***
Всю неделю стоит хорошая погода, достаточно хорошая, чтобы в четверг вечером он устроился на своём балкончике с бокалом (ладно, кружкой, одной из тех громоздких, с огромной университетской эмблемой) вина и размышлял, стоит ли позвонить Не Хуайсану или Цзян Чэну, чтобы повеселиться на ночь, потому что утром им на работу. Хотя он до сих пор не уверен, чем именно занимается Хуайсан, а они дружат со старших курсов. Он уже набирает сообщение, потому что к чёрту, живи, пока можешь, и всё такое, когда звуки скрипки доносятся откуда-то с боковой части дома. Вэй Усянь откладывает телефон и склоняет голову, слушая. Ему требуется около шести тактов, чтобы определить симфонию, он улыбается и тянется за своей флейтой, оставленной на кухонном столе после недавней практики. Прошло… честно говоря, смущающе большое количество времени с тех пор, как он в последний раз играл что-то из Баха, но Вэй Усянь не один раз играл его на концертах в конце семестра — кажется, руководителям оркестра всегда это нравилось. А старые мелодии его пальцы помнят куда лучше, чем мозг. Так что он пару раз дует на пробу, а затем выходит обратно на балкон, отодвигая один из стульев. Скрипач всё ещё играет, ритмично и быстро. Вэй Усяню требуется ещё двенадцать счётов, чтобы уловить мелодию; когда ему удаётся, он прикладывает губы к холодному металлу и дует. Он играет ре минор, внимательно слушая. Скрипач на мгновение сбивается, выпадает из мелодии, но быстро восстанавливается — Вэй Усяню достаточно времени, чтобы откинуть волосы с лица и исправить свою позу. Он бы улыбнулся, если бы не был занят. Они вдвоём разыгрывают сонату, и в последовавшей тишине Вэй Усянь бросает вступительную фразу аранжировки «Лакме» Бакстрессер. Скрипач неуверенно подхватывает мелодию. Без пианино звучит несбалансированно, но ничего не поделаешь. Если только кто-то из соседей не решит вступить с клавишными и превратить их дуэт в трио. Но никто этого не делает. Всё идёт хорошо до тех пор, пока Вэй Усянь не пропускает возвращающуюся к нему после соло тему и не переходит на смех, нажимая не на те клапаны. Скрипач вырывает у него мелодию — наконец-то смог её подобрать; фрагмент не сложный, и Вэй Усянь собирается, чтобы сыграть вторую часть — ответ, проще и спокойнее. Эхо их последней ноты разносится в вечернем воздухе, кружась над закатом. Кто-то из квартир ниже аплодирует. Вэй Усянь издаёт трель, походящую на смех. Скрипач молчит. Он ожидает следующего приглашения, пальцы наготове. Но его не следует. Или, скорее, прежде чем оно могло последовать, звенит таймер в духовке, Вэй Усянь ругается и ударяется об стул, спеша достать ужин, пока тот не сгорел. За спиной скрипка снова начинает играть медленную и ритмичную симфонию, которую Вэй Усянь не может вспомнить навскидку. Она вопросительно замолкает после пары тактов, но он слишком занят, пытаясь найти место для формы для запекания среди беспорядка на кухне, чтобы ответить. Спустя минуту скрипка снова проигрывает ту же мелодию, три раза без остановки. Через открытую дверь видно заходящее солнце, и ему стоило бы закрыть её, но он не может заставить себя оборвать музыку. Позже, когда он заканчивает ужин, а на кухне в два раза меньше мусора, спустя час тишины, Вэй Усянь наконец может закрыть дверь и приступить к методичной разборке и чистке своей флейты.***
Он начинает практиковаться на улице, когда может. Это сложновато; снег тает, только чтобы уступить место дождю. Наступают долгие дождливые дни, а школа становится всё большим кошмаром, чем ближе они к концу семестра — задания накапливаются, а над ним нависают обязательства. Тот, кто сказал, что выпускникам не нужно беспокоиться о долгах в конце семестров, ёбаный лжец. У него долг по двум композициям (он, правда, сам виноват, что не сдал первую вовремя), два итоговых выступления с двумя разными камерными группами и одно с ансамблем духовых, практикум по дирижированию и практический курсовой проект по музыкальному образованию, который хоть в большинстве и покрывается концертами в начальной школе, но всё ещё требует, чтобы он написал кучу разного дерьма для своего диплома. (Технический термин — «ежеквартальные планы уроков и двухнедельные размышления», но это полная херня. Вэй Усянь преподаёт достаточно долго, чтобы понимать, что предварительная подготовка ничего не стоит, если ты не можешь увлечь детей. Он собирается заниматься этим всю свою жизнь; ему не нужно каждые две недели перефразировать Пиаже и Харгривза старому пыльному профессору, который не узнал бы ребёнка, даже если бы тот укусил его.) Но диплом есть диплом, и он точно уверен, что Цзяны бы отреклись от него по-настоящему, если бы он завалил экзамен по своему такому-несексуальному музыкальному образованию, после того как бросил настоящую музыкальную школу. Так что ночью он пишет просроченные на четыре недели отчёты, ютясь в библиотеке для выпускников, потому что какой-то придурок из докторантуры по композиции зарезервировал его комнату для практик с четырёх часов дня до самого закрытия в полночь. Мудак. Но, несмотря на всю работу, в редкие часы, когда ему не нужно быть в кампусе, заниматься волонтёрством или сотней других обязанностей, которые он на себя взвалил, потому что не может сказать «нет» — что становится проблемой, только если ты позволяешь этому случиться, Цзян Чэн — он практикуется на балконе. Практики скрипача, кем бы он ни был, такие же бессистемные, как и у Вэй Усяня. Он наверняка студент, заключает Вэй Усянь, судя по расположению жилья и странному выбору времени для практик. Они флиртуют через Моцарта, а затем играют Шопена и несколько современных пьес, которые Вэй Усянь не знает, но с лёгкостью может подыграть. Это… классно — играть для себя, без давления преподавателей из школы, не для выступления или какой-то рецензии в конце. Играть с пьесами, сменять темы и выдерживать их, пока они не станут неузнаваемыми, но всё ещё приятными, брать старое и делать с ним что-то новое. Это весело. — Я говорю, — начинает Не Хуайсан, когда заходит в гости, развалившись на беспорядке на кровати Вэй Усяня. — Ты постоянно с кем-то играешь. Чем это отличается? — Кроме загадочного сексуального партнёра? Вэй Усянь даже не моргает, продолжая обмахиваться старой партитурой, которую, он точно уверен, должен был вернуть музыкальному отделению в конце прошлого семестра. Упс. — Ага, кроме этого. — Не знаю. Мы просто играем. — Ты не хочешь узнать, кто это? — И разрушить всю мистику? — Может, но разве тебе не хочется нормально сыграть вместе? Раз уж этот человек тоже живёт где-то на территории кампуса. — Не, — отвечает Вэй Усянь, подавляя неожиданный всплеск чего-то, похожего на панику. Если они встретятся, это будет… Ну, реально. У этого человека будет имя и лицо, с ним нужно будет здороваться в корпусе, перекидываться парой слов и всё такое. Это только всё испортит. Сейчас всё так просто, когда между ними только музыка. Его всё устраивает. — Я и так слишком много зависаю с неприятными музыкантами. Кроме того, что если он супер странный? Сейчас всё замечательно. — Ну, как скажешь, — Хуайсан пожимает плечами. — Странным мне кажешься ты. — Он тоже не пытался найти меня. Так что, очевидно, мы на одной волне. — Или он очень стеснительный. Или не понял, где ты живёшь. Эй, может, он стучится во все двери, пытаясь найти тебя. — Надеюсь, что нет, — говорит Вэй Усянь. Хуайсан падает обратно на кровать. — Думаешь, он горячий? — Почему у меня все это спрашивают? — Это важный вопрос, бро. Скрипка — секси инструмент. Вэй Усянь скидывает его с кровати.***
Теоретический курс он взял в основном веселья ради, потому что профессор, который его ведёт — добродушный концертирующий пианист, ненавидящий задания на оценку так же, как студенты ненавидят их выполнять, поэтому нагрузка на занятиях у них смехотворная. Они проводят два часа, обсуждая Брамса, классические структуры и взаимосвязь между традициями и инновациями, и Вэй Усянь идёт домой и разучивает одну из венгерских танцевальных мелодий в приступе бессонницы и вдохновения. Когда он решает сыграть её несколько дней спустя, в качестве приглашения, скрипач, к удивлению Вэй Усяня, отвечает, развивает её и на месте придумывает контрмелодию, и это, вполне возможно, самая сексуальная вещь, которую Вэй Усянь слышал в своей жизни. Вдвоём они сплетаются в головокружительный дуэт. Они продолжают достаточно долго, чтобы он прилично так опоздал на волонтёрские работы. Когда он наконец появляется, запыхавшись, и весело извиняется, старая миссис Вэнь лишь вздыхает и говорит, что Цзинъи сломал один из колокольчиков. — Извините, — Цзинъи выглядит расстроенным. Вэй Усянь треплет его по волосам: — Всякое случается. Ты не поранился? Губа мальчика дрожит. — Нет. — Вот и славно. Ах, прекрати так хмуриться. Инструменты можно заменить. А тебя — нет. Почему бы сегодня тебе не сыграть с Юанем, а в следующий раз, может, будешь аккуратнее со своими локтями, м? После урока, когда дети вернулись в свою классную комнату, миссис Вэнь застаёт его за собиранием нотных листов. — И что на этот раз? Он моргает. — А? — Что ты затеял на этот раз? Надеюсь, что-то интересное? — Оу. Эм, дуэт. Она хмыкает. — С кем-то из школы? — Нет, с… Эм, с соседом? Это, признаться, странная ситуация. — Она смотрит на него своим морщинистым, терпеливым лицом бабули, и Вэй Усянь вдруг понимает, что пересказывает ей всю ситуацию. Когда он заканчивает, старая миссис Вэнь смеётся. — Очень мило. — Вы не думаете, что это странно? — Нет, — она пожимает плечами. — Когда в твоей жизни есть музыка — это замечательно. Поэтому мы ей и обучаем, не так ли? Неважно, как она приходит в жизнь. Он наклоняется и в импульсивном порыве целует её в щёку. — Спасибо. Эм, я устрою всё для старшего класса к следующей неделе. Обещаю. — Поверю, когда увижу. Миссис Вэнь милая, но не глупая. Он издаёт что-то похожее на смешок и, морщась, направляется к выходу.***
