– Чат как-мы-там-сейчас-называемся, скиньте домашку на завтра, а то просить гусеничку как-то стрёмно

      Всё началось ночью после нападения на USJ, когда...       Хотя, по правде говоря, началось всё несколько раньше.       В один из первых дней после поступления в UA Шото прогуливался по пляжу. На самом деле он просто сбежал от отца, которому не хотелось оставлять сына в покое. Тодороки не знал, как на самом деле относится к своему поступлению, но определённую часть какой-то необъяснимой (или объяснимой, но только любовью к героям) радости всё же испытывал. Чувство скорее облегчающее, чем приятное.       Он повернулся к морю. Солнце уже давно село за горизонт, оставляя за собой красно-оранжевые облака и стремительно синеющее небо. Шото любил закаты. И море тоже. – Эй! Привет, Тодороки! – Внезапно прокричал знакомый голос. Настолько знакомый, что Шото не сразу понял, кто это. – Привет, Мидория, – Тодороки попытался напустить на себя дружелюбный вид, но вышло не очень. Ссоры с отцом сказывались на настроении. – Ты какой-то... – нахмурился Изуку, – грустно-кисло-потерянный.       Шото на миг растерялся, обдумывая неожиданную метафору и рассматривая Мидорию. Тот был в спортивных штанах, футболке и кофте, повязанной на поясе. – Ты бегаешь? – Да, – ответил Изуку. – Хочу поддерживать форму. – Тебе не хватает наших тренировок в школе? – Хватает, но вечером заниматься особо нечем, – Мидория снова нахмурился, – Мне кажется, ты всё-таки больше грустный, чем потерянный или кислый. Может, походишь тут со мной? – Давай, – согласился Шото.       Дальнейшее времяпровождение было очень тихим. В прямом смысле. Тишину нарушали только всплески волн и иногда тяжёлое дыхание Изуку.       После получаса такого солидарного и уютного молчания Тодороки стало легче. Конечно, было уже поздно, и Фуюми наверняка успела начать беспокоиться, но он не мог не поговорить ещё пару минут. – Спасибо тебе, – первым нарушил молчание Шото. – За что? – спросил Изуку. – За всё.       Они попрощались и ушли домой. Так началась череда встреч на пляже, которая, казалось, никогда не закончится. ***       Ночью после нападения на USJ Шото не спал. Лежал на футоне, прикрыв глаза, раз за разом прокручивая в голове картинки произошедшего.       Разбитое лицо Айзавы-сенсея. Злой оскал Всемогущего. Вывернутые под неестественным углом ноги Мидории. Последнее будто бы отпечаталось на внутренней стороне век, и он ворочался, не силах ни уснуть, ни даже выкинуть это из головы, вспоминал их с Изуку прогулки, и какое-то новое, незнакомое доселе чувство тянущей болью сжимало грудь.       В конце концов он нашёл себя набирающим внезапно онемевшими пальцами сообщение в их личный чат. Посмотрел на прыгающий курсив, сложил по-турецки ноги и, не отводя от экрана взгляда, коснулся пальцами левой руки старого шрама на лице. Остался так ждать.       Изуку на вопрос о самочувствии уже привычно ответил коротким: «Все хорошо», и Тодороки неожиданно для себя с облегчением выдохнул. А сразу после подметил удивленно: "Привязался". Когда только успел?       Не позволял ведь себе Шото такого обычно, не писал в полтретьего ночи людям, с которыми знаком от силы неделю.       Ему вообще начать доверять сложно, он и себе-то не верит иногда. Весь состоящий из противоречий, как лед и пламень. Ненавидит огонь, под кожей свернувшийся, свой и чужой одновременно. А порой думает, что и ледяным изнутри и снаружи тоже быть не всегда хорошо.       С Изуку, например, не хорошо. Изуку – как солнце, такое яркое, что на него смотреть невозможно, раз за разом упорно пытается растопить его лёд. И лёд, что удивительно, поддаётся. Как, почему? Непонятно. Одно ясно – не хочется Шото рядом с Изуку молчать холодно, будто ему на всё плевать. Хочется взглянуть в горящие огнём энтузиазма глаза напротив и...       