—
— Ака-а-аши, – доносится из-за двери в типичной бокутовской манере. Кейджи отрывается от завязывания кроссовок и мельком оглядывает раздевалку. Никого. Значит через пару секунд Бокуто войдёт сюда, и они останутся наедине. Что ж, хорошо. Это такой удачный шанс снова испытать себя на прочность. — Акааши, – дверь распахивается, являя взору Кейджи плечистую фигуру Бокуто, – угадай, что у меня есть! – Котаро прячет что-то за спиной и лучезарно улыбается. — Не знаю, Бокуто-сан, – спокойно отвечает Акааши, зная, что капитан не умеет скрывать какую-либо информацию дольше пары секунд и сейчас сам всё расскажет, – сдаюсь. — Блин, ну так неинтересно, – огорчается Бокуто, попутно закрывая дверь свободной рукой. — Простите, Бокуто-сан, – пожимает плечами Акааши. Простите, Бокуто-сан, за то, что я и в половину не такой энергичный, как вы. Простите, Бокуто-сан, за то, что я не могу целиком и полностью поддерживать каждую вашу затею, хотя очень хочу. И простите, Бокуто-сан, за то, что я безнадёжно влюблён в вас. — Да ладно, – Котаро отмахивается, усаживаясь на скамейку и слегка тесня Кейджи. Акааши чувствует теплоту Бокуто рядом с собой, и от этого уже хочется расплавиться, растечься лужицей ледяной лавы прямо у его ног. — Во, – Котаро вытаскивает из-за спины тонкую упаковку с диском и суёт её чуть ли не под нос Акааши, – купил сегодня по пути в школу. Посмотрим вместе? Кейджи оглядывает упаковку и, наткнувшись на название, выдаёт: — Питер Пэн? — Ага-ага, – Бокуто лихорадочно кивает головой, – просто мне недавно Куроо заявил, что у людей, которые не смотрели Питера Пэна – не было детства. Я с этим, конечно же, не согласен, у меня-то детство было, я это отчётливо помню, но не могу же я сказать Куроо, что я не смотрел Питера Пэна, когда все смотрели. Вот решил купить, глянуть. А потом иду такой уже из магазина и понимаю, что не хочу один смотреть, и вот вспомнил про тебя, Акааши. Половину из сумбурного и быстрого объяснения Бокуто Кейджи пропускает мимо ушей (хотя он честно пытался слушать!), оставляя в памяти лишь то, что первым, про кого вспомнил Котаро, был он – Акааши Кейджи. И плевать, что Акааши Кейджи у Бокуто Котаро вяжется с «мне скучно смотреть мультик одному, составь компанию». П-л-е-в-а-т-ь. Акааши готов пересмотреть с Бокуто хоть все мультики этого мира, если Котаро захочет. — Хорошо, Бокуто-сан, давайте посмотрим, – кивая, соглашается Кейджи. Котаро сияет. — Блин, Акааши, ты такой классный! Кейджи прикрывает глаза и улыбается уголками губ. Как жаль, что «блин, Акааши, ты такой классный» – это всего лишь «блин, Акааши, ты такой классный», а не «блин, Акааши, ты такой классный, поцелуемся?». Бокуто с довольной физиономией кладёт диск на верхнюю полку своего шкафчика и уже было идёт к выходу из раздевалки, как вдруг резко останавливается и вновь поворачивается к Акааши. — Погоди, а где мы смотреть-то будем? У тебя или у меня? – кажется, это и впрямь сильно волнует Котаро, поскольку между его бровями залегает небольшая складка, а глаза прищуриваются. Не хватает только двух пальцев, почесывающих подбородок. И этот вроде бы простой вопрос ставит Кейджи в тупик. С одной стороны, ему было бы комфортнее находится у себя дома, в привычной, так сказать, обстановке. Однако именно сегодня у обоих родителей волейболиста выходной, который они, с вероятностью в 99,9%, проводят именно дома, и, если уж говорить совсем откровенно, одна лишь мысль о том, что придётся знакомить Бокуто со своей семьей, пугала Акааши. Не то чтобы он стеснялся своих родных или, еще хуже, стеснялся представить самого Котаро. Дай Кейджи волю, он бы на всех билбордах мира повесил фотографию улыбающегося капитана Фукуродани. Просто Акааши не считает нужным всё настолько усложнять. Они с Бокуто всего лишь сокомандники. Сокомандники, которые иногда ездят вместе домой, обедают в школьной столовой также вместе и собираются смотреть мультик