В конце апреля скрипач несколько дней подряд играет только различные вариации Лань И, и каждая из них великолепна, хоть и архаична. Вэй Усянь, конечно же, знает их, потому что его тётя рьяная приверженка традиций, но всё же. Странно. Конечно, это не мешает ему присоединиться. Кроме того, это приободряет. Это его любимые композиции. Играть их — всё равно что вести диалог, если бы они могли поговорить лицом к лицу, разве что сейчас между ними только музыка. Вэй Усянь думает, может, это что-то значит. Он не уверен что именно. Он ловит себя на том, что напевает мелодии себе под нос в свободное время, украшая и путая кварты и квинты. — Что? — спрашивает он посреди репетиции ансамбля, когда гобоистка бросает на него очередной взгляд. Вэй Усяню нравится Мяньмянь. Она грубая и резкая и не будет терпеть всякое дерьмо, даже от него. — Ты странный. — Ты странная, — отвечает Вэй Усянь, и это, возможно, не лучший его ответ, но Мяньмянь закатывает глаза и оставляет его с Холстом.***
В один особенно спокойный вечер, когда скрипач проводит почти час, разбираясь с Дворжаком с раздражительным нетерпением, которое парень отчётливо слышит через музыку, Вэй Усянь прерывается, чтобы сыграть полное джазовое исполнение партии, а затем битбоксит его на флейте, пока не перестаёт играть из-за смеха. После этого скрипач долгое время молчит. Достаточно долго, чтобы Вэй Усянь забеспокоился, что обидел его. Он уже собирается сыграть правильно, в качестве извинения, когда получает за это двадцать тактов честной американской скрипки. Остаток недели он проводит в нежных чувствах к народной музыке, и заканчивается всё страстным звонком Цзян Чэну, в котором тот расхваливает достоинства обычной музыки и её корни, и вообще, почему он не играет более современные вещи, типа, реально современные? Ну, знаете, низкопробное искусство. Он собирается играть на попсовой флейте. Лиззо этим занимается, и зарабатывает чертовски много денег. А какой, собственно, у Лиззо капитал? — Мама отреклась бы от тебя, — довольно говорит Цзян Чэн, когда у Вэй Усяня заканчиваются аргументы. — Я не знаю, — отвечает Вэй Усянь, растянувшись на одном из диванов в студенческом профсоюзе, потому что этот мудак с композиции опять занял его комнату. Так что он составляет планы уроков здесь, как какой-то выпусник. — Представь, сыграть что-нибудь из R&B на заключительном концерте. Было бы весело наблюдать, как у всех развивается аневризма. — Тебе — может быть. Правда. Он прикладывает телефон к другому уху. — Есть о чём подумать. — Пожалуйста, — говорит Цзян Чэн. — Не делай всё хуже, чем оно уже есть. — О вы, маловерные. Он практически слышит, как его брат закатывает глаза.***
В предрассветные часы Вэй Усянь забирает почту — мусор, мусор, открытка от Вэнь Нина, обучающегося за границей, ещё мусор — когда замечает на доске для объявлений записку и прикреплённые за ней ноты. «Для флейтиста» — гласит подпись ровным почерком, и Вэй Усяню приходится перечитать два — а затем и три — раза, чтобы убедиться, что ему не кажется. Он неловко перехватывает почту, рюкзак и футляр для флейты, чтобы вытащить кнопку, а затем опускается на колени, потому что листы разлетаются по всему фойе, но всё нормально, ещё достаточно рано, так что вокруг нет никого, кто мог бы заметить, как он выставляет себя полнейшим идиотом. Не то чтобы это его остановило, но всё же. Это дело принципа. «Для флейтиста» — это три страницы соло на флейте, которого Вэй Усянь не знает, но когда он поднимается в свою комнату, сбрасывает миллиард своих пожитков рядом с дверью и собирает флейту (несмотря на поздний час, усталось и кучу дел, которые он должен сделать), парень обнаруживает, что это прекрасное, яркое и парящее произведение. Оно ещё надолго отпечатывается в его голове и пальцах после того, как он заканчивает разучивать его. Ему нечего дать взамен, но однажды днём, когда скрипка замолкает, он играет эту мелодию целиком. На следующий день на доске висит новый дуэт. Вэй Усянь ухмыляется.***
Так апрельские дожди сменяются майским цветением, и начинают появляться первые признаки лета. Вэй Усянь открывает свои окна и, наконец, исполняет свою последнюю композицию: что-то свистящее и яркое, больше всего напоминающее ему Яньли, которая не перестаёт писать ему с предложением подружиться со скрипачом. В конце концов, сытый этим по горло и выпивший полбутылки вина, которое должно было помочь ему с домашней работой, но в основном просто составляет ему компанию, Вэй Усянь отвечает на её неубедительные предложения: мы играем вместе прекрати надоедать мне Её ответ приходит через несколько секунд. Ты связался с ним! И, может, это вино, или гора работы, которую ему предстоит сделать, или он просто хочет, чтобы Яньли была счастлива за него и перестала постоянно спрашивать об этом, поэтому он пишет: ну да И какой он? Горячий? Это. Ладно. Блять. Он паникует примерно пару минут, а затем решает — к чёрту, он никогда не встретит скрипача, а Яньли — тем более, так что какая разница, если он слегка приврёт. На самом деле, так будет даже веселее. Кроме того, он не врёт, говоря, что связался с ним. Даже если через нотные листы на доске объявлений. (Вэй Усянь продолжает одновременно надеяться поймать скрипача на месте и никогда этого не делать. Он немного беспокоится о том, что случится, если всё изменится. Или много. Просто… Большинство вещей в его жизни — это едва стоящая дженга из потенциальной катастрофы. Ему нравится иметь хоть что-то хорошее.) Он останавливается на: супер горячий 👌👌👌 Три точки какое-то время мигают внизу экрана, затем его телефон снова вибрирует. Есть фотография? 👀 что нет конечно я не собираюсь делать из этого что-то странное к тому же он стеснительный Как его зовут? Вэй Усянь паникует. Снова. не скажу ты засталкеришь его на фейсбуке или ещё что Я не буду этого делать. тогда ты скажешь вэнь цин и она его засталкерит просто оставьте его в покое Хорошо. Надеюсь, я смогу с ним встретиться. Может, на концерте? ага может Он с опаской ждёт, что его телефон снова завибрирует, но этого не происходит. Ха. Он так облажался.***
Вэй Усянь сдаёт своё законченное произведение, которое нужно было сдать ещё в марте, отчёты по психологии развития за четыре недели, разучивает невозможно простую аранжировку для флейтового трио для выступления одногруппника в конце семестра (уже четвёртого, почему он продолжает делать это с собой) и обнаруживает, что мудак с композиции снова в его комнате. Так что он проводит вторую половину дня в лобби музыкального корпуса, девяносто процентов стола покрывают музыкальные штуки, но он не обращает на них внимание, занятый очередным тупым отчётом по психологии, в котором он должен писать всякий бред про цели обучения и этапы развития, а не про то, какие его дети чертовски крутые и умные. Может, личное наслаждение и уверенность в себе не поддаются количественному измерению, но любой, у кого есть половина мозга и хотя бы один глаз, сможет заметить, что с музыкой у этих детишек получается лучше, чем без неё. И лишь это может заставить его написать каждому местному политику, чтобы сказать им, как важно иметь музыкальные классы в школах, что им не нужны цифры, чтобы увидеть это — достаточно просто взглянуть на детей. Что-то он отвлёкся. Вэй Усянь заканчивает свой отчёт — хотя бы этот в срок — и печатает его, нетерпеливо ожидая, пока принтер закончит выплёвывать полдюжины листов чьей-то партитуры и какой-то оркестровой аранжировки со сложной, интригующей партией на флейте. Он наклоняется, чтобы взглянуть на неё, когда мимо проходит один из студентов с композиции, чтобы собрать листы. Он одёт в отглаженные брюки и элегантный белый жакет, которые Вэй Усянь сразу же опознает как… — Ты! …придурка, который продолжает занимать его комнату для практик. Парень невыразительно смотрит на него. — Я. Он невероятно красив — у него тёмные волосы, скулы и модная одежда богатенького мальчика, но Вэй Усянь не собирается прощать ему кражу только потому, что тот горячий. И высокий. Но в основном горячий. — Ты занимаешь мою комнату. — Твою комнату. Он, похоже, любитель повторений и вариаций. Вэй Усянь фыркает, складывая руки, когда принтер наконец начинает печатать его отчёт. — Да! Я пользовался ей весь год. Она практически привязана ко мне. Ты не можешь продолжать занимать её. Модный Горячий Парень моргает. — Там отличная акустика. — Я знаю, поэтому и использую её. — М. Тогда тебе стоит бронировать её заранее. Вэй Усянь возмущён. Парень с композиции какое-то время хмуро смотрит на него, затем забирает листы из принтера, свои и Вэй Усяня, и аккуратно складывает их. Он хмурится, глядя на первые несколько страниц отчёта, и передаёт их Вэй Усяню. — В твоём заголовке ошибка, Вэй Ин, — говорит он и разворачивается, идеальная линия спины удаляется в лобби. Вэй Усянь даже не узнал его имени. Он прав. Сверху страницы двойным шрифтом написано «Психология рзвтия и Музыка: недели 11 и 12». Вэй Усянь подносит лист к лицу и стонет.***
