Wish you were here

      Ты никогда не спешил домой: в прокуренной пыльной квартирке под самой крышей одного из разлагающихся домов Джемрока никто не ждал тебя, кроме грязной посуды, армии из пустых бутылок да разбросанной тут и там одежды. После событий Мартинеза пить ты стал меньше, но в одиночестве старые привычки тянули в уже знакомую душную бездну. Тебе посчастливилось выбраться из неё тогда, весной 51-го, и даже практически полностью восстановить память, но кто знает, когда по твою душу прогремит финальный аккорд и уже никто — ни друзья, ни врачи — не смогут вытащить тебя? Жан говорит, что ты "заигрываешь с судьбой" (добавляя при этом "грёбанный неблагодарный ублюдок" или что-то в этом духе), но на самом деле тебе просто до боли одиноко и скучно. И ты снова бежишь в те же дебри — трудоголизм, алкоголь, в особо тяжёлые дни — наркотики. Единственной отдушиной и лучиком света для тебя стало общение с Кимом. У него, по крайней мере, не дёргается глаз от твоих рассуждений о свойствах криптидов или конце света, как у Жана. К сожалению, у вас нечасто получалось даже пересечься на работе: Кима поставили в пару с Жюдит, а ты остался с Викмаром. Однако сегодня, промозглым октябрьским днём, это вам всё-таки удалось.        Ким и Жюдит успешно закрыли дело, над которым трудились почти 2 недели. Жюдит ушла пораньше, чтобы наконец-то провести полноценный вечер с детьми, а Ким остался в офисе доделать бумажную работу. В это время вы с Жаном буквально ввалились в ваш общий кабинет, абсолютно вымотанные безуспешной погоней за подозреваемым в недавнем убийстве.       — Очередной висяк, — ворчит Жан, закуривая сигарету.       — Всё совсем плохо? — не отрываясь от бумаг негромко спрашивает Ким.       — Мы зашли в тупик, — отвечаешь ты, — нужно подумать на выходных, кажется, мы что-то упустили.       Жан выпускает дым и раздражённо качает головой, выражая явное несогласие, но сдерживается от очередного гневного высказывания.       — Как хотите, но я пошёл домой. Мы и так снова задержались, а нам за это не платят.       — Давай, Вик. Отдохни хорошо! — ты искренне желаешь это другу, зная, что он сам бывает в состояниях похуже твоего. А ещё ты знаешь, что, скорее всего, Жан Викмар сегодня (а впрочем, как и достаточно часто в последнее время) отправится к Жюдит, но пока что это только ваш секрет.       — Доброго вечера, — отзывается Ким из-за своего стола.        Жан, всё ещё с сигаретой в зубах, вскидывает руку в прощальном жесте и уходит, оставив вас наедине.       Ты плюхаешься в кресло, вытянув ноющие после напряжённого дня ноги, и несколько секунд откровенно пялишься на Кима. Брови нахмурены, одна рука потирает лоб. Он сосредоточенно пишет отчёт, постоянно сверяясь со своим неизменным синим блокнотом, знакомым тебе с Мартинеза. Или это уже новый? Тебе интересно всё, что связано с Кимом, а в особенности та часть про "гомосексуальное подполье". Этот мыслительный проект всё-таки затянулся на долгие месяцы после событий на острове и ты до сих пор не можешь понять, как его разрешить.       — Гарри, если что-то хотите спросить — спрашивайте, а не прожигайте во мне дыру своим взглядом.       — Прости, я… — из-за переутомления проверки Риторики и Концептуализации проваливаются с оглушающим грохотом, поэтому достойного ответа ты не находишь. — Когда собираешься домой?        — Мне осталось совсем немного, а потом надо занести бумаги капитану. Вы что-то хотели?       — Если ты не против, мы могли бы пройтись вместе… Кажется, мы давно не говорили? Ким поднимает на тебя усталый взгляд, стёкла очков бликуют в свете настольной лампы.       — Почему нет, — спустя пару секунд равнодушно отвечает он и снова утыкается в бумаги.       — Отлично! Я пойду выпью кофе, найдёшь меня, как закончишь?       Ким, не отрываясь от работы, утвердительно кивает.        На кухне ты даёшь волю улыбке, которая так и просилась на твоё лицо всё то время, что ты смотрел на Кима.        