По дороге за Солнцем

Где-то за горами забрезжило спокойное утро. Едва-едва нарождавшийся свет укутывал летние долины предрассветной дымкой, точно тончайшей вуалью. Он казался чистым, невинным и вечным. И таким же неотвратимым, ведь каждый день он прогонял черноту ночи, освобождая мир для чего-то нового, возрождая его из темноты. Но все же, как бы все не выглядело на первый взгляд, мнимое спокойствие оборачивалось самой мерзкой ложью. Нарождавшееся солнце, робко показавшееся из-за гор, дробилось в разноцветном стекле витражей, отбрасывая на каменные колонны и отполированный до блеска мраморный пол разноцветные блики. Высокий сводчатый потолок мерцал, словно многогранный самоцвет под ярким зимним солнцем, свет плясал в нем как рябь на воде, причудливо преломляясь и исчезая. Тишина пронизывала торжество тронного зала и казалась почти осязаемой, будто нити паутины, и складывалось впечатление, что стоит замешкаться лишь на секунду и тишина поглотит любого, ступившего за порог зала. Створчатые двери с едва различимым скрипом приоткрылись, впуская в эту тишину воздух. Двери отворялись неохотно и тяжело, и это было объяснимо – сделанные из массива черного тика, они были очень тяжелыми. Чтобы открыть их на всю ширину, как того обычно требовала торжественность, нужна пара сильных мужчин. Обычно так и происходило, но сегодня ни о каких торжественных приемах не могло идти и речи. Сейчас тронный зал принимал единственного посетителя по совершенно иному поводу. В отличие от остальных, гостье никогда не требовалось просить об аудиенции для того, чтобы попасть сюда. В приоткрытую дверь бесшумно скользнула тонкая девичья фигура. Она ласково провела пальцами по резному деревянному массиву двери, словно запоминала причудливый узор или же хотела найти новую выщербленную зазубрину. Это движение казалось автоматическим, почти заученным, будто оно было с чем-то связанным. Так могло показаться на первый взгляд, но только сама девушка знала сокрытый смысл. Это помогало собраться с мыслями и взять себя в руки после беспокойных ночных бдений. Мраморный пол холодил босые ноги. Обувь была совершенно ни к чему – стук каблуков мгновенно бы разрушил то хрупкое спокойствие величественного тронного зала, которое изо всех сил хотелось сохранить. На секунду прикрыв глаза, девушка повернулась спиной к двери и не спеша пошла вперед, приподнимая подол льняного платья. Она делала это уже бесчисленное количество раз, но все равно испытывала неоднозначные чувства от окружавших ее вещей и мыслей. Босоногие шаги отдавались от стен и сводчатого потолка глухо, почти неслышно, как будто тишина нарочно скрывала присутствие девушки в своих владениях, окутывая ее той самой паутиной, прикасаясь к коже почти нежно. Почти успокаивающе. Сама девушка проникалась этой тишиной и этим спокойствием, стараясь почувствовать хоть на мгновение уединение и отстраненность от дурных мыслей. Она задрала голову к потолку, продолжая идти вперед. Высота сводов кружила голову и дурманила, а отблеск солнечных зайчиков мерцал искрами в глазах. Еще совсем девочкой она так же босоного бегала среди этих высоких колонн - тогда их высь казалась совершенно недосягаемой. Но время бежало быстро и неумолимо, и, как оказалось, «небо» в пятнах разноцветных витражей становилось все ближе. Девушка неумолимо взрослела, и на смену детской беспечности пришли раздумья и тяжелые мысли. Из коридора, ведущего к тронному залу, раздались шаги, и девушка, поддавшись сиюсекундной панике, резко обернулась на звук. Длинные волосы шелковым потоком расплескались по ее спине до поясницы, ровными прядями стекли по левому плечу. Сердце в груди пропустило удар и, испуганная, она побежала к постаменту во главе зала, на котором возвышался массивный резной трон. Едва она успела нырнуть за постамент, подобрав ткань платья так, чтобы ее не было заметно ни при каких обстоятельствах, как звуки шагов послышались намного ближе. Девушка затаила сбивчивое дыхание и прижала затылок к холодному мраморному постаменту, вслушиваясь в посторонний для тронного зала шум. Стража… По началу девушка думала, что стражник наверняка будет один, обычный часовой. Но теперь, когда источник непрошенного шума приблизился, как день стало ясно, что он был не одинок. Это был дворцовый патруль, и возникло бы очень много вопросов, застань солдаты ее тут в столь ранний час. - Я, вроде слышал, как открывалась дверь зала… - Возможно просто прислуга. Обычное дело, пришла убираться, - в зале зазвучали голоса, нарушившие священную тишину. Растревоженный воздух как будто зарябил, замерцал, сбрасывая томную сонливость раннего утра. - Прислуга? Просто пришла убираться? – слова