про Питера Пэна тоже вместе. Всего лишь. С другой стороны, Кейджи очень интересно посмотреть, как живёт Бокуто-сан. Висят ли у него плакаты с любимыми музыкальными группами на стенах; какого цвета мебель и обои в его комнате; есть ли рамка с фотографиями самого Бокуто и его семьи или команды (потому что у Акааши – есть, правда не совсем рамка и не совсем с фотографией команды, скорее с отдельными её членами). Кейджи, несомненно, хочется получше узнать своего капитана, даже невзирая на то, что где-то на краю сознания красным восклицательным знаком мигает: если ты узнаешь его получше, то влюбишься ещё больше. — Хэй, – Бокуто щёлкает пальцами перед глазами Акааши и тем самым выдёргивает его из пучины самых разнообразных мыслей. — Простите, задумался, давайте лучше к Вам, – в итоге отвечает Кейджи, мысленно хлопая себя ладонью по лбу. Ладно, ничего страшного. Он ведь привык скрывать всё то, что так отчаянно бурлит в душе, значит справится и в этот раз. — О, у меня как раз никого не будет, – восклицает Бокуто, – Акааши, ты, как всегда, подаёшь гениальные идеи, – и показывает два больших пальца. Затем разворачивается и всё же покидает раздевалку. А у Кейджи в голове теперь на бесконечном репите крутится окончание последней фразы. Котаро часто говорит подобные восхваляющие слова и, наверняка, даже не задумывается о том, какие чувства они пробуждают в душе бедного Акааши. Хотя сам Акааши вероятно бы поспорил с данным утверждением. Ведь на самом деле никакой он не «бедный». Пока миллиардеры меряются своими счетами в банках и количеством карт Visa, Кейджи наслаждается главным богатством этого мира – присутствием Бокуто Котаро в его жизни.—
Кейджи наблюдает за толпой первогодок, что выходят из дверей школы. Слегка прикусывает губу изнутри и отворачивается, доставая телефон. На экране блокировки белым цветом светятся цифры: 17:40. У них с Бокуто сегодня было разное количество уроков, поэтому последний, состроив щенячью мордочку, попросил Акааши его подождать. Кейджи тогда вздохнул и согласился, проглатывая фразу о том, что мог бы ждать Котаро хоть целую вечность. Зимой и летом, весной и осенью. Под дождём и под палящим солнцем. Парень блокирует телефон и убирает обратно в карман. Урок закончился пятнадцать минут назад, но Бокуто всё ещё не появился. Акааши, конечно, готов ждать хоть целую вечность, но это не отменяет того факта, что в груди начинает разворачиваться из своего клубка мелкое, игольчатое беспокойство, которое так и норовит цапнуть внутренние органы, а заодно и сердце. Что если Бокуто просто передумал? Решил, что ему незачем тащить в свой дом простого сокомандника. Хотя в таком случае он наверняка бы предупредил. Написал что-то вроде: «Хэй, Акааааши, давай в другой раз посмотрим??», потому что Котаро очень плохо умеет отказывать. Он лучше перенесёт сеанс просмотра мультфильмов на какой-нибудь другой день. Скажем, на 32 июня. Кейджи вздыхает. Ему, по правде говоря, совсем не хотелось бы получить такое сообщение, и это первый раз, когда он надеется, что Бокуто ему не напишет. — Акаааши, – доносится со стороны школы. Парень оборачивается и понимает, что сообщения он всё-таки не получит. Котаро налетает на Кейджи и по-дружески кладёт левую руку тому на плечо. Акааши кажется, что он чувствует биение сердца своего капитана и все мысли в голове превращаются в это: «давай, Бокуто-сан, сломай наши рёбра к чёртовой матери, чтобы сердца наконец слились воедино. Два четырёхкамерных, заходящихся в аритмии – твоё от бега, моё от тебя». А Бокуто лишь лучезарно улыбается и даже понятия не имеет, что всем своим видом вызывает тупую, сладкую боль внутри живота Акааши Кейджи. До дома Котаро они доходят за 23 минуты. Конечно, Акааши мог бы потянуть время: попросить Бокуто зайти в тот книжный магазинчик по дороге или сделать вид, что потянул ногу, и идти намного медленнее, но Кейджи решил, что это будет слишком