А что «и»? ***       На следующий день 1-А собрались вместе, и дружно было принято решение поиграть в прятки.       Разумеется, пока Бакуго отвоевал право водить, прошло минут пятнадцать, да и решение поиграть принято было скорее единолично, но Шото помнил давнее замечание одной из девочек про царящий у них в классе тоталитаризм, и потому терпеливо ждал.       В итоге Бакуго выиграл Токоями с су-е-фа, ехидно посмеялся над ними всеми и по-королевски ушёл считать в центр парка, к стоящему там фонтану.       Остальные ребята быстро разбежались в разные стороны, а Мидория медленно прошёлся по петляющей меж деревьев дорожке, продумывая стратегию того, как спрятаться. Тодороки шёл немного позади, замечая, что у него, похоже, за несколько совместных прогулок выработался условный рефлекс.       Может, хватит молчать? Сам же вчера думал, что неплохо бы было начать разговаривать, и вот опять воды в рот набрал.       Вдох-выдох. – Каков план? – как бы невзначай спросил Шото. – Я хотел взобраться повыше, – ответил Изуку, будто бы совсем не удивившись, что Тодороки идёт за ним, – но твоё мнение для меня тоже важно. – Я пойду за тобой в любом случае. – Ну, тогда вперёд. Найдём дерево, ты подсадишь меня, и Каччан никогда в жизни нас не найдёт. Ну, если только дерево будет ветвистое и с плотной кроной. – Что не редкость в апреле. – Угу.       Они безмолвно двинулись по одному из ответвлений дорожки. Вокруг высилось множество деревьев, все разные и друг на друга не похожие. На одних было много удобных зацепок для того, чтобы залезть, а на других – крепкие и удобные ветви повыше, но ухватиться снизу было не за что.       Изуку остановился возле крепкого на вид дерева с двумя стволами. – Смотри, если мы залезем вон на ту ветку, – он указал вверх, – то скроемся за листвой, и нас можно будет увидеть только встав к дереву вплотную.       Тодороки кивнул. – Вот только, – поощрённый продолжать, Изуку вновь поднял голову, – ноги некуда поставить, жалко конечно.       Не успел Шото на ответить, как Мидория, уперевшись в два ствола двумя ногами, принялся потихоньку взбираться наверх. – Если ты упадёшь, – проговорил Шото внезапно охрипшим голосом, – я тебя ловить не буду.       И тут же понял, что бессовестно лжёт.       Будет.       В тот же момент нога Изуку соскользнула с мокрой коры, и он чуть было не сверзился вниз окончательно. – Так не пойдёт, – неожиданно громко для себя воскликнул Шото, – слазь.       Мидория с удивлением на него посмотрел, но с дерева спрыгнул. – Значит смотри, – выдохнул Тодороки, – я смогу подсадить тебя. Ты ухватишься за ту ветку? – Без проблем, – улыбнулся, будто расцветая, Изуку, – так мило с твоей стороны!       Шото, даже толком и не отдавая себе отчёта в своих действиях, подсадил Изуку, затем, подтянувшись, забрался сам. – Полезли? – немного растерянно спросил Изуку, взглядом изучая серьёзное лицо Тодороки.       Шото кивнул. Наступая то на одну ветку, то на другую, они добрались до того самого места, о котором говорил Мидория. Теперь снизу их и вправду увидеть было довольно-таки непросто, а они могли видеть всё. – Вот и всё, – воскликнул Изуку, перекинув одну ногу через ветку, обхватывая еë бедрами с обеих сторон. Шото в такой же позе устроился напротив. – Правда, здорово? – продолжил Деку. Затем, дождавшись кивка Тодороки, внезапно отвёл взгляд и проговорил, – я так рад, что мы...       Вдруг Шото заметил сквозь плотную листву поворачивающуюся туда-сюда светлую макушку Бакуго, и, прикрыв рот Изуку рукой, прошептал: – Тише.       Мидория, бросив быстрый взгляд вниз, поднял на Тодороки расширившиеся глаза и что-то продышал ему в ладонь.       Бакуго, послонявшись под деревом, ушёл вглубь парка, что-то бормоча про то, какие они все придурки, а Тодороки, выдохнув, наконец отнял ладонь. – Чуть не заметил, – тихо сказал ему отчего-то покрасневший Изуку, – спасибо.       Тодороки пожал плечами.       