первого говорившего звучали с яркими нотками сарказма. – Ну да, прямо без разрешения. Собрав все свое самообладание в кулак, девушка медленно, через нос, втянула в себя воздух. Все верно: дворцовая прислуга могла войти в тронный зал для уборки только с разрешения главного дворцового смотрителя, и войти сюда самовольно – серьезный проступок, вплоть до разжалования. И не приведи Богиня патрульные заметят постороннее присутствие. Даже не смотря на то, кем может быть непрошенный гость. Она прислонилась затылком к холодному мрамору постамента, вознося про себя молитвы о том, что было бы совсем неплохо унять стук собственного сердца, звонко, практически до оглушения, отдававшегося в ушах. Тем временем несмелые шаги приближались, отдаваясь шорохом ткани и скрежетом кожи доспехов. Сердце в груди девушки будто ухнуло вниз от страха, а в голове осталась одна-единственная мысль: «Ну и попадет же мне…» Девушка могла даже улыбнуться этой мысли, если бы ее тело не остекленело от испуга. Быть застуканной в тронном зале, месте, где по определению никто не должен находиться, да еще и спрятаться от патруля как какая-нибудь воровка – совершенно глупая выходка. И чем ближе звучали шаги, тем сильнее была ее уверенность в том, что одним лишь молчаливым порицанием дело не обойдется. - Киллиан, а ну вернись! – зашипел на напарника один из патрульных, видимо, решивший остаться у массивных дверей и наблюдать за попытками сослуживца выяснить что к чему. – Нас запрет тоже касается, болван! - Я… - второй из двойки дозорных, вроде, даже засомневался. Его голос звучал чище и звонче, чем у напарника. Молодой парень, видимо, недавно заступивший на службу во дворец. – Ну я же определенно что-то слышал… - Плевать! Этот старый трон попробуй утащи, да и реликвии уже давно унесли в хранилище. Воровать здесь точно нечего, только если мрамор от полов откалывать, так что дуй назад, обход еще не завершен, - недовольно проворчал первый дозорный. Положение дел его явно не устраивало, и по голосу можно было с легкостью представить, как он мечтает поскорее убраться отсюда. Шаги по белому с черными прожилками мрамору остановились. Девушка за постаментом старалась не дышать во вновь воцарившейся тишине. Казалось, что стоит лишь сделать вдох, как безмолвные нити, опутавшие зал, дрогнут, выдав ее укрытие. Словно бабочка, попавшая в паутину. И мгновение растягивалось в вечность. - Киллиан, кому сказал! - Есть, - почти неохотно откликнулся молодой дозорный. Его шаги удалялись, и как только стук каблуков по мрамору сменился на едва различимую в таком большом помещении мягкую поступь по ковру, девушка смогла выдохнуть. Шумно, с явным и сладким наслаждением. Выпуская из пальцев подол платья, она ощутила мелкую дрожь в ладонях, чему сначала даже удивилась. Но затем улыбнулась и, позволив себе, наконец, расслабиться, села поудобнее и стала наслаждаться видом из огромного окна, занимавшего пространство за троном. Сделанное из лазуритового стекла, окно высотой от пола до потолка являло взору девушки весь восточный Лирилл в предрассветный час. Город еще не успел напитаться светом восходящего светила, когда как дворец, расположенный на холме, уже купался и искрился в его лучах, и поэтому создавалось такое чувство, что там, в тени дворца, горожане все еще продолжают видеть сны в своих уютных постелях. Девушка склонила голову на бок, представляя, как там, за горами, окружавшими столицу словно чаша, уже вовсю работают фермеры и спешат в порт рабочие, пока что не настигнутые дневной жарой. Как пашут землю и готовятся к сбору урожая. Или растягивают паруса и намывают палубы перед отплытием в воды Кеннесенского залива. Она представляла, как за горами шумит лес и колосятся травы, разнося аромат постепенно увядающих цветов, готовящихся к осени. Или же как тяжело склоняются от плодов ветки яблонь в королевских садах там, в долине за «чашей». Как лают гончие в погоне за зайцем. Это все было так близко и так далеко одновременно, что и поверить в это было нельзя. Но девушка не то чтобы верила. Она твердо это знала. Тяжело вздохнула. Почему-то стало прохладно. Девушка обхватила себя за предплечья и подтянула колени к груди. Положила подбородок на сложенные полочкой руки. Минута триумфа от совершенно скрытного проникновения в тронный зал и чудесного спасения от обнаружения прошла, оставив после себя какую-то пустоту перед неотвратимостью реальности, в которой она пребывала прямо сейчас. И находя уединение здесь, девушка чувствовала себя как никогда одинокой. Так получилось, что она не покидала пределов Лирилла уже несколько лет, и теперь могла себе лишь только воображать тот большой и