эгоистично с его стороны. У них с Котаро ещё будет время наедине – один час и семнадцать минут, если верить информации о хронометраже мультфильма «Питер Пэн». Дом Бокуто сравнительно небольших размеров. Фасад выполнен в коричневых и молочных цветах, окна первого и второго этажа выделяются благодаря белым широким рамам. К входной двери ведёт пять ступеней (Акааши пытается запомнить каждую мелочь), а на ручке висит средних размеров брелок с совой и надписью «добро пожаловать». Довольно нетипично, поскольку обычно никто не вешает подобные штуки на дверь с внешней стороны. — О, это мне подарили на Сендайском фестивале*, – Котаро замечает взгляд Акааши, направленный на украшение, и цепляет пальцами брелок, от чего тот начинает покачиваться, – сказали, что я написал очень воодушевляющее пожелание. — Звучит круто, Бокуто-сан, – отвечает Кейджи, переводя взгляд на лицо Котаро. — А то, – он снова широко улыбается, обнажая белоснежные зубы. Наконец они заходят внутрь. Взору Акааши предстаёт гостиная, с большим угловым диваном и разбросанными на нём подушками, а нос улавливает нотки необычного запаха. Кейдж читал, что, обычно, приходя в чужой дом, люди слышат его особый запах, так как ещё не привыкли к помещению, «не принюхались». Что ж, запах дома Бокуто-сана Кейджи определённо нравится… хотя иначе и быть не могло. Пока Акааши только поднимается по лестнице на второй этаж, Котаро успевает подняться, добежать до своей комнаты, оглядеть её быстрым взглядом и слегка прикрыть дверь. А потом он встаёт в виноватую позу и почесывает затылок: — Прости, Акааши, у меня не сильно прибрано, я просто сегодня проспал, точнее моя сестра не разбудила меня, хотя мы договаривались ещё с вечера о том, что она меня разбудит, ну и в общем, я проснулся очень поздно, а ещё хотел успеть забежать в магазинчик дисков перед утренней тренировкой, поэтому собирался очень быстро и оставил всё так, как… — Не волнуйтесь, Бокуто-сан, – перебивает его Кейджи, подходя к комнате, – ничего страшного в том, что Вы не убрались нет. Котаро слишком уж наигранно выдыхает, как будто от реакции Акааши на его беспорядок зависит чья-то жизнь. В том весь Бокуто. Иногда он слишком переживает о, казалось бы, незначительных вещах, а про важные забывает. Но ничего, рядом всегда есть Кейджи, который напомнит. Утешит. Обнимет. Поцелует в макушку и… ну вы поняли. Честно говоря, Акааши представлял комнату Бокуто слега иначе. Удивительно-неряшливая собранность – именно это словосочетание крутилось в голове у Кейджи, пока он не увидел реальную картину. Помещение, наоборот, выглядит слишком, ну, аккуратным. Стопки учебников и тетрадей лежат на полках, на столе лишь пара фантиков да две-три ручки в стакане, кровать практически идеально заправлена, только пара подушек (одна большая белая, а вторая – антистресс в виде коричневого совёнка) разбросаны в хаотичности. На стенах нет плакатов, однако на тумбочке, расположенной напротив кровати, всё же стоит фотография в рамке. На снимке запечатлена почти вся команда Фукуродани ещё в то время, когда нынешние третьегодки были второгодками. Акааши ловит себя на мысли о том, что Бокуто почти не изменился за год, разве что стал немного выше и мускулистее. На себя Кейджи предпочитает не смотреть, поскольку в то время он был в команде всего пару месяцев и на общих фотографиях старался спрятаться кому-нибудь за спину, чтобы сильно не выглядывать. Почему Бокуто решил поставить именно этот снимок на самом видном месте? Есть же намного более удачные. Например, тот с весеннего турнира, где кто-то из команды совершенно случайно сфотографировал Бокуто, Акааши и Коноху в непринуждённой обстановке. Там и улыбки живые и эмоции настоящие. Кейджи вообще отдавал особое предпочтение подобным снимкам. — Ладно, погнали смотреть, – Котаро плюхается на кровать, отчего покрывало задирается, являя взору Акааши синее постельное белье. Кейджи так