Пока, Кайл.

Больница. Бледно-изумрудные стены палаты, противно-чистые и какие-то ощутимо давящие. Яркий белый свет лампочки. За окном — тучи, но дождя нет. Рядом с кроватью пикает прибор, измеряя сердцебиение. На белом стуле, который в ближайшем времени сломается, сидит Эрик Теодор Картман. Сидит и сдерживает слёзы. Потому что плакать, да ещё и при ком-то, да ещё и при Кайле — позорно. Даже если Кайл скоро умрёт и никто об этом не узнает. Он не должен плакать. Кайл бледный. Просто белый. Тяжёлые и тёмные синяки под глазами выделяются на светлом фоне. Новоприобретённые за последние несколько лет веснушки поблекли и почти слились с фарфорово-светлой кожей. Он лыс. На голове не единой рыжей кудрявой волосинки. Он похудел, скулы выделяются даже сильнее, чем обычно. Он истощён. Он устал. В глазах нету света. Надежды. Азарта. Тяги к жизни. Он уже понял, что умрёт. Смирился. Он боролся до последнего, но смирился. Глаза его уже мертвы. Он выглядит как мертвец. Но в глазах Эрика он всё равно самый красивый на свете. И этот самый красивый скоро умрёт. Картман сжимает худые и длинные бледные пальцы в своих сардельках. Сжимает так сильно, как только может. Это помогает не плакать. Это помогает помнить, что Кайл ещё здесь. Что Кайл ещё не ушёл от него. Они молчат. Вот уже как пол часа, они сидят и молчат. Но они понимают друг-друга. За те короткие два года их отношений они научились понимать друг-друга без слов. Они знали, что каждый из них сейчас говорит. Они вели диалог. Но глядя со стороны они молчали. Рука Кайла холодная. И это очень давит на Эрика. Грудь сжимается. Он скрипит зубами, лишь бы не зарыдать. Картману больно. Больно смотреть на Кайла таким. Больно держать ледяную руку. Больно смотреть в пустые глаза. Больно осознавать, что он увидит Кайла только таким. Что это последние часы его жизни. Больно понимать, что Кайл умрёт вот так. А ведь пол года назад он приободрял Кайла, когда тот только заболел, говоря что они умрут во время страстного секса нажравшись шоколадных эклеров в восемьдесят лет. Эрику больно вспоминать это. Картману страшно. Картману очень страшно. Картман не представляет как будет жить без Кайла. Этот мир пугает его. Мир без Кайла не должен существовать. Мир вертится вокруг Кайла. Всегда вокруг него вертелся. Сначала ненависть, потом желание, а затем странное трепетание в груди и опьяняющее обожание. Картман не помнит, каким был мир без этих чувств. Картман не помнит, каким был мир, когда его центром был не Кайл. и Картман боится вспоминать. Боится, что вспоминать нечего. Эрик злиться. Злиться на врачей, за то что они не могут вылечить Кайла. Злиться на больницу, за то что она не выполняет своих функций. Злиться на болезнь, за то что она сделала с Кайлом. Злиться на Кайла, за то что он сдался. Злиться на себя. Злиться на себя за то что он всё ещё надеется. Всё ещё надеется, что это длинный и ужасный сон. Всё ещё надеется, что Кайл выздоровеет. Он злиться на себя за то что ещё надеется, а на Кайла за то, что он потерял надежду. Картман хочет обнять Кайла. Хочет вылечить его. Хочет поцеловать. Хочет снова с ним поссориться. Хочет ввязаться в какую-то дуратскую историю. Хочет вернуть того самого, настоящего Кайла. Того, в котором ещё бытовала жизнь. Холодная бледная рука под лапой Картмана дёргается. Кайл пытается улыбаться. Губы дрожат, глаза плачут без слёз, но он старается улыбнуться. Эрик непроизвольно смотрит на него. В его глаза. Пустые глаза. Но он улыбается. И он чудесен. Жаль, что он скоро умрёт. Жаль, что сегодня его жизнь закончится. Эрик сглатывает