чудесный мир за горами, окружившими город и ставшими ему защитой. «Венец Богини», как назвали горы местные жители, ограждал столицу от всей остальной Амастерии и оправлял ее, будто драгоценный металл камень в короне. Теперь он защищал средоточие королевской власти от проникновения извне опасностей разразившейся войны. Конфликт, существующий уже довольно давно, из тлеющего уголька недовольства, превратился в кровопролитное противостояние на границе смежных государств далеко на западе. До Лирилла доносилось только эхо, но и это эхо было полно тревоги, посему было решено усилить контроль за границами столицы. Принять это было трудно, особенно в пору расцветающей юности, уверенной в том, что все это ненадолго, стоит лишь сомкнуть веки, приготовившись ко сну, и проснуться лучезарным утром. Забыть, как дурной сон. Но оказалось, что явь может быть хуже любого кошмара, которое может себе вообразить встревоженное сознание. Когда девушке было шестнадцать, Король решил, что страна взывает к нему, и он отбыл в западную резиденцию, ставшую генеральным штабом. С тех пор прошло три года. Трон Лирилла сиротлив и поныне, дожидаясь своего владельца, как ждет его возвращения и народ Амастерии, встревоженный тяготами и лишениями войны за плодородные земли, тянущейся без малого двадцать четыре года. И если столица еще могла сохранять видимость спокойной и размеренной жизни, то на окраинах положение было не таким радужным. Выгорали реликтовые леса, почва становилась непригодной к пахоте, вытоптанная солдатскими сапогами и лошадиными копытами. Люди лишались крова, средств к существованию. Лишались родных и близких. Кому-то совсем не везло и этот кто-то лишался жизни… Порою человеческое горе захлестывало сознание девушки и накрывало ее отчаянием, но все же она продолжала слепо надеяться на то, что мир рано или поздно должен наступить. Он просто не мог не наступить. И ее Король тоже вскоре должен вернуться домой. Он обязательно вернется. - Я так и знала, что отыщу Вас здесь. Голос, прозвучавший почти над ухом, вырвал девушку из задумчивости. Она резко дернулась и приложилась затылком о мраморный постамент. Боль разлилась в голове как набат, и девушка, скривившись, охнула, запуская пальцы в гриву волос. - Вы прекрасно знаете, что Вам не положено здесь находиться, но все так же упорно продолжаете испытывать судьбу и мое терпение, юная леди, - голос принадлежал невысокой черноволосой девушке в зеленом шелковом платье, материализовавшейся будто из царившей вокруг безмолвной пустоты. Она качала головой, явно не одобряя поведение нарушительницы порядка, однако в ее взгляде читалось что-то вроде восхищения. - Тогда ты можешь собой гордится, Корин, - девушка-беглянка продолжала массировать пострадавший от удара затылок, - и наслаждаться оказанным тебе безраздельным королевским доверием. Ты же знаешь, что за этим следует? Сидя на мраморном полу, она заговорщически изогнула левую бровь и посмотрела на свою собеседницу. Последняя, в свою очередь, коротко вздохнула, принимая навязанные ей правила игры, а затем протянула руку. - Да-да, и мы никому об этом не расскажем, - вполне себе фривольно отозвалась Корин, помогая подруге встать с пола. Та, кряхтя, поднялась на ноги и принялась разглаживать на себе платье под пристальным и оценивающим взглядом девушки в зеленом. - Это… Вы сами надели? – тихо заметила она, пальцем показывая на простенькое платье, больше подходящее прислуге. - Я же не беспомощная, ей-богу, - девушка почти оскорбилась, - я могу одеться самостоятельно, как бы мне не внушали обратное. Мне все-таки девятнадцать лет, а не четыре года. - Как Ваша камеристка я не могу этого допустить. Можете себе представить, о чем будут судачить кухарки, просочись слух о том, как была одета принцесса в это прекрасное утро? Это, между прочим, удар по репутации. - Ах да, репутация, - медленно и тихо проговорила девушка, глядя на камеристку, и склонила голову набок, - слишком сильный аргумент, чтобы с ним не согласиться. Что ж, придется смириться с тем фактом, что до конца жизни я так и не смогу завязать шнуровку на туфлях самостоятельно. И это во имя репутации, разумеется. Выдержав паузу, девушки почти одновременно захихикали. Хандра постепенно отступала, возвращая миру на мгновение утраченные краски. Солнце лениво выкатилось из-за гор и теперь веселыми лучами плясало в тронном зале, отскакивая от мраморных стен и теряясь в сводчатых потолках. В лазуритовом окне за спинами девушек неотвратимо занимался день. Лирилл медленно просыпался, встречая рассвет с новыми чаяниями и надеждами. И почему же он должен быть плохим? - Тем не менее, нам нужно спешить, Ваше Высочество, - теперь