сухие, в историях совершенно никакой динамики, да и реплики уж очень замудренные — тома с большим трудом будет их произносить. поэтому молодой господин взял перо и сел за написание реплик. времени мало, но одной сценки для них будет вполне достаточно. ведь только тома не знает, для чего вся эта идея затевалась на самом деле. аято любит развлекать себя, издеваясь над томой, но при этом после таких развлечений аято дарит своему возлюбленному волну безграничного удовольствия, значит и в долгу не остается никогда. да и к тому же, в таком состоянии тома быстро устанет от чего-либо длительного, поэтому и нельзя затягивать это, чтобы полностью насладиться следующей (главной) частью этого 'мероприятия'. *** — тома, просыпайся, — произнес комиссар, поглаживая своего любимого слугу по области под глазами, — ты еще помнишь чем мы хотели заняться? сам тома был легок на подъем, поэтому даже будучи пьяным, он умудрился проснуться. признаться честно, управляющий не улавливал всю суть слов, которые до него сейчас доходили. он находился в какой-то прострации. чтобы растормошить его, аято снова повторил свой вопрос: — ты помнишь, о чем просил меня до того, как уснул? после небольших раздумий и сопоставления событий в своей затуманенной алкоголем голове, он вспомнил, что они хотели разыгать пьесу, но, к сожалению, обстоятельства и все предпосылки к этому безвозвратно стёрлись из его памяти. он очень сильно напрягся в попытках вытащить хоть какую-нибудь деталь из своей головы. — господин... — он остановился на пару секунд. разговоры, конечно, сильнейшая сторона томы, но не в эту минуту, когда ему с трудом даются даже мысли, — а что мы будем ... играть? лицо комиссара расплылось в коварнейшей улыбке. тома прекрасно знал эту улыбку. любой поймет, что она не предвещает ничего хорошего. но для томы это был большой восклицательный знак красного цвета, что над ним сейчас будут издеваться. мужчина протянул томе листок с только что написанным сценарием своего авторства. аято был очень доволен своей работой, несмотря на то, что он потратил на нее не более тридцати минут. он придумал короткую историю о генерале сёгуната, который был влюблен в простую гейшу, но паре пришлось разлучиться из-за войны, так что герои хотели попрощаться друг с другом, проведя вместе свою возможно последнюю ночь. — господин... — пробормотал тома после того, как ознакомился с репликами, — вы играете генерала? аято это немного позабавило. он игриво посмеялся, чтобы поставить тому в неловкое положение. даже зная пристрастия своего господина, тот и предположить боится, что аято не будет главным. это немного напрягало, ведь комиссар считал его равным, а не обычной слугой, но с другой стороны это еще раз демонстрировало его покорность, что для аято было тоже очень важно. — нет, его играешь ты, мой милый, — нежный ласковый голос шепнул томе на самое ухо. у томы покраснели уши. он должен и обязан был ожидать чего-то подобного, но все равно такое поведение господина застало его врасплох. он еще до конца не ознакомился со сценарием, но руки аято на его шее, горячее дыхание и плавные прикосновения сами за себя говорили что их в нем ждет (хоть томе и раньше следовало об этом догадаться). преждем чем оторваться и вновь посмотреть в зеленые глаза перед собой, комиссар очень медленно и нежно целовал своего возлюбленного в ухо. его явно увлекал процесс и отступать он вовсе не хотел, поэтому не нашел ничего лучше, чем шепнуть, располагая губы в нескольких миллиметрах от ушной раковины, о том, что их маленький спектакль можно начинать. — стойте, — возразил тома, — ведь сначала нужно ознакомиться со сценарием... — ты можешь просто подглядывать в листок, — продолжил аято, только теперь присев к томе на колени и широко раздвинув перед ним ноги, — господин... неужели вы покидаете меня навсегда? разве мы не сможем видеться. тома оказался в самой безвыходной ситуации, в которой только мог. в его голове было лишь два варианта ответа: подыграть аято, заглянув в текст или подыграть аято, начав импровизировать. управляющий был очень смущен, растерян и возбужден, ибо господин уже вовсю терся о его член бедрами, не отрывая пронзительного взгляда от лица. сейчас он не нашел ничего лучше, чем аккуратно придержать ненасытного аято за ягодицы, чтобы хоть немного убавить его скорый темп, который, казалось, лишь нарастает. тома очень и очень