Немного замазки, одолженная ручка и вкрадчивое обещание своему профессору сдать последний отчёт и финальный доклад решают эту проблему. Но репетиция ансамбля проходит просто ужасно, Мяньмянь не пришла, и Вэй Усяню некому пожаловаться, и долгая прогулка до дома по майской жаре только сильнее портит его настроение. Он потный, липкий и противный добирается до квартиры, где обнаруживает, что в шкафичках не осталось ничего, кроме двух пакетиков быстрой лапши — ещё и не особо вкусной; он старательно избегал этих странных вкусов. Он хочет либо лечь и никогда не вставать, либо напиться. Может, и то, и другое. Вместо этого Вэй Усянь достаёт флейту и открывает балкон, надеясь, что это поспособствует вечернему ветерку, и роется в своей папке с нотами, выискивая самое острое и колючее произведение, которое у него есть. Он резко останавливается на партитуре Римского-Корсакова, которую он должен выучить к занятию по дирижированию, на глаз перекладывая мелодию на флейту, пальцы пляшут по клапанам, будто одной лишь музыкой он может изгнать своё паршивое настроение. Он возвращается к началу, когда присоединяется скрипач, но сегодня Вэй Усянь просто не в настроении. Темп скачет от раздражительного до пресекающего, музыка становится острой и горькой. Скрипка не отстаёт — несправедливо, это произведение должно с неё начинаться, — но это не останавливает Вэй Усяня. Они гонятся друг за другом почти до самого конца, и когда музыка заканчивается, Вэй Усянь издаёт короткий вопль протеста, прорезающий вечер. Наконец дует ветерок, подхватывает края его партитуры. После тихой, почти неуверенной минуты тишины, нарушаемой только его дыханием и тихим шелестом бумаги, скрипач играет отрывок, далеко не такой резкий, как в пьесе. Вэй Усянь играет что-то минорное и угрюмое в ответ. «Плохой день», — говорит он. Скрипач вторит ему, затем поднимает до мажорной тональности. Вэй Усянь понимает, что против воли улыбается. Он предлагает вступление одной из пьес Лань И. Скрипка нежно присоединяется, сладко и мягко, кружась в ночи, и когда это подходит к концу, Вэй Усянь чувствует себя очищенным. Хотел бы он, чтобы был способ поблагодарить его. Вэй Усянь надеется, что его скрипач и так понимает.***
Когда он возвращается домой с занятий, перед дверью лежит небольшая посылка — бутылка, завёрнутая в бумагу, с запиской сверху, написанной почерком мистера Фо, чьё имя Вэй Усянь точно знает. Знал. Наверное? «Запрос для музыканта. Yiruma?» Вэй Усянь смеётся. Пианино, конечно, но он мог бы выучить аранжировку. Их, должно быть, как минимум с дюжину. Он наклоняется, чтобы поднять завёрнутую бутылку, и обнаруживает, что это домашнее фруктовое вино мистера Фо. Чёрт возьми. Он напишет аранжировку. И Вэй Усянь пишет её, засиживаясь допоздна, игнорируя домашнюю работу, планы уроков и заполнение бумаг для будущих летних курсов, вместо этого играя с ключами и завитушками. Он исполняет её субботним утром, когда, как он знает, мистер Фо любит поболтать во дворе и пофлиртовать с мисс Оуян из корпуса Д. Скрипач не присоединяется, но, уходя на еженедельный семейный ужин Цзянов, Вэй Усянь слышит, как тот играет вариацию его мелодии, и это заставляет его улыбаться во время всего пути через город. Даже явно неодобрительные комментарии миссис Юй о том, что ему стоит найти настоящую профессию, не могут стереть улыбку с его лица.***
Иногда он пробует играть поп-песни. «Call Me Maybe» получается не очень, что весьма плохо, потому что Карли Рэй чертовски хороша, а ещё песня передаёт его мысли. За неё он извиняется самой банальной сольной и ансамблевой пьесой, которую только может придумать — размеренной, скучной и по-настоящему классической. За это его скрипач в течение трёх дней отказывается играть что-либо, кроме каверов паэур-баллад восьмидесятых, что можно назвать настоящей приверженностью делу. Вэй Усянь ценит это.***
К концу мая на него обрушивается неизбежность экзамена, не оставляя выживших. Вэй Усянь разучивает вторую флейту для квартета за сорок восемь часов, когда один из участников уходит из-за творческих разногласий — серьёзно, Су Шэ может пойти нахуй, — а на следующий день дирижирует на концерте, на который приходит Яньли, хотя играет не он. — Ты управляешь целым оркестром, — восхищенно говорит она, будто это что-то большее, а не обычное выступление музыкального ансамбля выпускников в три часа дня. Хотя то, что она пришла, очень мило. Она приносит букет, а он надевает чистую рубашку и, вроде как, выглаженные брюки, и они фотографируются прямо в вестибюле концертного зала, но это очень даже мило. После этого, что самое важное, она ведёт его на ужин в дешёвый мексиканский ресторан вниз по улице, где они встречаются с её соседкой по комнате и подругой Вэй Усяня с выпускного курса, Вэнь Цин. — Так, — говорит Вэнь Цин, наполовину съев свою закуску. — Я слышала, что ты подружился с горячим соседом-скрипачом. — Я не буду это обсуждать, — объявляет Вэй Усянь. Девушка наклоняется вперёд, кладя локти на стол, а Яньли откидывается назад с улыбкой. Это их классический дуэт «Плохой-и-хороший-полицейский», и в этот раз он не поведётся. Не-а. — А-Ли говорит, что ты ей ничего не рассказываешь. — Так и есть. И не расскажу. — Но мне же расскажешь? — Нет. Я отказываюсь, — и с набитым ртом продолжает: — Это запугивание, знаешь ли. — Очень по-взрослому, — фыркает Вэнь Цин. Он поджимает губы. — Мы не требуем его имени, — спокойно говорит Яньли, ковыряя еду в тарелке. — Хотя я и не понимаю, почему бы и нет, — вставляет Вэнь Цин. — Какой он вообще? Он тебе нравится? — Да, нравится, — говорит Вэй Усянь, а затем сразу же закрывает рот. Яньли улыбается, и он небрежно продолжает, — в смысле, он мой друг. Друзья ли они? Оу. Да. Ха. Вэй Усянь уверен, что да. — И? — настаивает Вэнь Цин. Вэй Усянь пожимает плечами. — Что «и»? — Какой он? Вэй Усянь переводит взгляд с одной на другую и смягчается. Когда они объединяются, о победе не может быть и речи. Получается старшая сестра в квадрате. Кто он такой, чтобы бороться с этим? Он откидывается на спинку стула. — Не знаю, обычный человек. Он серьёзно относится к музыке, но любит и повеселиться с ней, он не такой уж чопорный. У него есть чувство юмора, но он им не хвастается. Он умеет слушать. — И делает это очень хорошо. Во всех смыслах. В основном Вэй Усянь знает только то, что ему нравится играть с этим человеком. Нравится их странное общение, состоящее наполовину из музыки и наполовину из инстинктов. Нравится то, как он понимает, что хочет сказать скрипач даже без слов. — Ах, — вздыхает Яньли. Вэй Усянь и Вэнь Цин смотрят на неё. Парень хмурится. Вэнь Цин выглядит опасно довольной. — Что? — Ничего, — говорит Яньли. — Просто я с нетерпением жду встречи с ним. — Ну, он занят, — отвечает Вэй Усянь, потому что, скорее всего, так и есть. Он не слышал его скрипки уже несколько дней; конец семестра, должно быть, и его убивает. — В любом случае, хватит разговоров о моём загадочном и сексуальном соседе. Знаете, о чём нам стоит поговорить? О полном мудаке с музыкального отделения, это самый грубый человек, которого я когда-либо встречал, у него абсолютно отсутствует понимание личных границ и человечности…***
В тот вечер он возвращается домой поздно, погруженный в воспоминания о том, как сильно ему нравится общаться с людьми, которые не живут университетской жизнью, и, пересекая двор, улавливает обрывок скрипки, приглушенный окном. Вэй Усянь останавливается. В темноте он не может сказать, из какой квартиры идёт звук. Музыка приглушена и звучит в отдалении, а произведение он не узнаёт. После нескольких тактов скрипка замолкает, а затем начинает снова, играя ту же строчку, но чуть иначе. Ещё одна пауза и другая вариация, снова повторение, чтобы сыграть по-другому, три или четыре раза, и вдруг Вэй Усянь понимает, что происходит. Его скрипач сочиняет что-то. Также он понимает, что стоит посреди двора, пялясь вверх как идиот. Он встряхивается и направляется к корпусу, надеясь, что скрипач всё ещё будет играть, когда он поднимется в квартиру. Но нет. Вэй Усянь скидывает свою сумку и футляр и широко открывает балконную дверь, но получает лишь порыв майского ветра и шум города. Он глубоко вдыхает и смотрит в темноту собачьего парка, на здания за ним. Затем, пожёвывая губу, он достаёт свою книгу с пустыми нотными листами и приступает к своей композиции.***
