****
Им всем было не по себе от животных воплей, вырывающихся из храма Узумаки — разбитой развалины с гипнотической спиралью над входом. — Может, стоило провести обряд экзорцизма подальше от деревни? — заметила Сарада как можно суше. Мицуки покачал головой. — Родитель сказал, что Нанадайме неопытный жрец. Ему нужна подпитка Храма, чтобы установить связь с божеством. — Если что-то пойдет не так… Она нервно поправила очки. — Потому мы здесь, — сказал Конохамару. Каваки крепче сжал кулак. Руку до плеча рвало жалящей болью: впервые за несколько лет его Каама резонировала с Каамой Боруто. — Ты в порядке? — спросила Сарада. — А-а. Внутри храма что-то хрустнуло. Громом пробило крышу. В пыли и щепках взлетел Боруто, окутанный пламенем ультрамариновой чакры, и величественно выпростал правую руку в сторону храма. Из ладони его высвободился шар концентрированной энергии и сгустился до черноты. — Черт! Каваки рванул было, но Конохамару сбил его с ног. Шар вдарил по храму мощным взрывом. Уши закладывало до писка, переливы вибраций насквозь пробирали и эхом отзывались в костях. По округе расшвыряло обломки и ошметки энергии. Проломило стволы деревьев. Одержимого Боруто отшвырнуло прочь — его померкший силуэт скрылся за пылающими кронами кедров. Храм остался стоять. Сразу стало ясно, как он пережил прежние времена в относительной целости. Сарада активировала шаринган и увидела, как за бумагой покосившихся седзи горит яркой чакрой силуэт Нанадайме. Маска накалилась на его лице добела. — Нанадайме еще в маске! — крикнула она. — Операцию можно продолжить. Каваки спихнул Конохамару. — Я за Момошики! — Мы тоже, — сказал Мицуки. — Постойте, — нервно окликнула Сарада. — Сейчас Нанадайме прикован к храму. Кто-то должен остаться и защитить его. В этот раз храм выдержал, но кто знает… Каваки исчез в телесном мерцании.****
Момошики вылез из осколков и размазни человеческой пищи. Отдачей его зашвырнуло в какую-то нищенскую харчевню. Омерзительные писки низших существ пробивались сквозь вакуум в заложенных ушах. От шока контроль над половиной тела чуть спал, но он стремительно его наверстывал. Проклятье. Слишком много сил он вложил в эту атаку. Все, чтобы смести Хокаге с лица земли вместе с храмом. Момошики вылез из витрины. Бьякуган зафиксировал в округе несколько ярких очагов — подходящие жертвы. Он увернулся от кунаев. Полоснуло болью распоротое плечо. Опыт сражений прежних столетий с трудом вливался в юное человечье тело, за эти несколько лет ставшее почти чужим. Он завертелся волчком в воздухе, перехватил на лету сюрикен со взрыв-свитком и бросил в одного из шиноби. — Он поглощает техники! Не используйте ниндзюцу! — крикнула жертва. Момошики упал на ноги и цыкнул. Он надеялся подпитаться в этой схватке, но ничтожные существа все же оказались немного обучаемыми… Придется добывать чакру вручную. Над ладонями зародились крошечные расенганы, сжались, перетекли к пальцам. Двоих людишек скосило выстрелами. Он прыгнул третьему на грудь, оттолкнулся, пинком сломал руку. Пяткой выбил челюсть еще одному. Протянул руки и всосал чакру из их очагов: скудных, не то что у Хокаге. Этих придется испить досуха.****
Из разных районов деревни взвивались клубы черного дыма. Люди жались к стенам домов, к телам окровавленных гражданских присосались крупные слизни: Сакура уже развернула операцию поддержки раненого населения. Под подошвами хрустела черепица и битое стекло. Прошло минут пять. И когда эта тварь успела посеять такую разруху? Благодаря резонансу Каамы Каваки чувствовал Момошики: тот околачивался у резиденции Хокаге. С высоты крыши он заприметил черно-розовую куртку Боруто. Момошики стоял на площади Резиденции среди разбросанных тел шиноби Конохи и цедил чакру со слизня Сакуры. Тварь. Каама откликнулась. В ладони материализовался шест. Каваки разбежался и спрыгнул с крыши. Шест бы пробил Боруто грудь насквозь, но Момошики отпрянул в последний момент — заметил бьякуганом. Каваки с разворота приложил его шестом по морде, отбросил на пару метров и рявкнул: — Скотина! Моморуто взмахнул рукой, выдавливая из ладони энергетическую сферу. Площадь смыло синей вспышкой. Каваки закрылся рукой. Каама исправно впитывала мощь взрыва, оставляя его в безопасном кармане. Загромыхало позади подбитое здание. Взрыв сошел на нет. Каваки бросился вперед, перекатился через плечо. Как раз вовремя: Резиденция со скрипом и грохотом обрушилась. Площадь задрожала. Резонанс Каамы импульсом отдал в плечо. Момошики успел удрать наверх. Каваки ворвался в облако пыли, промчался по руинам офиса Седьмого и взбежал на надколотую рожу бабы-Хокаге. Куртка Боруто мелькнула среди рожек-прядей Седьмого. Момошики взобрался на вершину рога и гаденько ухмыльнулся. — Не думал, что вы зайдете так далеко, — сказал он своим низким голосом, немного потусторонним. — И все же Хокаге стоило попрактиковаться, прежде чем пытаться разделить меня с моим сосудом. Вы совершили ошибку. — Завались! Каваки перепрыгнул на башку Шестому. — Бесполезный сосуд Ооцуцуки Ишшики. Пусть ты и низшее создание, но на какую-то долю все еще Ооцуцуки. Я найду тебе достойное применение. Плодовитые земли скоро будут засеяны, и мир вступит в новую эру. Момошики потянулся к затылку и развязал треснувшую налобную повязку. Протектор сиротливо звякнул о камень. — Эпохе шиноби пришел конец. — И все же… я до сих шиноби, — процедил Каваки. — И отправлю тебя к Седьмому прямо сейчас. Он сорвался. Шест со свистом рассек воздух и срезал макушку рога Нанадайме. Дробь мелких камней осыпалась из-под ног юркого мудилы. Момошики перевернулся в воздухе и закидал его мелкими расенганами. Каваки раскрутил шест. Сгустки чакры разметало по скале серией хрустких взрывов. Момошики оттолкнулся от скалы, удачно пролетел мимо замаха шеста и врезался Каваки пяткой в грудь. Каваки впечатало в каменную рогопрядь. Дыхание сбило. Сцепив зубы и все не дыша, он извернул кисть — шест смел Момошики и придавил к земле, пережав горло. Ооцуцуки был в несколько раз быстрее Боруто, но сражался примитивно и предсказуемо. Момошики зарычал и замахнулся на него гигантским расенганом. Каваки прикрылся рукой. Шар исказился и устремился в глазок Каамы. На каменной макушке Седьмого показался Мицуки и погасил режим отшельника. Голубоватые пряди опали на лоб.****
Каваки пинком вышиб двери и грубо зашвырнул на алтарь тело Момошики, стянутое белыми змеями. Остановился у самого порога: не стоило мешать Седьмому. Лишать поддержки Храма. Полы плаща Хокаге всколыхнуло взрывами восходящего воздуха. С хлопком он сомкнул ладони в немой молитве. Воздух потяжелел. Наруто шагнул навстречу пустой темноте — вода под подошвами заходила кругами. — Ты не посмеешь! — рявкнул Момошики. Он задыхался и бился в путах из мерцающих змей. Потусторонне-синюшная чакра стекала с него ледяным жидким пожаром, разбрызживала журчащую потоками воду. — Ты… жалкий скот… Змеи Мицуки рвались под натиском его белых рук, опадали, мертвые уходили под непроглядную глубину, но словно щупальца единого организма в едином порыве пытались сдержать, помешать: не пустить к случайному жрецу. Наруто не отвлекался: никакого не было права на вторую ошибку! «Как же там было… — хмурился он так, что брови болели. — Пустить поток… наполнить резервуары жизненной энергией». Энергии он ощущать научился. Природную, Девятихвостого лиса, других хвостатых зверей. Научился их комбинировать и дарить всем другим. Выцеживать из себя, колупаться внутри, находить их первичный огонь. — Вы все… чертов корм… Момошики скинул с себя оставшихся змей, взвился вверх над водой. Наруто сложил последнюю печать. Каждая пора маски жадно насытилась бешеной свежестью, сырой энергией жизни — взбухла и запульсировала. Вода под ногами пошла настоящими волнами. Свернулась в воронку Водоворота. Забилось сердце Черного Духа. Маска войны проснулась, накрыла зрение мельтешением