уже официально проговорила Корин, сделав реверанс в сторону своей подруги, а затем подняла на нее насмешливый взгляд, - иначе Вашу пропажу обнаружат и всыплют нам обеим по первое число. За проникновение в зал Коронаций в том числе. Затем, предварительно оглянувшись через плечо, Корин направилась к выходу из зала, когда как ее подруга немного притормозила, бросив последний взгляд на королевский трон. Выполненный из золотистого дуба и обитый багровой парчой, он вырастал громадой во главе зала, и казалось, что был выполнен из чистого золота – до такой степени он был наполирован. На изголовье в искусной и тонкой, словно кружево, резьбе читались традиционные мотивы Амастерии: золотистые тугие колосья пшеницы, могучие и толстые дубовые корни, изображения сов и лисиц. На пьедестале мастера вырезали сложенные грудой мечи с нанесенной на них филигранью. Словно символ, положивший конец распрям между влиятельными домами. На трон небрежно была накинута королевская мантия, как будто забытая в спешке, но так и оставшаяся свисать с подлокотника нетронутой. Мягкий бордовый бархат, украшенный тонкой золотой вышивкой, повторяющий мотив резьбы на королевском троне. Пусть Мастер Древностей и ухаживал за этой регалией, но все же переместить ее в хранилище никто не решался, и поэтому мантия оставалась в ожидании хозяина практически в том же положении, в котором ее оставил сам Король три года назад. Девушка прикоснулась к мантии кончиками пальцев, ощущая кожей мягкость ткани, ища в ней давно угасшее тепло родного человека. И пусть это было всего лишь игрой воображения, ей нравилось представлять, что Король все еще где-то рядом. Просто отошел решать дела государственной важности, оставив официальные регалии за ненадобностью. Но увы… - Принцесса Кассиель, Ваше Высочество, - окликнула ее Корин, находящаяся уже в дверях зала, - нужно торопиться. После смены караула я не думаю, что мы сумеем пробраться в ваши покои незамеченными. Возникнет очень много вопросов, а я не в настроении что-либо пояснять, тем более солдатам из западного крыла. Принцесса отняла пальцы от мантии с легким уколом сожаления, и, подобрав полы платья, легким бегом последовала за своей камеристкой. Замок просыпался и наводнялся привычным шумом, гудел как пчелиный улей. Пришлось немало потрудиться, избегая по пути к покоям принцессы лишних глаз. Многочисленные ниши, которые Кассиель исследовала еще будучи маленькой девочкой, служили укрытием от снующих тут и там горничных, выполнявших свои привычные ежедневные занятия. Хотя, должно признать, сегодня все были немного более взволнованными, нежели обычно, что вызывало в Кассиели недоумение. - Корин, а что происходит? – шепотом поинтересовалась принцесса у камеристки, когда они миновали террасу перед осенним садом и устремились в очередной коридор, ведущий в обиталище принцессы. - Как бы я знала, - ответила Корин, не забывая озираться по сторонам. Убедившись, что коридор был пуст, она быстрым шагом пошла вперед. – Но уверена, что вся эта суета не напрасна. Совет Министров любит давать распоряжения в последний момент. Это ужасно утомляет. Правящий Совет Министров. Кассиель свела брови в замешательстве. Высокие чины вынуждены совместно принимать решения по управлению королевством в отсутствие своего правителя, что получалось у них весьма недурно. Это можно было утверждать, исходя из положения дел в столице. Несмотря на военное положение, Лирилл жил более-менее спокойной жизнью: в нем не прекращалась торговля, земля плодоносила и крестьяне собирали хороший урожай, болезни не угрожали населению. Но все же никто, даже легкомысленные дамы при дворе, не мог избавиться от неугасаемого ощущения тревоги. Эта тревога была сродни тупой зубной боли, беспокоившей время от времени. Нельзя было утверждать, что жизнь за горами была столь же спокойной, как в Лирилле, однако об истине Кассиель могла только гадать. Совет Министров не спешил докладываться юной принцессе о реальном положении дел в Амастерии, предпочитая держать ее в счастливом неведении. «Ваша юность слишком важна для страны, Ваше Высочество», - как-то ответил на ее просьбу присутствовать на заседании Совета Мастер Знаний, «- не стоит тратить ее на сборища, где будут брюзжать и спорить морщинистые старики. Наслаждайтесь жизнью, пейте ее полной чашей. Ваше время еще настанет». - Чтоб его, патруль! - напрочь забыв о приличиях, зашипела Корин, когда едва ступила за угол. Кассиель резко затормозила и захлопала глазами. Учитывая ее одеяние, состоявший из простого льняного платья поверх нательного нижнего, допроса было не избежать. Начиная с вполне себе невинного вопроса «что Вы делаете