Цзинъи ломает бонго на последней неделе занятий, и это, на самом деле, очень забавно, и Вэй Усянь скорее больше старается не смеяться, глядя на шокированное лицо ребёнка, когда его рука проходит сквозь барабан, чем расстраивается по этому поводу. — Может, стоило бить не так сильно, — мягко говорит он, но когда дети уходят, он смеётся до слёз. И это, возможно, реакция на стресс. Неважно. Он наконец выступает со своими камерными ансамблями, и это расстраивает, потому что он практиковался именно для них, в отличие от замен, на которые его звали последние несколько недель. Ему остаётся лишь закончить свою композицию, написать рецензию для гребаного курса по психологии и выступить на заключительном концерте музыкального отделения. Это, по его опыту, самая утомительная часть, но он может проспать её, как только закончит выступать духовой ансамбль, потому что после будут выступать концертная группа и полный оркестр, а Вэй Усянь не настолько глуп, чтобы принимать участие более чем в одном выступлении. Он проводит ещё одну ночь за итоговой работой по психологии развития, которую, вероятно, будет тяжело разобрать, но ему плевать, к чёрту этот предмет. Одна из приятных особенностей экзаменационной недели — это открытый всю ночь корпус, так что ему даже не нужно идти позориться в библиотеку для старшекурсников, он может усесться за своим столом и воровать кофе из комнаты отдыха для персонала. Так он и поступает, напевая себе под нос, ожидая, пока заварится очередная чаша кофе, когда в дверях появляется высокий, горячий и грубый парень с композиции. Вэй Усянь моргает. — Оу, — тупо говорит он. — Это ты. — Я извиняюсь, — говорит Высокий-Горячий-и-Грубый, что довольно вежливо, да? Совсем не грубо. — Я не думал, что здесь ещё кто-то есть. — Тоже обворовываешь кафедру? — спрашивает Вэй Усянь. Сейчас около часа ночи, он уже выпил шесть чашек кофе и не совсем уверен, разговаривает ли на человеческом языке или просто проецирует своим мысли в воздух, надеясь, что кто-то поймёт. Очевидно, что первое, потому что Высокий-Горячий-и-Грубый роется в шкафчиках и спокойно говорит: — Это не кража. Я плачу за обучение. Вэй Усянь минуту обрабатывает информацию, а затем смеётся. Высокий-Горячий-и-Грубый слегка удивляется этому звуку. — Что ты ищешь? — спрашивает Вэй Усянь, поворачиваясь к нему. Тяжело злиться в час ночи, когда кухня кафедры кажется преисподней, а каждый, кто проходит через неё, становится товарищем в борьбе с высшим образованием, безнадёжным делом, которое они должны были бросить уже давно. А ещё, не судите его, этот парень горяч. И не такой уж грубый. Высокий-Горячий-и-Грубый колеблется. — Где-то должен быть чай, — наконец говорит он. — Я… оставил его тут. Ранее. Вэй Усянь кивает и понимающе постукивает себя по кончику носа — он полностью понимает потребность прятать важную провизию; он сам так делал столько раз, что не сосчитать — и отступает в сторону, открывая ящик перед собой. Там находится коллекция чайных пакетиков, и, да, кто-то спрятал несколько банок листового чая у задней стенки. Высокий-Горячий-и… Вэй Усянь фыркает. — Эй, послушай. Как тебя зовут? Ты знаешь моё имя, но я твоё — нет, это несправедливо. Я не могу продолжать звать тебя Высоким-Горячим-и-Грубым в своей голове. Это слишком длинно. Парень с композиции смотрит вниз на чай в ящике, затем на Вэй Усяня. Его рот несколько раз открывается в попытке что-нибудь сказать. — Лань Чжань, — наконец говорит он. — Высокий, горячий и… грубый? — Ты был груб. — …мм, — произносит он и включает электрический чайник. Какое-то время они стоят в неловком молчании. — Так ты… — Я не… Вэй Усянь моргает. Лань Чжань прочищает горло. — Пожалуйста, — уступает он. — Я просто, — говорит Вэй Усянь. — Ты же на композиции учишься, да? В докторантуре? — Да. — Потому что я, ну. Не видел тебя тут раньше. Кажется. — Он уверен, что вспомнил бы. Типа, очень уверен. — Я перевёлся. Недавно. — сухо произносит Лань Чжань и больше ничего. Вэй Усянь, впервые в жизни, не настаивает. — Лаконично. Так, ты будешь выступать на финальном концерте? Ну, студенты с композиции обычно… — Лань Чжань бросает на него странный взгляд. — Эм, тебе же сказали, да? — Да. — «Да» — ты будешь выступать, или «да» — тебе сказали? В уголках его рта появляется едва заметная усмешка, отчего Вэй Усянь чувствует себя так, словно он, чёрт возьми, что-то выиграл. — И то, и другое. — Ага, хорошо. Круто. Супер. Не могу дождаться, чтобы услышать это. Раз уж ты используешь мою комнату для практик, это должно быть чертовски хорошо. Веселье проходит и заставляет Вэй Усяня почувствовать себя плохо, хоть он и сказал это в шутку. После напряжённой паузы Лань Чжань говорит: — Если тебе нужна комната, я могу найти другую. — О, нет. Нет, слушай, теперь она наша. — Вэй Усянь трясёт головой и наливает себе кофе. — В любом случае я сейчас слегка занят. Это правда лучшая комната для практик. Думаю, там всё ещё в стене за пианино лежит бутылка виски, которую я спрятал. Угощайся, если хочешь. Удачи. Композиция — та ещё сука. — Мм, — Лань Чжань слегка удивлён. — Не думаю, что в комнате для практик стоит пить. — Что? Я плачу за обучение, — говорит Вэй Усянь и улыбается собственной шутке. — Приятно нормально познакомиться с тобой, Лань Чжань. — И мне, Вэй Ин. Вэй Усянь хочет поправить его, но ему нравится эта фамильярность. С Лань Чжанем легко общаться. Он слушает. Вэй Усянь задаётся вопросом, когда возвращается за свой стол, похож ли его скрипач на Лань Чжаня. Он, по причине, которую не может понять, очень на это надеется.***
Вэй Усянь ни с кем не разговаривает до самого утра и добирается до дома только на рассвете. У него пять часов до дедлайна, так что он принимает душ, падает в кровать, чтобы поспать пару часов, а затем в последний раз пробегается глазами по отчёту, прежде чем отправить его по почте вместе с видео, где его дети играют Happy Together. Это не обязательно, но он надеется, что их милый вид выиграет ему пару очков. Он мог бы их использовать. Затем он возвращается в кровать. Когда Вэй Усянь просыпается, на улице уже темно, он голоден и пропустил сообщение от брата и звонок от миссис Вэнь из школы. В сообщении говорится что-то о запоздалом сюрпризе на день рождения Яньли, потому что она болела, а он был занят, когда нужно было что-то придумать. Вэй Усянь соглашается и обещает Цзян Чэну подумать об этом, когда семестр закончится. Цзян Чэн не отвечает. Миссис Вэнь оставила ему сообщение на голосовой почте, в котором говорит о некоторых учениках, которые хотели бы продолжить индивидуальные занятия, и это просто разрывает Вэй Усяню сердце и делает его таким счастливым, что он ложится обратно на кровать и улыбается потолку до тех пор, пока ему не кажется, что его грудь может взорваться. Вполне возможно, что он плачет. Точно, реакция на стресс. Он слышит скрипку после ужина, она играет ту же незавершённую композицию, что и несколько дней назад. Вэй Усянь, глядя на свою композицию, уверен, что ей чего-то не хватает, но не может понять, чего — поэтому он и предпочитает аранжировки; возрождать разные части чего-либо, заставляя их звучать так, как надо, гораздо легче. Он оживляется, хватает флейту и выходит на балкон. Его скрипач дважды играет фразу, а затем, заикаясь, останавливается, проигрывая одни и те же три ноты. Вэй Усянь глубоко вдыхает и повторяет их. Привет, я тут. Скрипка замолкает. А затем снова медленно проигрывает фразу, приглашая. Вэй Усянь снова повторяет её, сбрасывая тон на последнем такте. Его скрипач замолкает на мгновение — обдумывает, считает Вэй Усянь, и сам не знает почему — а затем играет вступительные ноты, двигаясь дальше. Он следует за незамысловатой музыкой, играя, по сути, простую часть с украшениями, пока скрипка продолжает стабильную мелодию, основную линию. Этот раз никак не отличается от предыдущих, когда они передавали мелодию друг другу — Вэй Усянь заходит так далеко, как может, пока его скрипач остаётся внизу, повторяя его музыкальные пируэты со своими украшениями. Разве что перед ними нет нотного листа, это не старая классика, которую все знают. Эту музыку Вэй Усянь никогда не слышал, её никто никогда не слышал, и он доволен, что позволяет скрипачу вести. Легко понять, где ему стоит придержать, предугадать, что будет дальше, пальцы реагируют ещё до того, как он об этом подумает. Есть в этом что-то от традиционных произведений Лань И, в их синхронности и том, как раскрывается музыка, будто разговаривая, мысль, стоящая за звуком, так близка к языку, что он почти чувствует её. Они играют до позднего вечера, повторяя этот кусок, пока он не приобретает чёткую форму, превращаясь в дуэт — один голос в нём лёгкий и смеющийся, а второй плавный и ровный. Солнце уже давно зашло, когда звучит последняя нота, и они оба согласно замолкают. Вэй Усянь тяжело дышит. Затем он играет тему Марио. Это кажется правильным. Кто-то снизу смеётся, и по жилому комплексу разносится нестройный хор аплодисментов. Кажется, они собрали аудиторию. Он задерживается на балконе в прохладе вечера, ожидая ответа, но его не следует. В конце концов он признаёт своё поражение и заходит внутрь, странно перемещаясь по своей квартире. В темноте всё кажется странным. Будто что-то изменилось. Он мотает головой. Это всего лишь его квартира. Ничего не изменилось. Он всё ещё слушает вполуха, окна открыты, но его скрипач не возвращается. Вэй Усянь устраивается в кресле за кухонным столом перед своей незавершённой композицией и берёт ручку. Когда он падает в кровать на рассвете, композиция закончена.***