сильно смущен. он не может выдавить и слова, чтобы подыграть коммисару, ведь это все как-то слишком неожиданно и резко. тем более алкоголь из него еще не до конца выветрился, и правильно реагировать для него еще труднее. аято тут же среагировал на телодвижения на своих бедрах. он выглядел как ненасытная сука в период течки, потому что его взгляд стал еще более пронзительным и диким. выражение 'раздевать взглядом' как никогда подходило ему, потому что руки уже залезли под ткань одежды, ощупывая кубики пресса и крепкую грудь с впалыми сосками, которая то и дело вздымалась, ибо в этой комнате уже слишком много аято: он стягивал воздух буквально своим присутствием, своей гнетуще-сладкой атмосферой, которую он привносил в тесное пространство этих четырёх стен. — господин, мне очень неловко говорить, — робко произнес тома интонацией напуганного кролика. он сейчас действительно не понимает, что делать, потому что его член стоит колом, а его господин только рад этому, и трется об него задом все энергичнее. — ничего не говори, просто трахни меня уже, подчини, сделай своим, и заставь меня выкрикивать твое имя на все имен- аято не успел договорить, как его громкие просьбы и возгласы заткнули мокрым, отрывистым поцелуем, руки прижали за спину поближе к себе, одна из которых, после чего, принялась снимать лишнюю, мешающую столь важному процессу одежду. буквально через пару минут почти все их одеяние лежит на полу, надетыми остались лишь незначительные детали, которые, в общем-то, не помешали аято привстать на колени и дразняще двигаться бедрами, чтобы потереться анусом о чувствительную головку члена томы. — аято, подождите... мне нужен ваш лосьон, чтобы растянуть- в ответ на это глава клана камисато смог лишь плавно разлечься на кровать в очень откровенной и сводящей с ума позе, выставляя томе на показ все свое богатство, что скрыто за упругими ягодицами. голова его была прижата к мягкой подушке, но пошлый взгляд был направлен только на тому, только в его лицо и только в его глаза. когда стенки ануса столкнулись с холодным воздухом, то коммисар наигранно ахнул, желая смутить управляющего своим поведением еще сильнее. он жестокий и безжалостный демон похоти и разврата во плоти. только и делает вид, что его бедра трясутся от напряжения, максимально стараясь выглядеть приторно-сладко соблазняющим. а тома и ничего сделать то с этим не может. ему остается только потакать всем прихотям своего господина, который был готов, хоть и в шутливой форме, но потерять этот статус, лишь бы добиться желаемого. когда рука камисато легла на ягодицу и еще сильнее ее отодвинула, тома вернулся в реальность, потому что картина выглядела слишком завораживающей и соблазнительной, чтобы так сразу набрасываться на нее. но его капризный господин не терпит промедлений, так что управляющий лег на живот, уперевшись локтями о кровать, приближаясь губами к сокращающимся стенкам ануса. лизнул на пробу, чтобы прочувствовать реакцию партнера. ответом послужили резкие движения бедер аято, в которых читалась дичайшая надежда на продолжение. в ответ на этот милый жест, тома просунул язык внутрь, обводя им изнутри стенки и производя сокращающиеся движения 'туда-сюда', вырывая из аято первый громкий стон (повод для которого комиссар активным образом искал). аято активно и сильно насаживался на чужой язык и наслаждался тем, как сильные и крупные пальцы натягивают стенки ануса. главу клана камисато искренне вело от этих ощущений, он продолжил стонать еще громче и сильнее и умоляя тому продолжать. но управляющего это скорее смущало и сбивало. аято постоянно так себя ведёт и к этому надо привыкнуть, но тома не может. как бы то ни было, аято это не просто милое 'вака', а его настоящий господин, который мог решить его судьбу. и все это в сочетании с мягким характером томы образует перманентное смущение последнего, от которого ему никогда не скрыться. а аято только такого тому и любит. такого тому, который синоним к слову 'смущение' и которого так весело дразнить. поэтому делает это постоянно и почти во всех сферах жизни. а особенно в сексе. признаться честно, он любит переигрывать, любит заводить, раздражать, соблазнять, смущать. он может составить целое эссе и описать там в самых ярчайших подробностях, почему он любит это делать и насколько прекрасной ему кажется реакция томы в эти моменты. и эта ненормальная страсть