здесь в столь ранний час» до подозрений в вылазке в город. Учитывая ее статус, Кассиель в любом случае будут песочить министры и преподаватели, а Корин, застигнутую в ее компании, вообще могут разжаловать, а это неслабый удар по репутации юной дамы. Сердце забилось чаще. Пока шаги по коридору приближались, Корин судорожно оглядывалась по сторонам в попытках найти выход из этой весьма неприятной ситуации. К счастью, Кассиель быстро вышла из ступора и, подав знак своей подруге, нырнула в нишу, поверх которой так удачно висел гобелен, изображавший королевскую охоту. - Черт, - тихонько выругалась Корин, собравшаяся было возразить, но как только из-за угла показались патрульные, напустила на себя важный и непоколебимый вид королевской камеристки. Она даже смогла изобразить сделанный вперед шаг, который бы являлся продолжением торопливой походки, когда практически нос к носу столкнулась с солдатами. - Пресвятая Богиня, - почти натурально испугалась она, для пущей убедительности прикладывая ладонь к груди, - прошу простить, господа. Имела неосторожность задуматься. - Пустяки, - проговорил один из патрульных, пропуская камеристку мимо себя. Кассиель узнала этот голос – по иронии судьбы это был тот же патрульный, чуть было не застукавший ее в тронном зале. Сглотнув образовавшийся в горле ком, Кассиель затаилась, когда как Корин, сложив ладони на животе, торопливо прошествовала до дверей покоев принцессы. Ее шаги по мягкому ковру были едва различимы, но после стольких лет практически бок о бок Кассиель с легкостью могла представить то, как величаво она держит подбородок и с какой выправкой она шествует по коридору. Наверняка ловит на себе несколько заинтересованные взгляды солдат, что было совершенно неудивительно – Корин была девушкой видной, хоть и несколько острой на язык. Кассиель улыбнулась своим мыслям. Ее несколько будоражил тот факт, что она остается незамеченной, и эта маленькая шалость будет ее личным приключением в череде похожих друг на друга дней. Корин постучала в двери покоев принцессы и, ожидаемо, не получила никакого ответа. К немалому удивлению Кассиель, камеристка предприняла еще одну попытку. «Что-то не так…» - Проблемы? – из-за гобелена Кассиель услышала голос патрульного. Значит, двойка солдат осталась стоять и наблюдать за действиями камеристки. Плохи дела. - Разумеется нет, господа, - проговорила Корин медленно с некоторой надменностью в голосе, - наверняка Ее Высочество предпочитает нежиться в постели в это прекрасное утро. Нам ли ее за это винить? В коридоре повисла гнетущая тишина. Ни мягких звуков шагов, ни голосов. Только тщательно контролируемое дыхание спрятавшейся принцессы и ускорившееся биение сердца, отдававшееся в ушах бодрой дробью, будто у испуганного крольчонка. - Уважаемые, вы намерены так и дальше стоять, прожигая своими взглядами дыры в моей спине? - Просим прощения, госпожа Мартимис, но мы должны убедиться, что с принцессой все в порядке. Дела не просто плохи, а очень плохи. Обычно все происходит совсем не так, но, видимо, сегодня звезды сошлись не в пользу подруг. А ведь скоро должны будут прийти фрейлины, чтобы сопровождать принцессу во время утренней трапезы, но так не вовремя совершавшие обход патрульные заставляли буквально считать секунды до краха. И зачем только Кассиель решила именно сегодня наведаться в тронный зал? - Чтобы я открыла двери в покои принцессы, и вы увидели Ее Высочество в исподнем, вы хотите сказать? Это вы называете «в порядке»? Кассиель за гобеленом зажала рот ладонями, пытаясь удержать рвущийся наружу смешок. Ох уж эта Корин, использовала запрещенный прием! - Как Вы смеете, госпожа! Это оскорбление! – возмущенно вскричал патрульный, когда как его напарник ограничился сдавленным вдохом. - Как не стыдно… - Я не это имел ввиду! - молодой патрульный старался оправдаться, забыв о приличиях, и в его голосе Кассиель различила дрожь. Ему наверняка о подобном развитии событий и подумать было страшно, а уж увидеть воочию так тем более. Кассиель затряслась от насильно удерживаемого смеха. Это было одновременно жестоко и смешно, но эта невинная шалость была вполне в духе Корин Мартимис. Особенно в том, с каким неприкрытым укором был произнесен вопрос, таился свой шарм, который Кассиель любила всем сердцем и ни на что бы не променяла. - Богиня... Что скажет принцесса, если узнает? А что скажут министры? Даже солдатам нельзя доверять, кругом одни… - Мы уже уходим, - слегка ошалело проговорил старший патрульный, не давая камеристке закончить мысль, - простите дерзость моего напарника. Молодо-зелено, не освоился еще. - Думаю, что я смогу умолчать об этом инциденте, - снисходительно