Он застаёт тебя курящим на крыльце участка и молча присоединяется. Тяжёлые тучи низко плывут по небу, северный ветер становится всё сильнее, вынуждая тебя кутаться в тонкую ткань полицейского плаща. Ты чувствуешь, что Киму рядом тоже холодно, хотя он наконец-то сменил любимую авиаторскую куртку на достаточно стильное строгое пальто. Гарри, комплимент, быстро!       — Крутое пальто!       — Спасибо, детектив, — уголки губ Кима слегка приподнимаются в улыбке. — Я рад это слышать от *вас*.       Ты чувствуешь, как твоё сердце делает кувырок — это Ким, или ты опять выпил слишком много кофе?       — Полиция моды следит за вами, лейтенант.       — Не сомневаюсь, — Ким докуривает свою сигарету. — Пойдемте, пока нас не застал дождь.       За болтовнёй о несносной погоде и (ещё более несносной) работе ты совершенно забыл про холод. От пребывания на свежем воздухе после затхлого рабочего кабинета Ким заметно оживился и упоённо рассказывал об их с Жюдит последнем деле, и тебе совершенно не хотелось прерывать его. Ты скучал по этому голосу.Ты готов слушать от него что угодно, даже рассуждения об устройстве его любимых мотокарет, в которых ничего не понимаешь.Ты скучал по Киму вообще.        Резко начавшийся дождь заставил вас забежать под крыльцо ближайшего магазина. Ветер совершенно озверел, будто пытался сдуть Джемрок с лица земли, предварительно погребя его под ворохом гниющей листвы. Голос Кима, совсем близко от уха, предлагает тебе пойти к нему, так как по счастливой случайности (ах, эти случайности!) вы оказались совсем рядом. Тебе и долго думать не надо, чтобы согласиться. "В гости! К Киму!" — твой мозг искрит от радости, пока вы, скользя по мокрым плиткам, пробираетесь по джемрокским переулкам.        Вымокшие насквозь, вы наконец-то оказываетесь в квартире Кима. Вот это место действительно похоже на квартиру, а не на лежбище бродячей собаки.        — Проходите, Гарри, я сейчас дам вам сухую одежду.       Жилая комната оказывается небольших размеров и достаточно скромно обставленной. Когда дни и ночи проводишь на работе, времени на обустройство интерьера практически нет, да и с вашими зарплатами много себе не позволишь.        Пока вы приводите себя в порядок и развешиваете на сушилке мокрые вещи, дождь стихает. Только размеренный стук капель по карнизам прерывает накрывшую город осеннюю тишину.       — Что насчёт чая?       — Спасибо, не откажусь, — отвечаешь ты, потому что чувствуешь, что промёрз буквально до костей. Тело слегка дрожит от озноба, а в носу уже начинает хлюпать.       Пока Ким возится на кухне с чаем, ты бесстыдно осматриваешь комнату. Вдоль одной из стен тянутся закрытый шкаф, полки с немногочисленными книгами и собранными моделями самолётов, небольших размеров телевизор. Напротив расположился диван, являющийся, очевидно, и местом отдыха, и ночного сна. Сбоку от дивана — круглый столик, на котором ютятся тихо тикающие часы, позавчерашняя газета и пара баночек с кремами. На них твой взгляд задерживается. У Доры тоже было много всяких замысловатых штучек, в значении большинства из которых ты даже не пытался разобраться. Возможно, благодаря ним её кожа была такой мягкой и источала тонкие сладкие ароматы… Ты вовремя отмахиваешься от назойливых воспоминаний, пока они не накрыли тебя с головой и возвращаешься в реальность. В этой реальности ты всё ещё тупо пялишься на цветастые баночки, без сомнений принадлежащие Киму. Тебя это не удивляет, потому что Ким, насколько ты успел его узнать, был тем, кто не позволял себе появляться на людях в нечищенных ботинках или несвежей одежде, укладывал волосы, следил за чистотой ногтей на руках и, как оказалось теперь, не забывал о коже. В отличии от тебя. Ты с некоторым отвращением смотришь на свои обветренные кисти, тут и там покрытые мелкими царапинами, криво подстриженные ногти, забитые чёрной грязью… Да такими лапищами в этом храме чистоты лишний раз чего-то касаться — грех смертный!       