и подмывает подумать о том, что Бокуто подбирал его под цвет глаз связующего, но это даже в мыслях звучит настолько глупо, что хочется рассмеяться в лицо своему отражению. «Это ты влюблён в Котаро до потери пульса, а не он в тебя, смирись уже», – услужливо подбрасывает гадкую мысль сознание. — Акааа-аши, – тянет Бокуто, роясь в своём рюкзаке, – вставь, пожалуйста, диск в телик, а то я уже так удобно устроился. Кейджи протягивает руку, чтобы взять плоскую пластмассовую коробочку и на долю секунды касается своими холодными пальцами горячих пальцев Бокуто. Если бы они двое были в какой-нибудь корейской дораме, то с вероятностью в 90% сейчас подняли бы друг на друга глаза и сглотнули. Но они в реальном мире, поэтому Котаро просто не замечает этого мимолётного прикосновения, а Акааши пропускает теплоту пальцев Бокуто через себя и наконец вставляет диск. Экран телевизора загорается, и Кейджи, убедившись в том, что всё работает, аккуратно присаживается на край кровати. — Двигайся ближе, Акааши, – с энтузиазмом просит Бокуто и хлопает ладонью по месту рядом с собой. Акааши двигается ближе ровно настолько, чтобы их с Котаро плечи не соприкасались, поскольку чтит личное пространство. Хотя на самом деле ему хочется подобраться к Бокуто настолько близко, насколько это вообще возможно. Вдохнуть запах его волос, тела и одеколона. Прижаться кожей к коже и почувствовать жар. Срастись и навеки вечные проводить время только вместе. Акааши Кейджи хочет проводить время только с Бокуто Котаро и, чёрт возьми, это звучит уже как какое-то долбанное помешательство, от которого нет лекарства. Не изобрели ещё чудодейственную формулу, лишающую чувств, но даже если бы и изобрели, Кейджи всё равно бы не вколол себе эту инъекцию, потому что по его венам горячей ртутью уже разлит Бокуто Котаро. Однако Бокуто сам нарушает личное пространство, ерзая на кровати и прижимаясь своим плечом к плечу Акааши. В руках он уже сжимает мягкую сову и, очевидно, находится в предвкушении чего-то классного, не зря же Куроо сказал о чрезвычайной важности просмотра Питера Пэна в детстве. Кейджи чуть прикрывает глаза и смотрит на экран не так заинтересованно, поскольку уже видел всё это несколько раз. Ему гораздо интереснее украдкой кидать взгляды на лицо Бокуто, когда тот неотрывно следит за сюжетом. За окном начинает потихоньку смеркаться, поэтому свет от телевизора становится сильнее заметен. На экране капитан Крюк пытается поймать Питера Пэна, а в жизни Акааши Кейджи пытается поймать момент, когда можно будет невзначай ещё хотя бы раз дотронуться до Котаро. Может взять его руку, а потом оправдаться тем, что спутал конечность с телефоном? Или положить голову на плечо и заговорить о болях в шее? Или обхватить его лицо двумя руками, повернуть к себе и признаться в опьяняющей любви, а потом посмотреть на часы и принять неизбежное: разбитое ровно в 19:00 сердце. — Акааши, ты вообще смотришь? – обиженным голосом говорит Котаро, заметив, что Кейджи совершенно не интересует происходящее на экране. — Да, простите, Бокуто-сан, я задумался, – отмирает Акааши и вновь переводит взгляд на телевизор. — Блин, я тут тоже задумался, останется ли Венди на острове? – задумчиво тянет Бокуто, – я бы, наверное, остался. Кейджи хмурит брови. В Неверлэнде никто не ходит на работу и не заводит семьи, потому что время там поставлено на стоп, и все попавшие туда дети остаются детьми навсегда. — Вы хотите навсегда остаться ребёнком? – задаёт вполне логичный вопрос Акааши. Котаро думает пару секунд, а потом тянется за пультом и ставит фильм на паузу. — Да-а, то есть нет, то есть не совсем, – начинает сумбурно высказывать свою мысль Бокуто, – ну ты прикинь как здорово бы было, окажись мы с тобой там. Можно целыми днями играть в волейбол с другими мальчишкам, веселиться, развлекаться и, самое главное, не думать о будущем. «Окажись мы там с тобой» – словосочетание бьёт