сказала Корин, выждав нужную для представления паузу, - ступайте. - Смиренно благодарю, госпожа Мартимис, - старший патрульный двинулся прочь от дверей покоев в сторону осеннего сада, увлекая за собой опешившего молодого Киллиана. - И как она могла… - тихо проговорил Киллиан убитым голосом, когда поравнялся с гобеленом, за которым тряслась от беззвучного смеха Кассиель. – Как она могла… - Та еще штучка, - хмыкнул старший патрульный, чье имя Кассиель так и не смогла узнать, - как принцесса с ней ладит, ума не приложу. Завершения разговора между солдатами Кассиель дожидаться не стала, да и совершенно не желала. Вместо этого девушка предпочла выровнять дыхание, умудрившись при этом не наглотаться пыли от старого гобелена. Распорядиться бы почистить их все... На тот случай, когда в следующий раз она вознамерится без предупреждения покинуть свою обитель. Прошло еще немного времени, прежде чем Корин у дверей не вздохнула, возводя очи к высоким потолкам. - Можно, - сказала она, видимо, удостоверившись в том, что горизонт был чист. Отодвинув гобелен, Кассиель буквально вывалилась в коридор, потирая слезящиеся от смеха глаза, и направилась к камеристке. - Принцессу в исподнем, значит? - Они загнали меня в угол, - Корин прикрыла глаза и развела руками в стороны, - и не оставили мне выбора. - Это было низко, - Кассиель прищурилась, улыбаясь подруге. - В очередной раз воспользовалась королевским доверием, только и всего, - девушка приложила палец к губам и заговорщически подмигнула принцессе, - но мы об этом никому не скажем, верно? Кассиель кивнула, после чего камеристка вновь постучала в двери покоев, а затем громко и торжественно проговорила: - Ваше Высочество, я вхожу. Ее руки легли на массивные дверные ручки и, приложив усилие, Корин распахнула двустворчатые двери из черного тика. Не дожидаясь приглашения, Кассиель скользнула внутрь большой светлой комнаты и сразу же нырнула за раскидистую ширму. До прихода фрейлин оставалось не так уж много времени, и к этому моменту нужно было быть уже готовой к утренней трапезе. Но прежде… - Ваше Высочество, Вы забыли, - Корин торопливо сунула в руки принцессе каталог, между страниц которого небрежно торчали кусочки ткани и разноцветные полоски бумаги. Возводя глаза к потолку, Кассиель приняла каталог и отложила в сторону, предпочитая заниматься непослушными узелками платья. Завязки не хотели поддаваться, постоянно путались в пальцах или завязывались туже, отчего принцесса начинала спешить еще сильнее. Однако на душе воцарилось спокойствие: слишком многое произошло этим утром, но это маленькое приключение смогло вернуть девушке равновесие. Хандра, преследовавшая ее несколько недель, ослабила хватку, и теперь сил, казалось, должно было хватить не только на бесцельное хождение в садах и чтение опостылевших философских трактатов. Наконец справившись с непослушными завязками, Кассиель отбросила пыльную тряпицу в сторону, а Корин поспешно запихала некогда платье ногой под кровать. В этот момент подоспели горничные, спешно принявшиеся собирать расхристанную постель, менять свежие цветы у туалетного столика и уносить вчерашнюю одежду в стирку. Кто-то спешно прошествовал к окнам спальни и раскрыл створки настежь, впуская в комнату свежий воздух. Корин, облегченно вздохнув, приземлилась на низкий пуфик у постели принцессы и, выпрямив спину, напустила на себя царственный вид. Кассиель была готова поклясться, что этим самым видом она не уступала монархам, однако стоило принять во внимание, что теперь, будучи не наедине, следовало держаться церемониала. Фамильярное отношение с королевскими особами могло породить множество слухов среди прислуги, что могло плохо отразиться на положении самой Корин. Несмотря на их тесную дружбу с самого детства, следовало помнить, что Кассиель – наследная принцесса из рода дель`Аннергейн, когда как Корин лишь камеристка, хоть и происходящая из знатного рода. Поэтому оставалось лишь поддерживать этот танец молчания и недосказанности для всеобщего блага, но все же время от времени выдавался случай почувствовать присутствие подруги рядом. Без лжи и недомолвок, ощущать тепло и сочувствие. Сейчас же спектакль придется доигрывать до конца. - Ваше Высочество, - серьезно начала разговор Корин, - могу ли я предположить, что Вы выбрали наряд для завтрака? - Да, - с готовностью ответила Кассиель, тем временем спешно пролистывая каталог дрожащими пальцами. Достаточно пухлая, прошитая золочеными нитками, книга меняла свое содержание чуть ли не каждый сезон, но сейчас, к жуткому облегчению Кассиель, каталог все чаще составлялся из повторяющихся тканей и фасонов. Для двора было важно, чтобы