ком в горле. Кайл улыбается шире. Из-под губ вылезают пожелтевшие зубы и какие-то совсем не блестящие брекеты. «Брекеты тоже умирают» — Подумал Картман. Грудь всё сильнее сжималась. Зубы отчётливо слышно скрипели. Часы на стене тикали. Время шло. — Эрик, — Слабый и тихий, еле слышный шёпот. Без напора и эмоций. Просто слабый и тихий шёпот. — пообещай, что когда я умру, с тобой всё будет хорошо. Кайл улыбается. Он, сукин сын, из последних сил улыбается, и говорит такие вещи. Ком в горле сглотнуть не возможно, и по розовым пухлым щекам начинают течь слёзы. Так не должно быть. Не с ним, не с Кайлом, не в этой комнате. Он не должен плакать, Кайл не должен нести такой бред. Разве может быть всё хорошо, когда Кайл умирает? Нет, не может. Слёзы медленно и беззвучно стекают по лицу Эрика. Кайл смотрит не с жалостью, нет. Это понимание. И это понимание очень злит Эрика. Кайл даже умирая умудряется его злить. — Пообещай. — Повторяет будто нарочно Брофловски, видя что Картман не хочет это слышать. Слёзы перестают быть беззвучными. Толстые, тяжёлые руки тянуться к больному и истощённому телу, и обнимают с такой силой, что не далеко до перелома рёбер. Протяжные и короткие страдальческие стоны и быстрое, тихое, не разборчивое бормотание. — Ты не умрёшь Каел. Не умирай. Если ты умрёшь, то со мной всё не может быть хорошо. Урод, ублюдок, мразь, не уходи от меня так. Сраный жид, сукин сын, рыжая бездушная пакость. — Кайл молчит. Ему больно. Физически. Рёбра сжатые в крепкую хватку ноют. Но он молчит. Он не хочет прерывать этот поток сквернословия Эрика. Пусть выговорится. Пусть кричит, пусть хваткой ломает кости. Агрессия — нормальная реакция на страх. А Кайл знает, что Эрику страшно. Кайл и сам напуган. — Не поступай так со мной. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Ты знаешь как сильно я люблю тебя. Зачем ты это делаешь? Почему ты смирился со своей смертью? Не прощайся со мной на всегда. — А мы и не прощаемся на всегда. — Тихий, сдавленный голосок, в противовес мощному и громкому звучит радостно. Кайл не хочет умирать со слезам на глазах. Кайл мастерски умеет скрывать эмоции. — Мы увидимся. Скорее всего не скоро, но увидимся. — Печальная улыбка вдруг кажется такой искренней, а человек который её имеет не способным врать. Голос становиться таким нежным и спокойным, таким мягким и успокаивающим. И Эрик верит этому голосу. По крайней мере очень хочет ему верить. — Пока Эрик. — Говорит голос. С каждой секундой голос всё слабее, но всё нежнее и спокойнее, всё мягче и всё более убаюкивающ. Будто мама говорящая ребёнку, что если она оставляет его в детском саду, это не значит, что она бросает его одного на веки вечные. Молчание. — Я люблю тебя. Пока, Кайл. — Что бы выговорить это чётко и внятно, а не бормоча и задыхаясь, пришлось глотать затёкшие в рот сопли и слёзы. Кайл закрывает глаза. Он попрощался уже со всеми. С матерью, отцом, братом, даже со Стэном. Последнее дело которое ему оставалось сделать — попрощаться с Картманом. Больше на земле ему делать не чего. Белая и тощая рука мягко гладит широкую спину. Кайл улыбается. Его грудная клетка продолжает подниматься и опускаться. Всё медленнее и медленнее. И вдруг равномерное пиканье аппарата рядом с кроватью прерывается на протяжный писк. Кайл вздрагивает и вдруг его тело полностью расслабляется. Рука перестоёт ходить туда сюда и падает без сил. улыбка сменяется на отсутствующее выражение. Грудная клетка замирает. Из палаты №16 доноситься ровный протяжный крик. Крик такой, будто человека пилят бензопилой. «ааааааааа…»