набатом по голове, и Акааши на секунду теряет нить разговора. Означает ли это, что они с Бокуто не просто, ну, сокомандники? Ведь просто сокомандника не будешь брать с собой в Неверлэнд. Про Коноху же Котаро так не сказал. «Ну ты прикинь как здорово вы было бы, окажись мы с Конохой там». Звучит странно и не комфортно. Первоначальный вариант намного-намного лучше, особенно если учесть какими звёздами он осыпается в сердце. — Хотя блин, это так эгоистично с моей стороны, тащить тебя в Неверлэнд и обрекать на вечное детство со мной, – неловко посмеивается Котаро, теребя подушку. И именно в этот момент в голове у Кейджи загорается зелёный сигнал. Лампочка разбивается вдребезги и озаряет светом все внутренности. Прекрасный шанс признаться в том, что Акааши согласен пойти с Бокуто куда угодно. — С Вами, Бокуто-сан, мне не страшна даже смерть. Он сказал это. Слова только что вылетели из его рта со скоростью, превышающую скорость света, и их уже не вернёшь обратно. На помутнение рассудка тоже не спишешь. Пат. Больше нет ходов, остаётся только ждать экзекуции. Котаро резко поднимает взгляд на Акааши. Ну вот и всё, сейчас он спросит что-то вроде: «ты влюблён в меня?», а Кейджи не найдёт что ответить, потому что лампочка окончательно перегорела, и теперь вместо зелёного света – непроглядная чернота. — Акаа-а-аши, – тянет Котаро расчувствовавшись, – ты самый лучший! А затем резко сокращает те жалкие миллиметры между ними и обнимает Кейджи двумя руками, укладывая голову тому на плечо. Акааши кажется, что все органы завязались в тугой узел и в любую секунду просто взорвутся. Это и есть те пресловутые бабочки? Парень рвано выдыхает и неуверенно обнимает капитана Фукуродани. Секундная мысль. Кейджи жалеет о том, что недостаточно читал о методе Локи* в прошлом году, потому что сейчас он хочет оставить этот момент золотым отпечатком в своей памяти. Как Ганнибал Лектер всякий раз оставлял Клариссу Старлинг в собственном дворце воспоминаний. — Знаешь, Акааши, я действительно не хочу взрослеть, – признаётся Бокуто вполголоса. И это так странно, слышать настолько серьёзный тон у вечно веселого и слегка легкомысленного Котаро. Однако именно благодаря такому тону Кейджи понимает всю серьёзность ситуации. Бокуто не просто хочет дурачиться на нестареющем острове, он хочет именно сбежать туда, спрятаться от взросления, как он обычно прячется под столом в моменты грусти. — Мне кажется, Питер Пэн действительно прав, взросление – пустая трата времени, – Котаро всё также полулежит на плече Акааши и говорит все эти слова в стену. Кейджи понимает, что ему так легче. — Представляешь, через год мы все разойдёмся кто куда, и больше не будет нашей команды, а я больше не буду «асом, которого все балуют», – посмеивается сам над собой. Сердце Акааши болезненно сжимается. Он и сам пару раз задумывался о том, что будет делать после выпуска Бокуто-сана, но быстро выгонял эти мысли из головы, утешая себя тем, что до выпускного ещё куча времени. — Но мы все всё равно сможем поддерживать контакт, – пробует Кейджи, хотя сам понимает, что это пустые слова. Лишь малая часть людей продолжает общаться после школы. Так уж выходит, что для большинства именно школа является тем связующим звеном, что держит всех вместе. — Не думаю, что в нашей команде все такие же сентиментальные, как и я, – ещё больше расстраивается Бокуто. Акааши вздыхает. Он действительно не может говорить за всех. Если ему хочется всю жизнь прожить бок о бок с Котаро, то не факт, что какому-нибудь Конохе хочется тоже самого. — После выпуска никого не останется, – заключает Бокуто, – поэтому было бы круто никогда не взрослеть. Не думать о взрослых проблемах и просто наслаждаться жизнью. Внутри Кейджи снова что-то перемыкает. Он аккуратно расцепляет объятия и чуть отдаляется от Бокуто, кладя свои ладони ему на плечи. Смотрит в золотистые глаза и видит в них безотчетную тоску. Даже