королевская семья всегда выглядела хорошо и дорого – так создавалось впечатление, что дела в стране идут не так уж и плохо, раз двор мог позволять себе драгоценные камни, тяжелую парчу и золото. Принцесса не могла понять смысла в этом расточительстве, ведь идет война, по слухам, распространяющаяся все дальше и дальше вглубь страны. Однако ей стоило выглядеть безупречно и отождествлять собой надежду в глазах народа Лирилла. Символ стабильности, лицо Амастерии. Кровь от крови династии, когда-то приведшей страну к стабильности и процветанию. Показавшись из-за ширмы, принцесса оставила открытым каталог на той странице, где, по ее мнению, указывался подходящий для смены сезона цвет и фактура ткани. Корин кивнула одной из служанок, и та передала каталог из рук принцессы камеристке. Корин свела вместе брови, внимательно изучая содержание выбранного туалета. Спустя пару минут она перевела взгляд на принцессу и коротко кивнула. - Прекрасный выбор, Ваше Высочество, - проговорила она деловито, затем обернулась к горничным, уже готовым внимать ее приказу, - платье из пустынного шифона и набор драгоценностей с россыпью бриллиантов. Побыстрее. И да, будьте осторожными – ткань легко повредить, а она очень дорогая. Корин жестом велела горничным исполнять распоряжение. И комната опустела практически мгновенно. Воцарилась тишина, прерываемая лишь далекой трелью утренних птиц в саду. Камеристка встала со своего места и подошла к кадке с теплой водой. Взяв в руки и смочив в воде мягкую тряпицу, девушка подошла к принцессе. - Оботрите лицо и ноги, Ваше Величество, раз уж времени на омовение нет. Пыль на Ваших щеках явно не будет смотреться с выбранным платьем, - Корин усмехнулась, глядя на Кассиель. – И желательно это сделать не в обратном порядке. Принцесса мягко улыбнулась подруге и, подумав с секунду, приняла тряпицу из ее рук и принялась отирать щеки и шею, а затем лодыжки и ступни. Мягкий ворс источал сладкий запах миндаля. - Я даже не смотрела, что выбирала, - проводя тряпицей по стопе, почти прошептала Кассиель, неловко улыбаясь. - А я знаю, - Корин не растерялась, - но не волнуйтесь, я прослежу за тем, чтобы все было подобрано идеально. - Я ни капли не сомневаюсь в твоем мастерстве делать неказистых принцесс прекрасными, милая Корин. - Довольно лести, Ваше Высочество, - камеристка взяла из рук принцессы тряпицу едва заметными разводами пыли. Ее лицо снова сделалось непроницаемым, но в голубых глазах плясали веселые огоньки. В дверях показались служанки с увесистыми свертками в руках, кто-то из них нес шкатулки с драгоценностями. Настало время туалета. Корин достала из-под кровати принцессы небольшую прямоугольную тумбу из красного дерева и поставила ее в середину комнаты. Кассиель, повинуясь едва заметному кивку камеристки, вышла из-за ширмы в легком нательном платье из нежного атласа и встала на тумбу. Принцесса ощущала себя изваянием, безмолвной куклой, которую доводит до совершенства мастер-кукольник. Приняв из рук горничной сверток с платьем, личная камеристка принцессы развернула хрустящую вощеную бумагу, оберегающую ткани от сырости в королевской гардеробной. В воздухе запахло лавандой. Корин подхватила платье на руки и поднесла его ближе к принцессе, дабы та оценила богатство вышивки и подтвердила свой выбор. По большому счету Кассиели было абсолютно все равно, что на ней будет надето сегодня утром, поэтому она быстро кивнула подруге в знак согласия. Камеристка кивнула в ответ, а затем, полуобернувшись к горничным, жестом приказала разворачивать и другие свертки. Тишина утра испарилась в шелесте бумаги. День степенно входил в привычное русло, и Кассиель послушно вторила рукам Корин, одевавшей свою принцессу. Ткань платья цвета спелого персика текла сквозь пальцы легким пустынным шелком, касалась своей гладкостью оголенных икр и ступней. Приятное ощущение. Пока Корин расправляла складки на подоле, Кассиель провела ладонями по лифу платья, талии, а потом и бедрам, чувствуя под пальцами тончайшую вышивку из серебристых нитей с мельчайшими вкраплениями из светло-желтых опалов. За спиной, искусно подшитый к швам на плечах, тянулся легчайший, словно крылья, шифоновый шлейф в тон к платью, подчеркивающий утонченный девичий силуэт. Тем временем камеристка по очереди надела на ноги принцессы коротенькие хлопковые следки, а затем и шелковые туфли на невысоком каблуке. Практически все было готово, однако оставалось еще несколько маленьких штрихов. - Благодарю, дамы. Теперь вы свободны, - камеристка принцессы обернулась к прислуге. Служанки, в свою очередь, поклонившись принцессе, поспешили покинуть королевские покои, оставив саму Кассиель