Мистер Фо и мисс Оуян ловят его в фойе, когда он направляется к дверям с завершённой композицией в рюкзаке и футляром с флейтой в руках. — Вы прекрасно сыграли вчера, — говорит мистер Фо. — Но я не узнал пьесу. — Это оригинальное произведение, — ограничивается таким ответом Вэй Усянь. Мисс Оуян кивает. — Ах, конечно. Вы такие талантливые, мальчики. Вы давно вместе играете? — О, ух, нет, — говорит Вэй Усянь, испытывая странные чувства по поводу того, что его загадочный скрипач точно парень. — Нет, это просто счастливое совпадение. — Тогда вы должны больше практиковаться в кампусе, — решает она. — Думаю, то, как вы оба увлечены своей работой, очень мило. Обязательно передай ему, как нам понравилось вчерашнее выступление, когда встретишь. — Конечно, — обещает Вэй Усянь, становится всё страннее. Он пытается вспомнить скрипачей, которых знает, и играл ли когда-нибудь с кем-то из них. Ох, чёрт. Что если это Мэн Яо? Неужели он все два месяца играл душевные дуэты с Мэн Яо? Он пытается унять дрожь. — Эм, мне, на самом деле, пора на занятие, так что, эм, спасибо! Пока! Всю дорогу до кампуса он всё глубже погружается в экзистенциальный кризис и, в конце концов, звонит Яньли, ходя взад-вперёд перед музыкальным корпусом и вцепившись в волосы как безумец. На улице тепло, дует ветерок, и студенты, пользуясь хорошей погодой, расположились на траве, словно семена одуванчика. Никто не обращает на него внимание, потому что такое со всеми случается в конце года. Вэй Усянь ощущает нехватку сна и что-то ещё, похожее на панику, но, может, просто живот сводит. Он проспал завтрак и обед. — Ответь, — бормочет он. — Ну же. Она поднимает трубку. — Привет? — Думаю, я знаю, кто он, — выпаливает Вэй Усянь, отходя с дороги старшекурсника, который выглядит так, будто сейчас разрыдается. Он его понимает. — Кто? — Мой… — он осознает, как громко разговаривает, и понижает голос. — Мой скрипач. Яньли какое-то время молчит. — Я не понимаю. Вы же встретились. — Я не… — он вздыхает. Ух. Поэтому он и ненавидит врать Яньли. — Я, возможно, немного приукрасил. — А-Сянь, — она вздыхает. — Мы друзья! Правда! Я просто… Ну, мы не встречались лично. И это нормально, или было так, потому что теперь я… — Вэй Усянь опять вздыхает и прислоняется к дереву. Птица наверху осуждающе смотрит на него и перелетает на ветку повыше. — Теперь ты что? — спрашивает Яньли терпеливо. Она лучшая. Он любит её. — Я разговаривал с соседями, и они сказали, что он тоже здесь учится. — Ты это подозревал. — Да, но… Что если он из тех, кого я ненавижу? Что если он невыносимый или скучный? Ты встречала здешних студентов, сестра? Они ужасны! У каждого эго размером с солнце и навыки общения творческого профессионала. Это плохое сочетание! Яньли гудит в трубку. — Разве не ты говорил, что он любит музыку, весёлый и умеет слушать? Это звучит не так уж плохо. — Может, я неправильно понял! — И это действительно снедает его. Может, ему стоило попытаться выяснить, кто его… Кто скрипач, пока их отношения не стали тем, чем они являются сейчас. Дуэтом. Соавторами. Друзьями. Ему стоило разобраться с этим, а не жить в неком подобии пузыря. Тогда бы ему не пришлось беспокоиться, что он открыл сердце и музыку кому-то, кто не может дать ничего из этого в ответ. — …Сянь, — говорит Яньли на той стороне провода, в голосе звенит беспокойство. — Дыши. Он дышит. — Я знаю, что ты сейчас напряжён, — произносит она нежно и твёрдо, так, как умеет только она. Её голос прорезается сквозь панику и страх. Он сильнее прижимается к дереву и закрывает глаза. — Но сейчас тебе не об этом нужно беспокоиться, хорошо? Сконцентрируйся на учёбе. Он никуда не денется. Ты можешь побеспокоиться об этом, когда закончится семестр и экзамены. Это разумное предложение. Он кривится. — В любом случае, — говорит она спустя какое-то время. — Не думаю, что кто-то, способный заставить тебя так улыбнуться, может быть так плох. — Не понимаю, о чём ты, — бормочет Вэй Усянь. Если у него пылает лицо, то это из-за солнца. — Мм, — снисходительно мычит она. — Увидимся в пятницу, хорошо? — Какую пятницу? — А-Сянь. Ох, чёрт. Концерт. — Нет, точно, я помню, — он вздыхает. — Увидимся в пятницу. — Будь с собой помягче, — после этих слов она вешает трубку. Он на мгновение прижимается лбом к стволу дерева и называет себя драматизирующим идиотом, и это нисколько не помогает. Забавно. Вэй Усянь собирается с духом и направляется в музыкальный корпус, внутри тускло и размыто после солнца снаружи. Поэтому он не сразу понимает, что студент, стоящий перед почтовыми ящиками для профессоров — это Лань Чжань. — О, эй, — зовёт Вэй Усянь, отодвигая в сторону свой экзистенциальный кризис, и, отбросив с лица волосы, роется в рюкзаке в поисках своей композиции. Лань Чжань переводит на него взгляд. — Вэй Ин. Вэй Усянь вздыхает. — Как твои экзамены? Лань Чжань в ответ издаёт неопределённый звук, но выглядит слегка несчастным. Вэй Усянь смеётся. — Ага, точно так же. Но мы почти свободны. Тебе ещё нужно что-то сделать после концерта? — Это мой последний проект, — говорит он, держа в руках толстый бежевый конверт с его именем и номером класса, написанными сверху ровным почерком. — Круто, у меня тоже. Классное чувство, наконец сдать всё, да? — Мм, — говорит Лань Чжань. — Хотя, думаю, тебе ещё нужно с ним выступить. — Мм. — Для чего он? Оркестр? Камерный ансамбль? Лань Чжань выглядит расстроенным. — Дуэт. Вэй Усянь кивает, опуская свою композицию в правый ящик. Кажется, что он физически чувствует облегчение; у него вдруг кружится голова. — О, круто. Ну, как я уже говорил, жду не дождусь, чтобы услышать. Лань Чжань смотрит на него довольно долго, достаточно долго, чтобы Вэй Усянь осознал, как, должно быть, неряшливо он сейчас выглядит, и нерешительно попытался разгладить мятую спереди футболку. Ему очень жаль, что он так основательно испортил все свои шансы казаться собранным и уравновешенным перед Лань Чжанем, но этот парень сам начал с покушения на его комнату для практик. Это Лань Чжаню нужно перед ним извиняться. — Знаешь, в следующем семестре нам нужно составить расписание или типа того. Для комнаты. Поделить пополам или ещё как. — Он улыбается. — Я не против поделиться. Лань Чжань моргает. — Хорошо. Они молча стоят перед почтовыми ящиками, пока один из студентов, извиняясь, не протискивается между ними, и Вэй Усянь понимает, что они стоят прямо на пути. — В любом случае, — говорит он, отступая назад. Лань Чжань прослеживает его движение взглядом. — Увидимся в пятницу, да? — Извиняюсь? — говорит Лань Чжань. Вэй Усянь смеётся. — Концерт, Лань Чжань. Финальный концерт, помнишь? Тебе там выступать с композицией. — Я помню. Вэй Усянь хлопает его по плечу. — Не переутруждайся до этого. — Мн, — отвечает Лань Чжань. Его лицо выражает что-то весёлое, но трудно сказать что именно. Вот что конец семестра делает с тобой. — Ладушки, — говорит Вэй Усянь, чувствуя, что это конец диалога. Ха. Конец разговора, конец семестра. Ему правда нужно поспать. — Пока, — в ответ на молчание Лань Чжаня прощается он. Лань Чжань следит за ним взглядом до самых дверей. Может, ему тоже нужно поспать, решает Вэй Усянь и награждает себя напитком с избытком кофеина и огромным количеством сахара (это едва ли можно назвать кофе) из кафе в кампусе, прежде чем вернуться домой.***
Он целую неделю не занимается ничем, кроме постоянного проигрывания своей композиции для финального концерта, освежая её в памяти. Она даже не особо сложная; в этом семестре происходит слишком много, чтобы дирижёры выбирали что-то, требующее много усилий. У них репетиция в среду днём, но в остальном Вэй Усянь свободен. Он отмечает конец семестра, сбивая режим сна, играя в видеоигры на своей подержанной консоли, которую он прячет в угол до лучших времён, когда у него есть, ну, время, и составляет расписание летних уроков музыки для маленького Юаня из класса миссис Вэнь. Она говорит ему, что они могут использовать её классную комнату, и это хорошо, потому что там хотя бы есть пианино. — Цзинъи, возможно, тоже захочет взять уроки, — предупреждает она Вэй Усяня по телефону. — Я разговаривала с его родителями. Ты произвёл впечатление. Он смеётся. — Чем больше, тем веселее. Поэтому он и занимается обучением. В пятницу Вэй Усянь спит допоздна, затем вытаскивает себя из кровати, чтобы поесть и принять душ, и достаёт свой концертный костюм из шкафа. До кампуса он добирается вечером, впервые за долгое время почувствовав что-то из области человеческого и испытывая обычное предвкушение перед концертом. Это хорошее сочетание. Он устраивается в углу комнаты для репетиций, которая сегодня служит гримёркой, и смотрит, как комната наполняется студентами с младших и старших курсов и выпускниками. В воздухе витает некое подобие радости, облегчение от того, что учебный год наконец закончился. Внутри всё гудит от энергии, как во время его занятий