толкает его на следующую фразу: — господин тома, мой повелитель... возьмите меня... я хочу вас. мужчина опешил от такой внезапной фразы. его язык в чужом анусе резко остановился, и сам он тут же оторвался от своей 'трапезы', дабы посмотреть на аято с осуждением от смущения. тот, видимо, никакой вины за свои слова не испытывал, лишь по-лисьи ухмыльнулся, завершая своей улыбкой шквал из наигранно громких стонов и не забывая плавно подвиливать бедрами. — г-господин, ч-ч-что вы это такое говорите...? внятного ответа на это от комиссара, конечно же, не последовало, он лишь прильнул пульсирующим отверстием поближе к крепко стоящему члену, который уже испачкался в слюне и лосьоне с запахом меда и нежными нотками сакуры, который выполнял роль смазки этим вечером. кстати, запах у него очень приятный и одурманивающий, вполне соответсвующий их интимной, сладкой, но при этом игривой, как собирающиеся вместе от элемента электро лепестки сакуры, атмосфере. все слишком замечательно и гармонично. — я хочу наконец-то, чтобы мы с тобой слились в потоке удовольствия друг другом, поэтому прошу не мед- ах, — речь аято прервал резкий толчок, это тома недалеко, но резко подставил свой член к анусу, давая своему возлюбленному прочувствовать головку у входа, — черт, и почему ты всегда это делаешь так... ах.. внезапно...ммх... тома ничего не ответил, только вошел внутрь довольно глубоко, не начиная двигаться, а давая привыкнуть к ощущениям, ведь он не настолько изгверг, чтобы усмирять своего непослушного резкими и возможно болезненными ощущениями, но аято такой расклад не устроил совершенно, поэтому он сам стал насаживаться на член и двигаться на нем. а эта инициатива, в свою очередь, не устроила тому, который решил, что вся власть теперь должна перейти в его руки. он замахнулся правой рукой, оставив на чужой ягодице легкий шлепок, который не мог остаться без внимания. комиссар звонко простонал, после чего заулыбался довольно, продолжая одаривать тому наигранными (или не очень) стонами, что звучали для того прекраснее любой музыки. — я могу начать двигаться? — нежно прошептал управляющий, наклоняясь к самому уху аято и, при этом, поглаживая его грудь и соски свободной рукой. такие вопросы уже скоро начнут злить комиссара. все его желания сводятся к тому, чтобы тома взял его и трахал до потери пульса, чтобы все имение слышало это имя, чтобы мысли аято были заняты не чем-то другим, а только томой, его крепкими руками, твердым членом, тихими стонами и нежными поцелуями. он хотел забыть все и всех, и помнить только себя, смотрящего в подушку и ощущающего сильные руки своего партнера на спине, талии и бедрах, и чтобы в комнате остался только запах их тел и звуки их стонов и шлепков от быстрых толчков. — пожалуйста... быстрее, — в сладком предвкушении произнес аято, совершенно не желая терпеть отсутствие приятного удовольствия и тягучего ощущения внизу живота, — или отправишься со своей рукой в другую...мхм... комнату. более отчетливых слов согласия для томы и не могло существовать, поэтому он сразу же вошел почти до упора резким движением, придерживая бедра комиссара правой рукой и поглаживая его спину левой. их обоих свело с ума от ощущений, которые казались совершенно новыми, учитывая, что они не могли насладиться друг другом уже довольно продолжительное время. постоянно заняты, в своих заботах и делах. им даже уединиться сложно, не говоря уже о том, чтобы заниматься любовью. но сейчас все иначе — они слились вместе, без памятства влюбленные. тома даже благодарен аято за такой 'розыгрыш', ведь он наконец-то смог своей кожей так близко прочувствовать горячую спину своего господина, прижаться губами к его шее, укусить в районе загривка из-за наплывшего порыва страсти. они делали это слишком много раз, но в абсолютно каждый это ощущается словно сон, самый сладкий, который может только быть. тома начал с плавных движений. он не стал сразу вбиваться — как бы аято не хотел, но нужно сначала привыкнуть к ощущениям, чтобы избежать на утро всяких последствий. на самом деле, одной частью его пьяная голова очень хотела, чтобы его тело сорвалось, но другой старалась сохранять самообладание, чтобы следить за своим состоянием и комиссара, который находился в слишком уязвимой позе на четвереньках. когда тома подускорил темп, аято повернул в голову, чтобы посмотреть томе в самые глаза. с его уст