и госпожу Мартимис наедине. Двери спальни закрылись, настало время Ритуала. Подобрав подол платья, принцесса легко спустилась с тумбы и неспешно подошла к туалетному столику с венчавшим столешницу большим зеркалом в резной бронзовой раме. Легкий сквозняк, гулявший по комнате, колыхал полупрозрачные лепестки гортензии, что шапкой стояла в тонком графине. На столике, в каком-то неведомом для девушки порядке, расположились всевозможные баночки с ароматным и цветным содержимым. О назначении большинства из них Кассиель могла только догадываться, уповая на знания Корин в этом вопросе, и та, в свою очередь, выполняла свою работу как всегда блестяще. Корин подошла к Кассиели, едва слышно шурша тканью платья и, взяв в руку расческу с туалетного столика, жестом предложила принцессе сесть. Кассиель, молча кивнув, села на стул и, подняв взгляд, посмотрела в зеркало. В его недрах отражалась молодая девушка с густыми длинными волосами цвета рассвета, как любил называть их Король. Светлые, едва тронутые красноватым отблеском, они струились по плечам и спине, тонкими прядками изредка падали на лицо, подчеркивая кожу светло-медового оттенка. Аккуратный прямой нос, небольшой рот и чуть заметная россыпь веснушек на скулах. Едва вздернутые брови, что делали взгляд светло-карих, как благородный янтарь, глаз широким и открытым. «Осеннее дитя», что вобрало в себя свет угасающего сентября и запечатлело навек. Увы, Кассиель не нравился этот своеобразный титул, но сказать об этом прямо она не могла, жалея своего Короля – ему приносило радость это прозвище. Слишком многое было с ним связано, и девушка молча делала вид, что ей совсем не больно. Она хотела видеть на его лице только радость. Ради этого стоило держаться. Корин медленно провела расческой по волосам принцессы, вначале по кончикам, распутывая мелкие узелки, затем по всей длине. Спустя мгновение камеристка принялась заплетать незамысловатую прическу, убирая мешающие пряди с ее лица. Такие моменты утренних сборов более всего нравились Кассиели. Моменты почти интимного единения, когда можно еще на пару мгновений отсрочить миг погружения в ежедневную рутину, которая требовала от нее как от принцессы держать лицо непоколебимого спокойствия. Сейчас как никогда все придворные должны видеть ее сильной, достойной своего титула и места в славной династии королей. Странно было думать о том, что еще пару лет назад это было невыносимо сложно, однако теперь играть в эту замысловатую игру было куда как проще. Но отнюдь не так интересно. Кассиель на мгновение прикрыла глаза, вслушиваясь в прикосновения подруги, ее легкие касания к коже, когда она надевала на ее шею тонкие, как нить, украшения. А затем и к лицу, когда Корин начала накладывать легкий макияж. - И последний штрих, - резюмировала камеристка, окуная кисть в баночку с виноградным маслом и нанося капельку на нижнюю губу принцессы. Кассиель сомкнула губы, и кончика языка на мгновение коснулась горечь ароматного масла. – Думаю, что теперь мы готовы выйти в свет. - Спасибо, Корин. - Не стоит благодарности, это, все-таки, моя работа. - Нет, я не про это все… - Говорю же, не стоит благодарности, - Корин мягко улыбнулась принцессе. Кассиель улыбнулась ей в ответ, зная, что подруга все прекрасно поняла без слов. В этом таилась своя маленькая магия, и ее Кассиель бережно хранила у сердца, обращаясь к ней в самые тяжелые минуты, коих прошло не так уж и мало. - Оу, чуть не забыла, - Корин спохватилась и через мгновение уже набрасывала на плечи принцессы накидку в тон к платью. По плечам расплескалась легкая шифоновая ткань с вышивкой, вторящей платью. Кассиель встала с места, и теперь накидка струилась недлинным шлейфом по полу. – Поговаривают, что сегодня будет прохладно. Двери покоев распахнулись, и в коридоре показались королевские фрейлины. Четыре девушки приблизительно ее возраста, одетые по последней моде и так же богато, практически одновременно поклонились принцессе, приседая в глубоком реверансе. Кассиель же удостоила их легким поклоном головы, сложив изящные ладони на плоском животе. За окнами солнце поднялось выше гор, заливая светом коридоры и комнаты. День вступил в полную силу, а посему новый раунд игры ознаменовал свое начало. - Ее Высочество, принцесса Кассиель Леона дель`Аннергейн, - продекларировала Корин за ее спиной, почти торжественно водружая на голову тонкий венец с россыпью ярких, как звезды, бриллиантов. Еще одна королевская регалия как знак принадлежности к семье Королей. Фрейлины поднялись и встали по обе стороны от коридора, давая дорогу принцессе в сопровождении камеристки, дабы потом замкнуть процессию на пути к обеденному залу.