пёстрые волосы Котаро сдулись, и причёска тем самым растрепалась. Это плохой знак, очень плохой. — Я останусь с Вами, – чётко и уверенно говорит Акааши, чуть приподнимая подушечки пальцев, дабы Бокуто не почувствовал их дрожание, – если Вы, конечно не против. Котаро, кажется, перестаёт дышать. Он лишь бегает глазами от одного зрачка Акааши до другого и, очевидно, не знает, что сказать. Кейджи ощущает, что вот-вот сорвётся в пропасть или сойдёт с ума от неизвестности. — Я… блин… – запинается, – Акааши, можно я тебя поцелую? Глаза Кейджи в момент округляются и, возможно, он выглядит совсем глупо, но сейчас это не имеет абсолютно никакого значения. Можно. Нужно. Зацелуй меня всего. А потом я зацелую тебя. Не оставлю и миллиметра на твоей молочной коже. Акааши облизывает губы и чуть нервно кивает, не веря в реальность происходящего. Бокуто приближается к нему первый, касается обеими ладонями его щёк и обдаёт горячим дыханием. Руки Кейджи обвисают, как и он сам в принципе. Мол, делай со мной всё, что хочешь, Бокуто-сан. Их лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга и, чёрт возьми, одно дело представлять подобные сюжеты перед сном, а другое – проживать их в реальности. По сути, если завтра Акааши собьёт машина, он будет не сильно против. Всё равно, самые лучшие ощущения в своей жизни он испытывает прямо сейчас. Кейджи прикрывает глаза и через долю секунды чувствует мягкие губы Бокуто, который слегка неуверенно захватывает его нижнюю и теперь теряется, что делать дальше. Акааши поднимает ладонь и запускает длинные пальцы в мягкие чёрно-белые волосы, приближая тем самым лицо Котаро ещё ближе к своему, и углубляет поцелуй. Бокуто рвано выдыхает носом, и Кейджи чувствует, как узел в животе развязывается, а напряжение заменяется чем-то более приятным. Котаро медленно перемещает корпус и одну ногу так, чтобы плавно перейти из сидячего положения в лежачее, при это не прерывая поцелуя. Акааши замечает это и тоже пытается удобнее устроиться. Через пару мгновений Бокуто уже нависает над Кейджи, упираясь ладонями в кровать по обе стороны от него. Связующий же опирается на одну руку, а вторую держит на щеке Котаро, поглаживая большим пальцем мягкую кожу. Акааши хочет, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Акааши хочет, чтобы воспоминания об этом моменте висели в виде картин на каждой стене его собственного Дворца. Акааши хочет ввести инъекцию жидких воспоминаний об этом моменте себе внутривенно. — Вы мне очень нравитесь, Бокуто-сан, – на полу-выдохе говорит Кейджи и снова тянется к губам Котаро. В ответ Бокуто снова углубляет поцелуй и теперь задействует язык. Акааши чувствует возбуждение. Чуствует, как готов распасться на тысячи маленьких осколков от того, насколько ему сейчас хорошо и от того, насколько же сильны его чувства к Бокуто. Одна мысль о том, что Котаро испытывает к нему тоже самое, делает его самым счастливым человеком на этой планете.—
— Знаете, Бокуто-сан, а мне наоборот кажется, что быть взрослым здорово, – вдруг говорит Акааши, перебирая одной рукой пёстрые волосы. Они с Бокуто лежат на кровати – счастливые и влюблённые – и вновь решают поговорить о недавно просмотренном мультфильме. — Когда ты взрослый, ты главный человек в своём мире, ты сам несёшь ответственность за себя и свои поступки, – продолжает Кейджи, – к тому же, мне кажется, что подобный образ жизни, как в Неверлэнде, быстро наскучивает. Невозможно же всё время дурачиться и веселиться. — Хм, – Бокуто и впрямь задумывается над словами парня, – может быть ты и прав, Акааши, но всё равно, я бы хотел там побывать, хотя бы как Венди. Наверное, это так круто лететь по небу, а потом от второй звезды повернуть на право и следовать прямо до утра, – мечтательно заканчивает Котаро. Акааши смотрит на фотографию улыбающейся команды в рамке. — Мы герои этого мира, Бокуто-сан, зачем нам какой-то далёкий Неверлэнд?