с детьми неделю назад. Вэй Усянь улыбается этому. Неважно, насколько они взрослые, все студенты одинаковые. Незадолго до поднятия занавеса к нему подходит Лань Чжань, паникуя. — Вэй Ин, — сосредоточенно говорит он. По нему тяжело сразу определить, что это паника: губы плотно сжаты, а глаза широко раскрыты. Вэй Усянь не знает, как заметил это, но, увидев, уже не может развидеть. Он сразу же выпрямляется, прерывая свой разговор с виолончелисткой с младших курсов, они в одном дирижёрском ансамбле. Она бросает на них взгляд и быстро скрывается в толпе концертных нарядов. Вэй Усянь едва ли замечает её уход. — Лань Чжань? — Вэй Ин, — снова говорит Лань Чжань и облизывает губы. На нём чёрный костюм, а галстук-бабочка сбился. Вэй Усянь машинально тянется, чтобы поправить его, и Лань Чжань замирает. — Мне нужна твоя помощь. — Я… — начинает Вэй Усянь, а затем кивает, убирая руки. — Хорошо. Да, конечно. С чем? — С моей композицией. Дуэтом. — Ага? — Он помнит. Лань Чжань снова облизывает губы. Таким расстроенным его Вэй Усянь ещё не видел. Несправедливо, что тот носит свой концертный костюм, выглядя так опрятно и официально, с таким лицом. Вэй Усянь отмахивает от этой мысли. Лань Чжаню нужна помощь. Сосредоточься. — Мой партнёр… Ушёл. Это шокирует его. — Ты… Ушёл? — Да. Он открывает и закрывает рот. — Что за хрень? Когда? Почему? — Недавно, — говорит Лань Чжань, сверяясь с часами над дверью. — Мм. Двадцать минут назад. — Что за хрень, — повторяет Вэй Усянь. — Кто, блять, твой партнёр? — Су Шэ, — произносит Лань Чжань, и Вэй Усянь кривится. — Он хитрый ублюдок. — Лань Чжань это уже и сам понял. Он смотрит на него умоляюще. — Пожалуйста, — мягко говорит он. Вэй Усянь колеблется. — Я… Да, да, конечно, без проблем. Но я не… Лань Чжань, я не уверен, что смогу выучить её за двадцать минут. — Может, если он пропустит концертную группу, то сможет прогнать дуэт пару раз за кулисами? Не идеальный план, но так у него хотя бы будет понимание того, что ему предстоит играть. — Это твоя итоговая композиция, я не хочу, ну. Испортить её. — Ты не испортишь, — говорит Лань Чжань. Он звучит уверенно, но в нём явно идёт какая-то… внутренняя борьба. Вэй Усянь смеётся, немного грубо и не очень весело. — Ну, я рад, что ты так веришь в мои способности, но я не знаю, как хорошо всё пойдёт, если я буду в первый раз играть её на сцене. — Не в первый. — Не… Что? Лань Чжань выглядит, если это возможно, ещё более расстроенным. Или нет. Смущённым. Кончики его ушей порозовели. Он сглатывает, собираясь с силами. Вэй Усянь хмурится, окончательно запутавшись. — Ты не в первый раз играешь её. Вэй Усянь не понимает. — Но это твоё произведение. Ты написал его для концерта. Это оригинальная работа. — Да. — Верно. Тогда откуда мне её знать? Лань Чжань достаёт несколько нотных листов в ответ. Вэй Усянь продолжает смотреть ему в лицо, принимая их, запоминая все маленькие морщинки и складки. Он опускает взгляд на листы в руках. Это партия флейты, конечно. Наверху заголовок — ЛАНЬ Ч. КОМП 522 ИТОГОВАЯ — и Вэй Усянь фыркает, просматривая музыку, напевая себе под нос. Ему хватает двух строчек, чтобы понять. Он вскидывает голову. — Нет, — говорит он. Лань Чжань смотрит на него, складки вокруг его рта становятся глубже. — Невозможно. Ты, блять, серьёзно? Он собирается… Что? Засмеяться? Заплакать? Тяжело сказать. В ушах гудит. Лань Чжань всё ещё смотрит на него. — Ты мой… Тот скрипач. — Да. Вэй Усянь садится. Не то чтобы он хотел, но его ноги сами решают, что им нужно. Лань Чжань ловит под руку и помогает сесть. — Вэй Ин, — говорит он. — Ты в порядке? — Что? Ага. Да. Да, всё супер, я… — он смотрит на нотные листы, затем на Лань Чжаня, сидящего перед ним на корточках, на его лице явно читается беспокойство. Единственное, что может сказать Вэй Усянь, это: — Не знал, что ты играешь на скрипке. Лань Чжань смотрит на него как на идиота, коим он, возможно, и является. — Я практиковался в твоей комнате два месяца. Ну… Да, ему нечего на это ответить. — Ты не говорил об этом! — Я не хотел заставлять тебя чувствовать себя неудобно. Ты, казалось, не в восторге от меня. — Я в огромном восторге от тебя! — Ты назвал меня грубым. — А ещё высоким и горячим. — Он вытягивает руку, чтобы остановить Лань Чжаня, хотя тот, вроде, ничего и не собирался говорить. Он просто сидит и смотрит на Вэй Усяня, слегка хмуря брови. — Нет, всё в порядке. Мы ещё разберёмся с этим недопониманием. Просто… Дай мне минутку. Лань Чжань даёт ему минуту. Хорошо, итак. Факты. А факты следующие. Лань Чжань — его загадочный скрипач. Хотя, скорее, это один простой факт. Отлично. Так даже лучше. Он делает глубокий вдох. Он сможет справиться с этим. Он сможет справиться с мыслью о том, что человек, с которым он вместе играл, будто дышал, будто разговаривал, — это ещё и очень горячий, забавный студент отделения композиции, который согласен, что комната для практик 113 лучшая, и который любит прятать чай на кухне кафедры. Не так уж и плохо. Очень даже хорошо, на самом деле. Это… Да. Ух. Яньли будет просто невыносима. А Вэнь Цин — ещё хуже. По крайней мере, Вэй Усянь был прав, говоря, что скрипач горяч. — Ладно, — говорит он после молчания. — Да, всё в порядке. На лице Лань Чжаня написано, что тот не верит. — Уверен? — Да, — Вэй Усянь снова делает вдох и берёт себя в руки. — И да, конечно, я сыграю твой дуэт. Наш дуэт. Эй, а я указан как соавтор? — Мм. — Единственное, что говорит Лань Чжань. Да, это справедливо. На другом конце зала дирижёр концертной группы встаёт на сцену и хлопает в ладоши, привлекая внимание всех в зале. — Концертная группа, пожалуйста, поднимитесь на сцену, — зовёт она. — Духовой ансамбль, вы садитесь слева, оркестр — справа. Студенты отделения композиции 522, представляющие сегодня итоговые композиции, вы выступаете между ансамблем и оркестром, так что ждите за кулисами, пока вашу группу не вызовут. Надеюсь, вы все знаете, как это делается. Зал гудит, как раздражённый улей, все двигаются в сторону главного концертного зала. Вэй Усянь глубоко вздыхает и позволяет Лань Чжаню поднять себя на ноги. — Хэй, — зовёт он, одной рукой вцепившись в нотные листы, а другой хватая Лань Чжаня за запястье, пока тот не успел отойти. — Лань Чжань. Слушай. Ты не заставил меня чувствовать себя неудобно или типа того, ладно? Мне очень нравится играть с тобой. Я рад, что это именно ты. — Я тоже рад, что это ты, Вэй Ин. Увидимся на сцене. — Конечно, — соглашается Вэй Усянь, Лань Чжань исчезает в потоке чёрных костюмов и платьев. Вэй Усянь суёт листы в папку с другими композициями, берёт свою флейту и присоединяется к толпе.***
Концерт длится целую вечность, как и любой итоговый концерт. Концертная группа исполняет несколько интересных композиций — марш пока что лучший из них, — а затем Вэй Усянь выступает с духовым ансамблем. Он не видит Лань Чжаня в черноте зала, но всё равно смотрит. (Он также не видит свою семью, но он и не так пристально ищет их. Они всё равно увидятся после концерта.) — Не мог бы ты сконцентрироваться, — шипит на него Мяньмянь, когда он почти пропускает сигнал к началу. — Я концентрируюсь, — Вэй Усянь подносит инструмент ко рту. Их выступление проходит в тумане уже знакомой музыки, и когда все встают, Вэй Усянь следует за Мяньмянь и остальными за кулисы, пока глава их отделения на сцене восхваляет их музыкальные программы. Это всё ради финансирования, но они делают это каждый год, а речь смогли сократить до двух минут, что все очень ценят. Следующими выступают студенты композиции. Лань Чжань находится где-то в середине списка кандидатов на докторскую степень, так что Вэй Усянь слушает угрюмую фортепианную балладу, бодрый духовой квинтет и амбициозную, но удивительно хорошую ансамблевую композицию, а затем представляют Лань Чжаня. — Дуэт для флейты и скрипки, исполняет Лань Ванцзи, — объявляет глава отделения, и Вэй Усянь выходит на сцену с одной стороны, а Лань Чжань — с другой. Вэй Усянь встречает его лёгкой улыбкой, а Лань Чжань кивает ему. Им требуется время, чтобы поправить нотные листы на пюпитрах, но Вэй Усянь уверен, что им это не понадобится. Лань Чжань расправляет плечи и поднимает свою скрипку. Вэй Усянь проводит языком по губам и подносит к ним флейту. В темноте перед ними с предвкушением шелестит публика. Раздаётся приглушённый кашель. Он внимательно смотрит на Лань Чжаня. Тому нужно лишь вздохнуть, и он будет готов. Публика отходит на второй план. Сцена исчезает. Высокие стены концертного зала раздвигаются, мир вокруг них открывается, и они — единственные люди в нём, а музыка — единственный звук. Это разговор без слов, и они прекрасно друг друга понимают. Вэй Усянь был прав. Они ни разу не смотрят в нотные листы. Звучит финальная нота, преображая концертный зал и внимательную публику. Лишь когда музыка окончательно растворяется в воздухе, он опускает свою флейту. В зале на мгновение воцаряется тишина, а затем её разрывают аплодисменты. Вэй Усянь расплывается в улыбке. Лань Чжань в ответ дарит ему короткую, но невероятно мягкую улыбку. Вэй Усянь чувствует, как его сердце переворачивается. Он почти забывает про поклон. Лань