слепых пятен. И Наруто осознал вдруг, что его глаза закрыты. Они были закрыты все это время! Веки подернулись. В мутных щелях расплывалась другая тьма, не пустая, насыщенная. Умеющая смотреть в ответ на его прозревший взгляд, резать ветром под чьими-то крыльями и призрачным эхом кричать по-вороньи. Эта тьма обладала миллионами глаз. Момошики, кривясь, растерянно вертелся вокруг себя, оглядывался, пытался выцепить в бесконечности проснувшихся жизней концы. Вспыхнули два алых круга, и раскрутились в них острые лопасти Мангеке. У Наруто перехватило дыхание: уж эти глаза, этот шаринган он узнал. — Время вышло, — прохладный голос пробрал до мурашек. — Последние мгновения твоего существования в нашей обители, инопланетный вторженец. Вороньи стаи бросились друг на друга и соткались в призрак усталого юноши в черном плаще. Учиха Итачи. …нет. Не только он: Итачи просто был первым. Наруто усмехнулся. В этом странном измерении подхватывали его жизненную силу сотни и тысячи человек. Падшие когда-либо настоящие воины, от которых осталась одна незримая оболочка в переплетеньях голодных печатей-ловушек за маской Бога Войны. — Чт… — процедил Момошики. — Откуда вы все наползли, корм… — Ты презираешь шиноби, — усмехнулся Наруто. — Однако, знаешь ли… в отличие от тебя, мы, шиноби… умеем читать Изнанку Изнанки, даттэбайо! Папаня с маманей, мертвые Учиха и Сэнджу, Каге, простые люди, бесклановые и клановые солдаты, отдавшие жизнь на полях бесчисленных боен. Когда-то отчаянно бившиеся за себя и за близких. В кровавом кошмаре когда-то пытавшиеся найти ниточку смысла, чтоб зацепиться и идти дальше. Они дышали синхронно с ним, Наруто, потому что прямо сейчас он и дал им возможность дышать. Их тени заполнили собой измерение, наползли на Момошики. Вороны трепали его белые пряди, вгрызались клювами в глазницы. Запястья, лодыжки и плечи перехватило золотыми цепями. — Отойди, Учиха Итачи! — мелькнула грива красных волос. Из толпы выскочил силуэт босой женщины. — Я сама его… Волосы длинные, как у мамани, но запутаннее, чем запомнил Наруто. И голос у нее был грубее и хрипче. Она на миг оглянулась. Лицо не мамани, но чем-то неуловимо похоже. — …вали из моего праправнука, Момошики! Она согнулась и резко хлопнула в ладони. Цепи зажглись, завибрировали. Момошики взвыл, когда бешеная баба стремительно впечатала ладонь ему в живот и зажегся контур церемониальной печати. — Сотая жрица Храма, — пояснил Наруто шепот старушки с пучками. — Он растворится здесь, жалкая крыса, — плечо резанул край доспехов Мадары. Алая радужка его шарингана ходила в вожделеющей пульсации. — Я вижу насквозь эту тварь. Только и может, что воровать по-крысиному… Раствориться Момошики мог, кажется, без печатей — в одном только презрении Мадары, приговоре Итачи, сумасшествии сотой храмовой жрицы, а его ведь одним своим присутствием пожирали тысячи других душ. Нестлевшие искры той самой эпохи шиноби, конец которой он предрекал. Жрица вертелась, раскидывая венозные руки. Звенья цепочек горели, смыкались. Некогда жуткий Ооцуцуки изошел расплывчатым пятном в воздухе, и в цепях бессильно вис уже не Момошики. Боруто, его сын. Один только он, наконец-то без лишних соседей. — Это… все? Он просто… пропал? Момошики… — У тебя очень широкий сосуд, Узумаки Наруто, — изрек Итачи. Наруто озадаченно почесал затылок. — А эт тут причем, ттэбайо? Я вроде и понимаю, а вроде и не совсем, если честно… Тень Итачи вздохнула. — Представь, что в твой рамен затесался неудачный ингридиент. Например, стакан сока. — Хэ?! Сок в рамене? — Но если у тебя не миска, а целый резервуар, то ты сможешь залить туда бесконечность лапши и бульона с приправами. И стакан сока попросту растворится. Наруто восхитился стратегией. Тем временем цепи начали гаснуть и пропадать. Прабабушка-жрица подала руку улыбающемуся Боруто, помогая встать на ноги. — Он тоже настоящий шиноби, — невзначай заметил Итачи. — Саске хорошо его воспитал.