От очередного витка самоуничижительных мыслей тебя отвлекает резкий крик чаек с улицы. Ты подходишь к окну. Вид оттуда вполне обычный для жителей Джемрока — заросший двор, детская площадка с парой-тройкой облезлых скрипящих качелей, несколько прижавшихся друг к другу гаражей с исписанными местными хулиганами стенами. Где-то вдали эхом прокатывается злобный собачий лай. Вкупе с торчащими голыми ветками деревьев и размытой октябрьскими дождями землёй создаётся буквально картина постапокалипсиса. Словно атомная бомба когда-то уже упала на это место. Оживляют зрелище разве что периодически загорающиеся огни в окнах домов напротив, да весело прыгающий по площадке ребёнок в ярко-жёлтых резиновых сапогах. Ты улыбаешься про себя. Жизнь всегда найдёт себе дорогу. Среди ли заживо гниющего города, или тела, но как за серостью неизменно появляется изола, так и за смертью будет идти жизнь.       — Гарри? Всё хорошо? — Голос Кима внезапно раздаётся совсем рядом. Ты настолько снова увяз в мыслях, что не заметил его.       — Да? Прости, я задумался…       — Ничего, я привык, — с лёгкой, едва тронувшей губы улыбкой отвечает Ким. — Чай готов, пойдёмте на кухню.       — Отлично! Только я бы сначала помыл руки.       Ким кивает в ответ и жестом предлагает проследовать за собой.       Когда ты отворачиваешься от окна, взгляд внезапно выхватывает небольшое пространство между шкафом и стеной, в котором затаился предмет, заинтересовавший тебя куда больше, чем крема — это же, чёрт возьми, гитара! Ты в прежние времена любил в компании друзей погорланить песни, даже сам знал несколько так называемых "блатных" аккордов. А что мог играть Ким? Вот тебе задачка, к которой непременно стоит ещё вернуться этим вечером.       Небольшая ванная выложена белой и коричневой плиткой. На полочке под зеркалом выстроились в ряд собратья тех кремов со столика — гель для умывания, лосьон и прочие, всё ещё мало понятные по назначению тебе штуки. Ты щедро намыливаешь руки душистым мылом и, насколько возможно, проходишься по ногтям. Лучше, чем было, но до рук Кима тебе далеко.       На кухне Ким уже сидит за столом, перед ним две белых с абстрактными рисунками кружки, до краёв наполненные горячим чаем, и большая тарелка с бутербродами, от лицезрения которой у тебя тут же начинает бежать слюна.        — Садитесь, детектив. Простите за такое угощение, конечно. — Ким сконфуженно утыкает взгляд в дымящуюся кружку.       Пожалуй, стоит промолчать, что бутерброды, сделанные его руками, для тебя ценнее сейчас самого дорогого блюда в самом дорогом ресторане.       — Ким, всё в порядке! Я так голоден, что, боюсь, готов съесть всё это вместе с тарелкой!       Ким снова чуть улыбается и поднимает взгляд.       — Наша работа — настоящая трагедия для наших желудков.       — Это точно, — уже с набитым ртом мычишь ты, после чего волна стыда прокатывается по телу: "Дюбуа, ты можешь хоть минуту не вести себя как животное?".       Но Ким, кажется, не обращает на это внимание и просто коротко кивает.       Дальше ваш импровизированный ужин проходит в тишине. На улице снова мягко зашуршал дождь. Тебе даже думать не хочется о возвращении домой по тёмным мокрым переулкам Джемрока, когда сейчас так хорошо: маленькая уютная кухня, освещённая тёплым электрическим светом, тело согрелось и размякло под действием горячего чая, напротив задумчиво жуёт свой бутерброд человек, рядом с которым, к твоему непреходящему удивлению, чертовски спокойно и приятно. Благие Светочи, можно ли залить этот момент формалином и увековечить посреди безумия нашего мира?       Ты решаешься нарушить молчание.       — Ким, э-э-э, я, кажется, видел у тебя там гитару?       Он на мгновение замирает, а затем поспешно проглатывает кусок бутерброда.       — Детектив, вы как всегда предельно наблюдательны.       Ты решаешь не идти в лоб и пока что опустить эту тему.       — Гитара это здорово! Я даже знал когда-то несколько аккордов, но вряд ли что-то вспомню, сам понимаешь. — Ким внимательно смотрит, словно ожидая, что ты в очередной раз начнёшь проламывать чужое личное пространство с изяществом слона в посудной лавке. — Да, кстати, насчёт нашего с Жаном дела, представляешь…       Перевод разговора на работу вызвал заметное облегчение у лейтенанта. Около получаса вы оживлённо обсуждали новые факты, выдвигали гипотезы, пока Ким, потянувшись, сам не прервал беседу.       — Гарри, вы не против перейти в комнату? Спина ужасно болит от сидения на этих чёртовых табуретках.       Ты украдкой бросаешь взгляд на часы. Время близится к ночи и правильнее было бы уже пойти домой. Но тебе, как капризному ребёнку, до боли не хочется этого делать.       — Или вы спешите домой?       От этой фразы солнце надежды заливает твою грудную клетку. Только не надо радоваться, как бездомная собака, которую наконец-то приласкали.       — Нет, если ты не против, я, э-э-э, мог бы ещё остаться…       Кицураги снова кивает с лёгкой улыбкой. Чаще всего ты видишь Кима сосредоточенным на работе, с нахмуренными бровями, поджатыми губами, строгим взглядом. Застать его смеющимся — редкость не хуже островалийского фазмида.        Ты помогаешь ему убрать посуду и протереть стол, после чего вы возвращаетесь в комнату. Ким садится на диван и вытягивает ноги. Растянутая футболка с полустёртым принтом, плечи опущены и расслаблены, волосы немного взъерошены и лежат далеко не так идеально, как утром — внезапно, таким лейтенант нравится тебе куда больше. А ещё хочется обнять его и прижать к себе. Подарить ему в своих объятиях чувство комфорта и безопасности. Потрепать его жёсткие волосы…       Из бездн сознания до тебя снова доносится голос Кима.       — Так вы тоже любите музыку?       Пару секунд ты пытаешься понять, пропустил ли ты начало разговора, пока предавался своим розовым мечтам, или… Ах, да. Неужели ты забыл про квест с гитарой?       — Да, когда-то увлекался диско, но это уже в прошлом. — Теперь эта музыка у тебя прочно ассоциируется не с самым весёлым периодом жизни, поэтому лучше лишний раз не теребить заживающие раны.        — Что-нибудь слушаете сейчас?       Если не считать случайных песен по радио, пока вы катаетесь в мотокарете по работе, то ты вообще долгое время ничего не слушал. Что там сейчас модно? Подо что отрывается местная молодёжь в клубах, как когда-то ты отжигал под диско? Нужно срочно возрождать в себе арт-копа, Гарри, срочно.       — Да на самом деле ничего, как-то не до этого всё. А ты?       — Разное, — пожимает плечами Ким, — зависит от настроения. Но недавно услышал по радио группу, которая меня очень заинтересовала. Я бы хотел приобрести их кассету, но придётся ждать до зарплаты.       Ким хочет кассету? Это стоит запомнить.       — Что за группа?       — Пинк Флойд. Не слышали про такую?       Ты отрицательно качаешь головой, но откладываешь это название в ячейку к мысли о кассете для Кима.       — Необычное звучание и тексты. Я такого раньше не слышал. Вот даже… захотелось подобрать ту песню на гитаре.       Ты слушаешь его затаив дыхание, словно лишнее движение сейчас спугнёт Кима и двери в этот храм с грохотом захлопнутся прямо у твоего носа.       — Так ты всё-таки играешь! Давно?       — Лет с 20 наверное. Один мой друг научил меня и мы даже пытались сами что-то сочинять, знаете, мечтали о группе и всё такое, — Ким усмехается приятным и наивным воспоминаниям молодости.       — А почему не получилось?       — Жизнь, — неопределённо отвечает Ким, но уже без улыбки.       — М-да, — также неопределённо протягиваешь ты. Вы некоторое время молчите: Ким что-то перебирает в памяти, нахмурив брови, а ты лихорадочно пытаешься придумать, как не дать вашему разговору окончательно потонуть. Тебе любопытно узнать больше о 20-летнем Киме (это который ещё и травкой баловался, между прочим!), но явно не в этот раз.       — Так это, что насчёт той песни?        — А, да, — тень от бремени прошлого покидает лицо Кицураги, он снова здесь. — Её, оказывается, довольно часто крутят по радио, так что я смог записать слова и набросать аккорды. Я долго не брал гитару в руки, но, оказывается, что-то ещё могу, — в тёмно-карих глазах появляется радостный блеск, а губы снова растягиваются в улыбке. — Хотите послушать?       — Конечно, Ким! Ты ещё спрашиваешь!       Тебе даже стараться не пришлось, Дюбуа. Иногда, чтобы что-то произошло, нужно просто спокойно подождать.        Ким с гитарой смотрится великолепно. Он поочередно дёргает каждую струну, подкручивая колки, берёт несколько аккордов для проверки строя. Даже от этих случайных звуков тебе уже становится приятно. После настройки Ким задумчиво постукивает по чёрной лакированной поверхности гитары, пытаясь вспомнить ритм или просто собираясь с духом. Ты чувствуешь некоторое волнение, исходящее от него. Очевидно, Ким не так много опыта имеет в игре перед кем-то. Или для кого-то.       А потом началась песня. Пальцы левой руки легко скользят по грифу гитары, пока правая то мягко подёргивает струны, то спускается и поднимается в аккорде. Мелодия цепляет с первых секунд вступления, каждая нота словно проходит в грудную клетку, расцветает там и согревает тебя. Ты в наслаждении прикрываешь глаза, для тебя в этом мире остаются только шелест дождя и льющаяся из-под пальцев Кима мелодия. Сознание словно на несколько драгоценных секунд опустело, безумная машина остановила ход, звери забились в углы своих клеток. Тебе *хорошо*.        — So, so you think you can tell Heavens from Hell?       Ты не сразу понимаешь, что это голос Кима и даже открываешь глаза, которым сейчас сложно поверить. Он поёт негромко, больше себе под нос, его голос чуть дрожит в волнении и не дотягивает некоторые ноты, но ты готов отдать всё, что у тебя есть и будет, только чтобы слышать его вечность. Дыхание непроизвольно замедляется, в лёгких кипит обжигающая смесь. Кости и мышцы расплавляются под её напором, превращая тебя в бесплотный сгусток света. И любви.        — How I wish, how I wish you were here We're just two lost souls Swimming in a fish bowl Year after year Running over the same old ground What have we found? The same old fears Wish you were here.       Ким медленно проводит по струнам финальный аккорд и замирает, пока последний отзвук не исчезает в толще квартирных стен. За этими стенами всё ещё шепчет дождь. Где-то на другой окраине Джемрока Жан накрывает задремавшую Жюдит пледом и уводит детей играться в другую комнату. Где-то на побережье задрожал тростник. Где-то за пределами изолы клубится Серость, постепенно растворяя вашу реальность. Ту самую, где вы, потерянные души, бродите разными дорогами, но приходите всё к тем же точкам — отвержение, одиночество, пустота. Где небеса, где ад? Где улыбка, где маска? А в конце равно всё сольётся в одну крохотную колеблющуюся песчинку в шуме Серости.       Сознание постепенно заполняется окружающим миром. Вместо огня в лёгких остаётся уютное тепло. В глазах стоят слёзы, а руки мелко подрагивают.       — Не ожидал, что эта песня так вас растрогает… Признаться, и меня она даже после стольких прослушиваний всё ещё… задевает, — голос Кима слегка хрипит после напряжения. Он ставит гитару в сторону и подсаживается ближе.        Сухие жилистые пальцы обхватывают твоё запястье. Ким совсем рядом. Несколько секунд вы снова молчите.       — Не ставьте крест на себе и на нашем мире, Гарри, — внезапно произносит Ким.       Можешь ли ты искренне что-то ему обещать? Он способен принять правду такой, какая она есть. Жаль только, что зачастую эта правда носит крайне неприятный характер.       — Я… постараюсь, — рассеянно отвечаешь ты.       Ким продолжает смотреть прямо в твоё лицо. Он знает, сколько всего прячется за твоим "я постараюсь". Однажды ты расскажешь ему про сны, про голоса, про то, что поведала тебе Ревашоль…         Вы обнимаетесь так, будто Серость уже стоит на пороге ваших домов и протягивает свои лапы. Где-то на другом краю Джемрока Жан и Жюдит точно также сжимают друг друга в объятиях. Впереди — длинная холодная зима. Главное, что ты рядом. Главное, что ты здесь.