Потом, правда, их всё-равно нашёл подоспевший в середине игры Киришима, а Мидория начал краснеть ещё больше, но Шото не придал этому значения. Мало ли что... ***       Так и получилось, что Тодороки очень часто проводил время с Изуку, при этом почти не контактируя в школе. Странная тактика, но Шото её придерживался.       На этот раз они снова ходили по пляжу. Неосознанно всплывали воспоминания о прошлых встречах на этом месте. Насколько Тодороки знал, пляж раньше был заброшен и сильно загрязнён. Мистическим образом к началу учебного года это место стало чуть ли не райским уголком, но никому, опять же, не было известно, кто это сделал. – Это я его расчистил, – сказал Изуку, вяло ковыряя песок потрёпанным ботинком. – Ты? – слова собеседника не укладывалась в голове. – Я, – повторил Мидория слегка смущённо. – Ты же знаешь, что я ломаю кости из-за своей причуды. Моё тело даже после того, как я месяцами таскал мусор с пляжа, не приспособилось к такой силе. Мне сложно это контролировать. – Это? – слегка недоумённо спросил Шото. – Причуду, – сказал Изуку, – она как бы вырывается из меня бесконечным потоком, ломает кости, а я в это время даже не успеваю понять, что делаю, – внезапно Мидория горько усмехнулся, – как говорится, тело героя всегда движется непроизвольно. – Безрассудство – качество, которое в той или иной степени присуще всем, – слегка отстранённо проговорил Шото, а Изуку сердито на него зыркнул. – Я сейчас не про безрассудство, а про храбрость!       Тодороки фыркнул. Мидория вновь зыркнул на него, а затем деланно нахмурил брови. – Чего смеëшься? – и тут же разулыбался сам, не в силах более притворяться, что слова Тодороки его задели.       Шото, не зная, что ответить, озадаченно убрал с лица чёлку, по привычке коснувшись шрама. В груди от забавного выражения лица Изуку поселилось какое-то совершенно новое чувство, непохожее ни на что, что ему доводилось ощущать раньше. Оно то обжигало изнутри, то заставляло внутренности покрываться ледяной коркой. Тодороки считал себя довольно сведущим человеком как по части огня, так и льда, но как идентифицировать происходящее с ним не знал. Возможно, он просто чем-то болеет? «Ага, – тут же подумалось ему, – Бакуго покусал, вот теперь он и ходит сам не свой последние дни».       Последняя мысль неожиданно заставила рассмеяться в голос. – Я же говорю! – возмущённо воскликнул Изуку, повернувшись к нему, – ты ходишь и улыбаешься, Тодороки-кун! В чëм причина? У меня что-то на лице?       Последние слова потонули в чистом смехе Шото.       В конце концов, решил Тодороки, а что, собственно, изменится, если он-таки выяснит, что же с ним происходит? Главное, что они с Мидорией продолжат по вечерам ходить по пляжу, смотреть на закатное солнце, и Шото, смотря на улыбку парня, тоже будет улыбаться.       Поступая в Академию, он ведь даже и не думал, что его одноклассники станут для него чем-то кроме временных преград на пути к становлению героем.       Однако Изуку, неожиданно ворвавшись в его жизнь, оставил ощущение, будто совсем не обязательно соревноваться, будто можно идти к мечте бок о бок. И самое странное, что Тодороки нравилось чувствовать, что он теперь не один, что к цели можно идти по оставленным на песке следам.       Это чувство, оно...       Грело?..       Оно обжигало, оно согревало, оно топило наслоившийся на сердце ледник, а вместе с тем и уверенность в том, что Шото справится с учёбой при помощи одной только причуды матери. Какой тут лёд, если рядом ходит парень, заставляющий его буквально гореть?..       Несмотря на все странные мысли, Тодороки решил, что спешить некуда. Он успеет разобраться со всеми своими новыми ощущениями, времени предостаточно. Когда по одну сторону океан, а по другую – смеющийся Изуку, времени предостаточно.       Так он думал.       А потом в Академии объявили о подготовке к спортивному фестивалю, и всё пошло наперекосяк.