Чжаню ещё предстоит играть с оркестром — и Вэй Усянь, впервые, жалеет, что не присоединился к ним, хотя в тот раз, в первом семестре, когда он пытался играть сразу в двух концертных группах, из этого не вышло ничего хорошего, — так что тот исчезает за кулисами, а Вэй Усянь опускается на пустое место в конце секции для выступающих, с нетерпением ожидая окончания концерта, чтобы найти Лань Чжаня и… Сделать что-нибудь. Он не уверен. Может, накричать на него. Возможно, признаться в своей вечной любви. Оба варианта? Он ещё не решил. Несмотря на постоянное покачивание ногой, он наслаждается остальной частью концерта. Группа Мяньмянь исполняет головокружительный духовой квартет деревянных инструментов, они играют заедающую мелодию, которую ему хочется выучить, а когда оркестр усаживается на свои места, она пристраивается рядом с Вэй Усянем и выгибает брови. — Я не буду это обсуждать. — Хах. Лань Чжань, конечно же, прекрасен на сцене, как внешне, так и музыкально. Оркестр играет Респиги, и звучит это просто потрясающе (Вэй Усянь ещё сильнее завидует), а затем балладу, которую Вэй Усянь не знает и в которой у Лань Чжаня соло. Забавно, теперь все его практики обретают смысл. Он понимает, что Лань Чжань играл ради веселья, а что — для учёбы, он видит эту границу. В груди расцветает тёплое чувство, словно Вэй Усянь стал частью чьего-то секрета. Образно выражаясь — он словно наблюдает из-за кулис. — Ох, Боже, — бормочет Мяньмянь. Наконец раздаются овации, артисты выходят на поклон, кто-то выносит букеты для дирижёров (это мило, они заслужили награду точно так же, как и все остальные), и всё заканчивается. Он свободен. Вэй Усянь смеётся. Ему кажется, что он мог бы взлететь. — Удачи, — желает Мяньмянь и исчезает прежде, чем до неё доберутся родные. Ему же так не везёт. — Вэй Усянь! Студенты сбиваются в кучки с друзьями и семьей, концертный зал наполняется поздравлениями и букетами. Яньли машет ему с задних рядов, стоя вместе с остальными Цзянами, и Вэнь Цин с Вэнь Нином тоже тут. Вэй Усянь смотрит на них, а затем на пустеющую сцену и на снующих туда-сюда людей. У него даже нет возможности убежать. Яньли спускается к нему с букетом — довольно искусным — и Цзян Чэном. — Хорошо выступил, — прямо говорит его брат, и это можно считать блестящей похвалой. Яньли крепко его обнимает и слегка задевает лицо букетом. — Ты чудесно выступил. Я не знала, что ты выступаешь с композиционной группой. — Это решилось в последнюю минуту, — признаётся Вэй Усянь и пытается взглядом передать, что сейчас не время для этого. Она хмурится. — Правда? Звучало просто отлично. — Ну, что сказать. Я лучший. — Сцена уже целиком опустела, старшекурсники начинают складывать стулья. Если Лань Чжань где-то со своей семьей, Вэй Усянь не может его найти. Цзян Чэн складывает руки на груди. — Я не знал, что ты дружишь с кем-то из струнных. Вэй Усянь издаёт возмущённый звук. — Я дружу со всеми, включая скрипачей. — Говоря это, он ловит взгляд Яньли, абсолютно случайно, и она издаёт сдавленный звук, глаза в понимании расширяются. Она открывает рот, но его спасает остальная часть Цзяней и Вэни. Он ещё никогда не был так рад видеть миссис Юй. — Большое спасибо, что пришли, — благодарит он и получает хлопок по плечу от дяди Цзяна и что-то похожее на одобрительный кивок от тёти. Вэнь Цин дарит ему одну из своих редких улыбок, а Вэнь Нин позволяет обхватить себя за плечи, располагаясь между Вэй Усянем и Яньли, чтобы тому не приходилось притворяться, что он игнорирует её взгляд. — А ты! Я не знал, что ты уже вернулся. — На прошлой неделе, — говорит Вэнь Нин, заикаясь, как обычно, но выглядя таким собранным, каким Вэй Усянь его никогда не видел. Учёба за границей хорошо на него повлияла. — Ты и правда хорошо выступил. Вэй Усянь гордо выпрямляется. — Я знаю. Цзян Чэн фыркает. — В любом случае, — говорит Вэй Усянь, взъерошивая волосы Вэнь Нина и отпуская его. — Мне нужно пойти собраться, так что… — Встретимся у входа, — говорит дядя Цзян. — Мы думали пригласить тебя поужинать, если ты ничем не занят. Миссис Юй раздражённо цокает. — Да, конечно, звучит отлично. У меня никаких планов. Только дайте мне, эм. — Он держит свою флейту так, будто может прогнать их ей, и разворачивается, направляясь в репетиционную. Цзян Чэн позади него спрашивает: — Что с ним такое? В комнате для репетиций, почему-то, большая суматоха, чем в концертном зале, хотя тут всего половина учащихся. Отделение ударных пытается вкатить внутрь маримбы, один из тромбонов прилагает все усилия, чтобы создать квинтет, и Вэй Усянь уверен, что слышит, как хлопает пробка от шампанского. Но, что самое главное, Лань Чжаня здесь нет. Хотя он замечает Мяньмянь рядом с деревянными духовыми и движется к ней. — Ты не… — начинает он, но она сразу же качает головой. — Я не знаю, куда он пошёл. — Чёрт. — Что с тобой? — Ничего. Это сложно. — А когда всё просто? — Мяньмянь… — Не-а. Я передумала, я не хочу это слышать. Семестр закончился, и я собираюсь надраться, — она замолкает и бросает на него задумчивый взгляд. — Хочешь присоединиться? — Да, — говорит он, — но здесь моя семья. Мы ужинаем вместе. — Приводи их. Он смеётся. — Ты не захочешь пить с моей семьей. — А что, они не знают, как хорошо провести время? — Просто по-другому, — он пригласит её на ежегодное летнее барбекю, тогда она всё поймёт. — В любом случае, я не могу их оставить. Ты точно его не видела? — Точно. Ты мог бы просто спросить его друга. Или, ну, написать ему? — У меня нет его номера. — Ох, дружище, — Мяньмянь хлопает его по плечу. Он вздыхает. — Ага. Вэй Усянь оставляет её собирать вещи, приступая к чистке своей флейты. Каждый раз, когда открывается дверь, он поднимает голову, но это не Лань Чжань. Когда ему наконец удаётся найти скрипача, которого он знает, тот лишь пожимает плечами. — Он сразу же ушёл, — говорит Мэн Яо. — Он обычно не задерживается. — Точно, — отвечает Вэй Усянь. — Ладно, спасибо. Но Мэн Яо уже повернулся к своему футляру.***
Ужин достаточно хорош, по меркам Цзянов. По дороге в ресторан Цзян Чэн сообщает ему, что он получил повышение, поэтому сегодня миссис Юй лишь наполовину такая резкая, как обычно. Еда невероятно вкусная — весь смысл семейного ужина в ресторане в том, что они могут заплатить за действительно хорошую еду в отличном ресторане за пределами кампуса. Дядя Цзян упрямо не обращает на это внимание, как может только он, так что Вэй Усянь в основном наслаждается едой, обмениваясь взглядами с братом и сестрой и избегая наводящих вопросов. Вэнь Нину, кажется, здесь нравится больше всех. Вэй Усянь рад, что парень вернулся — Вэнь Цин более радостна, когда её брат в пределах досягаемости. После ужина, когда все прощаются, а дядя Цзян и миссис Юй о чём-то спорят, Вэй Усянь отводит Яньли в сторону. — Итак, ладно, — начинает он, наблюдая за остальными через плечо сестры. Её губы сжимаются в предвкушении, а глаза раскрываются, будто она и так знает, что он собирается сказать, и, возможно, так и есть. Он уверен, что Яньли умеет читать мысли, когда доходит до таких вещей. — Помнишь, как я говорил «что если он ужасен?» и всё такое? Ну, он не такой. Ужасный. На самом деле, эм. Он довольно не-ужасный. — Я была права, — говорит она. — Это он, да? Лань Ванцзи. Вэй Усянь кивает. Она улыбается такой улыбкой, что ему почти стыдно. — Я знала. Когда увидела вас двоих на сцене, сразу поняла. — Ну, а я нет, — вздыхает он. — Он просто вывалил это на меня за двадцать минут до концерта. — Бедный А-Сянь, — говорит Яньли и звучит на 50 процентов правдиво. 70 максимум. — Что случилось? — Его флейтист просто свалил, и Лань Чжань, типа, подошёл ко мне и попросил помочь. Он знал, что это я. Типа, давно знал. Может, всё это время. — И? — И? Что я должен с этим делать? — Ну, — говорит она, вкладывая в слова всю свою мудрость старшей сестры. — А чего ты сам хочешь? Может, стоит начать с этого. Может, и так, но он… Он не знает.***