срывались протяжные стоны, а взгляд был умоляющим и просящим большее. они посмотрели друг другу в глаза, такие влюбленные и счастливые, оба наслаждающиеся процессом и увлеченные друг другом. управляющий приблизился к лицу аято, наклонившись, чтобы поцеловать за ушком. на деле получилось нелепо, потому что он попал куда-то в глаз. аято бы точно рассмеялся с этой картины, если бы не член внутри него. к тому же, поза уже казалась неудобной, что тома и заметил: — господин, не хотите сменить позу? — прошептал он, поглаживая комиссара по волосам, — видно, что вам неудобно... — да... ах... — ответил камисато, смотря томе в лицо с открытым ртом. и молодой человек никак не мог устоять перед этими губами, которые так умоляли, чтобы их поцеловали. он аккуратно накрыл губы аято, посасывая то верхнюю, то нижнюю и проникая языком в чужой рот, где их языки сплелись то ли в страстном танце или то ли в яростной драке — так до конца и не понятно. но одно было ясно точно, что этот поцелуй был самый нежный и страстный одновременно, и в этом ни одна пара не могла превзойти их, ибо только они вкладывали все свои самые теплые и искренние чувства в эти моменты сладкой близости. тома аккуратно вышел из аято, не разрывая поцелуя, он вернул их в позу, с которой они начинали. комиссар развернулся к управляющему лицом, обнимая его за шею и нетерпеливо елозя на его бедрах. хоть то положение и было неудобной, но отрываться от безграничного удовольствия их секса, растрачивая драгоценное время на лишние телодвижения, было сущей пыткой. именно поэтому он умоляюще страстно смотрел в глаза томы, чтобы тот поскорее вставил ему снова и подарил те безграничные ощущения, которые он испытывает от этой слишком приятной интимной близости. и для его возлюбленного эта просьба, эта томящая мольба была ясна как день. он снова, аккуратно приподнимая аято за бедра, подставил член ко входу. постепенно вставляя, он гладил своего партнера по извивающейся спине, нащупывая пальцами еле выступающие позвонки. камисато, в свою очередь, плотно схватил тому за плечи, давая понять, что он уже готов. и, когда управляющий сделал резкий толчок, он сладко простонал томе на самое ухо. его дыхание снова сбилось, а глаза горели диким желанием никогда это не заканчивать, проживать этот момент в безумном круговороте. когда толчки томы усилились, пальцы аято сильнее сжались на его плечах, впиваясь в кожу. в отместку он очень сильно сжал руками бедра и укусил в бледно-розовое плечо. и для аято это стало пиком. сильно изогнувшись, он излился томе на живот. простанывая его имя еще громче, еще развратнее, он посмотрел прямо в лицо своему "господину" на этот вечер. его брови были нахмурены, щеки красны, а со лба стекал пот. его взгляд терялся и бегал от глаз аято до его живота, промежности. он был так сосредоточен и сексуален сейчас, и ему понадобилось всего несколько мгновений, чтобы кончить следом, внутрь аято. он томно простонал (хотя его стон был очень похож на рык), обнимая и прижимая аято к себе за плечи. комиссар обмяк в руках управляющего, падая прямо на его грудь и утопая в его объятиях. а тома, в свою очередь, нежно обнял своего господина, пытаясь незаметно приподнять его бедра, чтобы аккуратно выйти и дать отдохнуть. он только сейчас понял, насколько аято соскучился по их близости и как давно хотел заняться любовью. он даже придумал этот спектакль, который, конечно, по большей части нужен был для того, чтобы смутить тому, но все равно это даже мило, что он так долго над этим сценарием думал. если задуматься об этом, какой стыд, будучи очень пьяным он принял эту историю про театр за чистую монету, но, честно, это было незабываемо, и эта тема абсолютно точно станет одним из способов лишний раз подколоть или смутить прилюдно. но сейчас это так не важно, когда уже аято медленно закрывает глаза, засыпая от усталости и переутомления, ведь сейчас уже поздняя ночь, а спал из них двоих только тома. тот с улыбкой смотрит на своего господина, сгорая от дикого желания расцеловать его спящее лицо. однако, он, не желая тревожить этот дивный сон, лишь мягко целует в макушку, укладывая на кровать и накрывая одеялом, и пристраивается рядом, утыкаясь носом куда-то в спину. тома влюблен слишком сильно, но сильнее этого чувства лишь его счастье от покалывающего осознания того, что эти безграничные чувства бесспорно и беззаговорочно взаимны.