В конце концов, он приходит домой, снимает свой галстук-бабочку, сбрасывает пиджак, наливает себе бокал вина и выходит на балкон. Ночь знойная, это первая неделя июня. Лето расползлось по углам, перелезло через подоконники, свернулось в цветочных горшках и устроилось как дома. Капли конденсата стекают по бокалу — кружке, неважно, — оставляя ровное кольцо на подлокотнике его кресла. Ветер приносит запах тайского ресторана вниз по улице и древесного дыма. Раскатистый смех эхом отдаётся где-то вдалеке. Его телефон жужжит. Жёлтый свет из квартиры освещает узкий выступ балкона — его маленькую сцену. Он подносит флейту к губам и играет. Это не конкретное произведение. Он лениво переходит от одного к другому, воспроизводя открывки и фрагменты, интересные части, сборник музыки за семестр. Это воспоминания. Напоминания. Он заканчивает дуэтом, просто мелодией, и когда она заканчивается, Вэй Усянь долго стоит на балконе, ожидая ответа. Город шумит, жужжит и грохочет. Он опускает руки. За спиной кто-то стучит в дверь. — Секунду! — кричит он и задевает стул, пытаясь добраться до двери. Кружка переворачивается. Вино проливается на туфли, и, схватившись за голень, он рывком открывает дверь. — Лань Чжань, — говорит он, задыхаясь. — Привет. — Вэй Ин, — он уже успел переодеться из концертного костюма во что-то, более подходящее для такой жары и времени, рукава его белой кофты закатаны до локтей. Одну руку он держит за спиной, как настоящий джентльмен. Вэй Усянь улыбается, глупо радуясь тому, что видит его, и опускает ногу. — Добрый вечер. Они смотрят друг на друга. — Я искал тебя, — через мгновение говорит Вэй Усянь. — После концерта. Ты исчез. — Я должен был поговорить со своим дядей, — объясняет Лань Чжань. — Мне… жаль. — Нет-нет, не извиняйся. Сейчас ты здесь. — И правда здесь. Он прямо перед ним, стоит в коридоре, потому что живёт здесь, потому что он — скрипач Вэй Усяня. Возможно, им не стоит обсуждать это в коридоре. — Хочешь, эм, войти? Тут небольшой бардак. Большой, на самом деле. Конец семестра более-менее сказался и на его квартире. Хотя бы большая часть посуды чистая. — Мм, — говорит Лань Чжань, и Вэй Усянь отступает, пропуская его через порог и закрывая дверь. Его и без того забитая квартира сейчас кажется ещё меньше. — Я принёс тебе это, — через какое-то время говорит Лань Чжань, протягивая руку, которая до этого была за спиной. В ней бутылка виски, которую Вэй Усянь спрятал в комнате для практик. Он смеётся. — Лань Чжань! Как заботливо с твоей стороны. Теперь мне не нужно за ней возвращаться, — он забирает бутылку, всё ещё улыбаясь. — Попробовал? — Я не пью. — Ах, ты столько упускаешь. Это отличная вещь, — он ставит бутылку в один из шкафчиков, а затем понимает, что стоит в своей неубранной квартире со своим… Партнёром по дуэту? Другом? — Эм, — говорит он. — Хочешь чего-нибудь? Воды? Чаю? Кофе? — Воды, пожалуйста, — отвечает Лань Чжань. Вэй Усянь достаёт кувшин воды из холодильника. Воды в нём должно хватить на стакан, который он и наливает Лань Чжаню. Его пальцы сухие и мозолистые по сравнению с руками Вэй Усяня. Он сглатывает. — Выйдем, эм, на балкон? Они выходят на балкон. Лань Чжань садится на стул, с которого не стекает пролитое вино, а Вэй Усянь устраивается у перил. Они так близко, что их ноги соприкасаются. Лань Чжань пьёт свою воду. Вэй Усянь пялится на него, затем понимает, что пялится, и отворачивается. — Итак, — начинает он. Лань Чжань отставляет в сторону стакан. — Я должен извиниться перед тобой. — Что? — Не этого он ожидал. Он смотрит на Лань Чжаня. — За что? — Я был не до конца честен. — Честен? — Я прятался от тебя. Вэй Усянь смотрит на него какое-то мгновение, а затем неверяще качает головой. — Это не честность. Просто, не знаю, стеснительность. Ты не врал мне. — Я не раскрывал свою личность. Произошло недоразумение. — Не об этом, — Вэй Усянь, кажется, сходит с ума. — О том, что я назвал тебя грубым. Лань Чжань хмурится. — Назвал. — А ещё высоким и горячим, — напоминает ему Вэй Усянь. — Нет, прости, да, я не спорю об этом. Просто говорю, что это не значит, что ты мне не нравился. — Я тебе… нравился. — Ага. На лице Лань Чжаня снова проступает нежное, мягкое выражение, как тогда на сцене, и сердце Вэй Усяня заходится в груди. — Вэй Ин, — говорит скрипач, и это тоже звучит так нежно, и, о, нет, ему конец, ему точно конец. — Иногда ты очень странный. — Ага, — соглашается он, лишь наполовину осознавая, с чем соглашается, и приходит в себя, по большей части. — Нет, погоди. Стой. Когда ты узнал, что это именно я? Какое-то время Лань Чжань молчит. Он поднимает стакан, оставляющий идеальный круг на подлокотнике, и делает глоток. Его большой палец размазывает каплю конденсата. Вэй Усянь наблюдает, завороженный им, его пальцами, руками и малейшим изменением в выражении его лица. Неудивительно, что он такой хороший музыкант — Лань Чжань делает всё с такой концентрацией. Он отставляет стакан в сторону. В этот раз Вэй Усянь не притворяется, что не пялится. — Ты напевал под нос, — тихо говорит Лань Чжань. — Лань И. Мою вариацию. — Оу, — выдыхает Вэй Усянь. А затем: — Погоди, это же было несколько недель назад. — Да. — И ты знал? Всё это время? — Я догадывался, — признаётся он, удерживая взгляд Вэй Усяня, а затем отворачивается. — Я не был уверен до сегодняшнего вечера. Когда я попросил тебя помочь. — Это… — Смело, думает он. — Довольно мило. — Хм. — Что если бы ты ошибся? — Я верил, что ты всё равно поможешь. Он слегка подаётся вперёд, удивлённый. — Правда? Почему? Лань Чжань пожимает плечами, почти не двигая ими. Точно так же он украшает музыку, его руки так легки, что это не так просто заметить, если не знать, во что вслушиваться. А Вэй Усянь знает. — Ты хороший человек. Ты помогаешь. — Ох, — выдыхает Вэй Усянь, поражённый. — Верно. Да. Лань Чжань снова поднимает стакан, но ставит его обратно, так и не выпив. Новый круг перекрывает старый. Его глаза встречают взгляд Вэй Усяня. — Вэй Ин. — Да? — Я бы хотел… Продолжить. — Когда Вэй Усянь хмурится, он уточняет. — Я бы хотел продолжить играть с тобой. — Я тоже, — говорит он. Ему даже не нужно думать об этом. Это даже не нужно было обсуждать. Лань Чжань кивает. — Хорошо. Они замолкают. Теперь очередь Вэй Усяня что-то говорить, наверное. Обычно у него хорошо получается разговаривать, разговоры — одна из его сильных сторон. К сожалению, большинство его мыслей превратились в белый шум. Лань Чжань смотрит на него несколько долгих мгновений, а затем встаёт. В тесноте балкона они стоят почти нос к носу. — Я пойду, — говорит он, и заполненный белым шумом мозг Вэй Усяня выдаёт что-то, похожее на утвердительный звук. Он провожает Лань Чжаня до двери. — Мы же… Увидимся? — Да, — обещает Вэй Усянь. — Конечно. Ты знаешь, где я живу. Лань Чжань кивает, а затем сворачивает в коридор. Вэй Усянь закрывает за ним дверь. Он делает глубокий вдох. Что. Ещё один. На балконе на подлокотнике ждёт наполовину пустой стакан Лань Чжаня. Вэй Усянь смотрит на него, поблескивающий в свете, льющемся из квартиры. Ему кажется, что он лежит на дне реки, будто он вернулся в прошлое, в вечер, когда нырял в воду и наблюдал, как танцевало небо, сквозь ил, мир был так далеко, вокруг ничего, кроме воды и солнечного света. Он моргает. Он должен сделать что-нибудь. Сделать что-нибудь. Он должен сделать то, что хочет. Хорошо. Ладно. А чего он хочет? Ах, чёрт. Чёрт. Он рывком открывает дверь. — Лань Чжань! Он мчится по коридору, почти сбивая с ног мистера Чжао с покупками. Добираясь до лестницы, он хватается за перила и, перепрыгивая ступени, преодолевает все шесть пролётов, пока не оказывается в вестибюле и не выбегает во двор. Он не знает, в каком корпусе живёт Лань Чжань, если он его потеряет… — Лань Чжань! — снова зовёт он, спотыкаясь около выхода. Ему не нужно переживать. Лань Чжань стоит прямо посреди двора, посреди квартирного комплекса, глядя на него с забавным выражением лица, сияющего в свете из окон. Вэй Усянь резко останавливается перед ним. — Слушай, — начинает он, хватая воздух ртом. — Мы определённо должны играть вместе. Я весь за. На сто процентов. Но ещё, могу я позвать тебя на ужин? Думаю, мы должны вместе поужинать. Или выпить? Нет, ты не пьёшь. Эм, кино? Не знаю. Ты любишь кино? Я очень на это надеюсь. Я люблю фильмы. — Вэй Ин, — прерывает его речь Лань Чжань. — Что? — Я зову тебя на свидание. Хочешь пойти со мной на свидание? Я бы очень хотел сходить с тобой. Если тебе, конечно, это интересно. Лань Чжань внимательно смотрит на него, и это невыносимо, но Вэй Усянь не хочет, чтобы это заканчивалось. — Да, — наконец говорит он. — Да? — Да. Я бы с радостью сходил с тобой на свидание. — И он снова улыбается. Вэй Усянь готов пойти на что угодно, чтобы это выражение никогда не сходило с его лица. Он решает это прямо сейчас. Он собирается потратить всю свою жизнь, чтобы убедиться, что Лань Чжань всегда выглядит так. — Отлично, — говорит Вэй Усянь. — Хорошо. Круто. И это не самый плавный его шаг — ничто из этого, если быть точнее, не считая того вечера, когда он достал свою флейту в надежде, что скрипач ответит, подыграет — но к чёрту плавные шаги, кого это вообще волнует? Не Вэй Усяня. Он поступает так, как хочет, и кладёт свои руки на воротник Лань Чжаня, притягивает его к себе и целует. Лань Чжань издаёт шокированный звук ему в губы, а затем обхватывает рукой челюсть Вэй Усяня, поворачивая его под более удобным углом, при котором Лань Чжань может поцеловать в ответ, медленно и нежно. Его вторая рука притягивает парня ближе, и Вэй Усянь позволяет ему это сделать. — Вау, — говорит он, когда они отлипают друг от друга. Лань Чжань издаёт довольный звук, и Вэй Усянь чувствует это под своими ладонями, лежащими на его груди. Он сглатывает. — Хэй, эм, — его рот живёт собственной жизнью. — Я могу назвать этот дуэт? — У него уже есть имя, — говорит Лань Чжань, его пальцы всё ещё держат челюсть Вэй Усяня. Большой палец поглаживает линию скул, и Вэй Усянь ещё никогда так не чувствовал каждый нерв в своём теле. Это должно быть незаконно. Он облизывает губы. — Да? Какое? Лань Чжань лишь нежно и загадочно улыбается ему. А ещё снова целует его, так что, наверное, всё в порядке. Вокруг них опускается ночь в своём медово-золотом сиянии. Это только начало. Вступительная нота. У них ещё много времени. Им некуда спешить.